Великан

– Саня. Из Питера, – сказал глазастый, похожий на огромного пингвина, мальчишка и стукнул меня по голове пластиковой бутылкой из-под «Колокольчика». Нам было лет по десять, Сашка на всё лето приехал в мою деревню из Санкт-Петербурга. Бабушки  наши были подругами.
– Играйте вместе, – сказали они и выставили нас во двор большой северной избы.
Гость засмеялся и замахнулся снова.
– Ты дурак? – я хотел было отобрать бутылку. Мальчишка поднял её над головой и толкнул меня в грудь.
– Сам такой.
Нависавший надо мной улыбающийся великан казался каким-то совершенно нездешним, нелепым в своих резиновых шлепанцах на босу ногу, белой рубахе и трениках.
– У вас там все такие? – спросил я, сложив руки на груди.
– Где?
– Ну, в Питере вашем все такие дураки?
– Город большой, дураков много, – пожал плечами великан. - Ты обиделся что ли? – неподдельно удивился мальчишка. – Ну, прости, Антоха. Хочешь, я и себе долбану?
Он стукнул по растрёпанной русой голове этой бутылкой раздора и, широко размахнувшись, засвиснул её далеко в соседский огород.
– Теперь дружба?
– Больше так не делай, – наставительно сказал я. – И бутылки не раскидывай. Увидит дядя Леня, и мы никогда не узнаем, где щуки такие здоровенные водятся.
Я раскинул руки в стороны.
– Ого! – округлил глаза Саня. – Прости, я ж деревенских порядков не знаю. Научишь?
Он протянул мне свою лапищу.
– Ладно, – я ответил на рукопожатие. – А ты чего так вырядился?
– Да уж, – протянул Саня, глядя на мой камуфляжный костюм и почти новые кеды. – У бабки нет на меня одежды, а из дома я ничего такого не привёз. Могу и босиком. Штаны, рукава закатаю.
– Пойдем пока так, – я махнул рукой. – К нашему погребу. С угора вид на всю округу.
Деревня раскинулась на высоком берегу большого вытянутого острова вдоль холмогорского рукава Северной Двины. С крутого угора мы смотрели, на зеркало воды, на парящих перед глазами чаек, на неровный забор ельника, отражающийся в реке.
– Красота! – Саня хлопнул меня по плечу.
– Смотри дальше, – я развернулся. – Вон, напротив, за двойным тополем и медпунктом, видишь, там, где старая мельница,  бывшая колхозная мастерская.
– Класс! А я думал, что это за башня стоит здоровенная?
– Говорю тебе, мельница старинная.
– Побежали, поглядим! – не дожидаясь, Саня рванул прямо через картофельное поле на дорогу.
Мы обогнули избу-медпункт и встали посреди дороги, задрав головы, перед огромной деревянной ветряной мельницей.
– Дед рассказывал, в его детстве ещё работала. Говорят, там мельника в жерновах перемололо. С тех пор закрыли.
– Давай залезем!
– Можно, – я качнулся в сторону. – Только как мы туда попадём? Она же на замке.
– Сломаем!
Саня зашагал к мельнице. Я посмотрел на его могучую косолапую фигуру и подумал, что, пожалуй, хорошо бы иметь такого друга.
Раньше мы с местными пацанами ходили на пляж, гоняли в футбол, рыбачили, но с прошлого года эти же ребята перестали брать меня в свои игры, дразнили городским. Забыли, что я тут родился и с первых шагов топал по деревне. Может, завидовали, что отец привозил меня сюда на машине, или что щеголял я на рыбалке в сшитом тёткой защитном костюме и новеньких сапогах. Сами они гоняли в калошах и штанах, подпоясанных верёвкой. Может, им было интереснее дружить «против кого-то».
Саня погладил нагретое солнцем дерево сруба, принюхался. Пахло чем-то автомобильно-механическим. Подёргав перекосившуюся дверь из крепких досок, звякнул ржавым амбарным замком, заглянул в щель. Поманил.
Там виднелась крепкая лестница, ведущая наверх, механизмы и ящики, полные железяк. В воздухе, паря, переливались пылинки. У меня вдруг засосало под ложечкой.
– Эй, вы!
Я отпрянул от двери и ударился макушкой о подбородок моего нового знакомого. Тот ойкнул.
На дороге стояло двое деревенских пацанов. Самых отъявленных.
–Чего там забыли? – лениво пережёвывая слова, качнул головой Карась. Он отмахивался футболкой от разыгравшихся на жаре оводов, сдвинул кепку на затылок. Мокрая чёлка прилипла ко лбу.
Я пожал плечами.
– Сейчас и посмотрим, – шагнул к нам рослый и мускулистый Гришка Цыган, загорелый до черноты.
– Это кто такие? – не стесняясь, громко спросил у меня Саня.
– Эй, ты, пухлый, – Карась указал на моего товарища. – Ну-ка, поди сюда.
– Тебе надо, ты и иди, – великан почесал нос и сложил руки на груди. – Я, может, и толстый, зато у тебя морда, как шайба.
Цыган захохотал. Саня отвернулся, задрал голову и принялся рассматривать мельницу.
– Ну, толстый, ходи-оборачивайся, – Карась подобрал с обочины дороги сухую коровью лепёху, запустил в нашу сторону и угодил Сане между лопаток.
– Ах ты, мелкая сволочь! – возмутился великан и попёр на деревенских, как медведь. Даже Гришка Цыган рядом с ним выглядел хрупким. Мальчишки благоразумно припустили, откуда явились.
– Видал? – Саня нагнулся, брезгливо разглядывая лепёху. – Хорошо, что высохшая.
Дома за чаем с шаньгами бабушки качали головой, слушая наш рассказ. Дед вручил Сане старый велосипед, чтобы мы вместе катались.
– Сашка, не связывайся с этими разбойниками, – напутствовала баба Лиля. –  У Гришки вон брат с тюрьмы вернулся.
Великан пожал мне руку и заскрипел педалями старого велосипеда.
С утра пораньше я накопал червей и начал сборы на рыбалку. Пара донок, пара длинных деревянных удочек, вещмешок.
Воздух плавился от зноя. Дед сказал, будет гроза.
Саня заявился ближе к обеду, ведя велосипед рядом.
– И кто кого возит?
–Так это, – почесал в затылке Саня. – Сначала у него сидюлька отвалилась, больно! Потом, я её кое-как присобачил, но педаль отпала.
Он прислонил раненый велосипед к забору.
– Деревенских встретил. Пришлось бежать вместе с великом твоим. Не бросать же.
– Убежал?
– Догнали. Сегодня в полночь встречаемся у старой мельницы. Ты со мной?
– Я хотел тебя на рыбалку позвать, – поглядел я на банку с червями, поставленную вялиться на солнце.
– Струсил?
Я промолчал. Саня присел рядом на крыльцо.
– Не буду же я все лето от них бегать. Да ещё с велосипедом.
– Велик-то мы починим…
– Пойдём, – великан толкнул меня плечом. – Вдвоём они нас не одолеют.
Рыбалка отменялась.
Вечером собрались тучи. Я сидел один в летней комнатке, оборудованной дедом  на чердаке, глядел в приоткрытое окошко. Сначала громыхало вдали. Вскоре крупные капли запузырили лужи на дороге, горохом прокатились по шиферу. Тянуло прохладой и влажным запахом сада.
Часы показали половину двенадцатого. Небо то и дело вспыхивало, от раскатов дребезжали стёкла в раме. Берёзы семафорили в небо. Я натянул футболку и штаны, прокрался на сеновал и через передворье выбрался из дома. Овцы жалобно блеяли, почуяв человека. Пёс даже носа не высунул. Поливало, как из ведра.
Глубоко вдохнув, я выскочил из-под навеса и припустил, что было сил, в сторону мельницы, зловещим бастионом темневшей вдали на фоне перламутрового света северной ночи. Спустя секунду одежда промокла до нитки, ноги разъезжались в грязи. Ветер подгонял меня, толкая в спину, а раскатистый гром ускорял вдвойне.   
Подбегаю к мельнице – замок сорван, дверь приоткрыта. Внутри темно, но глаза быстро привыкают. Пахнет одновременно чердаком и подвалом. Ветер воет где-то в высоте. Капли стучат по металлу расставленных кругом ящиков. На одном из них сидит Саня. Напротив Карась, Цыган и ещё пара парней, лица в сумраке. Все, насквозь сырые, молчат и напряженно смотрят друг на друга.
Где-то вверху громыхнуло, захлопала крыльями птица.
– Мельник тут работал, – Гришка глубоко затянулся, огонёк папиросы осветил загорелое лицо. – Выпивоха был. Говорят, здесь и жил на третьем этаже. Однажды полез за бутылкой, которую заначил до лучших времен, и в жернова попал. Рассказывали, что кровь текла сверху как дождь.
Цыган подставил ладонь под падающие капли.
Все невольно посмотрели на потолок.
– Теперь ненастными ночами его неупокоенная душа бьется в стены мельницы и не может вырваться.
Саня подобрал колени к подбородку. Кто-то шмыгнул носом.
– Слабо тебе, толстый, на самую верхотуру подняться и до утра высидеть?
Все посмотрели на великана.
– Я ничего не боюсь, – отчетливо произнёс Саня, глядя в пол. – Мы с Антохой поднимемся. И покажем всем вам.
На меня напал кашель. От дыма, наверное.
– Давай. Вот фонарик. Зажгите его на самой верхушке, чтобы мы видели. А дверь запрём. Утром откроем и выпустим, если живы останетесь. Говорят, старик любит пить кровь незваных гостей.
Деревенские встали со своих мест и высыпали из мельницы в непогоду. Грохнула дверь, лязгнул навесной амбарный замок.
– Закрыли… – прошептал я.
Великан первым стал медленно подниматься по лестнице вверх. На втором этаже сквозняк забирался под сырую одежду, меня знобило. Саня высвечивал тусклым лучом фонарика огромные деревянные шестерни, на которых развевалась паутина, упрямо полз наверх по крутой лестнице. Я не отставал.
Ступени предательски скрипели, мельница ходила ходуном. Наверху кто-то заворчал.
– Это он? – Саня обернулся ко мне. В лице ни кровинки, глаза огромные.
Мой товарищ приподнял люк на третий этаж и осветил помещение фонарём. Ударил гром, и мы кубарем слетели вниз.
– Что ты видел? – схватил я товарища за руку.
– Там, – Саня отдышался. – Там птицы сидят во всех местах.
– Какие птицы?
– Обычные. Голуби. Всё в голубином помёте. И сыро. Дождём залито.
– Может, не полезем? – я с надеждой посмотрел на друга.
– Иди сюда! – позвал он минуту спустя откуда-то сверху. – Ну, скорее!
Небольшое пространство под круглым сводом мельничной крыши продувалось всеми на свете ветрами. Огромный вал вёл к несуществующим уже лопастям. По углам жались напуганные мокрые, как курицы, голуби.
Саня высадил доску из основания крыши и посмотрел наружу.
– Вот это вид!
С исполинской высоты  деревня была как на ладони. Молнии освещали кипящую реку, потревоженный грозой лес за рекой, низкую рванину проносящихся туч. Дождь хлестал как ивовой вицей.
– Э-ге-ге-е-е-й! – заорал Саня в темноту ненастья, размахивая фонариком. – А-а-а-а! – присоединился я.
Мы расхохотались и, обнявшись, заплясали на пятачке под самым небом, проливающим на нас тонны воды.
–Теперь я точно ничего не боюсь, – заявил, усаживаясь прямо на пол Саня. – Я и призрака этого не боялся. Знал, что он нас не тронет.
– Почему?
– Меня батя защищает. Он помер. Присел на ступеньку на спуске к Неве и всё.
– Сердце?
– Наркотики, – Саня помолчал. – Отец мне снится часто. Тревожится за меня, так что он бы нас, в случае чего, защитил. Знаешь, у меня столько ситуаций в жизни было, когда, казалось, всё, хана. И отец с того света приходил на помощь.
– Расскажешь? – я посмотрел с надеждой.
– Когда-нибудь. У нас всё лето впереди.
Мы сидели, обнявшись, на вершине старой мельницы, гордо возвышавшейся над притихшей деревеней. Гроза, ворча, уходила дальше. Небо светлело.
– Ну что, пойдём? – Саня поднялся и протянул руку. 
Оказалось, цыган просто погремел замком, не заперев дверь. Выйдя на дорогу, мы, не сговариваясь, оглянулись на мельницу.
– Одинокий великан, – будто прочитав мои мысли, сказал Саня. – До завтра, Антон. Я спать.
Он вразвалку пошёл к своему дому. Деревенские больше его не трогали.