Счастье кругами не ходит

1
По деревенским меркам с фигурой Любе повезло. Высокая, монументальная, она сверху вниз глядела на большинство мелковатых городских мужичков. Ей бы таскать фляги с молоком на родной дойке, как в юности, или на лесозаготовке махать топором, но Люба выбрала городскую жизнь, поэтому устроилась работать продавцом-кассиром.
Покуда матушка жива была, Люба подле неё хозяйство вела, а как похоронила мать, продала скотину, заколотила окна родительского дома, пересчитала накопления и переехала на окраину областного центра, где жильё подешевле, люди попроще, чем в центре.
Мужика искать подалась, судачили соседские бабули. Девке тридцать пять, а она все одна, возле мамкиной юбки просидела. Вон, её одноклассницы внуков нянчат! Пора и Любке к кому-то прислониться. Счастья в жизни девка не видала, так пускай в городе его поищет.
Сама Люба не считала, что поехала в город «за мужиком». Ей хотелось попробовать пожить «как все», как по телевизору показывают, чтобы душ, унитаз, незнакомые люди на улицах, круглосуточные магазины, акции и скидки в огромных торговых центрах, асфальт, удобная и красивая одежда и обувь. Быть как все – тоже счастье.
Летом деревню наводняли пожилые горожане с внуками, заселяясь в ухоженные избы или новенькие домики. Они с удовольствием покупали у Любы молоко, творог, яйца, мясо, хвалили чистый воздух и мечтали «осесть на земле» насовсем. Чудаки, дивилась на них Люба. 
К октябрю лысели перелески, опадала трава, воздух становился прозрачным, призрачными становились деревенские улочки-переулочки. Бывало, сидит Люба на крыльце, глядит на летящие мимо желтые берёзовые листья, и ни один человек мимо не пройдёт до самых сумерек, потом уж и дорогу не видно – темень, дождь накрапывает. Тоскливо, чего там…
– Считать умеешь? – спросила заведующая магазином, красивая блондинка с непостижимой городской талией. Люба стояла перед начальницей навытяжку. Впервые она собеседовалась на настоящую работу!
– Я на продавца училась,  – кивнула она. Круглые щеки зарумянились. – Только давно.
– Вижу, что давно. Возраст выдает, – ужалила «оса». – Тебе сорок? Больше? Работала в магазине раньше?
Люба много где работала.
– Чего ты её экзаменуешь? – подошла и затараторила маленькая рыжая женщина в очках. На её лбу кончики повязанного платка задорно торчали в разные стороны, как рожки. «Солоха», пришло на ум Любе. Правда, на киношную Солоху тетка была совсем не похожа, зато так проще запомнить нового человека.  – Работать некому, она экзаменует! Сади стажёрку рядом со мной! Или у тебя очередь из желающих стоит?
– А ты иди на кассу, работай, – упёрла руки в бока заведующая.
– Там Оксанка стоит. Чего вдвоём-то делать? Покупателей нет, – Солоха развела руками. Магазин был безлюден.
– Судимости есть? – всё кружила вокруг Любы Оса.
– Что вы!
– Дети? Муж?
– Нет
– Живешь рядом?
– Тут. Поблизости.
– В деревяшке что ли? – изогнула бровь Оса.
– В общежитии. У меня комната. Есть плитка, диван, удобства на этаже, – похвасталась Люба.
– Завидная невеста! – Оса поглядела на свой маникюр.
– Ой, девка, – вздохнула Солоха. – Ты откуда?
– С деревни. Вчера приехала.
– Пожалуй, такая не напьётся, не сворует. Пусть работает, – рассудив, решила Оса и усмехнулась. – Такая сама любого вора-алкаша за шкирку в полицию притащит.
– Надо таскать? – подобралась Люба. – Если надо – я могу. У нас мужики, бывало, так напьются, что себя не помнят. Возьмёшь двоих поперёк и тащишь до дома, чтоб их там жёнки успокоили.
– Скоро новые холодильники завезут, вот их и потаскаешь! Сэкономим на грузчиках, а тебе премию дадим! Купишь себе домой гантели!
– Ой, девка, – опять покачала головой Солоха. – Пойдём, покажу тебе рабочее место. А ты, Мария,  до чего скверная девчонка! Молодая, а на язык поганая!
– Пошутить нельзя. Я же не сказала, что она на мамонтиху Элли из ледникового периода похожа,  – пожала плечами Оса и удалилась с документами и анкетой Любы вглубь магазина.
– Поздравляю с успешным трудоустройством в наш дружный коллектив! – Солоха пожала руку Любе. – Вливайся!

2
Время летит быстро, когда ничего не ждёшь, живя только в настоящем. Люба редко вспоминала прошлое, кому охота заново переживать тоску и чувство утраты. Пока другие вздыхали, мол, «эх, вот раньше было эдак, а теперь совсем не так…», она с любопытством глядела по сторонам. Прогнозы на будущее Люба не строила. Забегать вперёд, тревожиться о том, что даже не произошло? Радость есть там, где есть жизнь, рассуждала она, а жизнь – вот она.
В магазин зашла пара средних лет. Они живут скромно, одеты просто, работают по пятидневке. Муж сопровождает супругу, когда они закупают с зарплаты картошку, овощи и консервы на месяц вперёд, а так она таскается сама. Заботливо покупает для мужа сигареты впрок. Одевается строго, может быть, учительница? У мужа лицо и руки обветрены, кожа смуглая. Может быть, он трудится на стройке?
Примелькалась стайка ярко одетых девчонок, младших школьниц. Они прибегают в магазин по выходным, сжимая в руках кошелёчки с мелочью, долго выбирают вкусняшки, потом делятся друг с другом. Сопровождает их серьёзный мальчик постарше. Солоха, видя их, вздыхает, улыбается, а Оксана наоборот, хмурит брови.
А вот этот прилично одетый мужчина всё никак не может совладать со своими страстями: первую половину месяца пьет дорогой коньяк, вторую половину – компромиссную водку. С зарплаты берёт муфлон, а «доживает» на тушенке. По многим посетителям легко сказать, когда у них заканчиваются деньги, в конце концов, в корзинах остается только самое  необходимое. У кого молоко с хлебом, а у кого сигареты.
Люди в магазин ходят одни и те же,  здороваются, берут привычное и спешат по домам. А вот этот  невысокий, крепко сбитый, бритый налысо парень зашел впервые.
– Откинулся, – сообщил он у кассы. Взгляд Любы упал на характерные наколки на его пальцах. – Девять лет отбывал, а потом условно-досрочное стрельнуло! Счастье привалило! Дождался свободы, а она пришла и ничего с собой не принесла. Просыпаюсь в шесть утра и думаю, чем день свой занять, куда податься. Спать ложусь, и тюрьма снится.
– А вы работу найдите, – посоветовала Люба. – И женщину. Чтоб любовь была.
– Любовь, – усмехнулся мужчина. – Пойду на лесопилку батрачить. Привычно. Меня, кстати, Денис зовут. Пошла бы за меня?
– Что?
– Ну, замуж. Я фартовый.
– Шустрый какой.
– Не задерживайте очередь! – встряла бабуля в старомодном коричневом пальто, берете и огромных очках. Она потрясла тростью перед лицом Дениса и протянула фальцетом человека, отвыкшего разговаривать. – После работы женихаться надо. А тут нечего амуры разводить!
– Извините, баба Зина, – покраснела Люба. Ещё не хватало, чтобы люди подумали, что она кокетничает с первым встречным.
– Зинаида Фёдоровна, проходите на свободную кассу! – выручила Солоха.
Бабуля пошаркала на приглашение. Денис кивнул и пошёл к выходу.
– Ты с местными мужиками осторожнее, – потом советовала Солоха. – Им только одного и надо!
– Всем одного только и надо, – вздохнула Люба.
– Чего это? – удивилась Солоха.
– Любви.
– Ой, девка…
Деревенские мужики, вернувшись из колонии, обычно начинали здорово пить, но Денис оказался не таков. С первой зарплаты на лесопилке приоделся, быстро наел круглый живот, стал появляться в магазине с женщиной. Её сына подростка пару раз ловили на воровстве, но хода делу не давали – жалели, в округе все свои. Только Оксана, когда отбирала у хулигана коньяк, залепила ему такую оплеуху, что только искры из глаз посыпались!
Несколько раз они и сами устраивали выяснение отношений прямо в магазине.
– Купи Мишке покурить.
– Обойдётся, малой ещё, – хмурился Денис.
– Купи, а то он опять у тебя стащит.
– А ты не потворствуй!
– Жлоб несчастный! А вдруг он сбежит!
– Щенок! Рано ему ещё по воле наособицу бегать, и он это знает.
– Зря я тебя к нам пустила, – пускала слезу женщина. – Думала, повезло наконец-то, а оказалось...
Денис покупал сигареты.
Такие диалоги повторялись всё чаще, и вот мужчина стал появляться в магазине один, молча, выставлял у кассы бутылки, расплачивался и уходил. А потом и вовсе пропал.
– Хорошо, что я тогда встряла, – говорила Зинаида Фёдоровна Любе, трясущейся рукой считая монеты. – Ты ухи-то развесила, а мужичонка дрянной оказался.
Верно, Солоха растрепала слепой старухе Денискину историю. Глухая окраина была скудна на события, поэтому подмечалась и обсуждалась каждая мелочь.
– Давайте я сама, баб Зин, – Люба подставила монетницу. – Высыпайте сюда.
Старуха крестила продавщицу и, опираясь на трость, отправлялась домой, неся в левой руке тканевую цветастую сумку с продуктами. Брала баба Зина только необходимое. Во-первых, она деньги не печатает, во-вторых, много и не возьмешь – не унести, пальцы разжимаются.
Зинаида Фёдоровна ходила в магазин по воскресеньям. С вечера субботы она начинала готовиться. Мылась, выбирала одежду и раскладывала на кресле рядом с диваном, на котором спала в маленькой однушке.  Утром по привычке перед зеркалом расчесывала остатки рыжеватых волос.
– Хорошо, что я себя в зеркале-то не вижу, – тонко и монотонно бормотала старуха себе под нос. – Такую страхолюдину увидишь, жить расхочешь. Смотри, как свезло, дожила до старости! Жаль только, что похоронила всех, некому теперь моей удаче позавидовать.
Она шла одеваться, переставляя перед собой стул.
– Сказал бы мне кто в молодости, Зинка, не пей, не кури, работай, живи праведно и доживешь до восьмидесяти с лишним лет, превратишься в это, – Зинаида Фёдоровна ткнула пальцем в пыльное зеркало. – Кожа обвиснет, хоть ножницами режь, волосы вылезут, ослепнешь, будешь жить одна. Из всех радостей останется тебе телевизор, магазин да воспоминания, ой ёлки!
Она скрипуче рассмеялась.
– Я б закурила, ей-богу!
Неторопливо собравшись, Зинаида Фёдоровна садилась в кресло и начинала терпеливо ждать. Дальше получалось всегда по-разному. Бывало, в двенадцать, бывало, в два часа дня дверь этажом выше хлопала, и гулять во двор бежала девчонка-первоклашка. У подъезда её уже ждали подружки. Родители не разрешали девчонкам уходить далеко. Они крутились на площадке перед домом, устраивали приключения, строили укрытия и секреты, ссорились и тут же мирились, дружили против единственного во дворе мальчика постарше, и тут же он, как самый ответственный, возглавлял поход в магазин за вкусняшками.
Баба Зина спускалась со второго этажа по лестнице во двор, садилась на лавочку и, улыбаясь, слушала весёлое щебетание девчонок. Это был лучший день недели. Когда темнело и девчонки разбегались по домам, она брела в магазин.

3
Захаживал в магазин мужчинка худой, декоративный. Волосы взъерошены, кроссовки белые, но грязные, пальцы тонкие, но корявые, глаза колючие,  рот большой, а губы тонкие.
– Коровушка ты моя! – восхитился он, когда впервые увидел Любу. – Откуда такая?
У Любы от обиды и смущения дыхание перехватило.
– Да, красив! – истолковал её молчание покупатель. – Статен, виден издалека! В любви горяч, в делах удачлив! И практически не пью.
Люба молчала, хлопала глазами. Что такому скажешь?
Стал мужчинка знаки внимания оказывать. То шоколадку на прилавке оставит, то сдачу не заберёт (платил всегда наличными). Однажды принёс цветок в горшочке.
– Это вам, Любовь, для уюта в вашем одиноком коммунальном раю.
– Спасибо, ¬– кивнула Люба, удивившись и немного испугавшись тому, что мужчинка навёл о ней справки. – Вас как зовут?
– Как хочешь, так и зови, Любушка-коровушка, – обрадованный мужичок махнул рукой. – Я в быту покладист.
– Глупый, чисто телёнок! – снова обиделась Люба.
– Вот и зови телёнком, – он пожал плечами. – Может, прогуляемся вечерком по нашим лугам? Так сказать, травку пощиплем?
Оксана поначалу только бросала неодобрительные взгляды на новенькую, теперь её терпение лопнуло.   
– Что ты с этой глистой любезничаешь! – взорвалась она. – Слышь, шелудивый! Пошёл вон отсюда, чтобы я тебя не видела!
Телёнок вжал голову в плечи и пошел к выходу. Солоха покачала головой. Её губы прошевеливали привычное «ой, девка».
– Ты чего это на покупателя кричишь? – насупилась Люба. – Ему общения не хватает, видно же! Необласкан он.
– А ты решила приласкать облезлого! – наседала, приближаясь, Оксана. Две массивные женщины, уперев руки в бока, грозно смотрели друг на друга. На шум из кабинета вышла Оса.
– Чего базар развели? – удивилась она.
–Пригрели корову деревенскую! – сделала шаг назад Оксана и ткнула пальцем в Любу. – Теперь шелупонь со всего района в магазин таскается. В глазки ей заглядывает.
– Правда? – подняла брови Оса, взглянув на Любу. – Молодец! Замуж выдадим и на свадьбе погуляем!
– Ага. На собачьей свадьбе, – ввернула Оксана.
– Ну, знаешь! – между женщинами встала Солоха. – Это уже перебор!
– Прекращайте орать, – посоветовала Оса. – И расходитесь по рабочим местам. Не пугайте покупателей.
– Наших покупателей криками не напугаешь, – парировала Оксана, однако пошла к своему прилавку. – Они теперь к нам как мухи на мёд слетаются. Или не на мёд.
Солоха подхватила враз ослабевшую Любу под руку и увела на запасной выход.

4
– Сторонюсь я её, – честно призналась Солохе Люба, присев на табурет у железной двери с надписью «служебный вход».
– Оксанку то?– Солоха запалила тонкую дамскую сигарету. – Зря!
– Грубая она, – пожала плечами Люба. –  Слова доброго не выпросишь. У нас не в первый раз уже стычка.
– Железная она. Не всякий такое выдержит, – товарка спустила на кончик носа запотевшие очки и посмотрела на Любу.
– Какое такое?
– Оксанка с области, – обрадовано зашептала Солоха, обожавшая чужие секреты. – Деревенская. А муж у неё военным был. Приехал как-то в отпуске к сослуживцу на рыбалку, да и влюбился в его соседку. Оксанка, говорят, была тонкая, звонкая, весёлая. Я её такой уже не застала. В общем, сперва, конечно, они переписывались, а потом и поженились.
Солоха сделала многозначительную паузу. Сердце Любы сжалось в предчувствии беды.
¬– Поженились, говорю. Оксанка в город переехала. Мальчик родился, потом девочка, всё как положено. Моряк не пил, не курил, по службе продвигался. Хорошо жили.
– И что же?
– Приехала однажды к ним в гости мама Новый год попраздновать и салют посмотреть раз в жизни. А на Рождество они обратно на машине в деревню всей семьей поехали, да не доехали. Пьяница вылетел на встречу и спугнул их счастье. Мать с мужем сразу насмерть, остальные в больницу. Мальчик ещё поборолся двенадцать дней, да и помер.
– А девочка?
– Инвалидом осталась. А вот Оксанке повезло, почти не пострадала. На заднем сидении посередине сидела. Хотя, наверно, от этого не зависит. 
– Ужас какой! – Люба всхлипнула. – Какое же это везение?
– Квартиру в хорошем доме Оксанка продала, чтобы дочь вылечить, сюда, как в ссылку, переехала. Дочь в школу-интернат водит, сама работает. Ладно. Пошли что ли.
Солоха перекрестилась и прикрыла дверь запасного выхода.

 5
От магазина до общежития, в котором на втором этаже снимала комнату Люба, рукой подать. С крыльца видно высвеченный фонарем торец пятиэтажки. Надо только проскочить по дощатым мосточкам мимо деревянных двухэтажек и на месте.
Люба постояла, давая глазам привыкнуть к сумраку, а телу к осенней прохладе, подняла капюшон и шагнула с низенького магазинного крыльца под дождь.
– Промокнуть не боишься? – от стены отделился силуэт с палкой в руках.
Люба ещё в первый день в городе купила себе перцовый баллончик. Много раз она прокручивала в голове подобную ситуацию, поэтому, не рассуждая, без промедления пустила струю, целясь тёмной фигуре в лицо.
– Едрён твой корень! – заголосил мужик и завертелся, выскочив на свет. – Что ж ты делаешь, коровушка?
– Ой, – признала Люба. – Телёнок, ты?
– Ну а кто ж, – мужичок отчаянно тёр глаза, промывая их струей воды, сбегавшей с козырька магазина. – Вот, зонтик тебе принёс.
Он протянул Любе зонт-трость.
– А я подумала, бандит какой-то с палкой, – растерянно улыбнулась Люда, глядя на раскрасневшегося Телёнка. – Решил меня ограбить или чего похуже.
– Я те дам, чего похуже! – погрозил мужичок, приходя в себя. – Теперь каждый вечер провожать буду, не то ты покалечишь какого-нибудь бедолагу, и в тюрьму загремишь.
Они рассмеялись.
– Ну, провожай, – разрешила Люба. ¬– Телёнок.
– Меня Юрик зовут, – Мужчина раскрыл зонт.
– Юра - стройная фигура, – вздохнула Люба, пригибаясь.
– Ростом не вышел? – догадался он и вытянул руку с зонтом вверх. – Так это, например, в горизонтальной плоскости неважно, тем более в масштабах совместной жизни. Я этот недостаток компенсирую.
– Чем же?
–Смекалкой, трудолюбием, самоотверженностью! –  пара подошла к узким деревянным мосточкам, и Юра отдал Любе зонт, шагнув под дождь.
– Промокнешь.
– Я, Любонька, не сахарный, – отозвался он. – Не рафинад на вкус и вид. Зато не растаю! Ну, если только от твоих ласковых объятий, коровушка.
Люба впервые заинтересованно взглянула на настойчивого мужчинку. Он постриг шевелюру, надел коричневую кожаную куртку, синие джинсы стрейч. Пахло от него приятным одеколоном.
– Ты с намерениями, что ли?
– А как же.
– А чего ты не женат? Сидевший, что ли?
– Я по молодости лет всё по вахтам скитался. Мир хотел посмотреть, а больше себя испытать, – признался Юра. – Норильск, Якутск, Мурманск, Тюмень, Нефтеюганск, Камчатка, Уссурийск – пальцев не хватит посчитать, где я побывал. Денег накопил, а счастья не видал. Бывало, конечно, мелькнет, поманит, да не всерьёз. Похоже, нет его в дальних краях. Опомнился, может, думаю, не там ищу? Вернулся домой, устроился на непыльную работенку баранку крутить, у меня же все категории открыты. Лето пережил, осень встретил, тут ты мне и повстречалась. Выходит, счастье кругами не ходит?
Они поднялись на крыльцо подъезда общежития. Встали, глядя друг на друга. Люба закрыла зонтик. Юра махнул рукой.
– Вон, видишь, окошко светится? – он указал на девятиэтажный дом – редкость в этих местах. – Я там живу. В трёхкомнатной квартире. С ремонтом! Купил с целью создания семьи.
– Чего там свет горит?
– Оставляю, – Юра застенчиво улыбнулся. – Посмотришь, когда домой идешь – приятно. Приглядись, там кот на подоконнике сидит. Вроде как бы ждёт меня.
– А больше никто не ждёт? – всё допытывалась Люба.
Юра покачал головой.
–Я про тебя разузнал, ты прости, – признался он. – Надо было присмотреться, перед знакомством. Знаю про дом в деревне, про мать твою.
– Ты совсем другой сейчас, – поделилась Люба. – В магазине всё больше кривлялся.
– Это у меня самозащита такая. На случай, если бы ты от ворот поворот дала. Вроде как не всерьёз и было.
– А ты всерьёз? – снова спросила Люба.
– Да, – просто ответил Юра. – По сердцу ты мне. Спокойно рядом с тобой. Я ведь коровушкой тебя не обзываю, а хвалю. Знаешь, в Индии это вообще священное животное.
– Правда?  Я что-то про это слышала.
– Ну, иди домой, – махнул рукой Юра. – Поздно уже, зонт себе оставь. Завтра я снова тебя провожать приду, если можно.
– Приходи, – согласилась Люба. – Тогда до завтра.
– До завтра, – Юра пожал её руку. – Ты иди. А я постою ещё. Как у тебя в комнате свет зажжется, так я и домой пойду.
Люба поднялась к себе, немного постояла у окна, глядя на темный силуэт, стоявший под окном, потом зашторила окно и включила свет.