Борьба за тонзуру

Мне никогда не приходилось писать рассказы. Я не мечтал о карьере писателя, не заводил дневника. Я все свои сорок лет прожил достойно, но незаметно. Сегодняшний день изменил мою жизнь, он перечеркнул всё прожитое. Я долго уже погружён в свои мысли, и во мне выросло чувство, что вынужден написать этот рассказ. Кажется, что выбора у меня нет. Мне сама природа как бы шептала: «Ты обязан это записать, даже если никто не прочтёт». Ведя разговор с самим собой, я кивал на это, произнося вслух: «Я запишу, но чуть позже». Согласен, это вряд ли кто-то прочтёт, но это «чуть позже» наступило. Оно – сегодня. И потому я сел печать. А если всё же выйдет так, что кто-то прочтёт историю, могут посчитать, что я глупец, несуразный человек, ребёнок, которого удивляют подобные пустяки. И всё же то, что собираюсь рассказать на бумаге, ерундой назвать не могу. Всё это трепетно, если честными глазами души (у кого она ещё осталась) всмотреться в нашу эгоистичную и жалкую жизнь. И всё же видно, что писать я не умею, потому что утомил вас. Поскорее приступлю к описанию самой истории!
Я всегда обладал одним свойством – я был общительным. С годами это свойство притупилось, я начал опасаться людей, сторониться их, не доверять. Кто-то говорил, что напрасно таким стал. Я лишь бряцал плечами, не зная, как на это ещё ответить. Но человек, с которым я свёл знакомство, вернул меня на двадцать лет назад, когда без разбора заводил общение и знакомство. Это был довольно молодой человек. Ему было около тридцати лет. В нашем городе он появился недавно, переехал из каких-то далёких земель, но по одному его виду было ясно, что он свой. Был он незамысловат, прост, покладист, далёк от агрессии и злобы, вежлив и культурен. Знали бы вы, какие соседи меня всегда окружали в жизни – это кошмар! Но этот человек удивил меня. Первым же своим появлением на общем этаже он произвёл впечатление своей скромностью. Мы в тот же день обменялись приветствиями, на второй день заговорили о садах и отдыхе у моря. Третий, четвёртый, пятый… дни всё шли, и мы сближались. Я узнал о многих горестях, которые ему пришлось пережить: от ранней смерти его сестры от рук сумасшедшего парня, заколовшего её в пылу ревности, до планов и целей на жизнь. Внимая его чувственным историям, я чуть ли не плакал. Касаясь же его смыслов и целей, я восхищался им, до чего те были просты: он хотел быть добрым к другим, быть человечным. Он так и говорил мне: «Послушай, Гриша, мы мало знакомы, но скажу тебе всё, как есть на деле. Единственное, чего я ныне хочу от жизни, – жить по-человечески, понимаешь? Не губить чужих людей. Никак и нигде». Я страстно кивал, ощущая внутри самого себя чёткую мысль: насколько мы близки. Я жал ему руку, крепко жал, пытаясь дать понять, что с ним рядом свой человек. Понял ли он меня – уж не знаю. Он охотно отвечал на моё радушное расположение, но глаза его были всё равно тусклы. Тут долго думать не нужно, чтобы понять, что человеком он был ещё и сильно подавленным жизненными выводами. Знаете, есть люди, которые особо сами ничего дурного не делают в жизни, однако пристально наблюдают за другими, так сказать, учатся на чужих ошибках; эффект от подобных наблюдений не хуже, как если бы человек сам всё переживал. А иногда такой опыт даже превосходит всякие ожидания. И вот он, Егор, так его звали, был из тех самых, что наблюдают и учатся. Этим он восхитил меня ещё больше, поскольку грязи из прошлого в собственных карманах не носил. Таких людей сегодня мало, уж поверьте мне.
Снова шли дни, проходили недели. Он появлялся и исчезал. Мы встречались и прощались. Я часто его приглашал в гости. Но в последнее время я заметил сокрушительные изменения в нём. Он погрузился в какое-то предельное уныние. Такой апатии на его лице я никогда не видел. Быть может, оно существовало до нашего знакомства, и оно было для него периодическим обыкновением, но меня это успокоить не могло. Я и вовсе подумал, что, возможно, он разочаровался во мне, в своём новом приятеле, так часто зовущем в гости. Я аккуратно спросил его тогда:
– Моя квартира тебе нравится?
Не поглядев на меня, он ответил:
– Нравится. Очень она удобна.
Я хмыкнул и спросил иначе:
– А я подхожу этой квартире?
Егор определённо был человеком умным. Он понял мой тонкий вопрос, потому ответил, всё так же не глядя на меня:
– О конечно, ты прекрасно подходишь под свою квартиру.
Я остался в недоумении. Моя персона не казалась ему ненавистной, но почему он отличается в настроении? И тут до меня дошло, что я оказался крайне зацикленным на себе.
– Быть может, у тебя случилось горе? – спросил я, поняв в тот же миг, что сглупил снова. Этот вопрос – чистая бестактность. Разве можно задавать человеку подобный вопрос в лоб? Но было поздно. Вопрос был задан.
– Да, – ответил он вполне искренне, даже не стараясь меня обмануть, чем снова крайне удивил. – Случилось, и я не знаю, как мне жить дальше.
Тут, как понимаете, мой интерес возрос невероятно. Мне виделось, что если Егор не расскажет, что с ним стряслось, то жить и я больше не смогу. Всё же он оказался человеком милосердными, а потому рассказал всё, что его мучило.
– Я познакомился с одной девушкой, и она стала для меня дорога. – Я кивал, слушая всей душой, боясь пропустить слово. Такого внимания к человеческому рассказу я давно не наблюдал в себе. – И недавно у её матери был праздник. Она меня позвала. Это важный шаг с её стороны – познакомить меня со своей роднёй в столь важный день. Безусловно, я обрадовался, захватил с собой деньги и запустил их в конверт с цветами. Я ведь не знал ещё её мать, потому посчитал, что дарить какую-то конкретную вещь неверно, даже неуважительно. – Я пока не видел ничего загадочного в том, что он мне рассказывал, но был уверен, что у него ещё найдётся состоятельный повод, чтобы опечалиться и потерять душевное спокойствие, и я продолжал слушать. Я не ошибся. – И вот иду я на праздник, улыбаюсь, чего со мной давно не было. И даже как-то думаю, что подвох тут какой-то должен быть. Не верил я в радость своей жизни. Что ты думаешь? Как будто я оказался прав. На пути мне встретилась незнакомая дама. Она как-то неохотно ко мне подошла, как-то даже неуклюже, хромая. Была она худа, лицо безумной, с пышными волосами. Но в целом она производила впечатление запуганного зверька. Дама меня не оттолкнула своим видом, несмотря на его явную странность. У неё были чистые волосы и опрятная кожа. И пахло от неё свежими духами. Значит, остановился я перед ней и стал слушать, что она мне скажет. И ведь заговорила. Неизвестная заговорила о своей нелёгкой жизни, о том, что не может работать в силу причин со здоровьем, что родители её умерли, родных нет, и всё на ней, что вся она несчастна. Я, дурак, спросил её о том, почему же тогда она так свежо выглядит и хорошо пахнет, на что она ответила как-то смущённо и виновато: «Знаете, мне неловко было бы подходить к людям за помощью в грязном и плохо пахнущем виде». Я смутился и попытался сбежать. Но она пошла за мной, говоря: «Прошу Вас, помогите, если можете. Хоть немного. Я буду молиться за Вас». Она просила меня, а я отталкивал её своим ускоряющимся шагом. Почему-то мне думалось, что она пойдёт за мной снова, но нет, она отстала, сказав на прощание: «Простите, я не хотела обидеть Вас. Спасибо, что поговорили со мной». Праздник был испорчен. Сидя в гостях, я всё представлял эту даму и думал о том, что мог бы ей помочь, у меня были деньги в кармане, их было достаточно, но не поделился даже толикой их. – Я слушал с открытым ртом, понимая, что Егор мог бы стать великолепным стоматологом. Настолько я боюсь их, ни за что бы не открыл своего рта перед этим белым халатом, но Егор сумел бы заставить, как сейчас, оголить мою полость. – Поначалу я подумал, что лишь праздник испорчен. Я заблуждался. Уже неделю я думаю о той даме, которой нужна была моя помощь, но не хотел ей помочь. Благодаря мне она могла бы подправить свои дела, я сделал бы её жизнь лучше. Я ведь сам говорил, что хочу жить по-человечески, не вредить, помогать человеку. Но у меня не вышло. Кажется, я соврал сам себе. Я лицемер и подлец. – Он сокрушённо вздохнул. Глаза его покрылись слёзной пеленой и заблестели в лучах лампы, стоявшей перед нами на столе. – Я каждый день хожу по той дороге, надеясь вновь встретить ту даму, чтобы извиниться перед ней, помочь, как она искренне меня и попросила. Но я её не вижу, её нет. И я не могу найти себе места.
Я выслушал все его чувства и мысли, однако не знал, как помочь ему справиться с тяжёлыми переживаниями. Он страдал, это было заметно, и мне боязно было, что он совсем зачахнет в своих думах. Та дама, о которой с такой трогательностью он рассказывал, возможно, о нём даже и не помнит, а он всё размышляет о ней. Я задал ему один вопрос, который меня очень взволновал, и это было новой грубой ошибкой:
– Егор, ты в первую очередь волнуешься, что не помог ей, или потому, что сам себе не соответствовал в тот момент?
Он вдруг на меня взглянул, и взгляд был полон обиды и разочарования. Тогда я понял, что со мной он больше не заговорит.
– Прости, я не хотел… Я сказал глупость.
Моих слов было недостаточно.
Больше Егор ко мне не заходил, несмотря на усилия залучить его внимание. Я задел его искренность и доверие ко мне, я это понимаю. А через какое-то время он и вовсе съехал. И где сейчас этот человек – мне неизвестно. И знаете, в последнее время всё чаще думаю о том, что своими неаккуратными словами продолжил историю Егора. Он искал даму, которую оттолкнул, а я хотел бы найти его, чтобы вновь объясниться, сказать, что не хотел его отторгать. Поздно. Наши пути навсегда разошлись. И теперь я каждую ночь думаю о нём, о той даме и о том, что, становясь старше, накапливаешь лишь больше разрывов, потерь и боли, а всё положительное, многообещающее и созидательное осталось в далёком прошлом. И почему так – ума не приложу. Но я всё равно продолжу бороться с этим мрачным течением жизни, пусть даже вокруг меня будет одно зло и несчастье. Видя нуждающихся, не могу не помочь, хоть и сам далёк от богатства. Но в тот момент я думаю: им нужнее. И говорю слова, чистые и поддерживающие. Буду и дальше бороться, воспитывая в себе человека. Буду!