Сон 2211 Сад летающих островов

 

I. Поезд

Это был один из тех немногочисленных, странных снов, к которым невозможно подготовиться.
Я уже не помню своего состояния тогда — память размыта временем, как старое фото, оставленное на солнце.
Но сам сон, странное дело, остался удивительно отчётливым — будто запечатлённый на плёнке другого мира.

В тот день мне предстояло отправиться по каким-то делам на другой конец города.
Всё казалось обыденным: серое утро, холодный воздух у входа, пропитанный знакомым с детства запахом подземки, и то самое привычное ощущение дороги — бесконечного движения металлического червя в кромешной темноте.
Я жил тогда почти у самого начала линии, а ехать нужно было в конец, читай целую часовую одиссею под землёй.
В этом было некое скрытое удобство: можно было самому выбрать любое место в вагоне, чтобы максимально спрятаться от суеты, пока поезд постепенно наполнялся чужими лицами.
Я, как всегда, зашёл в третий с конца вагон — пустой, гулкий, будто всё ещё хранящий эхо покинувших его горожан.
Уселся у торца, ближе к темнеющему провалу окна, подальше от тех, кто вскоре наполнит вагон спёртым дыханием, сонными взглядами и рассеянными разговорами ни о чем. Другими словами , я приготовился отдать в жертву железному червю около 60 минут своей неповторимой жизни, смирился с вынужденной катотонией, даже книгу помнится достал...
Однако, стоило мне лишь на мгновение закрыть глаза —  как я мгновенно и совершенно  неожиданно почувствовал, что проваливаюсь в иной поток.
Без перехода, без границы между сном и явью.
Будто кто-то просто выключил свет — и включил другой, внутренний.


II. Остров

Я очнулся на длинной, будто выточенной из мрамора скамье — прохладной, тяжёлой на вид и какой-то совершенно чуждой.
Вокруг раскинулась небольшая полянка, утопающая в сочной,  неестественно зелёной траве.
Неподалёку от скамьи росли аккуратно подстриженные кусты и молодое деревце — всё выглядело так упорядоченно, словно кто-то создал этот уголок по заранее продуманному замыслу.
А за пределами зелени начиналась тьма — глубокая, антрацитовая, бездонная и холодная...
Как картина космоса, если бы кто-то могущественный однажды снял с неё все звёзды.

Пробуждение принесло с собой странный, едва уловимый звук — ровное низкое гудение, которое будто пронизывало воздух и меня вместе с ним.
Я долго не мог понять, откуда оно исходит, пока не ощутил, что сам воздух вокруг дрожит, словно натянутая струна.
Я поднялся и огляделся.
На мне было надето нечто среднее между монашеской рясой и академической мантией.
Чёрная, просторная одежда почти полностью скрывала мою фигуру, а огромный капюшон отбрасывал густую тень на лицо.
Единственным ярким элементом был странный плетёный золотой шнур с кисточками — пояс, словно символ, смысл которого я не мог вспомнить.
Мой островок оказался крошечным, с чёткими, будто вырезанными границами, за которыми зияла неподвижная пустота.
Когда я подошёл к самому краю, всё стало ясно: этот клочок земли заключён в прозрачную оболочку, похожую на гигантский мыльный пузырь.
Но это было не стекло и не вода — скорее, некое силовое поле, удерживающее меня внутри.
Я коснулся его ладонью — поверхность отозвалась мягкой вибрацией, будто нечто живое прислушалось в ответ.
И тогда я увидел: вокруг таких островков множество.
Они парили в пространстве, каждый в своей сфере, то поднимаясь, то опускаясь в выемки, мерцавшие внизу — в теле далёкой, сияющей Земли.
Вместе они образовывали нечто среднее между парком и взлётной полосой — садом, где миры, казалось, ждали своей очереди на возвращение.

III. Академия

Мой остров мягко опустился в одну из выемок — точно, аккуратно, словно лёг на заранее предназначенное место, как деталь грандиозного пазла.
Рядом приземлялись и другие острова, и вскоре вся эта взлётная полоса летающих мирков превратилась в величественный парк — бескрайний, сияющий, невообразимо прекрасный.
Я мог бы многое рассказать об этом парке — о его формах, фонтанах, переливах света — но вдруг всё исчезло.
На какой-то остановке, видимо, зашло слишком много людей, и кто-то толкнул меня плечом, небрежно усевшись рядом.

Я проснулся — раздражённый, досадующий.
Буквально ощущал, как чудесный парк, это дивное пространство моего сна, ускользает, словно песок между пальцев.
Однако сон ещё держал меня на самой кромке сознания, и я, не раздумывая, потянулся обратно — почему-то не сомневаясь, что попаду в то же самое место.
Закрыл глаза и провалился — словно нырнул в ту же реку, наплевав на все расхожие истины о невозможности дважды войти в один и тот же поток.

Теперь парк остался позади.
Я точно знал, где он находится, — ощущение было настолько явным, будто я мог повернуть туда в любой момент.
Мы шли по мощёной белым камнем тропе, теряющейся в густом лесу.
Рядом со мной шла девушка. Необъятный капюшон её рясы скрывал лицо, и я понял, что это женщина, лишь по голосу — тихому и мягкому, как шелест листвы.
Вокруг двигались и другие люди.
Они петляли меж деревьев, их силуэты почти не различались — все были облачены в одинаковые широкие одеяния, словно монахи или ученики древнего ордена.
Разница между мной и остальными заключалась только в цвете шнурка, которым мы были подпоясаны: у меня — золотой, у них — чёрные, а у моей спутницы — белый.
На головах у всех были огромные капюшоны, скрывающие лица, и лишь по голосам можно было понять, что большинство из них молоды.
Мы шли долго, пока лес не начал редеть, и впереди, в серебристом свете здешнего светила, не показалось здание — большое, строгое, будто высеченное из света и тумана.
Это была Академия.
И именно к ней вела наша дорога.

IV. Имя

Мы с Мией — так звали мою спутницу — неспешно прогуливались по мощёным лесным тропинкам, петлявшим среди деревьев, но неизменно ведущим к Академии.
Лес шумел, и в этом шуме легко можно было различить шёпот. В бескрайней лазури плыли низкие облака, а странное серебристое солнце этого мира светило, но почему-то почти совсем не грело.

Вдруг тонкая рука Мии коснулась моей.
Темнота под её капюшоном тихо спросила:

— Почему ты так редко посещаешь нас, Маннан?

Я растерялся, но всё же успел отметить про себя, что очередное странное имя снова начинается с буквы «М».
— Как ты назвала меня? — переспросил я, стараясь запомнить новое сочетание звуков, на которое теперь следовало откликаться.
— Подозреваю, что в других мирах ты носишь иные имена, — ответила она чуть смущённо. — Однако здесь, у нас, тебя зовут Маннан Маклир.
Тема моих странных имён уже давно занимала меня до крайности. Я чувствовал, что вот-вот пойму что-то важное…
Где же ещё искать ответы, как не в Академии? — мелькнуло в голове.
— Ты не ответил на вопрос, — с лёгким упрёком напомнила Мия. — Ты совсем перестал у нас появляться, Маклир. А ведь именно ты обещал, что хотя бы один из «золотых поясов» будет навещать Академию.
Я оторопел от её напора. Ещё мгновение назад Мия была самой кротостью, обращалась ко мне чуть ли не на «вы» — и вот теперь вычитывает. Видимо, я и правда что-то такое обещал... Как жаль, что совсем ничего не помню.
И вдруг — словно внутри меня что-то щёлкнуло.
Я почувствовал, как не я, а кто-то через меня начинает говорить: оправдываться, объяснять, что в пределах Пяти Нерушимых Миров их Академия отстоит слишком далеко от троп Мамору Альфарага, и добраться сюда стоит немалых сил. Особенно если учесть, что потенциал нынешнего Носителя почти полностью задействован Пауком...
Я совершенно ничего не понимал. Более того — осознал, что больше не управляю сном. Я лишь наблюдал, как мой голос и тело живут сами по себе, подчиняясь чужой воле.
И именно в тот миг, когда я начал осознавать, кто во мне говорит, — меня снова разбудили.
Я открыл глаза — сначала не до конца понимая, где нахожусь, — и уже готов был отчитать наглеца, не ведающего правил приличия. Но, вспомнив секунду спустя, что нахожусь в общественном транспорте, лишь раздосадованно вздохнул.
Рядом со мной сидел огромный мужчина, буквально впечатавший меня в сиденье своей бегемотоподобной тушей. Очевидно, именно он и разбудил меня, когда прицеливался, как бы уместиться в соседнем кресле.
Положение моё было плачевным: я был буквально раздавлен. Но, к собственному удивлению, внутренне возликовал, внезапно осознав, что видение всё же не успело меня покинуть.
Я быстро убедил своё взбунтовавшееся эго, что толстяка ко мне призвала сама Судьба — чтобы беречь мой сон, фиксируя в пространстве моё тело и отгоняя своей массой прочих пассажиров.
Вздохнув и даже слегка усмехнувшись ситуации, я снова закрыл глаза — решив во что бы то ни стало досмотреть свой чудесный сон.

V. Прощание

Я закрыл глаза — и тут же открыл их на другой стороне.
Я лежал, растерянно глядя сквозь свою полупрозрачную руку на сияющее серебром солнце. Свет проходил сквозь пальцы, дробясь на призрачные искры.
Где-то справа встревоженно лепетала Мия. Я повернул голову и увидел выбившуюся из-под капюшона прядь рыжих волос и её голубые, полные тревоги глаза.
— Ты куда-то пропадаешь, Маклир… Что происходит? — спросила она, будто боясь услышать ответ.
Я снова посмотрел на свою прозрачную руку — уже не руку, а контур света, растворяющийся на ветру, — и с грустью произнёс:
— Моё время заканчивается. Силы иссякают. Моё последнее появление здесь стало возможным только благодаря тебе...
Я пришёл попрощаться.
Мия молчала. Только её губы дрогнули, будто она хотела что-то сказать, но слова не находились.
Я видел, как она тянет ко мне руку, а сквозь неё — как весь мир постепенно расслаивается на свет и воздух.
— Прощай, Мия, — тихо сказал я.
И проснулся — в поезде, под монотонный голос диктора, объявлявший, что пассажирам следует покинуть вагоны.
Сон растворился.
Но чувство утраты осталось — такое, каким бывает лишь то, что когда-то было реальнее самой жизни.