Нарцисс Араратской Долины. Глава 179

Марго сильно удивил ереванский климат. В Москве намного влажней и поэтому жара переносится тяжелей, и даже уже при тридцати градусах москвичам тяжело дышится, и они сильно страдают. В Ереване же было днём под сорок, но это как-то было терпимо, хотя всё время хотелось пить. И в отличие от Москвы, тут везде были так называемые «пулпулаки» с бесплатной холодной вкусной водой. Днём мы гуляли по Еревану, и я ей показывал знакомые места. А по вечерам мы заходили к Шагену послушать лекции. В общем, таким вот образом, я её и втянул в эту всю антропософию. Честно говоря, я не стремился к этому, а просто так уж получилось. Я её потом и к московским розенкрейцерам приглашал, но она там долго не задержалась. И меня это даже немного обидело. Антропософия её захватила сразу, но она в ней ту духовность, которой ей не хватало в обычной жизни. Потом Шаген будет прилетать в Москву, и Марго с ним подружится, и даже будет к нему приводить своих друзей, на его «нулёвки». Я же, наоборот, от антропософии как-то отойду; вернее, не то чтобы совсем отойду, просто у меня произойдёт резкий кризис среднего возраста, в котором я буду пребывать довольно долго. Антропософы же будут всегда находиться где-то рядом, благодаря моей супруге. Если бы не она, то я бы точно деградировал и, возможно даже, ушёл в Иные Миры раньше отмеченного мне срока. Мне даже страшно подумать, чтобы со мной могло стать, если бы я продолжил жить сам по себе. А с другой стороны, если бы не антропософия, то меня Марго скорей всего бросила бы, найдя себе нового партнёра, какого-нибудь богатого московского банкира. Поэтому, можно сказать, что благодаря антропософии мой союз с Марго сохранился на довольно долгие годы, и тут Шагену надо быть благодарным, как и доктору Штайнеру, стоящему у истоков оной…

                И 13 августа мы возвратились в Москву и, признаюсь, мне было тяжело и печально улетать из Еревана, и я даже чуть не расплакался, хотя это мне не было свойственно: свою ранимую душу художника я всегда прятал под панцирем некой отстранённости и спасительного цинизма. Да и маме моей тоже было грустно, ибо она не знала, когда ещё вновь увидит своего младшего непутёвого сына. Моя мама всегда была сдержана, избегая излишних сентиментов, и в этом мы с ней были очень похожи. Я, конечно же, со своей мамой ещё увижусь, но это будет крайне редко происходить и ненадолго. И это уже будет не в Ереване и, можно сказать, это был последний период, когда мы с ней вместе жили и общались. А прожил я тогда в Ереване даже меньше месяца, и будь моя воля, я бы продлил своё там пребывание. Честно говоря, мне там было уютно и спокойно, и мне нравилось ходить на лекции, и ездить загород с антропософами, и общаться со своей кузиной Белой (с которой мне всегда было легко общаться); и гулять по вечернему обдуваемому ветрами Еревану; и созерцать, поэтически говоря, вечно седой и печальный Арарат; и жадно вкушать местные фрукты и овощи, пропитываясь, возвышенно говоря, силами мудрой армянской земли…

                Но, увы, мои ереванские каникулы закончились, и надо было уже возвращаться в свою мастерскую, коя была расположена на чудесном Покровском бульваре; и которую надо было постоянно оплачивать, и рабом которой я, по сути, стал на долгие годы. Я себе тогда ещё не представлял, что мне судьбой было уготовано быть с ней связанным до 2013 года, когда жизненные обстоятельства окончательно перережут эту пуповину. И потом я буду её вспоминать, видя в своих сумрачных эмигрантских снах. Но это уже будет другая жизнь, про которую я может и напишу, но, скорей всего, нет. Тогда же, в августе 1999 года, я покинул свой отчий дом на улице Комитаса, как оказалось навсегда. Или точнее не совсем навсегда, так как я потом вернусь туда ненадолго, летом 2004 и весной 2006 года. Мама там уже жить не будет, переехав насовсем к своему старшему сыну Игорю, в тихий провинциальный украинский городок с поэтическим советским названием Красноармейск, который будет находиться недалеко от Донецка. И ей там очень понравится, и она там проживёт до самой своей кончины, до 2 июля 2021 года. И я её последний раз увижу весной, в 2011 году, приехав туда со своей четырёхлетней дочкой Аннушкой. Мы будем отмечать мамино 78-летие, и это будет довольно радостно и немного грустно. Будут присутствовать все её три сына со своими детьми: с её двумя внучками и одним внуком. Я недельку там у них поживу, а потом больше я с мамой в реальной жизни не увижусь. А через три года начнутся все эти трагические события. Город Красноармейск переименуют в Покровск, и он окажется прифронтовым городом. И это даже хорошо, что мама не дожила до начала полноценной войны, когда из Покровска уехали почти все его жители. Она вряд ли бы поехала куда-то там, будучи уже в таком преклонном 88-летнем возрасте.

                Так что, в том августе 1999 я приехал попрощаться со своим прошлым, и с этой двухкомнатной квартирой на улице композитора Комитаса, где я прожил всё своё советское детство и некоторую часть советской юности. А это более двадцати лет. Наверное, если бы мой старший брат Игорь остался бы тогда жить в Ереване, то всё было бы совсем по-другому. Его две дочери стали бы настоящими армянками. Особенно тёмновласая кудрявая Стася, в которой совсем не чувствовалось наличие нашей северной русской крови. Да и наша мама тоже осталась бы жить в Ереване. Ведь потом, после очень тяжёлых 90-ых, там жизнь, в принципе, начала налаживаться, и город заметно оживился и повеселел. Ереванцы опять зажили относительно нормальной жизнью. Электричество уже подавали в дома стабильно, и у людей появился некий оптимизм и вера в будущее. Опять же, я там не жил в это время, и сочинять не буду. Всё равно, целых двадцать лет больших проблем в Армении не наблюдалось. Кроме, конечно же, отсутствия нормальной работы, вездесущей коррупции, клановости и разных там внутриполитических дрязг. А где этого не было?.. Такое наблюдалось почти везде на постсоветском пространстве и, как оказалось, это были очень даже неплохие годы, о которых мы уже с ностальгией вспоминаем; как о 60-ых и 70-ых годах прошлого столетия, с добрыми нашими правителями Никитой Хрущёвым и Леонидом Брежневым; при которых мы культурно росли и тихо развивались, по-детски не ведая, что впереди нас ждут большие перемены и долгожданная «свобода», которую мы так чаяли, слушая западные радиостанции с их правдивыми вкрадчивыми голосами…

                Ведь про то, что когда-нибудь начнётся война между Украиной и Россией, про это мог знать только какой-нибудь великий Посвящённый. К примеру, тот же антропософ Шаген про это ничего не говорил (я такого не помню), хотя он явно прозревал в некие Миры, куда простому смертному не попасть, или куда он попадает после своей кончины. Намного было больше шансов, что та же Турция нападёт на маленькую Армению, и сделает её своим вилайетом. Да и соседний Иран тоже был не подарок, хотя армяне его не боялись, и даже считали дружеским соседом. Про «обиженный» Азербайджан я не говорю, и тут всё было ясно, и война с ним была в будущем неизбежна. Мир, который был заключён в 1994 году, был очень хрупок. С южным соседом Грузией тоже отношения были, можно сказать, так себе. Маленькая молодая демократическая республика Армения жила в окружении стран, с которыми надо было жить более-менее дружно и терпимо. Как, к примеру, та же Швейцария, которая ни с кем не воевала, и некогда воинственные швейцарцы стали банкирами, почти утратив свою агрессивность. Когда наш СССР распадался, то была сильная надежда на то, что и Армения станет такой вот кавказской страной с сильной развитой экономикой и открытостью ко всем новым технологиям, и где не будут ущемляться права граждан. Таким вот кусочком Европы… со своим восточным колоритом. И я тоже, признаюсь, надеялся, что там всё наладится, и не надо оттуда насовсем уезжать. Ведь живут же армяне вполне нормально в той же Франции и Калифорнии. Да и в том же Ливане они жили в хороших отношениях с теми же арабами. И нельзя было сказать, что армяне глупее тех же евреев, голландцев или швейцарцев. И дело тут не совсем в соседях, которых не выбирают. С соседями надо жить в мире, не надеясь на помощь той же Америки, которую армяне всегда немного обожествляли, насмотревшись голливудских фильмов. И я тоже таким был, в том числе. Как оказалось, всё оказалось намного сложней и печальней…