Код верности Эпизод 6

Настырный яркий свет проникал сквозь сомкнутые веки, пульсируя в затуманенном сознании. Он рождал те призрачные, причудливые видения, что возможны лишь на зыбкой грани между сном и явью, в той точке, где миры смешиваются, создавая немыслимые картины, а реальность плавится и гнётся, как тростник под штормовым ветром.
Знакомый двор детдома был захвачен виноградными лозами, которые ползли по стенам и забору, как гигантские, зелёные змеи. Мальчишки и девчонки срывали спелые гроздья, бегали по ним босиком, втаптывая ягоды в землю. Алый сок разлетался во все стороны, пачкая ноги и лица. Строгая воспитательница, размахивая плетёной корзиной, пыталась поймать одного из озорников, лицо ее пылало, а голос срывался на визг, полный бессильной ярости.
Вдруг из ниоткуда возникла фигура в чёрном балахоне. С обескураживающей лёгкостью она скрутила воспитательницу, словно круассан, и аккуратно уложила в корзину. Затем резко обернулась, сдернула капюшон, и нахальная рожица Стёпки, с вихром белобрысых волос и глазами, полными лукавого, торжествующего огня, показала всем длинный язык, и взорвалась в воздухе, как фейерверк, оставив после себя лишь тающее эхо, переходящее в грохот будильника.

«Вставать совсем не хочется... Ещё чуть-чуть. Хотя бы минутку... Пять, и ни секундой больше. Черт, опоздаю! Опять этот надоевший припев: «Опозданий не терплю. Следующий раз к директору.» Который сейчас час?»
Рука Никиты по привычке потянулась к месту у подушки, где всегда лежал телефон. Пальцы скользнули по простыне, нащупывая воздух. Он с усилием разлепил веки, щурясь от яркого света. Вместо знакомой старой тумбочки с оторванной дверцей, была пустота.
«Я, должно быть, еще сплю», — мелькнула спасительная мысль. Он снова зажмурился, вслушиваясь в тишину, сосчитал до десяти, и осторожно открыл глаза. Ничего не изменилось. Только насмешливая зияющая пустота.
Он откинулся на подушку, слишком мягкую, слишком новую, без привычных комков. Взгляд скользнул вверх, к потолку. Но вместо паутины трещин на побелке, светилась безупречно ровная, матово-белая поверхность.

Всё вокруг было абсолютно чужим и непривычным, совершенно не похожим на знакомую обстановку общежития со старой мебелью и облупившимися стенами, пропахшими дымом от сигарет.
Здесь же идеально ровные, матово-серые поверхности, отливающие холодным металлическим блеском, и удручающая пустота. Никакой мебели, только у кровати неуместно притулились низкий деревянный столик и скамейка, словно случайно забытые экспонаты из музейного запасника.
Тонкое серебристое одеяло, приятное и тёплое, легко соскользнуло. Никита сладко зевнул, лениво потянулся, и, усевшись на край кровати, застыл. На нём не было абсолютно ничего. Совсем. Подумав секунду, он поднялся, окинул взглядом комнату в поисках одежды, но не обнаружил ничего, даже тапок.
Пол, такой же серый, как стены, на удивление теплый, мягко пружинил под босыми ступнями, как мох или трава после дождя. Порыв укутаться мгновенно растаял, в комнате было тепло и невероятно уютно.
«Интересно, за мной не подглядывают? — мелькнула мысль. — Хотя... кто их знает?» Он недоверчиво осмотрелся в поисках камер. «А, к черту!»

Не найдя ни одного вменяемого объяснения своему положению, Никита с мрачной иронией поставил диагноз: «Всё ясно. Похитили инопланетяне».
Вспомнился телесюжет с какой-то возбужденной дамочкой, которая вещала о своём похищении НЛО и невероятных жутких экспериментах. Тогда она казалась ему просто городской сумасшедшей, с глазами, полными истеричного блеска, и голосом, что срывался на визг. Но теперь... Теперь её бред внезапно обрёл черты пугающей логики. «Чистой воды фантастика», — сухо констатировал он про себя.
— Эй, лунатики! — крикнул он в пустоту, размахивая рукой.
В ответ глухое молчание.
— Одежду бы хоть оставили. Это что, ваша форма гостеприимства? Я что, голым тут ходить должен?
Тишина вновь была ему ответом.
— Ну и ладно! — Он нарочито вызывающе развернулся на месте, изображая абсолютное безразличие. Пусть смотрят.

И в этот момент до него со всей остротой дошло, что у него, кроме готового закипеть от возмущения разума, есть еще и тело, которое настойчиво напомнило о своих нуждах.
Он лихорадочно зашарил глазами по сторонам, пытаясь обнаружить хоть малейший признак туалета: дверь, люк, панель с кнопкой, хоть что-то. Уже собравшись разразиться многоэтажным ругательством и рассказать всем, куда именно им следует пойти, он вдруг заметил у кровати, в самом углу, абсурдный предмет: обычный детский горшок с крышкой и ручкой, привет из его детдомовского прошлого.
Его захлестнула волна истерического смеха и глубочайшего возмущения. Но тело перевесило: «Срочно».
— Что ж, отлично! Сыграем в игру «Вспомни детство».
Справив нужду, он с нарочито громким стуком закрыл крышку и демонстративно водрузил горшок на место.
— А теперь, господа инопланетяне, можете забирать на анализы!

— Что ж, пора привести себя в порядок — умыться и хоть как-то зубы почистить, — буркнул Никита себе под нос.
Рядом с кроватью он обнаружил невысокий столик, где на фоне стерильных стен сиял начищенный до блеска медный таз, соседствующий с глиняным кувшином, наполненным водой. Он наскоро умылся, чувствуя, как прохладная вода смывает остатки сна. Потерев зубы пальцем, вытер лицо куском грубой белой ткани, небрежно брошенной тут же. Поймав в воде расплывчатое отражение, провёл по волосам растопыренными пальцами, тщетно пытаясь придать им подобие порядка, но вихры лишь с досадой взбунтовались, упрямо торча во все стороны.

На колченогом столике возвышался айсберг из грубой белой ткани. Немного поколебавшись Никита осторожно поднял её и ахнул, а живот громко заурчал в предвкушении. На большой глиняной тарелке разместились настоящие сокровища, ломоть серого хлеба, всё ещё источавшего запах дыма, чуть желтоватый, отменный кусок сыра, несколько крупных тёмных маслин. Из корзинки свисала гроздь зелёного винограда, груши и яблоки блестели наливными боками, отражая свет. Рядом примостился большой глиняный кувшин и чаша для питья.
Никита отодвинул такую же грубо сколоченную скамейку,  дерево скрипнуло, и уселся за стол прямо в том, в чём был, то есть совершенно ни в чём. Хлеб оказался непривычно тяжёлым и плотным, совершенно не похожим на тот, воздушный из магазина, он жевался, как земля после дождя, отдавая солью и дымом. Сыр, словно глоток прокисшего молока с мятой, крошился в руках, тая на языке, оставляя лёгкую горечь. Отломив изрядный кусок хлеба и отщипнув сыра, он положил всё вместе в рот, на вкус было непривычно, но нельзя было сказать, что неприятно. Налив из кувшина воды, отхлебнул. Вкус напоминал компот из детдомовской столовой, с лёгкой кислинкой и запахом фруктов.
А маслины совсем не те, что в банках. Солоноватые, с лёгкой горчинкой, пахли травами и... морем, а внутри большая косточка.
Насытившись и запив всё большой порцией фруктовой воды, Никита взбодрился. Он уже по-другому окинул взглядом всё вокруг, комната, теперь казалась не тюремной клеткой, а загадкой, которую надо было немедленно разгадать.

«Интересно, что сейчас — утро или вечер? Я сбился со счета».
— Эй, вы! — обратился он к невидимым, но на удивление гостеприимным хозяевам. — Не скажете, который час?.. Ну и ладно. Будем считать, что утро. И это был поздний завтрак. Или, может быть, наоборот — ранний ужин. Главное, сыт. А время... подождет.

Подойдя к кровати, Никита обратил внимание на её необычную конструкцию, гладкая тонкая панель без ножек, будто органично вросшая в стену, как корень в камень.
«И как это всё держится?» — подумал он с ноткой невольного детского любопытства.
Он даже подпрыгнул на ней пару раз, но кровать даже не дрогнула, будто была частью монолита. Устроившись поудобнее, сложив руки под головой, он уставился в потолок. Глаза незаметно закрылись, и он то ли провалился в тягучую дрему, то ли ушёл в воспоминания.
Внезапный звук, похожий на свист воздуха или спускаемого колеса, вернул его в реальность, резко выдернув из полусна. На стене вспыхнула вертикальная голубая полоса. Постепенно расширяясь, она превратилась в яркий прямоугольник с тёмной фигурой внутри.
«Вот и лунатики пожаловали...» — мгновенно мелькнуло в голове.
Никита рванулся с кровати. Одеяло соскользнуло на пол и осталось лежать у ног, а он так и стоял голый столбом, с распахнутыми от изумления глазами.
С мягким шелестом дверь открылась, и внутрь вошёл...
«Стёпка», — выдохнул Никита, и слово эхом повисло в пустоте.
Перед ним стоял парень, почти мальчишка, тот самый, которого он заметил вечером у фонтана. Только теперь на нём был элегантный чёрный мундир с холодно сияющими пуговицами, строгий, но не пугающий. И смотрел он прямо на Никиту, не злобным взглядом пришельца, а широко раскрытыми от не меньшего удивления глазами мальчишки.