Графомания не порок, а болезнь

«В начале было слово», а не лопата, поэтому
графоманов в 1000 раз больше землекопов.
Автор

Графоман — это Сизиф, поэт Гаврила и
бравый солдат Швейк в одном лице.
В. М. Лифинский

Как известно, лучшее средство с похмелья — не пить накануне! Это знает каждый, но не каждый этому следует. Почему? Да потому что похмелье — первая стадия алкоголизма, поэтому алкоголики и похмеляются (выжимают сок из бутыли водки). Похмелье или «синдром второго дня» бывает только у алкоголиков. У здорового человека если голова и болит после «вчерашнего», то это ещё не болезнь, а всего лишь постинтоксикационное состояние, схожее с похмельем, после которого от выпитого поутру спиртного здоровье не «поправляется», а лишь ухудшается, в отличие от алкоголиков. К чему этот ликбез? А без него трудно будет понять, почему графоманов надо жалеть, а не критиковать и не смеяться над ними, поскольку это такие же больные люди, как и алкоголики.

Не верите? Вот доказательства: любой нарколог, как и каждый мудрый редактор, вам подтвердит, что признаков алкоголизма и графомании много, но только пять из них обязательно присутствуют у каждого, подчёркиваю, у каждого алкоголика и графомана. Давайте разберём эти признаки по порядку.

Первый признак — патологическое влечение (тяга) к алкоголю. Точно такая же безудержная тяга к писательству есть и у каждого графомана. Мне возразят, что графоман под шквалом критики может закинуть свою прозу или стихи куда подальше. Верно! Но это уже будет не графоман, а нормальный здоровый человек, который понял, что «заблудился», и начнёт рисовать или сочинять музыку, если он действительно творческая личность. Или возьмёт лопату и станет, может быть, похожим на Мичурина, который никак не хуже Чехова или Айвазовского творил и сочинял.

Рискну предположить, что самым известным графоманом и автором, на мой взгляд, слабеньких стишков, судя по неудачному переводу, был стяжатель «лавров» (А. С. Пушкин, 1819) Герострат, который в 356 г. до н. э. сжёг храм Артемиды, считавшийся одним из семи чудес света. Об этом в главе «О желании славы» пишет римский критик I в. н. э. Валерий Максим (см. Достопамятные деяния и изречения, рус. пер.: СПб., 1772. — С. 398).

Второй признак — потеря контроля над количеством выпитого. Как говорила одна знаменитость, — «Я пьянею от одной рюмки, вот только не помню от 15-й или 17-й». А теперь пусть кто-нибудь назовёт хотя бы одного графомана, который бы написал всего лишь пару рассказов или стихов, и на этом остановился. Бездарь может вымучить одну поэму, но при этом он так и останется бездарем. А графоману мало быть тусклым, ему хочется светиться на людях, как светится солнце днём или маяк ночью, ведь жизнь коротка, а ему надо успеть наварганить на многотомник, чтобы сравняться хотя бы в этом с классиками. Конечно, большинство графоманов помельче, и они не ставят перед собой столь грандиозные задачи, но от этого не перестают быть графоманами, пусть и миниатюрными (статистику и градацию графоманов, если есть желание, можете посмотреть в моей статье «О графоманах на Проза.ру»).

Третий признак (пожалуй, самый главный), — утрата защитного рвотного рефлекса. Позвольте мне на минутку перевоплотиться в писателя В. В. Ерофеева (его жизнеописание было отмечено самой крупной российской литературной премией), и от его имени дать вам совет (далее перечисленные «напитки» воспринимайте как пародию на «прозу» графомана). Если вас не рвёт после перепоя, особенно если употребили в большом количестве тройной одеколон или Бориса Фёдоровича (клей БФ на спирту), не говоря уж о Полине Ивановне (политура — рекомендую её попробовать, Венечке она бы очень понравилась), то срочно бежите кодироваться! Отсутствие рвотного рефлекса — это самый надёжный признак алкоголизма! А теперь скажите, пожалуйста, можете ли вы в самом страшном сне представить, что графомана тошнит от его «шедевров»? То-то! Да как же его будет тошнить, если он убеждён, что кругом сидят одни тупые безграмотные издатели и больные на голову критики, ничего не понимающие в «настоящей» литературе, и не способные по достоинству оценить всё величие пусть и не его писанины, то хотя бы могучую даровитость автора, если даже на лбу у него «дар» выступает, когда он пыхтит и «творит вечное».

Четвёртый признак — увеличение толерантности (выносливости к спиртному и писательству). Тут всё просто: «Пью больше других и не пьянею» — это признак 2-й стадии алкоголизма. Если вы раньше пьянели от 200 граммов коньяка, то сейчас вам надо выпить пол-литра, чтобы войти в своё комфортное состояние. Как понять пьяны вы или нет? Если вы способны лежать, не держась за пол, вы еще не пьяны по-настоящему. Вам также, полагаю, полезно знать, что алкоголика губит как выпивка, так и её отсутствие. То же самое можно смело сказать и о графомане. Чем больше он пишет, тем выше у него толерантность (выносливость к «творчеству»), а значит тем больше он способен написать. И здесь от человека уже ничего не зависит, так как он серьёзно болен и нуждается в лечении.

Если графоман вовсе не будет «шедеврить», то у него, не исключено, появятся проблемы с психикой (см. P. S.), и своё признание он получит на больничной койке от пациентов, которые будут его «величать» или Тургеневым, или Есениным. Принято считать, что водка – волшебная жидкость, которая превращает чёрную тоску в белую горячку, а графомания — волшебная палочка, которая ваши «произведения» превращает в коммунальные платёжки, поскольку в силу ч. 5 ст. 30 ЖК РФ собственник обязан оплачивать услуги по обращению с ТКО, даже если он и не выбрасывает свои «поэмы» в мусорный контейнер, но при этом «поэт» всё равно обязан платить за вывоз мусора (ч. 11 ст. 155 ЖК РФ).

Толерантность — особая гордость большинства графоманов. Много писать и при этом не уставать писать — это не показатель крепости здоровья графомана, а признак 2-й стадии прогрессирующей графомании.

Пятый признак — систематическое потребление алкоголя. От этого как очень просто, так и крайне сложно избавиться. Почему? А всё дело в воли пациента, которая заставляет его побеждать, когда рассудок говорит ему, что он повержен и ему не выйти из заколдованного круга… Убеждён, что каждый знаком с творчеством Есенина, но вряд ли кто-либо из знатоков перечислит все клиники, в которых поэт лечился от алкоголизма. Кстати, Шукшин гордился тем, что его исцелял доктор-старичок, который когда-то врачевал Есенина. А вот Высоцкий (с его-то умом!) всё пытался найти такого врача, который бы вылечил его так, чтобы он мог «пить как все». Совершенно абсурдная затея, если у человека нет железной воли! Да и откуда ей взяться у алкоголиков? Графомания и алкоголизм неизлечимы, и с этим ничего не поделаешь. Даже если вы не пьёте последние 20 лет, вы всего лишь для врачей непьющий алкоголик. То же самоё можно сказать и о графоманах. Если они много лет ничего не пишут, то от этого не станут талантливее и здоровее. А если опять сорвутся, то забарабанят по клавишам с такой скоростью, с которой алкоголику и не снилось наливать.

Подведём итоги. Есть ли желающие аргументировано опровергнуть все пять пунктов моего больного воображения? Почему больного? Да потому что я убеждён, что тихий (подчёркиваю, тихий), алкоголик безобиднее тихого графомана. Посудите сами, сидит какой-нибудь внучок при плотно закрытых занавесках с флягой дедушкиного самогона и банкой бабушкиного рассола, и тихо попивает свой «эликсир молодости». Ни бабка Пелагея, ни дед Онуфрий, ни соседка Фёкла, ни кот Артём его не видят так хорошо, что даже глаза радуются. А что делают тихие графоманы (я про агрессивных и буйных молчу!)? Да по тихому пакостят так, что по всему литературному полю стоят их огромные стога бумажной и электронной соломы, которые ни один читатель в здравом уме не станет раскидывать, чтобы найти иголку нового Брюсова или булавку современной Друниной. Но сами графоманы почему-то желают лечиться у лучших врачей, и не хотят идти к лекарям-графоманам (шарлатану дяде Пете и повитухе тёте Клаве). Но не всё так плохо в доме Облонских, хотя жена и знает, что муж-алкоголик был в связи с француженкою-графоманкой. Одно радует жену, что ни графомания, ни алкоголизм не заразны, и не передаются ни воздушно-капельным, ни странично-книжным путём. И эта её «радость» также роднит графоманов и алкоголиков.

Поскольку я православный атеист, позволю себе бросить камушек и в небесный литературный огород. Сдаётся мне, что никто не любит так читать святые писания, как графоманы, поскольку нет лучшего бальзама на их души, чем чтение подобных книг. Вот где безгрешных графоманов воистину не счесть. Почему Господь наградил пророков безудержным писательством, одному Богу известно. Я каким-то невероятным образом умудрился перечитать почти всего Солженицына (тоже ещё тот «пророк»!), с его кондовым языком, а вот одну только Библию за последние 10 лет так и не могу осилить, и это при моём-то упорстве! Разумеется, всю вину беру на себя (видимо, не дорос ещё до столь Великих книг, как и знаменитый итальянец Умберто Эко, которому приписываю эту реплику: «…17% прочитавших библию от начала до конца, сходят с ума»). Если нашим небесным отцам и пророкам разрешается графоманить по белому (без дефиса), то почему нельзя этого делать по-чёрному простым смертным? Как тут не вспомнить древнегреческого исполнителя застольных песен и частушек Анакреонта (род. ок. 570 г. до н. э.), который «сплагиатил», я в этом убеждён, у русских поэтов (видимо, у И. С. Баркова — учителя А. С. Пушкина), бессмертные строки и переделал их в свой злобный пасквиль с целью опорочить светлое имя бабки Степаниды:

Пишет вошь, пишет гнида,
Пишет бабка Степанида,
Пишет северный олень,
Пишут все, кому не лень!

Вот такое биполярное расстройство и раздвоение личности. С одной стороны, грех не жалеть больных графоманией людей, к коим и сам, возможно, отношусь, а с другой стороны ещё больший грех не видеть тот вред, который графоманы наносят молодым людям с неокрепшей головой и взрослым, потерявшим здравомыслие.

Могу и ошибиться, но мне кажется, что алкоголизм от графомании отличается лишь термином, что не так уж и важно, но мало чем отличается по сути, что важно. Разница лишь в том, что одни больные потребляют материальную пищу (алкоголь), а другие питаются духовной пищей (писательством), поэтому первые — алкоголики, а вторые — писаголики, что звучит непоэтично, поэтому переименуем их в пися-голики, что звучит гораздо приличнее, чем член, например, Союза писателей, хотя по рангу первые до вторых также далеки, как графоманка-трудоголичка Светлана Алексиевич далека до Нобелевской премии.

Мне бы не хотелось обрывать свою «песню» на этой траурной ноте. Убеждён, что даже неизлечимые болезни — лечатся (вот такой парадокс, противоречащий здравому смыслу!), так что не падайте духом, поручик Голицын. Если вы сильный и целеустремленный человек, занятый делом, со своими твёрдыми убеждениями и нравственной позицией, упорный, настойчивый, и если лично у вас появилось осознание своей болезни (графомании или алкоголизма), а выпивка и оголтелое «марание бумаги» не является для вас единственным смыслом жизни, то у вас очень высокие шансы научиться пить «как все» и писать «лучше многих» или, по крайней мере, лучше любого графомана или «незрелого» прозаика.

P. S. Представьте такую ситуацию. Сидят в зале серьёзные люди, на трибуну выходит профессор, и ничего не объясняя, начинает читать стихи. Несколько десятков голов стали тут же крутиться и недоумённо переглядываться. Сосед справа спрашивает: «Неопубликованный Есенин?» Отвечаю ему, что стихи, несомненно, есенинские, вот только я их раньше никогда не слышал. Когда профессор после пяти или шести продекларированных им стихотворений насладился реакцией зала, объявил, что это стихи пациента психиатрической клиники. Мысленно я поймал себя на том, что я и сам не против так сойти с ума, но тут же понял, что уже сошёл с ума, если думаю, что в России могут быть два Есенина. С тех пор я точно знаю, что и среди графоманов встречаются гениальные поэты, пусть и сумасшедшие.