Ведьма и пионер

  То, о чем я вам сейчас расскажу, произошло в те далекие времена, когда соседи были всегда самими лучшими друзьями. Это сейчас соседи воспринимаются, как нечто нежелательное. Как обуза, которую необходимо терпеть. Как вынужденная необходимость! Век бы их не знать и не видеть!

  А тогда соседи были даже не лучшие друзья, а скорее самые близкие родственники. Даже ближе кровных родственников. Живущих где-то подальше. Все семьи, живущие в одном дворе или на одном квартале улицы, иногда ссорились, потом мирились, но всегда защищали и помогали друг-другу. Если где-то, кто-то представлял человека – это мой сосед, значит отношение должно быть к этому человеку самым внимательным, сосед ведь.

  Еще в пятидесятых-шестидесятых годах прошлого века соседи могли построить человеку дом. Это называлось «толока». Я даже сам лично в этом участие принимал.   

  Вот, допустим, кто-то решил построить себе новый дом, вместо ветхого. Тогда хозяин заготавливал материалы: лес, глину, камни, солому, скобы и гвозди. И назначал день толоки, обычно на субботу. В этот день собиралась вся улица. И дети, и старики. И мужчины, и женщины. Не прийти на толоку - позор! С раннего утра вся улица пилит, строгает, тащит, бревна-доски на место укладывает и гвозди забивает. Широким кругом пацаны глину месят. Женщины постарше обед готовят, на всю улицу. Толока ведь и работа, и праздник. Работу сделали и за стол. И выпить вина и повеселиться. Песни поют. Танцы под гармошку. Это были те редкие случаи, когда работа была действительно праздником.

  И еще, было, знаете, такое внимательное отношение к приезжим. Если кто в дом многоквартирный вселился или на нашей улице поселился, то все соседи долгом своим считали к ним зайти. Не только из любопытства, просто познакомиться, а узнать, может люди в чем нуждаются. Может, им помощь какая требуется. Сегодня ведь по-другому уже. Поселились новые люди – ну и Бог с ними. Лишь бы меня не трогали.

  А вот был на нашей улице дом странный. Все дома окнами на улицу, а здесь только глухой деревянный забор, почерневший от времени. А сам жилой дом где-то там, в глубине участка. И жильцов дома мы с пацанами не видели почти. Говорили, какие-то старые дедушка и бабушка там живут. Как-то мы, тимуровцы, снег убирали от их забора и дорожку во двор расчищали. Так выходил старичок старенький-престаренький. И тетрадочки нам подарил, в клеточку.

  Мне уже лет десять было. В пионеры меня приняли весною, на день рождения Ленина Владимира Ильича. Торжественное обещание произнес – я, пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей, торжественно обещаю… Так что я юным пионером был. И тут меня мама подзывает вечером и говорит,

- У соседки нашей, бабушки старенькой, дедушка умер. Его уже похоронили, но она сама оставаться ночью в доме не может, боится. Переночуешь с нею?

  Но я же пионер! А пионеры ничего не должны бояться. И всем помогать. Даже бабушкам боязливым. Надо, так надо. Старушку выручить!

  Вечер летний наступает, смеркается. Ласточки только низко над землей стремительно летают. Все друзья мои по домам разошлись. Чуть позже летучие мыши начнут сизое небо крыльями чертить. Мама мне говорит, что пора, и до забора старушки провожает.

  Открываем мы тяжелую, дубовую калитку и я вижу, что дом стоит далеко в глубине. А к дому ведет полузаросшая, узенькая тропинка, по обеим сторонам которой густые заросли бурьянов, кустарников и деревьев одичавших. Заросли дремучие, густые и непроходимые. Пошел я по дорожке к дому. Калитка за мною закрылась. И тишина.

  К дому ближе подхожу. А дом странный. Стены все сплошными палками-дрючками, посеревшими от времени, обложены. Чуть-чуть, сквозь палки окно заблестело. А крыша тоже деревянная, из дранки. Почернела-позеленела и местами провалилась под тяжестью пролитых дождей и прожитых годов.

  Дверь из дома вдруг медленно, с протяжным скрипом, приоткрывается. И в проеме дверном маленькая старушка возникает. Серо-коричневая одежда на ней, до самого пола лохмотьями свисает. На голове серый платок намотан. Наверное, когда-то пуховым был. Лицо у нее все морщинистое, но глазки живые, острые на лице блестят. Меня внимательно рассматривают.

  Ручки свои маленькие, гречкой старческой побитые, к груди прижала и дребезжащим, но ласковым голоском меня в дом приглашает. Ну я и прохожу в дом. А старушка вслед за мною проходит и засовы-запоры дверные за нами запирает. Мысль у меня в голове возникает вдруг – это чтобы я не сбежал?

  Но ведь пионеры ничего не должны бояться. Прохожу в дом. Осматриваюсь. В прихожую попал. Старые пыльные шкафы стоят. Одежда ветхая на вешалке. Ведра-тазики под стеною. Из прихожей две двери. Направо и налево. Направо – это спальня, кровать видно через дверь. Но старушка мне предлагает в левую дверь проходить. Там у нее гостиная. Прямо от двери стол со стулом колченогим. Справа комодик старинный, почерневший от времени, а слева узкая солдатская кровать, солдатским же одеялом заправленная.

  На стул я аккуратно присел. А бабушка подошвами пошаркала куда-то. Слышу – вода плещется, значит там у старушки еще кухня где-то есть. Старушка на кухне шебуршит, посудою звенит. Я сидеть продолжаю, по сторонам осматриваюсь.

  А тишина в доме – будто мы в погреб спустились. В комнате полумрак. Лампочка тусклая-претусклая под потолком. Присматриваюсь – кот черный на кровати сидит, ярко-желтыми глазами на меня смотрит. Озноб у меня по спине пробежал, слегка. Пылью, мышами и прошлогодним сеном пахнет. Со старых фотографий на посеревших стенах на меня наверняка уже покойники смотрят. Чуть только не подмигивают. И что-то страшновато становится. Так. Немножко.

  Через какое-то время слышу – шур-шур-шур, бабушка-старушка в комнату входит. В руках блюдо широкое. Она это блюдо на стол ставит, меня по головке сухонькой ладонью гладит, приговаривает,

- Кушай, внучок, кушай… - А я на блюдо смотрю… Люди добрые! Да это же кот, не иначе! Что это, старушка кота мне своего стушила-приготовила? Не иначе ведьма! По сторонам оглядываюсь – а черного кота-то и нет нигде. А старушка продолжает,

- Кушай внучек, кушай… - И за спиной у меня топчется.

  Обмер весь, мысли лихорадочно в голове порхают-бьются. Выбраться, наверное, хотят и от ведьмы убежать, без меня. Стараюсь себя в руки взять. Я же взрослый, уже, почти. И пионер, к тому же. Вот, думаю, охотники в тайге, или Робинзон Крузо на своем острове, еще и не то бы ели. Начинаю мясо есть. Попробовал – да ничего страшного. Сладковатое только. Но я ведь котов раньше не пробовал. Поел немного, спасибо, старухе говорю. Старуха блюдо на кухню унесла. Наверное, там сама своего кота доедать будет.

  Через какое-то время в комнату бабуля возвращается. Ласково на меня смотрит,

- Пора и спать ложиться. Вот кроватка, на ней дедушка покойный любил отдыхать, - жестом мне на узкую солдатскую кровать показывает.

-Вот здесь лампочку погасишь, когда спать соберешься, - на выключатель допотопный рукой махнула. И в спальню свою ногами пошаркала. Потом пружины на кровати заскрипели. Значит спать улеглась.

  Видно, меня есть не торопится. Может, решила на завтрак приберечь. Посидел еще, подумал. А что делать? И на кровать улегся. Думаю, на этой подушке дедушка еще живым спать любил? Или когда уже покойником стал?

  Улегся, прислушиваюсь. А в тишине теперь слышно стало и шорохи все, и скрипы. Такой шум поднялся. Всякие насекомые шуршат. Сверчки сверчат. Кто-то что-то грызет. Мышки в темноте лапками по полу топают и попискивают. Шелестит что-то и под кроватью, и на потолке.

  Бедный дедушка, и как-же он здесь спал? И как я здесь спать смогу. И вдруг уснул неожиданно, даже не заметил как. И спал крепко и долго. Просыпаюсь – на улице светло. Солнце уже высоко поднялось. Второпях оделся и к дверям прошмыгнул.

  Из двери выглянул – О, Боже, радость какая! Небо голубое, высокое. Облачка белые по небу плывут. Солнышко ярко светит. Листочками зелеными деревья высокие, раскидистые, шелестят. Птички щебечут. Воробьи в пыли шумно купаются. Где-то далеко собаки лают и кошки мяукают. Как хорошо жить на белом свете! На душе стало так легко и приятно. Бегом по тропинке к маме побежал.

  Только от мамы узнал, что старушка меня мясом кролика угощала. Ну не ел я кролика до этого ни разу. Откуда же я знал? А дедушка и бабушка эти раньше учителями были. Дедушка физику и математику преподавал. И даже директором школы был. А старушка, жена его, когда еще старушкой не была, ботанике и географии детей учила. И соседи все с большим уважением к ним относились.

  Еще две ночи я у старушки-учительницы переночевал. А потом другие соседки, женщины постарше, ночевать у бабушки стали по очереди. Пословицу помните - «У страха глаза велики»? Вот и со мною такая история приключилась. Когда я еще был юным пионером.