Осень-грусть

Говорят, что осень — это грусть. Людмила Назаровна слышала это не раз, глядя в своё окно, утопающее в багрянце и золоте. Прохожие кутались в пальто, торопливо бежали по лужам, и в их глазах читалась покорность увяданию. Но они подчас совсем неправы. «Нет весны, прошло и лето — пусть», — подумала она, поправляя на столе вазу с кленовой веткой. Каждый возраст, словно время года, имеет свои забавы. И её осень была не временем потерь, а временем сбора урожая. Урожая мудрости, спокойствия и умения видеть прекрасное в каждом мгновении. Её жизнь была полна позитива, как эта комната — полна света от горящей рядом настольной лампы. Она сознательно не подпускала к себе негатив, как отгоняла назойливую муху. Вместо серых тонов уныния она выбирала яркие тона: малиновый палантин, салатовые подушки, картины, написанные её собственной рукой на прошлой неделе. Она училась чувствовать биоритмы жизни — её ровное, спокойное дыхание, в котором не было места суете. Сегодня она писала новый натюрморт. На холсте она щедро разбросала целую горсть ярких красок: оранжевые тыквы, лиловые астры, спелые гроздья рябины. Поднося кисть, она поймала своё отражение в тёмном стекле окна — улыбку, лёгкие морщинки у глаз. «Я могу любить и быть любимой», — с радостным изумлением осознала она. Вовсе нет в этом чувстве никаких притворств. Её любовь сейчас была шире и светлее — к детям, к друзьям, к шумному рыжему коту, к самому этому осеннему солнцу. И от этого она чувствовала себя неотразимой — не для чужого взгляда, а для самой себя. Позитивом жизнь её была полна, и негатив она к себе не подпускала. Она ощущала эти яркие тона каждой клеточкой, слушая биоритмы жизни, которые шептали: «Ты живёшь. Здесь и сейчас. И это прекрасно». А за окном, предчувствуя своё скорое царство, кружил первый снежок, подступающая зима. Но Людмила Назаровна мысленно провела невидимую черту на своём пороге. «Не впущу я зиму и на миг», — улыбнулась она. Ей, холодной и суровой, никак не подступиться к теплу, что она так бережно хранила в своём сердце и в своём доме. Может, её шик совсем недолог — эта осень души, эта радость бытия, не омрачённая сожалениями. Но она, как последний луч закатного солнца, хотела, чтобы это состояние подольше продлилось. Она снова окунула кисть в краску — цвета спелой хурмы, сочной и сладкой. И почувствовала, как жизнь, яркая и полная, продолжает свой бесконечно прекрасный танец.