Дела Лизоньки и дядюшки Медникова. Продолжение

 
ВТОРАЯ ЧАСТЬ. ПИСЬМА ИЗ ПАРИЖА

(Дела Лизоньки и дядюшки Медникова)



   От издателя

И, быть может, где-то на парижской улице и ныне слышится лёгкий смех барышни с васильковыми глазами — той самой, что когда-то звали Лизонькой Уваровой...


*****



Часть вторая. Письма из Парижа.

От редакции журнала «Русский Вестникъ для дамъ и семействъ»

Настоящая записка мадемуазель Е. У. поступила к нам из Парижа через добрых знакомых редакции. Мы решились поместить её, хотя и с известными сокращениями, ибо, по общему мнению, барышня Лиза Уварова, племянница почтенного господина Медникова, сумела с похвальною женскою наблюдательностью и отвагою передать обстановку недавних происшествий за границей.

Редакция, разумеется, не берёт на себя суждений о достоверности некоторых подробностей (впрочем, по нашему убеждению, всё в них дышит правдой!), но не может не отметить живости пера молодой особы и её редкой способности вовремя оказаться там, где совершается история.

Барышни, следящие за приключениями г-на Медникова и его племянницы, могут ожидать продолжения, ежели авторесса, пребывающая ныне за границей, соизволит и впредь снабжать нас столь любопытными письмами.

Редакторша журнала
Ольга П.-Д.

Парижъ — С.-Петербургъ, 1911г.


*****




Дело о фиалке на бульваре Сен-Жермен

(из записок Лизоньки Уваровой)

Париж, март 1911 года.

Я всё ещё не привыкла к здешнему свету — он какой-то иной, мягкий, чуть усталый, будто сам воздух помнит о всех тайнах, что шептали здесь веками.

Утро началось обыкновенно. Я собиралась к модистке за новой вуалью, но дождь — как назло — превратил бульвар в зеркальную реку, и я решила переждать в кафе “Синяя фиалка”. Название само по себе было очаровательно, почти как из романа.

Я взяла кофе, газету и села у окна.
В это время в кафе вошёл человек в сером сюртуке, с непроницаемым лицом, гладко выбритый, словно и сам был частью утреннего парижского тумана. Он заказал эспрессо, развернул свежий номер “Фигаро”, а между страниц вложил маленькую фиалку. На следующее утро я ещё раз посетила это кафе. И вновь появился этот господин. Он повторил то же, что и вчера.

Три дня подряд он делал одно и то же.
Три дня подряд я наблюдала — и не выдержала.

Сегодня, когда официант, бедняга, споткнулся о зонт и уронил поднос, фиалка выпала. Я поравнялась со столиком подозрительного человека и быстро наклонилась. Подняла фиалку — и заметила, что один лепесток словно склеен. Сердце моё екнуло. Немедленно выйдя на улицу, я осторожно приоткрыла лепестки — внутри была тонкая, почти невидимая полоска бумаги с надписью:

«Сен-Клу. Пакет у мадам Вильсон. Срочно.»



Я ахнула. Сен-Клу — пригород Парижа. А мадам Вильсон, если мне не изменяла память, была женой бывшего британского атташе.

Дядюшка писал мне в последнем письме, чтобы я “не вмешивалась в дела великих держав”, но ведь я только взгляну!
Я просто передам записку кому следует, и всё.

Разумеется, я отправилась в Сен-Клу.


Мадам Вильсон жила в особняке с голубыми ставнями. На крыльце спал кот — огромный, рыжий, похожий на нашего Ваську, только, пожалуй, важнее видом.

Я постучала.
На пороге появилась горничная — и, едва я произнесла «письмо для мадам», она побледнела и исчезла. Через минуту вышел мужчина с тростью — в которой я, уж извините, научена дядюшкой, мгновенно заподозрила тайник.

— Мадемуазель, вы что-то хотели?
— Простите… я нашла это, — сказала я и протянула фиалку.

Он покраснел,  а лицо изменила гримаса злости.
— Где вы это взяли?
— В кафе, месье. Случайно.

Он не ответил — лишь дернул тростью, и что-то звякнуло внутри. В тот миг кот с крыльца вскочил, метнулся в дом и уронил фарфоровую вазу. Мужчина отвлёкся — и я увидела, как из трости выпала тонкая металлическая трубка.

Я, не будь дурой, подняла её — и побежала. За спиной раздавались ругательства. Как это грубо со стороны, почтенного господина.

Позднее, когда я уже дрожала на лавке у вокзала Сен-Клу, ко мне подошёл человек в котелке и с русским акцентом сказал:

— Мадемуазель Уварова?
— Откуда вы знаете моё имя?
— Из Петербурга шлют поклон. И просят передать, что трости теперь достаточно.

Он взял трубку и исчез.


Вечером я писала дядюшке:

«Дорогой дядюшка!
Я, разумеется, не вмешивалась. Просто немного посмотрела, кто куда идёт и что несёт.
И, пожалуйста, не сердитесь на меня — я уверена, что коты, будь они хоть в Париже, хоть в Петербурге, всегда на стороне правды. Кстати, дядюшка, фиалки, как и коты, во Франции такие же как и в России.»


Я поставила точку, а потом добавила внизу:

«P.S. — Купила новую шляпку. И фиалку в петлицу — на память о первом парижском деле.»

*****





Дамский кошелёк

(Париж, осень 1911 года)

Сегодня со мной случилось происшествие, столь удивительное, что я, право, не могла удержаться, чтобы не поделиться им с вами, дорогой дядюшка.

Я, как обыкновенно, зашла к мадам Фурье — вы помните, той самой кондитерше с улицы Сен-Жермен, у которой самые нежные пирожные во всём квартале. Но сегодня мадам была как-то не своя — глаза красные, а платочек всё время у щеки. Я, конечно, сразу спросила, в чём дело. Оказалось, что одна из её постоянных посетительниц, мадам Дюар, обвиняет бедную Фурье в сговоре с уличными воришками!

Дескать, в то время как она выбирала пирожные, кто-то ловко вытащил у неё кошелёк. Мадам Дюар — дама громогласная, как наш генерал-губернатор на приёмах, — грозила вызвать полицию и «восстановить справедливость».

Бедная Фурье уверяла, что сама ничего не видела, ибо как раз в ту минуту взбивала сливки, но припомнила, будто мелькнула фигурка мальчишки в засаленной кепке, выскочившего за дверь. Больше ничего.

— Ах, мадам, — сказала я, — разрешите мне вмешаться. Быть может, я сумею разыскать вашего воришку.

И, надев перчатки, я вышла на улицу. Париж жил своей обыкновенной суетой: модистки торопились на работу, мальчишки с корзинами газет кричали новости, на углу торговали цветами.

Я пошла в сторону набережной, где обычно крутятся уличные ребята — ловкие, но не злые, по большей части сироты. И вдруг вижу — один, лет десяти, стоит перед витриной лавки и глядит на круассаны с таким видом, будто собирается украсть не булку, а само счастье.

Я подошла и спросила по-французски:
— Ты чего тут, малыш?
Он вздрогнул, хотел убежать, но я удержала его за рукав.
— Послушай, mon petit, — сказала я мягко, — ведь кошелёк мадам Дюар тебе теперь всё равно не пригодится.

Мальчишка густо покраснел, полез в карман и вынул кошелёк — потертый, но тяжёлый.
— Я не хотел… я просто… я голоден, мадам…

Что ж, Лизонька Уварова не из тех, кто оставит ребёнка в беде. Мы вместе пошли к мадам Фурье. Та, узнав, что кошелёк найден, расплакалась навзрыд, а потом обняла мальчишку, будто собственного сына.

Мадам Дюар, конечно, явилась с полицейским, но, увидев, что мальчик плачет и дрожит, только вздохнула и сказала:
— Ну, если мадам Фурье за него ручается…

И ушла, важно покачивая своим зонтиком.

Мальчика зовут Пьер. Я решила оставить его у себя на время. Он помогает мадам с покупками, а по вечерам я учу его читать по слогам. Сначала он думал, что это наказание, а теперь сам просит ещё страницы. Говорит, что когда-нибудь станет писателем, как тот господин, чьи книги я читаю.

Ах, дядюшка, будь вы рядом — вы бы непременно сказали, что «ни один воришка не устоит перед женской педагогикой». Но я думаю, что иногда нужно просто, чтобы кто-то поверил — даже в маленького уличного мальчишку.

С почтением и приветом,
Ваша любящая племянница
Лиза Уварова


От редакции журнала «Русский Вестникъ для дамъ и семействъ»

Письмо мадемуазель Е. У. получено нами в числе других заметок из Парижа. Мы сочли возможным напечатать его без изменений, видя в нём пример истинно женской доброты и благородства. По сообщению корреспондентов, мальчик Поль ныне действительно посещает вечернюю школу при католическом приюте Сен-Мишель и подаёт надежды.

Редакторша журнала
Ольга П.-Д.
Парижъ — С.-Петербургъ, 1911 г.


*****





Пропавшая депеша

(Из записок мадемуазель Е. У.)

Я отправилась в гостиницу «Гранд де Пари», где остановилась моя знакомая, супруга чиновника русского консульства, — проведать её, поболтать по-женски и заодно узнать, не приходило ли письмо от дядюшки из Петербурга.

У самого входа в гостиницу я столкнулась с господином средних лет — небрежно одетым, с грубыми манерами. Он спешил, что-то бормотал себе под нос, и, зацепив мой зонтик, уронил шляпу и конверт. Пока я нагибалась, чтобы помочь ему, он торопливо схватил вещи и, бросив невнятное «пардон», почти бегом выскочил на улицу.

Мне показалось это крайне невежливым. Но, не придавая значения случайности, я поднялась на третий этаж и подошла к двери русского чиновника. Там я услышала громкие голоса.

— Где письмо? — взывал рассерженный голос. — Это была правительственная депеша, ты понимаешь, что ты натворил? На кого работаешь, мерзавец?

— Я не брал, ваше превосходительство! — сипло оправдывался кто-то.

Я замерла у двери, поняв, что речь идёт о важном документе. Но вмешиваться не решилась и спустилась вниз.

Внизу, у портье, я поинтересовалась, кто был тот человек, с которым я столкнулась у входа. Портье, невозмутимо вытирая дверь своей пылильной щётки, ответил:

— Ах, мадемуазель, это месье Шварц. Он у нас живёт на третьем этаже, немец, служит, говорят, при германском консульстве. Очень спешный господин, когда что-нибудь стащит — летит, будто черти за ним гонятся.

— Как, — удивилась я, — вы так спокойно об этом говорите?

— Мадемуазель, у нас тут все консулы, шпионы и дипломаты, — ухмыльнулся он. — На первом этаже англичане, на втором — австрийцы, на третьем — ваши, русские. У всех свои тайны. Только вот месье Шварц всегда суетится больше других.

Я поблагодарила портье и вернулась наверх. Постучавшись в дверь, вошла к моим знакомым и, слегка смущаясь, рассказала о встрече у входа.

Русский чиновник, выслушав, вдруг улыбнулся и опустился в кресло:

— Ну, хвала Богу! Значит, депеша всё-таки попала в нужные руки!

Я, конечно, не поняла, чему он рад. Тогда он пояснил:

— Видите ли, мадемуазель, та самая депеша — дезинформация. Мы подозревали, что кое-кто из соседних государств слишком уж интересуется нашими бумагами. Теперь господин Шварц, уверяю вас, весьма доволен своей добычей.

— Так, выходит, вы всё подстроили?

— Ах, мадемуазель, — с лукавой улыбкой сказал чиновник, — в политике, как в карточной игре: кто не жульничает, тот проигрывает.

Но затем его лицо стало строгим.

— А вам, сударыня, я настоятельно советую держаться подальше от дипломатии. Ваш дядюшка будет весьма недоволен, узнав, что вы вмешиваетесь в дела государственной важности. Занимайтесь лучше шляпками да букетами, политика — не для барышень.

Я только опустила глаза и пообещала быть благоразумной. Но, признаюсь, в душе я улыбалась.


Письмо из Петербурга

" Душа моя, Лизонька!

Сколько раз я говорил вам: не суйте нос в политические дела. Париж — город тонкий, коварный и полный ловушек.

Я очень рад, что история с депешей обошлась без неприятностей, однако настоятельно прошу вас быть осмотрительнее.

И ещё — я подумываю подыскать вам приличного жениха. Вдруг семейная жизнь удержит вас от новых приключений".

Остаюсь ваш любящий
дядюшка Медников



От редакции журнала «Русский Вестникъ для дамъ и семействъ»

Парижские заметки мадемуазель Е. У. продолжают вызывать живой интерес у наших читательниц.
Мы сочли уместным добавить следующее:

Со слов одной из горничных (имя её, по понятным причинам, редакцией не разглашается), спустя два дня после описанных событий в номере господина Шварца разразился громкий скандал. Некий важный германский чиновник распекал месье Шварца, тряся у его носа свежим номером «Русского Вестника» и утверждая, будто русские шифруют тайные послания в статьях мадемуазель Е. У.

Он громогласно зачитывал фразу:

«…тут тоже рыжий кот, как наш Васька…»

и требовал немедленной расшифровки всех публикаций!

От этого эпизода, говорят, служащие русского консульства и посольства до сих пор утирают глаза от смеха.

Редакторша журнала
Ольга П.-Д.
Парижъ — С.-Петербургъ, 1912 г.


*****






Дело последнее. Письмо дядюшки и коллежский секретарь

Париж. День был ясен, солнечен и даже немного чересчур оживлён для тихих прогулок, которые так любила Лизонька Уварова. Слегка держа в руках кружевной зонтик, она вышла пройтись — просто так, чтобы подумать о жизни и, быть может, купить пару прелестных ленточек в лавке мадам Рожэ.

Минут через пятнадцать она заметила странное обстоятельство: за нею идёт молодой человек — аккуратный, вежливый, с русскими чертами лица. Он держался почтительно, но шаг его был в точности равен её шагу.

Лизонька, как истинная племянница господина Медникова, вмиг догадалась — слежка! И не из робких: прибавила шаг, перешла улицу, завернула в булочную — незнакомец за ней.
Через задний ход — и там он!

Ситуация начала казаться и забавной, и тревожной. Но судьба распорядилась добавить к ней ещё и комичности.

У тротуара остановился автомобиль; из него, с величием оперной примадонны, выбралась пышная мадам в шляпе с перьями. Едва она успела ступить на мостовую, как какой-то ловкач-студент выхватил у неё из рук ридикюль и помчался прочь!
Мадам, всплеснув руками, села прямо на тротуар, громко призывая на помощь святого Франсуа.

Лизонька, в порыве убежать от преследователя, случайно столкнулась с вором. Ридикюль вылетел из его рук и упал прямо под ноги молодой даме. В ту же секунду подоспел её настойчивый “преследователь” — запыхавшийся, но улыбающийся.

— Мадемуазель Уварова… ох, и помотали же вы меня! — произнёс он, вытирая лоб.

— Сударь! — строго сказала Лизонька. — Если вы немедленно не объясните ваших намерений, я позову полицию!

— Не надо, ради Бога, — смутился он. — Я от Евстратия Павловича, вашего дядюшки. Позвольте представиться — коллежский секретарь Илларион Семёнович Рыков. Мне поручено вас охранять… и вот письмо от господина Медникова.

Ридикюль был возвращён мадам (которая немедленно объявила, что “русские — наидобрейшие создания на свете”), а Лизонька, слегка краснея, распечатала дядюшкино письмо.

«Душа моя, Лизонька!
Я прошу вас отнестись с благосклонностью к Иллариону Семёновичу Рыкову. Молодой человек этот умен, толков и, смею надеяться, окажет вам неоценимую помощь. Пусть он будет вашим проводником и защитником.
Надеюсь, что в скором времени жизнь ваша станет спокойнее — и, признаюсь, мне от этого будет легче.
Ваш любящий дядюшка,
Е. Медников»


Прошло немного времени. Парижская зима уже пахла предстоящими праздниками, когда господин Медников получил в конверте изящный листок с аккуратным женским почерком:

«Дорогой дядюшка!
Пишу вам, дрожа от волнения и радости. Я приняла предложение руки и сердца от Иллариона Семёновича. Прошу вашего благословения!
Мой жених оказался человеком рассудительным и вместе с тем прогрессивным. Мы решили, что откроем частное сыскное бюро — «Уварова и Рыков. Расследования с тактом и благоразумием».
Разумеется, вы, дядюшка, будете нашим патроном и наставником.
А пока ждём вас на венчание в церкви святой Екатерины в Париже, такого-то числа…
Ваша любящая
Лиза».


От редакции “Журнала для дам”.

С глубочайшей радостью спешим сообщить нашим милым читательницам, что очаровательная мадемуазель Елизавета Уварова, племянница известного сыщика Евстратия Павловича Медникова, обручилась с коллежским секретарём Илларионом Семёновичем Рыковым.

Редакция присоединяется ко множеству поздравлений, поступивших на наш адрес, и выражает искреннюю надежду, что молодая чета ещё не раз порадует публику своими благородными расследованиями — быть может, уже под новым наименованием:
«Дела госпожи Рыковой и господина Медникова».

Редакторша журнала
Ольга П.-Д.
Парижъ — С.-Петербургъ, 1913 г.

               
Редакция выражает уверенность, что мадемуазель Уварова и впредь не оставит своих любезных читателей без приключений — где бы ни оказалась её шляпка.

*****




А вот как об этом писали в Парижских журналах

Редакція “Парижскаго журнала для дамъ”


Дамъскiй кошелёкъ

(Изъ писемъ нашей корреспондентки въ Париж;)

Парижъ утро. Воздухъ напоёнъ ароматомъ свежеиспечённыхъ круассановъ и жаренаго миндаля. На улице Сан-Оноре, въ маленькой кондитерской мадамъ Фурье, где, по обыкновенію, собираются русскія барышни, произошло небольшое происшествiе, о которомъ весь кварталъ гуд;лъ не меньше трёхъ дней.

Мадамъ Фурье, дама добродушная и толстенькая, стояла за прилавкомъ, утирая глаза носовымъ платкомъ. Передъ ней стояла посетительница — известная въ св;т; мадамъ Дюаръ, женщина чрезвычайно щепетильная, съ клювикомъ на носу и съ неизменнымъ вееромъ въ рукахъ.

— Я, мадамъ, не потерплю, чтобы въ вашей лавк; меня обирали, — возмущаласьъ мадамъ Дюаръ, — кошелёкъ мой исчезъ! Здесь шайка воришекъ! И если полиция не найдётъ моего кошелька, я закрою ваше заведенiе!

Б;дная мадамъ Фурье рыдала, повторяя, что она честная женщина и что кража произошла, когда она вышла въ кладовую.

Въ этотъ моментъ дверь звякнула колокольчикомъ, и на пороге появилась мадемуазель Елизавета Уварова — наша соотечественница, барышня съ ясными глазами и чуть лукавой улыбкой. Она давно уже была любимицей заведенiя, и мадамъ Фурье вздохнула съ облегчениемъ, увид;въ её.

— Что случилось, мадамъ Фурье? Вы плачете? — спросила Лизонька.

— Ахъ, мадемуазель, мадамъ Дюаръ утверждаетъ, что я въ сговор; съ воришками, что у неё украли кошелёкъ, а я ничего не вид;ла!

— Кто-нибудь заходилъ въ это время?

— Только мальчишка — курьеръ какой-то. Но я не прим;тила его лица…

Лизонька нахмурила брови — духъ Медникова, какъ она шутила, проснулся въ ней.

— Я прогуляюсь, мадамъ Фурье. Возможно, Господь направитъ меня на нужную улицу, — сказала она и, над;въ перчатки, вышла въ утреннее солнце.

Парижъ жилъ шумно и беспечно. На углу бродили мальчишки, предлагавшіе прохожимъ газеты и лотерейныя билеты. Среди нихъ Лиза заметила одного — б;дно од;та, летъ десяти, съ хитрымъ прищуромъ и латанымъ картузомъ. Онъ стоялъ у витрины ювелирной лавки, глядя на ожерелья такъ, какъ котёнокъ глядитъ на сливки.

— Красива витрина, не правда ли? — обратилась къ нему Лизонька.

Мальчикъ вздрогнулъ, посмотр;лъ на неё, хотелъ уб;жать, но она ловко перехватила его за рукавъ.

— Ахъ, мадемуазель, я ничего не сделалъ! — забормоталъ онъ.

— А вот это, — сказала Лиза, доставая изъ его кармана  красный кошелёкъ, — вы, должно быть, обронили?

Мальчишка покрасн;лъ и опустилъ глаза.

— Мадамъ Фурье — честная женщина, — сказала Лизонька строго. — Но ты, малышъ, можешьъ стать челов;комъ, если будешьъ учиться. Хочешьъ читать и писать по-русски?

Такъ началось новое маленькое приключенiе мадемуазель Уваровой: кошелёкъ былъ возвращёнъ мадамъ Дюаръ (которая, конечно же, потомъ клялась, что всегда любила русскихъ барышень), а маленькій воришка по имени Пьеръ, сталъ жить у Лизы и старательно выводилъ на бумаге свои первые буквы.

А мадамъ Фурье, перекрестившись, шептала:
— Господи, благослови этихъ чудныхъ русскихъ!



Отъ редакціи “Парижскаго журнала для дамъ”

Намъ сообщили, что мадемуазель Уварова, та самая русская барышня, которая разоблачила кражу въ кондитерской мадамъ Фурье, теперь обучаетъ своего маленькаго подопечнаго грамоте и русскому языку. Говорятъ, мальчикъ уже читаетъ по складамъ и вс;мъ знакомымъ рассказываетъ, что его “мадемуазель” — сыщица.
Парижъ улыбается, а мы съ нимъ.

Прижскiй журналъ для дамъ, 1912 г.

*****






Пропавшая депеша

(Изъ писемъ нашей корреспондентки въ Париж;)

Сія малость приключилась со мною въ прошедшее воскресенье. Я, какъ обыкновенно, вышла прогуляться и навестить знакомую даму — супругу чиновника русскаго консульства, проживающую въ гостиниц; на улице Сент-Онорэ. Над;ялась поболтать съ нею о пустякахъ и спросить, не получено ли письмо отъ моего дядюшки, Евстратiя Павловича.

Входя въ гостиницу, я столкнулась въ дверяхъ съ какимъ-то господиномъ — невысокимъ, съ рыжеватой бородкой и блестящими, слишкомъ подвижными глазами. Онъ едва не сбилъ меня съ ногъ, пробормоталъ какое-то н;вразумительное извиненiе, обронилъ шляпу и конвертъ, потомъ посп;шно всё поднялъ и исчезъ, точно за нимъ кто-то гнался.

Когда я поднялась на второй этажъ, у дверей знакомой услышала громкій голосъ её супруга, господина Т., чиновника консульства, котораго, кстати, я всегда считала челов;комъ чрезвычайно степеннымъ.

— Где депеша? — грем;лъ онъ. — Куда ты её зад;лъ, безтолковый?! Это государственное д;ло, и если она пропала, — ты будешьъ отвечать головой!

Слуга, видимо, клялся, что ничего не трогалъ.

Я тихо проскользнула обратно на лестницу — ужъ слишкомъ знакомо звучала ярость чиновниковъ. У портье я поинтересовалась, кто былъ тотъ господинъ, съ которымъ я столкнулась у дверей.

— Ахъ, мадемуазель, — сказалъ портье, понизивъ голосъ, — то господинъ Шварцъ. Немецъ. Живётъ у насъ на третьемъ этаж;. Говорятъ, шпионъ. У насъ ихъ тутъ много: на первомъ — англичане, на второмъ — поляки, на третьемъ — австрiйцы, а теперь вотъ и русскія. У насъ, мадемуазель, весь Парижъ въ миниатюр;.

Я вернулась къ двери господина Т., постучала и, когда меня впустили, смущённо произнесла:

— Простите, сударь, быть можетъ, я вмешиваюсь не въ своё д;ло, но думаю, что вашъ конвертъ могъ попасть въ руки господина Шварца.

Господинъ Т. удивлённо посмотр;лъ на меня, потомъ — на жену, потомъ рассмеялся такъ, что даже зеркало задрожало.

— Ну, слава Богу! — сказалъ онъ. — Пусть господинъ Шварцъ радуется. Это была пробная депеша — для отвлеченiя. Пусть теперь наши немецкія друзья ломаютъ головы надъ шифромъ!

И, вдругъ посерьёзн;въ, добавилъ:

— Однако, мадемуазель, передайте вашему дядюшк;, что его племянница чересчуръ любопытна. Политика — не дамское рукод;ліе.

Я покрасн;ла, пробормотала что-то въ оправданiе и посп;шила уйти.

Позже пришло письмо отъ дядюшки:

«Душа моя, Лизонька!
Сколько разъ я вамъ говорилъ — не л;зьте въ политику! Держитесь подальше отъ депешъ, шпионовъ и чиновниковъ. Лучше займитесь вышиванiемъ или изученіемъ французскаго языка.
Вашъ преданный дядюшка
Евстратiй Медниковъ».



Я, признаться, отложила письмо въ сторону и засм;ялась. Думаю, дядюшка былъ бы доволенъ, если бы зналъ, какъ ловко я распознала злод;я.



 Дополненiе отъ редакціи.

Со словъ одной изъ горничныхъ (имя по известнымъ причинамъ не называется), черезъ пару дней посл; происшествiя въ номер; германскаго чиновника разразился ц;лый скандалъ.
Некий господинъ, размахивая «Русскимъ В;стникомъ», кричалъ на месье Шварца, что некая барышня передаётъ русскимъ шифровки чрезъ газету!
— Вотъ, послушай, — вопилъ онъ, — тутъ написано: «...тутъ тоже рыжій котъ, какъ нашъ Васька...» — и вел;лъ разшифроватьъ вс; статьи.
Отъ чего, говорятъ, въ русскомъ консульств; до сихъ поръ утираютъ слёзы отъ см;ха.


Прижскiй журналъ для дамъ, 1912 г.

*****







Последнее письмо Лизоньки

(Из писемъ нашей парижской корреспондентки)

Сегодня со мною приключилось нечто занятное, хотя и слегка тревожное. Вышла я прогуляться по бульвару Капуциновъ, наслаждаясь утреннимъ солнцемъ и ароматомъ свежесвареннаго кофе. Минутъ черезъ пятнадцать почувствовала — кто-то идётъ за мною.

Я взглянула украдкой — молодой челов;къ, аккуратно од;тый, съ довольно милымъ лицомъ, но съ подозрительно внимательнымъ взглядомъ. Я прибавила шагъ — онъ тоже. Я перешла улицу — онъ за мною.

Тогда я, какъ истинная племянница своего дядюшки, р;шила испытать его. Зашла въ булочную, прошла черезъ заднюю дверь — и на улицу, а онъ ужъ тутъ какъ тутъ! Въ то самое время у тротуара остановился автомобиль; изъ него величественно выбралась пышная мадамъ въ перьяхъ и бархат;. Не усп;ла она оправить платье, какъ какой-то юнецъ выхватилъ у неё ридикюль и кинулся б;жать.

Отъ неожиданности мадамъ с;ла прямо на мостовую съ такимъ достоинствомъ, будто такъ и было задумано.

Я, стремясь оторваться отъ своего пресл;дователя, выб;гала изъ переулка — и прямо въ воришку! Ридикюль выпалъ, мальчишка улизнулъ, а тутъ подъосп;лъ и мой таинственный спутникъ.

— Мадемуазель Уварова! — воскликнулъ онъ, тяжело дыша. — Охъ, и помотали же вы меня по всему кварталу!

— Сударь! — ответствовала я съ достоинствомъ. — Если вы немедленно не прекратите меня пресл;довать, я обращусь въ полицію!

Онъ посп;шно снялъ шляпу и произнёсъ:

— Ради Бога, мадемуазель, не тревожьтесь. Я отъ Евстратiя Павловича, вашего дядюшки. Разр;шите представиться — коллежскiй секретарь Илларiонъ Семёновичъ Рыковъ. У меня порученiе и письмо къ вамъ.

Ридикюль, конечно, былъ возвращёнъ мадамъ, а я, всё ещё не оправившись отъ неожиданности, вскрыла письмо дядюшки.

 «Душа моя, Лизонька!

Съ сего дня, ради моего спокойствiя, васъ будетъ сопровождать Илларiонъ Семёновичъ Рыковъ, челов;къ надёжный и толковый. Присмотритесь къ нему — онъ заслуживаетъ вниманiя. Надеюсь, въ скоромъ будущемъ ваша жизнь станетъ спокойн;е, а моя сов;сть — легче.

Любящiй васъ дядюшка
Евстратiй Медниковъ.»



Я, признаться, покрасн;ла, дочитавъ до конца, и не знала, то ли сердиться, то ли смеяться.

Прошло немного времени, и вотъ теперь пишу дядюшк; ответное письмо:

 «Дорогой дядюшка!

Сп;шу сообщить вамъ радостную новость. Я приняла предложенiе руки и сердца отъ Илларiона Семёновича. Прошу вашего благословенiя.

Ваше беспокойство насчётъ моей спокойной жизни совершенно напрасно: мой женихъ челов;къ современныхъ взглядовъ и необычайной доброты.

Мы мечтаемъ открыть въ Париж; частное сыскное агентство, гд; вы, дорогой дядюшка, станете нашимъ патрономъ и наставникомъ. Но это — въ будущемъ.

А покамъ что ждёмъ васъ на нашемъ венчанiи, которое состоится въ церкви Святой Екатерины день такой-то.

Ваша всегда любящая
Лиза Уварова (вскоре Рыкова).»




Отъ редакціи “Парижскаго журнала для дамъ”

Мы сп;шимъ присоединиться къ многочисленнымъ поздравленiямъ, которыя ежедневно поступаютъ въ нашъ адресъ для мадемуазель Уваровой и господина Рыкова.
Редакція сердечно желаетъ молодой чете счастiя, а достопочтенному господину Медникову — заслуженнаго покоя посл; столькихъ треволненiй.

 «Да будетъ ихъ союзъ столь же разуменъ, скольъ и трогателенъ,
а ихъ сыскное агентство — источникомъ правды и справедливости».


Прижскiй журналъ для дамъ, 1913 г.


*****



Отъ редакціи

Редакція съ особеннымъ удовольствіемъ представляетъ вниманію читательницъ и читателей новый сборникъ госпожи Татьяны Выхрiстовой, въ которомъ, съ изяществомъ пера и редкой чуткостью къ старинному слову, воссозданъ прелестный рядъ рассказовъ о д;лахъ господина Медникова и его любознательной племянницы Лизоньки Уваровой.

Съ первыхъ строкъ чувствуется тёплое дыханіе Петербурга начала стол;тія, гд; набережныя ещё хранятъ отзвукъ копытъ, гд; барышни носятъ перчатки до локтя, а сыщики, скромные и наблюдательныя, решаютъ загадки не хуже своихъ заграничныхъ коллегъ.
Въ этихъ «запискахъ» есть и остроуміе, и лёгкая грусть, и та добродушная ирония, безъ которой невозможно представить русскую прозу конца девятнадцатаго в;ка.

Отд;льнаго упоминанія заслуживаетъ и тотъ любопытный фактъ, что въ созданіи книги участвовалъ нов;йшій изъ вс;хъ возможныхъ помощниковъ — искусственный интеллектъ.
Но, признаемся, если бы не признаніе самой авторки, мы бы и не догадались — столь челов;чна, мягка и трогательна эта проза.
Редакція считаетъ этотъ опытъ знаменательнымъ: въ томъ, какъ новое помогаетъ оживлять старое, есть какая-то особенная поэзія времени.

Мы благодаримъ госпожу Выхрiстову за возможность быть сопричастными къ этой литературной находк; и желаемъ ей новыхъ путешествій — хоть по страницамъ, хоть по св;ту.
И, если позволено мечтать, мы тайно надеемся, что Лизонька и дядюшка Медниковъ ещё вернутся къ своимъ читателямъ, быть можетъ, съ новыми д;лами и новыми приключеніями.

Редакція журнала «Журналъ для дамъ », ....