Октябрьские путевые заметки

- Отпусти меня, сад. - Отпускаю.
Ветер. Листья несутся, мелькают пёстрым вихрем и льнут к земле.
- Я вернусь к тебе. - Скоро? - Нескоро… - Буду ждать - без обид, без укора…
Дождь. Сменяются капель узоры целый день на оконном стекле.

С разрешения ещё не укрытых и упрямо цветущих роз можно позволить себе отправиться в короткое путешествие. Самое время - октябрь, мой месяц. Случайно (или нет?) в нём родились созвучные мне люди, с которыми милостиво связала жизнь на долгие годы. Так мы все вместе в каком-то смысле породнились с непохожими, но равно дорогими поэтами - Есениным, Цветаевой, Лермонтовым и другими «октябристами». Октябрь щедр на ясные дни, переменчив, непредсказуем и благотворно влияет на оставшуюся после лета и затянувшуюся лень.

Умные люди говорят, что ничего не надо откладывать на потом. А уж путешествие тем более, добавлю от себя. Стало быть, пора дорогу мерить вёрстами. Мне всегда нравилось слово «верста» - в нём прослушивается даль, вольный простор и чуть слышный звон колокольчика под дугой. А множественное - вёрсты - звучит с оттенком чего-то романтического и поэтического. Вёрсты - это и слово из лексикона странника, это и мера дальности, которая не измеряется в километрах, расстояние не только пространственное, но и ощущаемое внутри себя как разрыв и невозможность сближения. «Рас - стояние: версты, дали…  Нас расклеили, распаяли. В две руки развели, распяв, и не знали, что это - сплав».  (М.Ц.)

Чтобы считать вёрсты, нужны исходные точки: пункт А и пункт В. Вокзал - и отправная точка, и завершающая на пути следования. Когда уже покидаешь его, волнение, производимое вокзальной атмосферой, ослабевает; ощущение времени пути появляется только между стартом и финишем, началом и финалом поездки. Предстоящий путь прельщает, волнует и немного настораживает: а вдруг произойдет что-то непредвиденное… Это глупое опасение, не имеющее конкретных черт, по счастью, живет недолго, его вытесняет радость предвкушения дороги, движения в неизвестность или ожидания встречи с известным и любимым.

На этот раз мне повезло - соседствовали со мной в вагоне поезда совершенно здоровые китайские туристы, они не чихали, не кашляли, и можно было не беспокоиться за импорт вирусов. Непосредственно рядом со мной оказался прекрасный юноша в белоснежном свитере; прелесть ближайшего соседа заключалась в том, что он говорил чрезвычайно мало. Ему в компании отводилась роль слушателя. А через проход и по диагонали сидела милая китаянка, которая очень громко рассказывала своим соотечественникам, располагавшимся вокруг, что-то очень важное, занимательное, местами смешное, причём в её речи практически отсутствовали паузы. Наверно, это специфика великого китайского языка, думала я. Рассказчица была настолько экспансивна, что сосредоточиться на чём-то ином, помимо потока непостижимой инородной речи, было невозможно. А поток нарастал, перекрывая все прочие звуки. Так мы доехали до Твери, то есть целый час она не замолкала ни на секунду и не снижала громкости. После Твери моё терпение дало сбой. «Отключись от постороннего шума, займись делом, пиши», - строго скомандовала я себе. И, как ни странно, получилось: отключилась и сосредоточилась на своём. Когда я была ближе к середине вполне осмысленного текста, то заметила, что китаянка перешла на громкий шепот. Она уважает пишущего человека! Да здравствует великая китайская деликатность и российско-китайская дружба…

Санкт-Петербург (в тот день его невозможно было величать по-другому) сиял в разливе солнца. Такое высокое и яркое небо нечасто бывает осенью в этих краях. В северной столице ликовала весна - несвоевременная, своевольная, усыпанная платиной кленов, но все-таки именно весна. Обещанный прогнозом северо-западный ветер едва сквозил и был на удивление ласков. Шумная толпа нездешних прохожих переполняла Невский, но на отдаленных от проспекта улицах текла неспешная жизнь. И можно было идти, не выстраивая специально маршрутов, и воображать себя здешней, легко вливаясь в заданный ритм. Такой родной и благословенный небесами город…

Любимые места и постоянные центры притяжения не обойти стороной.  Русский музей, как всегда, приготовил подарок. «Иллюзия света» - выставка Арх. Куинджи - известные уже работы и множество миниатюр, увиденных впервые. Таинственно-отрешенный пейзаж представляется погруженным во тьму, но в этой темени удивительным образом проступают и узнаются его детали, и всё это в каждом полотне освещается струящимся ниоткуда нездешним светом. Как удалось художнику создать это светящееся чудо - уму непостижимо. Магия цвета, магия таланта…
Иллюзия света - это прекрасно, но нисколько не уступает ей свет без иллюзий - необыкновенно яркий солнечный, который встретил меня в Михайловском саду и долго провожал по аллеям, показывая здешние красоты: вековые деревья одиночной и «букетной» посадки, устланные кленовыми листьями газоны, на которых вопреки строгим правилам сидели, стояли, бегали дети, собирали букеты из листьев. А взрослые спешили запечатлеть эти живые картины. Сколько моментальных снимков, как говорили раньше, осталось на добрую память! И лица у всех были светлые, какие бывают у людей, которые не разучились радоваться - «ведь это всё любви счастливые моменты…»  Ликование осени в Михайловском саду может смело соперничать с рукотворной красотой живописцев.

Мое постоянное возвращение к невским берегам продиктовано не только влечением к искусству, но и потребностью подышать воздухом и духом северной столицы, на короткое время раствориться в невидимом   духовном поле петербуржцев-ленинградцев. И хотя нет ни с кем из них кровного родства, есть нечто большее - необъяснимая и явная сила притяжения.

«Стояли вы на берегу Невы…»
Вы, может быть, и сейчас стоите на ветру, вглядываясь в холодные невские воды, в которых колышутся отражения золотистых огней. Вдали остроконечные шпили прорезают ночное пространство, тихо вздыхают пришвартованные корабли, потаённо мерцают купола соборов. Это не просто красиво - грандиозно, восхитительно, волшебно.  Я почти уверена, что в то время, когда я входила под своды Московского вокзала, искала приличное место на деревянной лавке в зале ожидания, хрустела миндальным печеньем, смотрела на табло отправления поездов дальнего следования и толкалась в узком проходе около выхода на платформу, вы стояли на берегу Невы, смотрели в тёмную глубь и провожали глазами одиноко белевшее перышко чайки, которое проплывало мимо.