Второй Вавилон

Пять часов, 8 минут, а.m.

- Итак, все здесь? - спросил Генри Лайт, Верховный Великий Отец Второго Вавилона.
Он прервал созерцание радиоактивной пустоши, изображение которой проецировалось на огромный монитор, занимавший одну из стен небольшой Комнаты Совещаний, и повернулся лицом к собравшимся.
- Да, Верховный Отец. - ответил Фред Лайер, министр культуры, человек, которому принадлежали все средства массовой информации Второго Вавилона. Он был тем, кто решал, о чём будут думать люди, что они будут думать и как они будут думать. - Можно начинать.
В самом деле, здесь собрались все двенадцать Великих Отцов Вавилона.
- Что же, начнём, - прокомментировал Генри Лайт. - Итак, наше собрание можно считать открытым. Теперь первое: Свайндлер, сколько осталось времени до того, как движение Сопротивления приступит к осуществлению своего плана?
- Ровно через десять минут. - ответил Джон Свайндлер, шеф Разведывательного Управления. - В пять часов, двадцать минут.
- Сколько человек привлечено к осуществлению плана? - спросил Лайер.
- Около семи тысяч. - отвечал Свайндлер. - Этого чуть более чем достаточно, чтобы организовать достойное шоу. Не стоит волноваться, они хорошо подготовлены.
- Будем надеяться, - скептически хмыкнул Лайр. - Со своей стороны могу заявить, что всё будет как надо. Мои ребята уже готовы приступить к работе: я снабдил их всеми необходимыми данными о том, как будут развиваться события в ближайшие часы. Хотя, - Фред внимательно оглядел всех присутствующих. - Друзья, а вы не думаете, что та... ситуация, которую мы собираемся устроить, может запросто выйти из под контроля?
- Не может, - уверенно заявил Свайндлер. - Хотя бы потому, что мы знаем все их планы, знаем их лидеров. Мы можем предвидеть каждый их шаг: они у нас, как говорится, "под колпаком". Мне достаточно всего лишь отдать соответствующий приказ, и движение Сопротивления будет полностью уничтожено.
- Ладно. - ответил Лайр. - Хотя я всё равно не удовлетворён.
- Так, - прервал спор Верховный Отец. - Друзья, товарищи, нам в любом случае нужно было устроить такое шоу. В последние годы власть Великих Отцов сильно ослабла: всё большее число людей недовольно нашим авторитарным стилем правления, недовольно тем, что мы оккупировали все средства информации в городе, они недовольны тем, что мы засели за стенами Второго Вавилона и даже не помышляем о том, чтобы когда-нибудь выбраться отсюда.
Я вам даже больше скажу: они обнаглели до того, что хотят свободы.
- Верховный Отец, извините, что прерываю вас, - вдруг подал голос Энди Сабдьюд. - Простите, ради Господа, за такой дерзкий вопрос, но что вы имеете против демократии и против того, чтобы выйти за пределы Стены?
Энди Сабдьюд, глава церкви Вандерволла, полностью соответствовал своей фамилии: сгорбленный седовласый человечек с тихим голосом и безукоризненно вежливой манерой общения. Идеальный подчинённый. Единственное, за что его недолюбливал Генри Лайт, так это за то, что иногда Сабдьюд задавал вот такие неудобные вопросы. Разумеется, не изменяя своей исключительно вежливой манере общения.
- Демократия - это опасно. - ответил Верховный Отец. - В первую очередь для нас. Представьте себе, святой отец, что будет, если мы дадим народу свободу. Наша власть ускользнёт, как песок сквозь пальцы, и то, если ещё нам повезёт! В противном случае нас повесят на ближайшем столбе.
Людям всегда нужен кто-то, кого они будут бояться. Тот, кого они будут ненавидеть и презирать. Мы же не хотим стать этим "кем-то", верно, отец Сабдьюд? Именно поэтому нам, дорогие друзья, нужно было придумать внешнего и, несомненно, очень опасного врага. И мы его...
- Да расслабься, Генри, ты же не на трибуне! - прервал его Фред. - Мы все тебя поняли. - и он перевёл разговор на другую тему. - Что у нас там первым пунктом в плане? Захват одной из твоих вышек, да, Уотерс?
- Платформ, - поправил жирный Френсис Уотерс, утопавший в кожаном кресле. - Да, повстанцы должны захватить платформу номер 153 в секторе 17. Я собираюсь послать туда Гринберга. Не люблю его, вздорный тип, всегда хотелось избавиться от него. А ты кого пошлёшь, Свайндлер?
- Я пошлю Экхарта и Уайрмана в качестве сопровождения, - ответил шеф разведки. - Толковые ребята, жаль, конечно, что придётся их потерять, толковые ребята. Сколько времени, Верховный Отец?
- Пять часов, двадцать минут. - сообщил Генри. - Время делать первый шаг.

Шесть часов, 15 минут, a.m.
Мак, ещё не до конца проснувшийся, мрачным и даже немного злобным взглядом сверлил чашку с кофе, принесённым около минуты назад обслуживающим роботом-секретарём. Наконец он вцепился в ручки чашки обеими руками, медленно поднёс её к губам и стал пить кофе быстрыми, мелкими глотками. А напиток ничего, мельком подумал Гринберг, в меру горький и терпкий, самое то сейчас для меня.
Напротив Мака в своём широком массажном кресле, обитом кожей, восседал босс Мака Гринберга, жирный Уотерс: его глаза-щёлочки лениво оглядывали Мака.
- Послушай, Гринберг, у меня к тебе, как ты уже наверное понял, очень важное поручение. – вопреки внешности голос Уотерса оказался глубоким и чистым. Наверное, при желании он мог бы стать солистом какого-нибудь хора. – У нас проблема с одной из наших нефтяных платформ. Очень серьёзная.
- Ну и что случилось? – мрачно спросил Гринберг.
- В том то и дело – мы не знаем, что случилось. – сказал Уотерс. – Сегодня ровно в полшестого утра мы потеряли свзязь с нефтяной платформой под номером… - Уотерс сделал паузу, чтобы глянуть на экран планшетника. – 153. Она находится на территории семнадцатого округа. До самого момента потери связи с ней эта платформа функционировала совершенно нормально. Каждые полминуты наш суперкомпьютер исправно получал технические рапорты от её системы управления. А потом как отрезало – никаких вестей. Джагер и Плант, сегодняшние ночные дежурные, несколько раз пытались восстановить соединение с платформой, но ничего не вышло. – Уотерс вздохнул. – Тебе придётся полететь туда и выяснить, что там случилось, Гринберг.
Мак ожидал, что он это скажет, однако всё равно стиснул зубы и тихо проговорил:
- Ладно… Будет сделано, босс. Всё уже готово, я надеюсь?
- Да. – кивнул Уотерс. – Вертолёт с двумя сотрудниками охраны и пилотом ждёт тебя на крыше. Просто предъяви свою паспортную карту пограничникам, и они проведут тебя к нужному месту. Всё понятно?
- Да. – ответил Гринберг и шумно выдохнул.
- Тогда ступай. – сказал шеф.
Мак уже встал со стула и направился к выходу, когда Уотерс вдруг окликнул его.
- Мак? – Гринберг вопросительно уставился на босса. – Что там могло случиться, у тебя есть какие-нибудь версии?
- Может быть, непорядок с соединением. – ответил Мак. – А может быть, какие-то неполадки с электропитанием. Я надеюсь, вы уже скинули мне данные о рапортах системы управления?
- Конечно. – кивнул Уотерс.
- Тогда я наверняка всё выясню ещё в дороге. И обо всём сообщу. – и Мак, громко хлопнул дверью, вышел из помещения.

Шесть часов, 21 минута… a.m.
Над Центральной площадью и над всеми улицами Второго Вавилона, за исключениям пожалуй, лишь вечно шумящей и сверкающей огнями дорогих ночных клубов Боно-стрит, стояла предрассветная тишина. Лишь мерный стрёкот цикад и шелест листьев доносились из динамиков, спрятанных в многочисленных клумбах, среди густых крон парковых деревьев и под потолками улиц города. Это была имитация звуков природы: той природы, которую люди уничтожили полвека назад своими руками.
Мак вышел на улицу из узкого двадцатиэтажного здания Министерства энергетики, и оглядел Центральную площадь, сейчас освещённую лишь немногочисленными фонарями. Тёмное пятно Купола, он же Главное Светило, словно парило над площадью. Гринберг быстрым шагом пошёл вдоль шоссе, опоясывающего абсолютно ровный круг Центральную площади, направляясь к лифтам.
Скоро наступит рассвет. Хотя нет, конечно, рассвет не наступит, рассвет начнётся. Сначала ровно в семь утра загорятся ровным розовым светом Главное Светило и лампы дневного света. С каждой минутой этот свет будет становиться всё ярче, постепенно меняя свой цвет с бледно-розового на ярко-жёлтый. А затем, ровно в семь тридцать, Светило и вместе с ним все остальные источники дневного света вдруг вспыхнут в полную силу, ослепив на несколько секунд людей на улицах, в кафе, в офисах, заставив всех лежебок вскочить на собственных постелях, сонно ругаясь и непривычно щурясь на бьющий сквозь окна яростный дневной свет…
Мак шёл вперёд, в задумчивости рассматривая стоящую посередине площади Памятник Виктору Маклиллану, он же Первый и Величайший из отцов Второго Вавилона, или, Города-Небоскрёба, кому как больше нравится. Колонну из белоснежного мрамора венчала бронзовая статуя Маклиллана в строгом деловом костюме, но с ангельскими крыльями, вырастающими у него между лопаток. Строгим взглядом из-под густых бровей оглядывал он северную половину площади. Под ногами статуи колонна была украшена двумя серебристыми восьмёрками, которые символизировали 88 уровней Вавилона, а ещё ниже шли выложенные золотистыми буквами имена других основателей города – всего четырнадцать имён. У подножия колонны расположились четыре чаши фонтанов, по одной на каждую сторону света.
Мак дошёл до лифтов. Две прозрачные лифтовые шахты пристроились на небольшом пятачке между приземистым прямоугольным зданием Министерства обороны и белоснежной двадцатиэтажной высоткой Полицейского министерства. Сквозь стеклянные двери были видны пустующие кабины, и тут Мак впервые обрадовался, что отправляется наружу рано утром. Учитывая, что в Вавилоне насчитывается всего около сотни пассажирских и примерно столько же грузовых лифтов (причём далеко не на каждом из них можно было добраться до самых верхних уровней), то уже через час их кабины будут напоминать упаковки с разогретым попкорном.
Гринберг вошёл в кабину лифта. Слева от него на прозрачной стене лифта высветилась цифровая клавиатура, и любезный женский голос спросил Мака, куда он желает отправиться. Мак набрал число 89, после чего цифровая панель исчезла, и её заменил белый кружок, а женский голос столь же любезно осведомился, есть ли у Гринберга разрешение на посещение технического уровня. Мак молча прислонил к светящемуся белому кружку свою паспортную карту, и кружок осветился зелёным светом.
- Удачной поездки, мистер Гринберг. – сообщил голос. – Наш лифт фирмы “Отис” доставит вас наверх всего за четыре минуты 15 секунд.
Двери лифта сомкнулись, и Мак, впервые за всё это утро, позволил себе немного расслабиться. Он прислонился к дальней стенке кабины, выудил из кармана электронную сигарету “Уинстон” и с удовольствием затянулся, любуясь панорамой просыпающегося города. Для Гринберга это зрелище, само собой, было вполне обыденным, однако если бы у вас была возможность хотя бы мельком взглянуть на Второй Вавилон, то один вид этого мегаполиса стал бы одним из самых ярких и странных зрелищ, вами виденных.
Представьте себе: вполне себе благополучный город будущего. Высящиеся тут и там стеклянные высотки; чистые улицы, которые подметают роботы и по которым прогуливаются прохожие в стильной, дорогой одежде; зелёные пятна парков и скверов, расцветающие посреди бетонных джунглей; оживлённые транспортные магистрали, по которым мчатся управляемые опять же роботами автомобили. Единственное отличие от описанного мною образа заключается лишь в том, что этот город находится внутри огромного круглого здания, а небо жителям этого города заменяет потолок, высящийся на высоте 25 этажа.
Границей и единственной защитой от внешнего мира такому городу служит Стена: высокая, тёмно-зелёная, нависающая над городом неприступная твердь. Однако в то же время эта твердь некоторым жителям города кажется… живым существом. И их нетрудно понять: если взглянуть на Стену поближе, то становится видно, что поверхность её изрезана многочисленным “жабрами” вентиляционных отверстий, и из этих отверстий доносится “дыхание” Стены. Сначала слышен свист засасываемого в вентиляцию воздуха, а затем, через пару секунд, раздаётся шипение и из “жабер” вырываются потоки тёплого воздуха. И всё это время внутри Стены, что-то булькает, грохает, лязгает, ухает, урчит! Вокруг неё сформировался целый религиозный культ, активно поддерживаемый правительством Второго Вавилона.
Второй уровень, который, как ни странно, следует сразу за первым, внешне очень похож на предыдущий. Отличается он от первого лишь немного меньшими размерами. Третий уровень чуть поменьше второго и на этаж его ниже. И так далее. Происходит это оттого, что здание, в котором находится Город-Небоскрёб, снаружи похоже на зелёную воронку, через которую обычно переливают жидкость из одного сосуда в другой. И, естественно, по мере того, как растёт высота здания, уровни постепенно становятся всё теснее и ниже. И вот широкие улицы сжимаются в узкие улочки и переулки, высотки превращаются в двух-трёх этажные коттеджи, а парки и скверы превращаются в небольшие, уютные садики. Последние десять уровней занимают всего по два этажа и почти целиком отданы под складские помещения.
Исключение составляет только Центральная площадь. Ей потолком служит Купол, он же Главное Светило, он же Вершина Города. Купол нависает на высоте двух с половиной миль над площадью.
И если подниматься на лифте сквозь Центральный колодец, пространство между Куполом и Площадью, то Вавилон станет похож на слоёный пирог, из которого вырезали серединку, и теперь можно рассмотреть, из чего состоит каждый слой.
Восемьдесят восьмой уровень – последний доступный простым горожанам уровень Второго Вавилона. Однако не последний. Существует ещё один – восемьдесят девятый, технический уровень. В народе его зовут Запретным.

6 часов 25 минут, a.m.
Первый контрольно-пропускной пункт представлял собой небольшой рабочий стол, стоявший напротив дверей лифтов. За столом сидели двое крепкий мужчин в тёмно-зелёных, под цвет Стены, кожаных куртках и замшевых брюках. Куртки сидели несколько мешковато из-за надетых под низ бронежилетов. На поясах у них висело по “Кольту” (окрас такого же тёмно-зелёного цвета, утолщённый ствол, лазерный прицел) и небольшому, но чрезвычайно мощному электрошокеру (Поговаривали, таким можно убить). Своим видом эти парни неуловимо напоминали фриков.
Но это были не фрики. Это были Пограничники – хозяева Запретного уровня – как вы уже поняли, границы между Вавилоном и Внешним миром. Те, без чьего разрешения даже Великий Глава Вавилона не смеет покинуть пределов Города-Небоскрёба.
Когда прозвучал двойной звуковой сигнал, оба Пограничника переглянулись, почти синхронно вытянули из кобур револьверы и наставили их на медленно открывающиеся двери лифта. Внутри кабины с поднятыми руками стоял Мак.
- Гринберг. – сразу назвался Мак.
Один из Пограничников встал и подошёл к Маку.
- Я вижу. Кстати, привет. – сказал он. – Где у тебя паспортная карта?
- В нагрудном кармане. – ответил Мак.
Одним из полусотни Пограничников был Джеймс Уолберг, старый приятель Гринберга, с которым Мак частенько зависал в клубах на Боно-стрит и с которым он время от времени встречался на вечеринках у Виллиса, имевшего собственный дом на Флойд-Стрит.
Уолберг извлёк из нагрудного кармана Гринберга паспортную карточку, мельком взглянул на неё и вернул Маку.
- Всё, официальная процедура завершена. – сказал он. – Пошли за мной, я отведу тебя к вертолёту. Джордан, присмотри здесь за всем.
Джордан кивнул. Уолберг жестом поманил Гринберга, и они покинули тесное помещение КПП сквозь неприметную дверь справа от стола. Всё это время Джордан не спускал с прицела голову Гринберга. И лишь когда Мак вышел, он тихо вздохнул, убрал револьвер в кобуру и расслабленно откинулся в кресле.


Мак вместе с Уолбергом шёл сквозь пространство технического уровня, Запретного уровня, Врат Вавилона, Города в Городе, Города над Городом и даже Кровеносной системы Вавилона. Называйте его как угодно и будете правы.
Восемьдесят девятый уровень – это действительно настоящий город внутри города: десятки километров его коридоров пронзают толщу Стены, междууровневые перегородки и даже уходят под землю, в основание Второго Вавилона. В то же время Запретный уровень – это ещё и единственный выход наружу: некоторые из его тоннелей ведут к Полю Вертолётов и нескольким резервным выходам. Есть ещё и Главные Ворота на первом уровне, но их железный занавес был опущен полвека назад, когда началась Краткая война, и вряд ли ещё когда-либо будет поднят.
Коридор, по которому шли Мак и Уолберг, был разделён на две неравные части. У правой и у левой стен коридора тянулись узкие проходы для людей, ширина которых едва превышала три фута. Всё остальное же пространство коридора буквально кишело разнообразнейшими роботами. Роботы-ремонтники с двумя парами пятипалых конечностей и наборами инструментов, висевших на спине у каждого такого робота; роботы-погрузчики с множеством конечностей-ухватов и мощными сервоприводами; роботы-строители, похожие одновременно на роботов-ремонтников и роботов-погрузчиков, но большие по размеру и облачённые в мощную броню. Тысячи их!
И, уверяю вас, работы у них всегда навалом. Роботы контролируют работу всех систем города, начиная от вентиляционной и отопительной и заканчивая системой освещения улиц. Они разгружают огромные грузовые самолёты, которые доставляли в Город-Небоскрёб еду, медикаменты, различные вещи и материалы. Они следят за состоянием Стены. Они выполняют за жителей города всю грязную работу, делая их жизнь как можно легче и беззаботнее.
Пройдя около ста ярдов по коридору, Гринберг с Уолбергом свернули в тесный переход и по нему пришли к мрачного вида лестнице. Холодный свет ртутных ламп падал на матовые поверхности металлических пролётов и лестничных площадок. Бело-голубого цвета стены навевали тоску.
Мак вслед за своим спутником поднялся по лестнице на два этажа, и они, наконец, вышли ко второму КПП. Выглядел он точно так же, как и первый. Небольшой письменный стол, расположившийся у стены тесного помещения; двое Пограничников, сидящие за ним.
- Я привёл его. – сообщил Уолберг.
Мак снова предъявил Пограничникам свою паспортную карту, и вместе с Уолбергом прошёл к двери, тоже неприметной, тоже находившейся справа от стола. За этой дверью находилось Поле Вертолётов.
Когда Мак два года назад увидел это, он затрясся всем телом и громко заорал. Повезло ещё, что не испортил трусы. После этого он ещё четыре (или пять?) раз бывал здесь, когда нужды Министерства энергетики заставляли его покидать город, однако к виду поля Чоппер Филда он привыкнуть так и не смог. Каждый раз его реакция была одинаковой: он вздрагивал и немного испуганно ёжился. “Да разве и можно привыкнуть к такому?” – подумал Мак. И был, несомненно прав.
Огромная круглая площадь, похожая на чашу стадиона из-за окружающей её шестидесятифутовой ветрозащитной стены. Ровные ряды десятков, а может быть, и сотен зелёных и чёрных самолётов и вертолётов, простирающиеся от края до края этой площади.
И пыль. Она была повсюду. Пыль висела в воздухе, частично закрывая небо, и звёзды на небе от этого становились похожи на обильную красную сыпь, а луна выглядела как неподвижный кровавый зрачок. Пыль оседала на поверхностях посадочных площадок Чоппер Филда, на корпусах летательных аппаратов и ремонтных роботов и роботов-погрузчиков, на головах и одежде проходящих по Полю людей.
- Бери. – Уолберг протянул Маку противогаз.
Сам Пограничник был уже в респираторе и плотно прилегающих к лицу силиконовых ветрозащитных очках. Мак натянул противогаз и сказал:
- Пойдём.
Где-то с минуту они шли молча. Затем Уолберг вдруг спросил:
- Как ты думаешь, что стало причиной этой… неполадки на вышке?
- На платформе. – механически поправил Мак. – Люди.
- В смысле? – изумлённо переспросил Джеймс.
- Ну… люди! – раздражённо повторил Гринберг. – Понимаешь, люди проникли на платформу и систему управления вместе с питанием вырубили к чертям.
- Нет, ты серьёзно? – всё ещё не верил Уолберг.
- Да. – мрачно подтвердил Мак.
Остаток пути они прошли молча.

То, что жители Второго Вавилона называли вертолётом, строго говоря, являлось скорее гибридом вертолёта и самолёта. От вертолёта здесь был двойной винт с длинными, тонкими лопастями и общая форма кузова. На самолёт же этот диковинный летательный аппарат был похож массивными вытянутыми крыльями и двумя псевдореактивными двигательными, прикреплёнными к его хвосту. Официально эту крылатую машину называли “летательным аппаратом вертикального взлёта и посадки на псевдореактивной и винтовой тяге”, но, естественно, так его никто не называл. А говорили просто – вертолёт.
Мак влез внутрь пассажирского отсека и оглядел сидевших там людей. Их было двое: они были одеты в защитные комбинезоны, очень похожие на те, что носили Пограничники. Те же кожаные брюки и куртки, которые смотрелись немного мешковато из-за надетого под них бронежилета; те же громоздкие, напичканные электроникой и приспособлениями, которые помогут вам выжить вне пределов Города-Небоскрёба, защитные шлемы. Однако в отличие от униформы Пограничников, защитные комбинезоны у этих ребят были не зелёного, а серого цвета; “Кольты” им заменяли гаусс-винтовки, лежавшие у них на коленях, и плазмоганы, висевшие на груди. Лица сотрудников охраны (читай, телохранителей) были скрыты за респираторами, так что Гринберг мог видеть только глаза – злые, встревоженные, с каким-то даже вызовом глядевшие на него.
- Здорово ребята. – поприветствовал их Мак. – Как дела? – они продолжали тупо и злобно пялиться на него. – Я Мак Гринберг, компьютерщик из…
- Мы знаем. – отрезал один из телохранителей. – Моя фамилия Экхарт, он – телохранитель кивнул на своего товарища. – Уайрман.
- Я мистер Козлов. – сказал пилот. – Можете звать меня Винером. – он коротко хохотнул. – Добро пожаловать на борт, мистер Гринберг. Располагайтесь.
Мак, кряхтя, протиснулся мимо охранников к своему креслу, на котором лежал ещё не вскрытый пакет с униформой. На пакете была наклейка с его именем. Гринберг уселся в кресло, раскрыл пакет и стал быстро натягивать на себя защитный костюм.
А в это время пилот пощёлкал переключателями, до ушей сидевших внутри машины донеслись последние слова Уолберга “Удачи вам, парни!” и боковые двери с визгом встали на свои места, так что разглядеть, что творится снаружи, можно было только через пару небольших иллюминаторов. Оглушительно взвыли псевдореактивные турбины: они, так же как и винты, работали на электроэнергии. Нефть нужно экономить.
- Я Эй-Си , запрашиваю разрешение на взлёт. – Пилот замолчал на несколько секунд, затем сказал. – О’кей, Ди-Си, вас понял, взлетаю.
Турбины взвыли ещё оглушительнее, вертолёт медленно, как будто не спеша, поднялся чуть выше уровня ветрозащитной стены, и резко рванул с места.
“17 сектор…” – думал Мак, натягивая куртку. – “Значит, это где-то около Сахалина.” Он застегнул молнию, надел шлем и достал из кармана свой “Блекберри”.
“Значит, у меня около часа.” – продолжал думать Мак. – “Чёрт, надо бы поторопиться.” Он быстро проглядел входящие сообщения, нашёл нужное письмо, озаглавленное как “Технические рапорты. Платформа 153/17.” Чтобы раскрыть текст сообщения, пришлось ввести личный пароль допуска, который знал только он. После этого Мак растянулся, насколько позволял защитный костюм и висящее на груди оружие, в кресле и принялся за изучение технических сообщений.
А вертолёт меж тем летел на север. Летел над Токио, опустевшим и полуразрушенным; тысячи тёмных и печальных окон-глазниц провожали его полёт. Летел над тысячами тысяч чадящих радиацией руин бывших мелких городков, фабрик, заводов, аэропортов и морских портов. Летел над многочисленными остекленевшими воронками, оставшихся на месте ядерных взрывов, над заполненными отвратительной жижей руслами рек и превратившимися в гравийное крошево хайвэями.
И всё дальше удалялся от Вавилона, который теперь, издалека выглядел как удивительный искусственный вулкан зелёного цвета, возведённый странными существами, посмевшими поспорить с самими богами. И в этом споре проигравшими.

7 часов 38 минут, a.m.
- Что не так? – Грубый голос Экхарта вернул испуганного и шокированного Гринберга к реальности.
- Да… чёрт… - начала было Мак, а потом вдруг разразился. – Твою мать! – он несколько раз шумно вздохнул. – Ты… понимаешь, люди! Люди проникли на нефтяную платформу, понимаешь?! Они отключили систему управления, это они всё сделали! Я говорил Уолбергу… но я же всё равно до конца не верил, понимаешь?! – он махнул рукой.
- Стой, погоди, Гринберг, вне пределов Второго Вавилона людей не осталось! – сказал Уайрман. – Ну, есть, конечно, люди, но это полуодичавшие племена, полулюди-полуживотные. Они бы даже проникнуть на вышку не смогли, не то что отключить питание!
- Значит, смогли. – ответил Мак. Он сцепил свои дрожащие руки в замок и с отсутствующим выражением лица уставился в иллюминатор. – Так, значит, ты… - “Как там его? Коз… лик… ов. Нет, может Винер? А!” – Козлов, свяжись с Городом и сообщи им, что произошло.
- О’кей. – согласился пилот. – Когда мы прилетим, я быстро вас высажу и взлечу в воздух. Вертолёт вооружён “Вулканом”, так что если что, я порву сволочей в клочья. Буду стрелять по всему, что движется, так что предупредите меня, когда будете выходить наружу. Если останетесь живы, конечно.
- Роджер, Вин… Козлов. – сказал Мак.
Он засунул свой смартфон в нагрудный карман, положил себе на колени гаусс-винтовку и стал нервно барабанить по ней пальцами.
Через несколько минут двери боковых люков сдвинулись в стороны и внутрь вертолёта вместе с порывом ледяного ветра ворвался вихрь радиоактивной пыль. Мак пододвинулся поближе к проёму люка и выглянул наружу.
Впереди показался берег Тихого океана. То ещё зрелище. Вот идут поля, холмы, мёртвые леса, остекленевшие воронки от ядерных взрывов, русла рек, руины: и вдруг всё это резко, у какой-то невидимой черты обрывается и дальше тянется лишь почти бесконечный и бесконечно унылый песчаный пологий склон, практически пустой, и лишь кое-где из-под песчаных наносов проглядывают проржавевшие остовы кораблей да донные валуны. В результате Краткой войны Тихий океан за полвека обмелел почти на четверть. Не пройдёт и двух столетий, как он высохнет окончательно. А ещё через столетие или два вода окончательно исчезнет из всех остальных водоёмов на планете. И Земля полностью превратится в одну гигантскую полусюрреалистическую пустыню, памятник человеческим амбициям. Некрасивый такой памятник…
На горизонте уже виднелись нефтяные платформы: они опирались на мощные бледно-оранжевые бетонные платформы, щетинились башнями кранов и уродливыми надстройками и исторгали из труб языки пламени, становясь похожими на каких-то механических монстров.
- Одна минута. – предупредил пилот.
И было там ещё что-то: около одной из платформ чернело какое-то шевелящееся и непрерывно движущееся пятно. Мак пару мгновений вглядывался изо всех сил и вдруг понял. Люди. Несколько человек. Бегут.
Блямс! – раздалось над самым ухом Гринберга.
Он обернулся и увидел Экхарта, напряжённо всматривающегося в прицел гаусс-винтовки. Ещё он видел, как вдруг резко побледнел Уайрман.
- Молодец. – похвалил Мак. – Нечего им здесь делать.
- Сволочи они. – согласился Экхарт. – Пусть валят отсюда.
Правильно, нечего им здесь делать. Пусть валят. Сволочи, животные… Мак вдруг ощутил мгновенную ненависть к стоящим внизу людям. Я покажу вам, ублюдки, прошептал он.
- Уайрман, - вдруг сказал он. – Ты когда-нибудь стрелял в людей?
- Нет, - ответил Уайрман, побледнев ещё сильнее.
- Значит, придётся, - решил Гринберг.
Спустя минуту вертолёт приземлился на посадочную площадку платформы номер 153. Цифры порядкового номера были аккуратно выведены белой краской на опорах платформы.
- Вылезайте, быстро, в темпе! – приказал Козлов. – Устройте этим уродам рок-н-ролл!
Мак выпрыгнул наружу, одновременно правой рукой нашарив небольшую кнопку на макушке шлема. Нажал, почувствовал, как в виски вонзаются микроскопические иглы. Перед глазами вспыхнули надписи: “Аугментированная реальность активирована. Идёт загрузка системных модулей.”
Мак услышал, как позади него взлетает вертолёт, а затем вдруг в ушах у него раздался дикий свист, перед глазами Гринберга встала тёмная пелена, появилась ноющая боль в затылке… и всё прошло. Зато теперь он мог усилием мысли выводить все нужные ему данные на стёкла ветрозащит очков, которые теперь служили ещё и информационным дисплеем. Правда, позже, часа через три, у него заболит голова и резко подскочит кровяное давление, но это будет потом. Сейчас не это важно.
- Пошли. – три фигуры в серой униформе быстро перебежали от посадочной площадки до ближайшей надстройки по узенькому металлическому мостку.
Дверь маленькой неказистой постройки, стоявшей по соседству с буровой вышкой и будто подпиравшей её, была слегка приоткрыта. Мак взялся за край двери, потянул влево, и она свободно заскользила по направляющим. Электромагниты, которые должны были удерживать дверь закрытой, не работали.
- Мистер Гринберг, - сказал Уайрман. – Сканеры моего шлема не выявляют никакой энергетической ак…
- Знаю. – оборвал его Мак. – А наши “гости” здесь?
- Нет, они, похоже, уже ушли. – ответил Уайрман.
“Чёрт, да что же здесь творится?” – мысленно воскликнул Мак. – “Ладно, я знаю, что делать.”
- Уайрман, ты пойдёшь первым. – приказал Гринберг. – Мы за тобой.
И когда Уайрман вошёл в постройку, он многозначительно взглянул на Экхарта и одними губами произнёс: “Смотри за ним!”. Экхарт кивнул и последовал за Уайрманом. Гринберг вошёл последним, на всякий случай прикрыв за собой дверь.
Они миновали пустое маленькое помещение с серыми стенами, вышли на тесную лестницу, спустились по ней на один этаж и оказались в коридоре, который уходил вперёд примерно на полсотни ярдов и упирался в закрытую дверь. Вдоль стен коридора на высоте пяти футов от пола вились переплетения толстых проводов. Коридор тонул во тьме, однако стоило лишь Маку совсем немного напрячь воображение, как стены коридора осветились ровным, идущим словно бы ниоткуда ламповым светом. Это заработал прибор ночного видения.
- Так, первым делом нужно будет осмотреть комнату центра управления. Будьте внимательны. – сказал Гринберг и…
ВЫСТРЕЛ! Грохот, удар, боль, ужас, тьма, отчаяние, ярость, смерть! Нестерпимо долгое падение, силуэт во тьме, который разворачивается и стреляет из “гаусса” в другой силуэт. Кровь, заливающая глаза и мешающая увидеть, что происходит, и кто-то, настойчиво жующий левую половину его лица. И ещё жутко, просто нестерпимо хочется блевать.
А тот, кто только что стрелял в Экхарта, приближался к нему, медленно и безмолвно. Это было страшно. Нужно было срочно что-то предпринять, и тогда Мак быстро встал и схватился за винтовку и со всей силой, на которую сейчас был способен, обрушил её на голову стрелявшего. Тот случайно надавил на курок, курок у гаусс-винтовки был очень тугой, но он сумел таки надавить, и пуля со свистом пронеслась мимо головы Гринберга. Мак испуганно отшатнулся и громко выругался, а сам стрелок медленно осел на пол.
- Ты что творишь? – простонал Уайрман. – Что ты делаешь, чёрт возьми?!
- Молчать, тварь! – свирепо прорычал Мак. – Что пристрелить меня, угробить меня решил?! А вот хрен те, ублюдок! Не на того напал, понял, сволочь!
- Да ты что, с ума сошёл? – завопил Уайрман. – Экхарт в тебя стрелял, а я его пристрелил. Я его успел пристрелить. Ты чего?
Мак несколько секунд изумлённо смотрел на Уайрмана, а затем произнёс:
- А-а-а… - и хохотнул. – Ну… прости. Ошибся. Я как тебя, не сильно?
Уайрман уже было собрался ответить, как вдруг над их головами, где-то снаружи, раздался глухой грохот, и в следующее мгновении страшной силы удар сотряс пол и стены коридора.
- Вертолёт? – предположил Уайрман.
- Похоже на… - начал было говорить Мак, но тут же прервал сам себя, потому что услышал ещё кое-что.
Лязг скользящей по стальным направляющим двери. И топот сапог по бетонному полу. Уайрман тоже услышал. И увидел.
- Двое. – прошептал он.
- Чёрт, - Мак привстал на корточки и прислонил к плечу приклад винтовки. – У тебя ПНВ, так что вся надежда – на тебя. Как только кто-нибудь из них появится в проёме, - Гринберг хотел сказать “стреляй”, однако слово никак не шло в голову, а когда он попытался его вспомнить, левый глаз прострелила чудовищная боль. Поэтому он просто сложил пальцы пистолетом и сказал. – Тыдыщ! Понял?
Уайрман кивнул.
Луч света ударил Маку прямо в лицо. Левый глаз снова пронзила чудовищная боль, и Мак заорал. Отворачиваясь от этого нестерпимо яркого луча света и продолжая орать, он несколько раз надавил на курок, а затем бросил винтовку и закрыл лицо руками.
Впереди раздался грохот выстрелов из какого-то древнего автомата, и несколько пуль пролетело рядом с Гринбергом. Справа от него Уайрман дал две короткие очереди. Мак услышал звук падающего тела и чей-то пронзительный крик. И вдруг всё стихло. Только Уайрман радостно воскликнул:
- Мы их вынесли, Гринберг, мы их достали! Я одного ранил, а ты убил второго!... Убил, - голос Уайрмана вдруг дрогнул. - Гринберг, ты понимаешь, что мы сделали? Мы убили двоих людей. Живые люди... А мы их взяли и...
- Не переживай, всё мы правильно сделали. – Мак с кряхтеньем встал сначала на четвереньки, а затем, опёршись на винтовку, выпрямился во весь рост. Его зашатало.
“И как я тогда умудрился так быстро встать и вдарить Уайрману?”
- Нечего их жалеть. Вставай, мне нужно на кого-нибудь опереться.
Уайрман встал, и подставил своё плечо Гринбергу. Они пошли в обнимку к двум лежащим телам.
- Всё равно… - продолжал Уайрман. – Живые люди… Живые, понимаешь?! А я их…
- Я уложил второго? – перебил Мак.
- Да, но он всё ещё жив. – ответил Уайрман. – Твоя пуля ему в ногу попала.
Убитый лежал на спине, прижимая к груди автомат, словно плюшевого медведя. Свет от фонаря, приделанного к древнему оружию, освещал его шею, и, присмотревшись, Гринберг увидел, что у мертвеца отсутствует голова. Уайрман всё-таки не выдержал. Его вырвало прямо на пол.
Раненый же сидел, сгорбившись, у ног убитого, и с кряхтеньем и стонами пытался дотянуться до лежавшего возле его культи автомату. Кровь, брызжущая из культи, успела уже основательно залить ствол оружия, и Мак не стал поднимать автомат, а просто отодвинул его ногой и присел рядом с раненым на корточки.
- Уайрман! – сказал он. – Вот что – кончай блевать. И беги к центру управления. Пользоваться распределительным щитом умеешь?
- К-конечно. – пробормотал Уайрман.
- Тогда беги, включай. – скомандовал Гринберг. – И давай, в темпе, в темпе!

И вторая:

 [SPOILER]

7 часов 56 минут, a.m.
Френсис Уотерс положил трубку, и сказал раздражённым голосом:
- Они убили Экхарта. Более того, они даже расправились с Бэйлом и Гиллианом, которые должны были убить их в случае неудачи Экхарта. Аарон Бэйл взят в плен.
- Ну и ладно, - сказал Фред. - Даже если им не удастся захватить одну платформу, ни для них, ни для нас это серьёзной потерей являться не будет.
- Фред Лайр, если бы ты взял себе за труд лишний раз заглянуть в план, ты бы несомненно вспомнил, что Аарон Бэйл - один из лидеров движения Сопротивления. - ещё более раздражённо ответил Уотерс.
- Хм... - Фред задумался. - И что же нам теперь делать, Френсис?
- Вместе с Бэйлом и Гиллианом к платформе выехала группа сопровождения из... да, четырёх человек. - ответил Уотерс. - Они должны были дежурить возле платформы и ждать, пока Бэйл не вернётся. Они наверняка уже поняли, что что-то пошло не так и отправились наверх, на платформу посмотреть, что случилось.
- Как думаешь, им удастся высвободить Бэйла? - спросил Лайр.
- Думаю, да. - ответил Уотерс. - Проблема в другом: повстанцы не успеют убраться на достаточное расстояние от платформы к тому моменту, как прибудут штурмовые группы Вавилона. Их заметят с вертолётов и попросту сотрут в порошок. Свайндлер, - обратился он к шефу разведывательного управления. - Я думаю, тебе придётся отозвать наших ребят обратно.
- А может, не знаю, заставить их сделать большой крюк? - предложил Фред. - Ну типа, плохие погодные условия, или ещё что-нибудь придумать? Или... нет, не то...
Пол Свайндлер, до этого момента молчавший, вдруг мягко улыбнулся и произнёс:
- Друзья, вы попросту стучитесь в открытую дверь. Всё можно сделать гораздо проще: они же приехали туда на зенитке, ведь так? Так вот, мы попросту прикажем пилотам не открывать огонь по зенитке, потому что, допустим, Уайрмана и Гринберга взяли в плен и увезли на ней.
- Так их же убьют! - возразил Уотерс.
- Но ведь знаем то об этом только мы, - сказал Свайндлер.
- А что мы будем делать, когда десантники найдут трупы? - спросил Лайр.
Свайндлер снова улыбнулся:
- Ну, мы скажем им, что это была ошибка. Ведь даже Великие Отцы имеют право на ошибку, не так ли?

8 часов 10 минут, a.m.
Медицинский отсек платформы представлял собой довольно большую комнату с белым стенами, вдоль которых стояло несколько кроватей. На одной из них лежал Гринберг с перемотанной головой и левой половиной лица. На соседней койке полулежал-полусидел Аарон Бэйл, тот самый раненый, которому Мак отстрелил ногу. Оба лежали под капельницами, оба были опутаны многочисленными проводами, соединявшими их с диагностическими аппаратами, оба с нескрываемым презрением рассматривали друг друга.
Уайрман сидел на стуле рядом с кроватью Аарона, наставив на Бэйла ствол гаусс-винтовки.
- Ладно, Бэйл, так кто же ты всё-таки такой? – спросил Уайрман. – Я имею в виду – откуда ты? Откуда? Говори!
- Я сын Эндрю Бэйла. – вяло проговорил пленник. – Мой отец был строителем Второго Вавилона… Вы что-нибудь слышали о проекте X-Seed 4000? – вдруг спросил Бэйл.
- Нет. – коротко ответил Уайрман. – Скажи нам, что это.
- Немного истории. Не возражаете, господа? – сказал Бэйл с ухмылкой.
Господа не возражали.
- Ещё в начале прошлого века существовал проект построения огромного небоскрёба высотой в две с половиной мили. – сказал Бэйл. – Этот небоскрёб, по сути, должен был стать настоящим городом в городе. Внутри этого здания должны были поместиться парки, отели, офисные здания и даже леса. Это был, по-моему, самый амбициозный архитектурный проект со времён Вавилонской башни, - так говорил мой отец.
Правда, отстроить X-Seed 4000 не удавалось никак: то не было денег, то людей, который взялись бы за столь сложную задачу, а потом, не знаю, может, у людей появились проблемы поважнее строительства четырёхкилометровых небоскрёбов.
Правда, в сороковых годах о нём – об этом проекте, снова вспомнил… Угадайте кто! – Бэйл широко ухмыльнулся. – Нет, ну вы угадайте! Сам Виктор Маклиллан, Первый и Величайший из Отцов вашего Второго Вавилона, вашей помойки, если не сказать больше!
Я не знаю, что вам о нём рассказывали, что вам о нём рассказывали, но мне мой отец говорил, что Маклиллан был одним из самых богатых людей на голубом шарике. Нет, вы представьте себе, ему принадлежало больше четверти всех мировых запасов нефти и газа, его состояние приближалось к сотне миллиардов! Но он был не только одним из богатейших людей на планете, он был ещё и изрядным параноиком. Он просто панически боялся начала ядерной войны, хотя, стоит признать, не зря. Тогда, в середине 40-х, человечество дошло до критической отметки, до своеобразной последней черты, за которой его ждала лишь собственная смерть. К тому времени на нашей планете проживало почти двенадцать миллиардов человек, вы только вдумайтесь, почти двенадцать миллиардов! И три четверти из них жили за чертой бедности, по той простой причине, что ресурсов людей много, а ресурсов было мало. Причём я говорю не только о всяких полезных ископаемых вроде нефти и газа, я говорю о воде. Источники чистой воды в середине двадцать первого века можно было пересчитать по пальцам. А чистым воздухом с 20-х годов можно было дышать только при помощи фильтров воздуха. Мир был похож на пороховую бочку, да к тому же американцы уже были готовы рвануть по Камчатке наперегонки с японцами, чтобы отвоевать остатки природных ресурсов, которые тогда ещё оставались в России. Русские в свою очередь постоянно грозились нажать красную кнопку. Так что понять Маклиллана можно.
Но для него это была своего рода мания. У него было с дюжину домов по всему свету, и в каждом доме у него имелось бомбоубежище. Да что там говорить, у него оно даже в собственном офисе было! Но ему было мало возможности спасти себя, он хотел дать человечеству шанс после апокалипсиса на обломках старой цивилизации выстроить новую.
И в один прекрасный день Маклиллану в голову пришла замечательная идея, что X-Seed 4000, который изначально планировали как замкнутый, автономный комплекс, неплохо сгодился бы в качестве бомбоубежища. Причём не просто бомбоубежища, а целым городом-колонией, который смог бы ещё веками существовать после Апокалипсиса, а потом стать новой колыбелью человечества, которое начнёт возрождаться, когда минуют последствия ядерной войны или ещё чего-нибудь там. Всё что требовалось: построить это убежище и обеспечить его всем необходимым. А для ресурсного магната это не проблема.
Мой отец говорил, что Маклиллан потратил больше половины своего состояния на осуществление задуманного. Мой отец был одним из тех пяти тысяч человек, которые строили Второй Вавилон. И работа была просто адская. Им приходилось обслуживать роботов и постоянно следить за ходом выполнения работ, а для этого им нужно было ежедневно забираться на высоту до четырёх миль и там горбатиться по восемь часов подряд. Но вам этого не понять, вы же никогда и не работали по настоящему. А я помню. Я тогда маленький был, мне года четыре было, но я всё равно помню, как мой отец приходил домой уставший, полностью разбитый, с больной головой и бесконечно злой. Мой отец и моя мама были из небогатых семей, у них не было денег на нормальное образование, и отцу приходилось горбатиться на этой чёртовой работе, чтобы прокормить нас.
Пять тысяч человек около пяти лет горбатились на этой чёртовой стройке. Где-то около сорока человек из них погибло, сорвавшись с большой высоты. Мой отец несколько раз переболел пневмонией, один раз он даже чуть не умер, однако ни он, ни один из тех пяти тысяч бедолаг не получили шанса спастись, пережив ядерную войну за этой вашей Стеной!
Неет… Туда попадали только те, кто мог платить, а это в основном были чёртовы уроды вроде вас. Политики, которые, чёрт возьми, ещё вчера уверяли своих граждан в своей безграничной преданности, сбежали, словно крысы, под прикрытие стен Вавилона, когда началась Краткая война! Когда японцы наперегонки с американцами рванули по Камчатке, главари религиозных сект, которые ещё вчера говорили, что конец света для истинного христианина – это хорошо, потому что грядёт Второе пришествие Христа, что скоро все мы заживём, чёрт возьми, счастливо, куда они делись? Они побежали во Второй Вавилон, наплевав на свою паству, наплевав на всё и на всех!
Вот скажите мне, почему какой-то вонючий делец с миллионом долларов на банковском счёте может себе позволить оказаться в безопасности, когда весь мир полетит в тартары, а мой отец и его семья – нет?! Где, тут, подвох?! – Бэйлу понадобилось несколько секунд, чтобы перевести дух, а затем он продолжил, теперь уже гораздо спокойнее. – Вы знаете, краткая война длилась всего шесть дней, а на седьмой у русских сдали нервы, и они с американцами обменялись ядерными ударами. Так вот, вы знаете, что в результате ядерной войны всего полмиллиарда жителей Земли погибло? Всех остальных доконала ядерная зима, вот что самое обидное.
Второй Вавилон всем был обеспечен: вам не приходилось голодать и умирать от жажды, потому что у вас были собственные фермы и станции для очистки воды, у вас была своя нефть, свой газ, чёрт, да у вас было всё! Но вы ни с кем не хотели делиться. Пока вы наслаждались всеми благами цивилизации, я с отцом охотился на крыс в тоннелях токийского метро и спал на каменном полу в подвале одного из супермаркетов. Помню, однажды нам удалось связаться с жителями колонии в сорока милях от Токио. Она находилась в одном из небольших портовых городков, этот городок находился достаточно далеко от места взрыва, там находился рыбный завод, и поэтому там сохранилось достаточное количество припасов, чтобы основать на его месте колонию. Мы послали отряд из… кажется, пятнадцати человек. Из них спустя месяц вернулось только пятеро, и эти пятеро рассказали нам, что на месте колонии оказались лишь выжженная земля и руины нескольких зданий. Среди наших – а нас тогда было не больше сорока – нашёлся один бывший военный лётчик, так вот он сказал, что, по-видимому, городок бомбили напалмовыми бомбами. И не раз. Сволочи вы, вот вы кто.
Но, вашу мать, вам сейчас должно быть чертовски обидно! Вы изо всех сил пытались нас уничтожить, а не смогли! Вам это может показаться невероятным, мне самому это кажется невероятным, но мы выжили! Мой отец спустя пятнадцать лет после Краткой войны умер от бронхита, моя мама умерла от лучевой болезни, моему лучшему другу ты, - он указал на Гринберга. - Полчаса назад снёс голову с гаусс-винтовки, но я жив и ещё десятки тысяч моих товарищей, и ещё тысячи и десятки тысяч людей, которые по вашей вине оказались на обочине жизни, они тоже живы! Мы все эти годы, все эти полвека прятались в тоннелях метро и трубах канализации, среди развалин далёких городов, но теперь пришло и наше время! Эта нефтяная вышка – это ведь лишь часть… очень малая часть нашего плана. К рассвету Второй Вавилон будет нашим, и не вы, ни кто либо ещё не сможет нам помешать.
Хватит вам одним пользоваться благами цивилизации: дайте попользоваться и другим!
- Так, ладно, пора кончать с этим. – прервал его Уайрман. – Последний вопрос: как вы пробрались на платформу?
- А ты что, так до сих пор и не понял? – Бэйл притворно вытаращил на него взгляд. – Какие же вы несообразительные! Вы что, думаете, что Экхарт, которого вы пристрелили десять минут назад, был единственным нашим человеком в Вавилоне?
- Так ты хочешь сказать?... – Уайрман замолк, не докончив свой вопрос, опрокинулся на спинку стула и шумно выдохнул. – Сколько?
- Ну, около полусотни… - ответил Аарон. – Этого вполне достаточно. От одного человека мы получили координаты вышки. От ещё одного кое-какую другую информацию. Третий должен был вас пристрелить.
- Чёрт возьми... - протянул Уайрман. - Ладно, через несколько минут сюда заявятся штурмовые группы Разведывательного Управления. И они, я думаю, заставят тебя рассказать всё, что ты знаешь.
- Хорошо, что ты сообщил. - сказал Бэйл. - Потому что времени у нас мало, а я хочу задать тебе ещё пару вопросов. А ты бы не хотел присоединиться к нам?
- С чего бы это? - в свою очередь спросил Уайрман. - С чего ты решил, что я бы захотел присоединиться к каким-то дикарям?
- А почему бы и нет? - сказал Бэйл. - Почему ты с Вавилоном? Я понимаю, хм... Гринберг - у него ведь фамилия Гринберг, не так ли? - но ты же, судя по твоему виду, умный человек? - он сделал паузу. - Так почему? Почему, после всего, что я тебе рассказал, ты всё ещё против меня? Почему ты... не согласен со мной?
- Вы - дикари. - не очень уверенно ответил Уайрман. - У нас ничего общего нет, да и не может быть!
- Да? Что ж, - Аарон усмехнулся. - У вас, если беременная женщина носит ребёнка с отклонениями, она по закону обязана сделать аборт. У вас до сих пор остаётся слепая вера в Великих Отцов, которые навязали вам, что вы - избранные, спасённые Посланником Господа - Виктором Маклилланом, хотя вы просто потомки кучки богачей, которые сумели вовремя укрыться внутри огромного бомбоубежища. Вы круглыми сутками спите, жрёте, развлекаетесь и размножаетесь - и при этом ровным счётом ничего не делаете. Вы даже не знаете, что такое настоящая работа! Вы скатились до того, что некоторые из вас верят в то, что за Стеной ничего нет: да-да, я знаю про вашу Церковь Вандерволла. И после этого вы называете нас дикарями?
- Заткнись, - прошипел Гринберг. Он уже начал соображать что к чему, но Бэйла было уже не остановить.
- Так почему ты против нас? - продолжал вещать он. - Ты же сам отлично знаешь и видишь, что ваше общество гниёт изнутри, так какой смысл быть его частью? Он, - Бэйл указал на Гринберга. - Одно из порождений такого общества, можно сказать, его конечный продукт. Несносный, агрессивный тип, для которого ничего не стоит убить другого человека, - вот кто он такой! И ты хочешь быть с ним?!
Гринберг потянулся за своей винтовкой, которая лежала на прикроватном столике.
- Решать тебе, - продолжал вещать Бэйл. - Думай, а то времени у нас мало! И я надеюсь, что ты сделаешь правильный выбор.
Мак схватил винтовку.
- РЕШАЙСЯ! - взревел Бэйл.
И Уайрман решился. Он выстрелил.
Пуля угодила Гринбергу прямо в середину груди, чуть ниже того места, где, как полагал Мак, должно было находиться сердце, и прошла навылет. Он почувствовал сильный ожог, и уже было хотел вскрикнуть, но у него не получилось даже прохрипеть: он просто не мог набрать достаточно воздуха, чтобы закричать. Гринберг задыхался.
- Ох! - просипел он.
Мак откинулся на спину, снова попытался вдохнуть и снова у него ничего не вышло. На его рубашке (когда Гринберг ложился на койку, он стянул с себя куртку) расплывалось кровавое пятно. Удушье становилось всё нестерпимее, и Мак почувствовал, как его охватывает липкий, тошнотворный страх, как леденеет живот и теряет способность мыслить голова. Перед глазами появились жёлтые круги, на грудь словно надавили огромным прессом. Гринберг запаниковал: взгляд его сделался безумен, он вцепился одной рукой в покрывало, другой зашарил по кровати и что-то неистово засипел.
- Тебе тяжело? - спросил Бэйл.
- Да, - тихо ответил Уайрман. Он уже жалел, что выстрелил.
- Убей его. - посоветовал Бэйл. - Если ты его не убьёшь, он промучается ещё минут пятнадцать. Он сволочь, конечно, всё так, но я думаю, такую услугу мы можем ему всё-таки оказать.
Уайрман качнул головой:
- Не могу, - прошептал он.
- Тогда давай я, - сказал Аарон. - Дай мне винтовку.
Уайрман передал ему оружие.
- Молодец, - он широко улыбнулся и выстрелил.
Стрелком он был опытным, так что его выстрел попал точно туда, куда надо: прямо в сердце Уайрмана.
Аарон Бэйл откинулся на подушку и, положив винтовку рядом, стал наблюдать за дверью. На его губах продолжала играть едва заметная улыбка.
Спустя пару минут послышался лязг двери, скользящей по стальным направляющим и последовавший за ним топот шагов по бетонному полу.
- Три короля пришли за золотом! - крикнул Бэйл.
- А четвёртый погиб по пути! - прокричал вторую часть пароля голос в коридоре. - Бэйл, ты что ли?
- Я! - подтвердил Аарон.
В помещение ворвалось четыре человека в грязных, оборванных одеждах, вооружённые автоматами пятидесятых годов (Лучшего оружия им было просто не достать). Один из них спросил:
- А это кто такие? - и указал на Уайрмана и Гринберга, который до сих пор продолжал слабо подёргиваться.
- Мои бывшие пленители, Кик, - ответил Бэйл. - Я уговорил одного из них пристрелить другого, а затем пристрелил его сам.
- Зачём? - удивился Кик. - Нам лишние люди не помешают.
- Да ну его, - пожал плечами Бэйл. - Этого хлюпика. Он в сердце с двух ярдов попасть не может, да к тому же трус порядочный. Вот этот, - он указал на Мака. - Он бы нам понадобился, но он нас на подсознательном уровне ненавидит.
- Добить его? - спросил Кик.
- Нет, не надо, - Бэйл помрачнел. - Он мне ногу отстрелил. Пусть помучается. Ах, чёрт! - вдруг воскликнул он. - Как же вы меня без ноги вниз по тросам спустите?
- Да ладно, - махнул рукой Кик. - Придумаем что-нибудь.


8 часов 26 минут. a.m.
Когда два вертолёта подлетели к платформе номер сто пятьдесят три на расстояние в двести миль, каждый из них выпустил по четыре ракеты в направлении платформы, с целью уничтожить её надстройки, в которых могли засесть отряды врага. С шипением и свистом ракеты вонзились в грязные, неказистые постройки, и тут же воздух над платформой наполнился визгом, лязгом, грохотом, осколками бетона, стекла и железных листов и облаками пыли. Рванули трубопроводы, по которым перекачивалась нефть и некоторые из цистерн с добытым топливом внутри. Те цистерны, нефть в которых всё-таки не сдетонировала, прохудились и густая маслянистая жидкость начала заливать руины зданий.
Десантники тоже сработали как нельзя лучше. Оба вертолёта зависли над платформой, и два взвода вооружённых гаусс-винтовками, плазмоганами, плазменными гранатами и чёрт знает чем ещё. Один взвод принялся быстро обшаривать руины в поисках тел. Несколько минут оживлённых поисков увенчались неудачей: найти кого-либо или что-либо десантникам так и не удалось.
Второй взвод спустился вниз и быстро обшарил немногочисленные внутренние помещения платформы. Они были пусты. В коридоре десантникам удалось найти лишь пятна крови на полу и стенах коридора, как раз в тех местах, где застрелили Гиллиана и Экхарта, где Гринбергу вырвало кусок мяса из головы и где Бэйл лишился правой ноги. Трупы были унесены повстанцами, и похоронены спустя два часа на кладбище близ Находки. Там покоился отец Бэйла, и его мать, там же лежали многие члены общины, в которой жил Аарон до тех пор, пока он не стал одним из лидеров движения Освобождения.
А вот Уайрмана оставили на том же месте, где он был убит, и даже в той же самой позе: он сидел на стуле, сложив руки на животе, и рассматривал собственные ноги. Гринберг не двигаясь лежал на своей кушетке. Взводный медик прощупал его пульс:
- Живой, - сообщил он. - Ему просто чертовски повезло. Ещё две минуты, и он бы умер либо от кислородного голодания, либо от потери крови. Постой-ка! - его вдруг осенило. - На них же серая униформа! Это наши! - воскликнул он. - Эй, Дик! -- позвал он стоявшего в дверях солдата. - Сообщи командиру, что мы нашли двоих в медицинском отсеке и что они не повстанцы, они из Второго Вавилона! Да, и ещё скажи техникам, пусть поторапливаются: у нас тяжелораненый!
Солдат вышел из помещения и побежал в сторону пункта управления платформой.
. Через несколько минут, находившийся в пункте управления, восстановил питание платформы (Перед тем, как покинуть платформу, повстанцы снова отключили питание), и уже спустя полминуты к изголовью кровати Гринберга подкатили два медицинских дройда. Пока они оказывали Маку первую медицинскую помощь, Гриберг очнулся и тусклым, хриплым голосом поинтересовался у стоявшего рядом с кроватью медика:
- Свои?
Медик молча кивнул в ответ.
- Свои... это хорошо, что свои. - сказал Мак и потерял сознание.

8 часов, 33 минуты, a.m.
Генри Лайт произнёс краткую речь.
- Что же, друзья, поздравляю нас всех с успешным началом шоу! - начал он. В один момент, конечно, мы едва не упустили инициативу, но в конце концов у нас всё получилось! Хочу поблагодарить Свайндлера, который так удачно справился со сложившейся непростой ситуацией. Если бы не он, у нас было бы гораздо больше проблем. Спасибо ему.
- Френсис, а что ты будешь делать с Гринбергом? - спросил Фред у Уотерса.
- Ну, есть много способов избавиться от человека, не преступая при этом закона, - ответил Уотерс. - Аарон Бэйл многое рассказал Гринбергу, пока они там беседовали, и я думаю, надо узнать, что именно, - Уотерс ухмыльнулся. - Однако Гринберг получил тяжёлые ранения, и, наверное, чтобы его допросить, понадобится применение психостимулирующих препаратов. Сердце Гринберга не выдержит, и одним вздорным типом в Вавилоне станет меньше.
- Отлично, - сказал Генри Лайт. - И с этой проблемой мы, кажется, разобрались. Ладно, господа, пора двигаться дальше. Каким же будет наш следующий шаг?

Продолжение Второго Вавилона, если помните, был такой. Хотя, в принципе, это продолжение есть вполне отдельный расссказ, так что можно читать и не зная начала.

Второй Вавилон. Рассказ второй.

8 часов 33 минуты, а.m.
- Итак, господа, каким будет наш следующий шаг? - спросил Генри Лайт.
- Следующим нашим шагом станет вступление Второго Вавилона в открытое противостояние с движением Сопротивления, - ответил Пол Свайндлер. - Аарон Бэйл сделал первый шаг, захватил одну из наших нефтяных платформ, совершил "отвлекающий" манёвр с намерением сосредоточить наше внимание на северо-западном направлении. Если это сработает, то в восемь часов тридцать семь минут по времени Токио ещё несколько групп повстанцев должны захватить и обесточить ещё несколько наших платформ и один нефтеперерабатывающий завод. Думаю, указывать номера и местонахождение этого завода смысла не имеет. Простите, - Свайндлер взял стоявший перед ним стакан с водой и сделал пару глотков. Затем продолжил:
- Спустя ещё девять минут, то есть, то есть в восемь сорок шесть, убедившись, что наше внимание сосредоточено на северо-западном направлении, повстанцы начнут развёртывать основное силы на юге. Те войска, что останутся на севере, с того момента начнут играть лишь побочную роль.
Первая цель южной группировки войск - аэродром близ бывшего Куала-Лумпура. Там их уже ждёт три десятка наших боевых и транспортных машин, полностью оснащённых и готовых к взлёту, а также около девяти наших серв-машин, в народе именуемых "мехами" или "шагоходами". После того, как штурмовые группы захватят аэродром, они тут же подвергнут атаке наши производственные комплексы на севере бывшей Малайзии...
- И вот тут начнётся самое интересное! - перебил Фред Лайр, которому молчание явно было в тягость. - Потому что тут за дело возьмутся мои ребята, а они своё дело знают, я гарантирую это! Это будет охренительно крутое шоу!
Вы только представьте: со всех сторон прут дикари с винтовками, в древних боевых костюмах, вражеские вертушки разносят всё в пух и прах, шагоходы месят джунгли из пулемётов, и только один взвод наших бойцов продолжает из последних сил удерживать к производственному комплексу, а оператор дрожащей камерой выхватывает самые сочные моменты сражения!
А потом, когда у них заканчиваются боеприпасы и уже кажется, что помощи ждать неоткуда, вдруг прибывают эвакуационные вертолёты и спасают героев! Заканчивается всё зрелищной бомбардировкой.
- Не хочу критиковать, но тебе не кажется, что ты переборщил с пафосом? - вдруг выступил Ричард Хоути. - По моему, у тебя получается какая-то примитивная жвачка.
- А как ты думаешь, что нужно массовому зрителю? - ответил вопросом на вопрос Лайр. - Ему нужна пафосная, максимально зрелищная и, желательно, слезливая жвачка, которая не требует длительного пережёвывания, а значит, и какого-либо умственного напряжения. И мы готовы поставлять её широким массам в любых количествах, нон-стоп, лишь бы люди довольны были!
И, поверь мне, лучшего специалиста по производству данной жвачки, чем я, тебе во всём Вавилоне не сыскать! - тут он широко ухмыльнулся. - Я же Фрэд Лайр!
8 часов 42 минуты, a.m.
Крошечный чёрный вертолёт, которые сотрудники Разведывательного управления называли между собой "Стальной мухой", приземлился на небольшую посадочную площадку перед огромным зданием склада, больше похожим на бетонную коробку. Внутри вертолёта сидели трое: два солдата в серой униформе и высокая белокурая женщина, которой на вид было около двадцати пяти, красивая, имевшая прекрасно сложенную фигуру и холодный, презрительный взгляд голубых глаз.
- Смотрите, мисс Джойс, - сказал один из бойцов, пальцем указывая на почти сливавшиеся с серой стеной обитые свинцом ворота склада. - Подходите к вон тем воротам, там будет кнопка вызова, большая такая, красная. Жмёте на неё, вам отвечают, вы называете своё имя и говорите пароль. Вам же сообщили пароль, да?
- Конечно передали, - едва заметно скривив губы ответила Кэти.
- Вот и прекрасно, - удовлетворённо кивнул солдат. - Ну, в общем... - он замялся, не зная что ещё сказать. - Короче, можете идти.
Кэти Джойс, подхватив небольшую квадратную сумку-планшет, легко спрыгнула на бетон посадочной площадки.
- Удачи, мисс Джойс! - крикнули ей вслед.
Кэти даже не оглянулась.
Со свистом и шумом хлопающих лопастей вертолёт поднялся в воздух и полетел обратно на север, ко Второму Вавилону.
А Кэти Джойс зашагала в сторону ворот складского помещения, с интересом глядя по сторонам. Смотреть, правда, было особо не на что: "бетонная коробка" была окружена мёртвым тропических лесом, который когда-то был частью малазийских джунглей. Хотя и лесом это назвать можно было с большой натяжкой: это была скорее заболоченная равнина, посреди которой кое-где торчали голые стволы пальм, лишившиеся последних листьев ещё полвека назад. Кое-где их обвивали переплетающиеся остатки корней фикусов-душителей. Дувший с юга пронизывающий осенний ветер заставил Кэти прекратить созерцание местных пейзажей и прибавить шагу.
Большая красная кнопка, прикрытая истрёпанным резиновым чехлом, находилась справа от ворот. Кэти надавила на неё большим пальцем правой руки. Раздался короткий писк, а затем, спустя несколько секунд тишины, низкий, неприятный голос сказал:
- Имя, фамилия, пароль.
- Кэтрин Джойс. Пароль - "вспышка", - ответила Кэти.
- Открываю.
- Поскорее там давайте, - Кэти неожиданно почувствовала, что стоит пригнувшись и неловко переступает с ноги на ногу, словно на плечи её взвалили тяжёлый груз.
И это чувство было ей знакомо. Она испытывала его каждый раз, когда попадала на Центральную площадь, где отсутствовали перегородки между уровнями Второго Вавилона и можно было разглядеть Купол, который на расстоянии в сорок сотен ярдов казался не более чем крошечным светящимся пятнышком. Это было ощущение безграничного простора, свободы, но эта свобода была ей не нужна, она пугала. И тогда, и сейчас, под бескрайним облачным небосводом, Кэти чувствовала себя как заключённый, который отсидев приличный срок вышел на свободу и вдруг понял, что привычные правила, привычные рамки, сам привычный образ жизни перестали существовать, что окружающий мир вдруг стал сложным и непонятным и что теперь если бы у него был выбор, то он бы не задумываясь променял эту ненужную свободу на знакомую и уютную тюремную камеру.
Створки ворот медленно, со скрипом, раздвинулись в стороны и всё тот же неприятный голос приказал: "Заходите, быстро!" Он бы мог и не говорить этого: Кэти, желавшая поскорее убраться из-под неуютного осеннего неба, широкими, быстрыми шагами вошла в помещение. Ворота так же медленно опустились за её спиной. Джойс сняла с головы защитный шлем.
- Добро пожаловать, Мисс Джойс, - хозяин неприятного голоса оказался невысоким, болезненно бледным и худым парнем лет двадцати пяти, с тёмными волосами и тонкими чертами лица. В руке он держал сигарету, но не обычную, электронную, а древнюю, бумажную. Время от времени он подносил её ко рту, торопливо затягивался и столь же торопливо выдыхал сквозь ноздри зловонный дым. - Я Авраам Шварцман, - представился он.
- Почему вы не курите электронные? - сморщившись от неприятного ей запаха дыма, спросила Кэти.
- "Электронки" - совсем не то, что настоящие сигареты, - ответил Шварцман. - Они не дают тех ощущений, что даёт настоящий, натуральный сигаретный дым. Понимаете?
- Не понимаю. Не курю. - с презрением в голосе сказал Кэти.
- Тем лучше для вас, - Авраам в последний раз глубоко затянулся и бросил окурок на пол. - Пойдёмте, у нас мало времени.
Хотя складское помещение, в котором они сейчас находились, до этого дня использовалось как продуктовая база Вавилона, сегодня стеллажи, обычно доверху заполненные коробками с продуктами, доставленными с гидропонных ферм, пустовали, транспортные ленты были отключены за ненадобностью, а обслуживающие роботы были выстроены в несколько рядов у дальней стены помещения. Центр склада был расчищен под съёмочную площадку: там была установлена небольшая сцена, окружённая с трёх сторон перегородками зелёного цвета и хорошо освещённая многочисленными прожекторами. Рядом со сценой толпилось с дюжину человек в серой униформе.
- Стойте здесь, - приказал Шварцман, когда они с Кэти подошли к сцене. - Я позову актёров. - и он скрылся в толпе.
Кто-то тронул Кэти за плечо:
- Так значит, вы - мисс Джойс?
- Да, - ответила Кэти, развернувшись и увидав низенького, крепко сбитого старичка с короткой прямоугольной бородкой.
- Ага, - старик довольно погладил бородку. - Так значит, снимать сейчас будем?
- Да.
- Это хорошо.
Тут вернулся Шварцман в сопровождении двоих актёров: высокого, мускулистого мужчины и тощего, сутулого парня в очках.
- Это Блэкмор, - Авраам указал на высокого и мускулистого. - А это Мэйсон, - сутулый в очках наклонил голову в знак приветствия. - Так, ребята, знакомьтесь, это мисс Джойс. Итак, - тут он громко хлопнул в ладоши. - Так, теперь все друг с другом познакомились и мы можем приступить к съёмкам, а то у нас время поджимает. Олди, отгоните своих солдат от сцены!
Лейтенант Олди, которым оказался тот самый бородатый старичок, беседовавший с Кэти минутой раньше, прокричал:
- Так, ребят, значит, отходим от сцены, не мешаем процессу съёмочному!
Солдаты взвода разошлись в стороны, встав в полуметре позади прожекторов.
- Реквизит, сюда! - скомандовал Авраам, и один из парней Олди подбежал к актёрам с серой солдатской шинелью и кофтой.
И майка, и шинель были изорваны и запачканы чем-то красным, изображавшим кровь. К майке был пришит чёрный карман с рваными краями.
- Мэйсон, переодевайся, быстро! - Шварцман взволнованно притопнул ногой. - Хэй, а где кишки?
Тот же самый парень подбежал с резиновыми внутренностями в руках.
- Простите, я их в сторонке сложил, чтобы с собой не таскать. - оправдывался он. - А почему их к внутренней стороне кармана сразу не пришили?
- Спроси у наших мудрых реквизиторов, - пробурчал Шварцман. - Так, каждый знает, что ему делать, так что начинаем!
Мэйсон спешно затолкал поролоновые кишки внутрь кармана с рваными краями, и теперь казалось, будто это его внутренности вываливаются из огромной дыры внизу живота. Затем он взобрался на сцену и улёгся напротив заранее установленной камеры в позе умирающего. Блэкмор встал перед ним на колени, наскоро поправляя не слишком плотно сидящий на голове громоздкий шлем с датчиками движения на нём. Датчики были предназначены для того, чтобы фиксировать каждое движение лицевых мышц актёров: в дальнейшем в процессе компьютерной обработки их лица будут изменены до неузнаваемости, зато их игра будет передана со стопроцентной точностью.
По сигналу Шварцмана трое бойцов, отобранных им ещё до приезда Кэти Джойс, взбежали на сцену и присели возле одной из зелёных перегородок. Сам Авраам подошёл к камере, нацепил на голову наушники и проорал:
- Действуем согласно инструкции, никакой самодеятельности! Итак... пять... четыре... три... два... один... сцена три, дубль один, поехали!
Мэйсон схватился обеими руками за искусственные кишки и надрывно захрипел, лицо Блэкмора превратилось в гримасу страдания, а солдаты на заднем плане с криком и руганью принялись имитировать бурную деятельность.
- Ты в порядке, друг мой? - с дрожью в голосе спросил Блэкмор.
- Я ранен, - тихо ответил Мэйсон. - Тяжело ранен. Боюсь, что насмерть.
Кто-то громко загоготал.
- Стоп! - закричал Шварцман. - Кто смеётся?!
- П-прости, шеф, - ответил один из солдат массовки. Нижнюю половину своего раскрасневшегося лица он прикрывал рукой, однако по сверкавшему в прищуренных глазах огоньку веселья было понятно, что он улыбался. - Прости, просто... ты хоть сам понимаешь, что снимаешь?
- Пожалуйста, сделай одолжение, - злобно процедил Авраам. - Я конечно понимаю, что ты лучше знаешь, как и что снимать, но в следующий раз, когда тебя смех начнёт разбирать, пожалуйста, просто возьми и заткни свою грязную пасть, ладно? Спасибо.
- Так, давайте ещё раз! - выговорившись, скомандовал Шварцман. - Пять, четыре, три, два, один, пошли! Дубль два, сцена три!
Снова лицо Блэкмора превратилось в гримасу страдания, снова он встал на колени перед натужно хрипящим Мэйсоном и осведомился о его здоровье, и снова солдаты на заднем плане изображали кипучую деятельность.
- Я ранен, - так же тихо ответил Мэйсон. - Тяжело ранен. Боюсь, что насмерть.
И снова всё испортил своим безудержным хохотом солдат из массовки, только на этот раз смеялся над нелепостью всего происходящего не только он, но и его сослуживцы, которые тихо захихикали в кулаки, и Олди, не удержавшись, громко хохотнул, и даже на холодном лице Кэти Джойс появилась едва заметная усмешка. Всё это окончательно вывело из себя Шварцмана.
- Какого хрена, вашу же мать, здесь творится! - закричал он. - Чёрт возьми, ну как вы, придурки, то понять не можете, что у нас всего двадцать минут на всё, двадцать минут вашу мать, а мы хохочем! Заткнитесь! - тут голос Шварцмана соскочил на фальцет.
- Так замените же нарушителя, - неожиданно предложила Кэти.
- Да, я так и сделаю! - провозгласил Шварцман. - Кто хочет побыть на сцене заместо этого ублюдка? - и шёпотом поблагодарил мисс Джойс. - Спасибо вам.
- Так это же очевидно, - всё с той же холодной усмешкой ответила Кэти. - Только дурак бы не додумался.
- Вы что, хотите сказать, что я идиот? - Авраам уже собрался отпустить ответную колкость, но вместо этого он только злобно поджал губы и презрительно фыркнул, брызнув слюной во все стороны.
Тут солдат, который вызвался на замену смеявшемуся, взбежал на сцену и уселся рядом с остальными статистами.
- Так, пять, четыре, три, два, один, поехали! - торопливо прокричал Шварцман. - Сцена три, дубль один!
На этот раз всё прошло как надо, и после слов Мэйсона, что он ранен, тяжело ранен и боится, что насмерть, Блэкмор воскликнул в отчаянии:
- Держись, мой друг, не умирай! - он взял Мэйсона за руку. - Ты выкарабкаешься, ты будешь жить, будешь!
- Нет, нет, со мной уже всё кончено, - прошептал Мэйсон. - Дружище, можно попросить тебя об одной услуге?
- Проси, что хочешь, всё исполню, - торжественно пообещал Блэкмор.
- Передай родителям, что я сражался, как настоящий мужчина.
- Это будет первое, что я скажу им.
- Спасибо, друг, - Мэйсон улыбнулся и закрыл глаза.
Блэкмор ещё с минуту стоял на коленях перед "умершим", затем, пустив скупую мужскую слезу и медленно утерев ёё рукавом, он сказал прочувствованно:
- Я никогда не забуду тебя, друг. Я скажу твоим родителям, что вёл себя на поле битвы, как настоящий мужчина. И я отомщу за тебя этим негодяям!
С этими словами он вскочил на ноги и, взяв в руки бутафорскую гаусс-винтовку, вышел из кадра.
- Стоп, снято! - крикнул Авраам. - Наконец-таки, чёрт вас дери! - он несколько раз то ли в шутку, то ли в серьёз хлопнул в ладоши. - Так, теперь мы быстро снимаем сцену с мисс Джойс и пока на этом закончим. Надеюсь, мисс Джойс выучила роль?
- Не переживайте, - заверила его Кэти.
- Прекрасно, - кивнул Шварцман. - Так, вы, - он указал на солдат массовки. - Переметнулись вправо. Мисс Джойс, вы садитесь рядом с "убитым" и комментируете случившееся.
Кэти присела рядом с Мэйсоном и взяла микрофон из рук паренька-реквизитора.
- Всё, три, два, один, старт! - протараторил Шварцман. - Дубль один, сцена четыре!
И в тот момент, когда он это сказал, холодная и презрительное ко всему выражение лица Кэти вдруг превратилось в бесконечно страдающее и бесконечно милосердное, а взгляд её, прежде совершенно равнодушный и непроницаемый, будто загорелся изнутри, и она взволнованным, дрожащим голосом начала:
- Только что на наших глазах произошла трагедия, которая, наверное, никого не оставит равнодушным, трагедия, которая заставит вас ужаснуться и в то же время восхититься мужеством и отвагой павшего на поле битвы солдата, трагедия, боль от которой может сравниться лишь с чувством гордости за славных сынов Второго Вавилона!
Но кто же виноват в смерти нашего героя? Оборванные, нищие дикари, полулюди-полуживотные, которых Виктор Маклиллан, Первый и Величайший из Отцов Вавилона, посчитал недостойным жизни в нашей священной обители, нашей земли обетованной!
Мы были уверены, что они сгинули вместе со Старым миром, миром, полным греха и порока, сгинули без следа. Но они снова здесь, и они снова угрожают всем нам, нашему счастью, самому нашему образу жизни. И сейчас, когда наша родина в опасности, я призываю вас всех поддержать тех храбрецов, которые рискуют сейчас собственными жизнями во имя нашего общего блага, поддержать пусть и не делом, но возгласом одобрения, и уважением, и гордостью за мужественных защитников Второго Вавилона. И главное - ни в коем случае не бездействуйте, потому что то, что произойдёт сегодня, затронет каждого из нас, и отстоим ли мы наше правое дело или нет, зависит только от нас!
На этом я с вами не прощаюсь, потому что, я уверена, это далеко не последняя сегодня наша с вами встреча, поэтому я скажу просто: спасибо за ваше внимание, дорогие телезрители, скоро увидимся! С вами была ваша Кэтрин Джойс.
- Стоп, снято! - скомандовал Шварцман. - Прекрасно, прекрасно сыграно! Замечательно! - и в подтверждение своих слов он вскинул вверх крепко сжатые кулаки.
Кэти ничего на это не ответила, а ёё лицо опять приняло выражение холодного презрения, огонь в глазах потух, и она вновь натянула маску безразличия и равнодушия ко всему.
- Мэйсон, время восстать из мёртвых! - впрочем, Авраам мог уже этого и не говорить, так как актёр уже встал и начала стягивать с себя рубашку и шинель. - Так, теперь быстро собираемся и выдвигаемся к позиции!
Кэти подошла к Шварцману с вопросом:
- А куда мы денем всё это? - она обвела рукой съёмочную площадку. - Что, если повстанцы заглянут сюда и увидят всё это?
- Это всё разбомбят, - ответил Авраам, занятый отключением прожекторов. Мы сымитируем стратегию "выжженной земли". Это когда при отступлении всё, что может быть полезно противником, выпиливают к чертям. Полоса земли шириной примерно в милю будет выжжена супернапалмом. Склад находится как раз в этой полосе.
- И это поможет избавиться от всех улик? - спросила Кэти.
- Это супернапалм, мисс Джойс, - с оттенком превосходства в голосе сказал Шварцман. - Он способен металл прожигать, так что уж там говорить о сцене из ДСП и трёх фанерных перегородках! После того, как тут пройдутся наши бомбардировщики, здесь не останется ничего. Абсолютно ничего.

И окончание.

9 часов 3 минуты, a.m.
- Так, мы на месте, мистер Олди, ведь так? - спросил Шварцман у старого командира.
- Если верить карте, то да, - ответил Олдин, сосредоточенно вглядываясь в схему местности, которая высвечивалась на забрале его шлема. Ровно дюжина точек, обозначавшая всех членов отряда, включая Шварцмана, Кэти Джойс и актёров, пульсировала рядом с флажком, которым на карет была показана их позиция.
Они пришли к средней высоты холму, вершина которого поросла мхом и низким кустарником. За полвека, прошедших с момента Краткой войны, природа Земли сильно изменилась. С вершины холма открывался прекрасный вид на мёртвые джунгли и болота внизу. Милях в пяти, на самом горизонте, посреди остатков леса виднелись серые складские помещения, еле различимые на фоне мрачного пейзажа.
- Неплохое место, - заметил Олди. - Для удержания позиции самое оно. И лес позади. Так, значит, ребята, располагаемся. Миномёты в центр, все остальные по флангам.
Двое бойцов сложили свои рюкзаки на землю, затем повытаскивали из них отдельные части миномётов, запакованные в шелестящие целлофановые пакеты и масляно блестевшие, распаковали, быстро собрали из них готовые орудия и установили их примерно в середине вершины. Остальные солдаты расселись или улеглись полукругом вокруг артиллеристов, готовые защищать их от огня противника.
- Мисс Джойс, - Авраам рукой поманил к себе Кэти. - Послушайте... Я начну снимать, как только они, - он махнул рукой в сторону юга. - Начнут по нам шпарить. Я вам подам сигнал, вы зачитаете свой текст (главное, под пули особо не высовывайтесь) и свободны. Помните, на всё про всё у вас будет минут пять, не больше, так что постарайтесь всё сделать с первого дубля. Всё поняли?
Кэти медленно кивнула и со своей извечной холодной улыбкой сказала:
- Конечно.
Шварцман при виде этой улыбки снова поджал раздражённо губы и злобно фыркнул.
- Хэй, ребят, смотрите! - вдруг крикнул один из миномётчиков.
- Что там? - тут же откликнулись его товарищи. - Где? Что? Противник? Где он?
- Да нет, ребят, - ответил боец. - Смотрите!
И он указал на несколько цветков нежного бело-розового цвета, притаившихся среди поросших мхом валунов и вытянувшихся вверх на тонких ярко-красных стебельках.
- Охренеть! - воскликнул один из бойцов. - Никогда не видал такого, чтоб цветы не в клумбах, а просто так, на земле росли!
- А я видел, - задумчиво промолвил Олди. - Мне значит, пятнадцать годков тогда было и за месяц до Краткой войны я видел их в последний раз. Правда, их и тогда уже мало оставалось. Да уж... - по-прежнему находясь в задумчивости, он, пытаясь почесать бородку, вместо неё провёл рукой по забралу шлема и вдруг воскликнул. - А ведь, значит, ядерная зима и вправду заканчивается, раз цветы растут! Точнее, уже закончилась, ведь так?
- Ничего подобного, с чего вы взяли! - шутливо возразил Шварцман. - Это дезинформация! Я настоятельно рекомендую вам прекратить подобные инсинуации или...
- Идут! - вдруг закричал солдат, лежавший в зарослях кустарника с биноклем в руках.
Выражения лиц всех присутствующих мгновенно переменились, и с лиц солдат исчез восторг, который они испытали при виде цветка, и Шварцман перестал шутливо грозить пальцем Олди, и взгляд старого командира из задумчивого мгновенно превратился в предельно сосредоточенный и он приказал:
- Так значит, всем приготовиться! Огонь по любой цели, что подошла на расстояние выстрела! Миномётчикам - огонь про крупным скоплениям неприятеля и наземной технике! Вопросы? Нет вопросов, - удовлётворённо заключил он и сам улёгся с винтовкой наготове.
Авраам тем временем судорожно возился с застёжками небольшой чёрной сумки, висевшей у него на плече.
- Твою мать, да расстёгивайся! - раздражённо кричал он, пытаясь справиться с особенно мудрёной застёжкой. - Тащись, сволочь! Сигарету бы сюда...
А тем временем солдат, лежащий с биноклем, сообщал сведения о перемещениях повстанческих войск:
- Полсотни живой силы противника на семь часов! Ещё полсотни на четырнадцать! Сотня по центру, идут под прикрытием колонны из пяти... нет, кажется, шести серв-машин "Элиэн 7-15", кажется. Координаты для миномётного залпа...
Шварцману тем временем удалось наконец-таки вытащить видеокамеру из сумки.
- Мисс Джойс, вы готовы? - спросил он.
Кэти его не слышала. Она с интересом и даже волнением наблюдала за солдатами, ожидающими начала перестрелки. Несколько бойцов напряжённо всматривались в мёртвые заросли джунглей сквозь окуляры прицелов на их винтовках. Рыжеволосый парень-верзила что-то шептал неслышно, прижав к забралу повешенный поверх одежды крошечный нагрудный крестик. Солдат с биноклем продолжал надиктовывать координаты миномётного удара, и артиллеристы поспешно вводили их на своих планшетах.
- Мисс Джойс! - снова позвал Шварцман.
- Да, я готова, - отозвалась Кэти. - Просто отвлеклась немного.
- Давайте, начинаем, у нас времени, между прочим, мало, - Авраам нажал несколько кнопок на боковой стороне видеокамеры и нацелил её на Джойс. - Сцена один, дубль один, поехали.
Лицо Кэти моментально приняло взволнованное и тревожное, но в то же время торжественное выражение.
- Здравствуй, Марта, - Мартой звали телеведущую, которая должна была сообщить об атаке повстанцев с юга, а затем передать слово корреспонденту. - Действительно, выяснилось, что наступление повстанцев на северо-западе от Второго Вавилона было лишь вероломным отвлекающим манёвром, призванным отвлечь наше внимание от основного удара повстанцев, который они собираются нанести на юге.
Так кто же сейчас защищает Вавилон от агрессии с юга сейчас, когда мы ещё не в состоянии противостоять повстанцам? Неужели мы беззащитны? Нет! Нас защищают они - восемь отчаянных парней, бесстрашных мужчин, настоящих героев, которые, узнав о надвигающейся угрозе, сами вызвались на защиту свой родины. Вот они, - Кэти махнула рукой в сторону лежавших среди валунов и зарослей кустарника солдат. - Наши герои, готовящиеся принять сейчас, возможно, самый важный в своей жизни бой - бой за Отечество. И я полетела вместе с ними, чтобы передать вам все подробности предстоящей битвы и с помощью этого репортажа увековечить подвиг наших доблестных защитников. Сейчас вы увидите кадры сражения, снятые нашим оператором.
- Снято! - объявил Шварцман. - Всё, ваша работа, мисс Джойс, на этом закончена. Единственное, что я от вас теперь требую - постарайтесь не подохнуть. Вы нам ещё нужны будете.
- Сами то раньше времени не помрите, - ответила Кэти. - Где же мы найдём другого оператора?
Но Шварцман её уже не слышал. Он направил камеру не замерших в ожидании солдат и вполголоса произнёс:
- Сцена два, дубль один. Начинаем, - и медленно облизал губы.
Кэти оглянулась на актёров, которые спрятались (точнее, они думали, что спрятались) от глаз неприятеля на северной стороне холма. Они лежали, вжавшись изо всех сил в холодную, каменистую почву, и испуганно вращая глазами, глядели то друг на друга, то на закрытое свинцовыми тучами небо.
- Так, значит, приготовиться к залпу! - скомандовал Олди.
И каждый из миномётчиков занёс подрагивавший от волнения палец над клавишей запуска, и каждый из бойцов ещё крепче сжал рукоятки винтовок, и даже вечно нервничающий и мечущийся Авраам замер неподвижно с видеокамерой в руках и тлеющей в углу рта сигаретой, которую он чёрт его знает как умудрился закурить, не снимая шлема.
"Вот они, последние мгновения перед неизбежным", - пронеслось в голове у Кэти, и она неожиданно почувствовала, что всеобщее волнение невольно передалось и ей.
В тот момент над холмом и над прилегающими джунглями воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь порывами ветра. И в этой тишине старый, хриплый, но твёрдый голос Олди громко и отчётливо произнёс:
- Значит! Атака!
Хлопок. Ещё хлопок. Вспышки пламени, вырывающиеся из стволов миномётов, и свист артиллерийских снарядов, устремившихся к позициям противника.
И вместе с этими двумя хлопками что-то надорвалось в душе у Кэтрин, и она вдруг поняла, что сейчас произойдёт нечто непоправимое и ужасное, то, чего не должно было произойти, что сейчас с обеих сторон заговорят орудия и прольётся кровь, и как минимум несколько десятков человек навсегда останутся здесь, а некоторые из тех, которым посчастливится выжить, уже никогда не будут прежними людьми. И она удивилась, как легко они перешли ту грань, после которой уже никакого выбора не остаётся, а остаётся лишь неизвестность и смерть впереди, и то чего ещё минуту назад могло и не случиться, теперь стало неизбежным.
Издалека донёсся глухой грохот от попадания снарядов, и слева от Кэти заговорили пулемёты, и справа от неё раздались сухие хлопки от выстрелов из винтовок Гаусса, и бой начался. Ответ повстанцев долго ждать себя не заставил: почти тут же воздух над холмом наполнился свистом пуль, которые пролетая срезали ветки кустов, врезались в камни и валуны, оставляя на них глубокие выщерблины, с противными щелчками входили в землю, взметая клубы пыли. Напуганной и сбитой с толком грохотом перестрелки Кэти казалось, что весь воздух вокруг был заполнен смертоносным свинцом, что нигде нет от него спасения, что он повсюду, и она, следуя древнейшему из инстинктов - инстинкту самосохранения, старалась как можно сильнее распластаться по земле, чтобы максимально уберечь себя от опасности.
И тем удивительнее было для неё то, что солдаты, несмотря на страх и напряжение, которые были ясно видны на их лицах, несмотря на близкий свист пуль, несмотря на то, что это был первый их бой, продолжали выполнять поставленные перед ними задачи. Пулемётчики и снайперы обстреливали пехоту противника, парень с биноклем постоянно бубнил что-то о перемещениях войск неприятеля, артиллеристы вводили на своих планшетах координаты для следующего залпа и опускали в трубы миномётов новые снаряды, которые орудия почти тут же выплёвывали с характерным хлопком .
Олди, прилёгший за одним особенно крупным валуном, следил за ходом сражения и, как дирижёр, командовал своим отрядом, отдавая быстрые, чёткие приказы:
- Дымовую завесу! - и один из солдат бросил поочерёдно под ноги миномётчикам две дымовые гранаты. Поднявшееся спустя несколько секунд над холмом облако дыма скрыло позиции отряда от глаз неприятеля. - Инфракрасные! - и тот же боец пальнул в воздух из ракетницы, наподобие той, с помощью которой обычно отстреливают сигнальные ракеты. Через мгновение над холмом раскрылся огненный зонт, похожий на фейверки: это были световые ловушки.
- Снайперы - в середину! - снова приказал Олди. - Пулемёты - направо! - несколько солдат стало переползать с места на место, и, казалось, делали они всё это настолько спокойно, будто свист пуль вокруг них был не смертельная опасность, а не более чем досадная помеха, и двигались они настолько неторопливо, словно торопиться им было некуда торопиться, словно у них было всё время в этом мире.
- Робин, чуть назад, не высовывайся так под пули! - крикнул Олди солдату с биноклем, и тот послушно отполз обратно под прикрытие валунов.
- Невероятно, - невольно выдохнула Кэти, глядя на всё это и ощущая в себе прилив нового, незнакомого ей чувства, которое распирало грудь, стремилось вырваться наружу. Невероятное воодушевление, вера в себя и в человеческие способности, безграничная привязанность к этим простым парням-солдатам, желание помочь им: это было уважение...
Высокий, сухой, худой мужчина лет сорока, одетый в строгий деловой костюм, опустился на корточки перед белокурой девочкой в длинном, до пола, синем платье с блёстками. Кэти в тот день исполнилось пять лет, и её отец, директор "Вандерволл Бэнк", поздравляет её с днём рождения, попутно делая ей напутствия, которые изменят всю её дальнейшую жизнь. Эти напутствия превратят маленькую красивую девочку-скромницу в холодную рафинированную даму, презирающую всех остальных людей и готовую, казалось бы, на всё ради достижения своих целей. Казалось бы...
- Послушай, Кэти, - ты самое лучшее, что у меня есть. - говорит её папа. - Мама бы тобой гордилась, потому что ты - самая замечательная девочка на свете. И ты всегда ей будешь.
- Правда? - сияющий взгляд маленькой Кэти устремлён прямо в глаза отца.
- Конечно правда, - отвечает папа. - Запомни, Кэти: ты - моя дочь. И ты достойна всего самого лучшего. Не слушай тех, кто думает иначе. Они этого недостойны. Ты просто... отодвигай их со своего пути.
Понимаешь, этот мир далеко не так гостеприимен, как тебе сейчас кажется. Никто ничего не будет делать для тебя просто так. Каждый делает что-то лишь ради собственной выгоды. Для того, чтобы чего-то достичь в этой жизни, приходится хорошенько поработать локтями. - отец тихо вздыхает, затем поднимается с колен. - Ну, а теперь пошли праздновать! Что у нас там первым делом: посещение Манзарек-Парка?
"Никто ничего не будет делать для тебя просто так," - мысленно повторила Кэти. - "Каждый делает что-либо лишь ради собственной выгоды." Тогда ради чего сражались эти простые парни-солдаты? Ради защиты собственной родины? Нет, Второму Вавилону, по сути дела, ничего не угрожало. Ради славы, почёта? Все имена участников данной операции, кроме самой Кэти Джойс, были засекречены. Из-за званий и орденов? Заинтересовать этим солдат ещё можно было. Но вряд ли кто из этих ребят стал бы рисковать своей жизнью ради пары медалей на груди, повышения по службе и денежной премии.
Нет, им сказали идти воевать и они пошли воевать, потому что у них не было другого выхода, потому что им отдали приказ, который они были должны, нет, чёрт возьми, обязаны выполнить.
Но это-то как раз было совсем не важно. Важно было то, что сейчас эти парни сражались для того, чтобы Великие Отцы смогли провернуть очередную пропагандистскую акцию, в то время как она, Кэти Джойс, прославленный корреспондент, лежала в кустах, вжавшись в землю от страха.
- Вертолёты! - прокричал парень с бинколем. - На пять часов. Тридцать миль, значит они уже "видят" нас. Чувствую, пора нам отсюда валить.
- Инфракрасные, быстро! - мгновенно отреагировал Олди. - Значит, оставляем позицию!
Бойцы взвода поначалу осторожно, чтобы не словить пулю, стали подниматься с земли; согнувшись в три погибели и медленно пятясь, они проходи несколько шагов, а затем бросались наутёк. Авраам оставил позицию последним: он шёл вслед за отступавшими солдатами, держа камеру на вытянутых руках и постоянно проводя языком по тонким губам.
- Гражданские, взять! - крикнул Олди.
Трое бойцов подбежали к актёрам и к Джойс, грубо и решительно подхватили их под мышки и потащили вниз по склону холма.
Внезапный, оглушительный, разрывающий барабанный перепонки и пробирающий до костей рёв раздался над холмом, и Кэти почувствовала, как всё её тело обмякло и задрожало, а затем что-то туго врезалось ей между лопаток и грохочущий, ослепляющий вспышками взрывов мир завертелся перед её глазами. Через пару секунд последовал глухой, но от этого не менее сильный удар об землю.
Когда Кэти очнулась, её снова куда-то волокли. Она ничего не могла слышать, кроме непрерывного, всё усиливавшегося свиста у неё в ушах, мысли её были туманны и совершенно путались, каждый новый вздох отзывался болью в груди, из носа и ушей её тепла какая-то тёплая жидкость, название которой ей никак не удавалось вспомнить. По видимому, это был джем.
Резкий щелчок и вспышка боли в ушах, как будто там лопнул какой-то болезненный нарыв, и возвращение всех звуков: грохота стрельбы, противного свиста и щёлканья пуль, крики солдат и краткие, чёткие приказания Олди.
Кэти чувствовала, что вся нижняя часть её лица, что вся нижняя половина её лица была запачкана чем-то тёмно-красным, липким и солёным на вкус. Это была кровь ("Конечно, кровь," - подумалось Кэти. - "Чем же ещё этому быть.") Она автоматически провела рукой по забралу.
- Там имеется специальный фонтанчик как раз для таких случаев, - подсказал сидевший справа от неё солдат. На груди бойца был отпечатан большой зелёный крест зелёного цвета. - Подумайте о нём, или, если вы ещё не совсем отошли, то нажмите третью сверху кнопку на правом виске. Главное, не захлебнитесь.
Кэти нашарила нужную кнопку на шлеме, надавила на неё, и тут же её в лицо ударила тугая струя воды из фонтанчика. Рот Кэти мгновенно наполнился водой, в носу засвербило, она чихнула и закашлялась, чувствуя, что вода попадает в горло и она начинает захлёбываться. Джойс принялась торопливо отыскивать заветную кнопку, но от испуга у неё не получалось даже вспомнить, какая она по счёту ("Снизу? Сверху? Чёрт!) и с какой стороны находится. Кэти была очень близка к тому, чтобы запаниковать.
Фонтанчик отключился. Медик, сидевший рядом с Кэти, видя, что она не может выключить воду, сам нажал на нужную кнопку.
- Спа... - Кэти ещё несколько раз кашлянула, затем закончила. - Спасибо вам.
- Не за что, - ответил медик. - Благодарите этого парня. - он указал на солдата, лежавшего справа от Кэти. - Если бы не он, вы бы... как бы объяснить... были на его месте. То есть вам было бы гораздо хуже.
- Что с ним? - спросила Кэти, приподнимаясь на локте и рассматривая раненого.
- Осколок, - ответил санитар. - Когда рванули ракеты, он бросился вместе с вами на землю и прикрыл собой. Так часто делают, причём совершенно неосознанно, чисто автоматически. Но если бы он этого не сделал, осколок был бы сейчас в вашей груди, мисс.
Раненый лежал на спине, тихо постанывая и безостановочно загребая землю обеими руками. Под голову ему был положен валик из свёрнутой шинели. На рану была наложена повязка, которая уже успела пропитаться кровью и которую, видимо, в скором времени нужно было сменить. Широко раскрытый, немигающий взгляд раненого был устремлён в небо, и не было в этом взгляде ни боли, ни страха, но было в нём нечто другое, гораздо более страшное: тихое отчаяние, отсутствие всяких сил для борьбы и готовность умереть.
- Он выживет? - спросила Кэти.
- Осколок застрял у него прямо у сердца, - ответил медик. - Успеем доставить на базу, если нет... - он нервно сглотнул. - Мэм, мне сейчас нужно сменить ему повязку. Лучше вам этого не видеть, поверьте.
Сказав это, санитар подполз к раненому, приподнял его и начать разматывать бинты. И вот тут во взгляде солдата появилась боль. Его глаза широко раскрылись и он взмолился, рыдая:
- Твою мать, не надо, не надо, пожалуйста, не надо, больно! Не надо, не трогайте меня! Оставьте меня в покое, отпустите, больно!
Кэти в ужасе зажмурила глаза, встала на ноги и побежала прочь, не важно куда, лишь бы подальше отсюда, лишь бы не видеть страданий солдата и не слышать его крика. Она бежала какое-то время с закрытыми глазами, не обращая внимания на опасность быть убитой, и она, возможно, далеко бы сумела убежать, но на её счастье Кэти споткнулась о какую-то корягу и растянулась на земле.
- Ребята, готовимся к эвакуации, скоро вертолёт! - провозгласил Олди. - Около двух минут до прибытия! Совсем чуть-чуть осталось!
Раздался возмущённый возглас Шварцмана:
- Какие вертолёты, мистер Олди? - крикнул он. - Какие две минуты, мне ещё минут пять по меньшей мере нужно! Отзывайте вертолёты!
- Так, значит... мистер Шварцман... подойдите сюда, - короткая пауза. - Отключите радиосвязь и прислонитесь своим забралом к моему. Отлично. - Теперь голос старого командира звучал намного тише и был приглушен, но Кэти продолжала слышать его отчётливо. Видимо, они находились где-то поблизости. - Чем вы недовольны, мистер Шварцман? - чувствовалось, что нелепый протест оператора сильно оскорбил Олди и что сейчас он с трудом сдерживал кипевшую в нём злость. - Вы ведь отсняли свой материал?
- Материал! - воскликнул Шварцман. - У меня этого материала кот наплакал. Как я это начальству покажу? Да оно меня на куски раздерёт! Мне нужно ещё время.
- Послушайте, мистер Шварман, - сказал Олди. - Значит, у меня боец ранен. Тяжёлое ранение, помощь нужна, срочно. Если его вовремя не доставить, он погибнет. Понимаете?
- Да мне плевать, похрен мне на вашего бойца, спасёте вы его или нет, мне похрен, запомните! - взорвался Шварцман. - Мне материал нужен, из чего мы ролик монтировать будем?! Нет, если вы мне предоставите прямо сейчас материал, то я соглашусь на эвакуацию, но кажется мне, что достать его вы сможете только из собственной задницы!
- Я здесь главный! - орал он. - Не забывайте, Я - а не вы. Я здесь хозяин, и я приказываю оставаться!
- Хорошо, вы можете остаться, - всё тем же напряжённым голосом ответил Олди. - Можете, если хотите. Но один. А я хочу собрать своих ребят и убраться отсюда. Чем скорее, тем лучше!
Кэти открыла глаза. Она сидела в центре небольшой рощицы, в окружении иссохших, потрескавшихся пальмовых стволов. Неподалёку, меньше чем в десятке шагов от неё Шварцман и Олди вели свой глупый и, в конечном счёте, бесполезный спор. Авраам кричал что-то оживлённо жестикулируя и зачем-то то и дело тыча в забрало Олди своей видеокамерой, а старый командир сидел, прислонившись к поваленному стволу пальмы и с усталым видом выслушивал Шварцмана. Там же, подальше от эпицентра боя, расположились актёры, Мэйсон и Блэкмор. Сами же сражавшиеся находились на южном краю. Оттуда доносились солдатская ругань, крики, команды, сообщения, выстрелы. Двое бойцов пытались сбить вертолёты противника, выстреливая по ним самонаводящимися снарядами из своих гранатомётов, и видимо, у них это получалось, поскольку разрушительная вертолётная атака больше не повторялась.
- Значит, послушайте, Шварцман! - закричал окончательно выведенный из себя Олди. - Если мы здесь останемся ещё хотя бы на пару минут, то умрём. Все! Как вы не поймёте, что мы их натиск не сдержим, и тогда нам конец, всем конец и вам тоже! И вы уже ничего не отснимете, и что у вас есть, вы тоже уже не отошлёте! Вы вообще ничего больше не сможете! Потому что вам конец! - и, закончив свою тираду, старый командир вдруг воскликнул радостно. - О, а вот и он! Вертолёт! Ну, мистер Шварцман, остаётесь или нет? Или с нами?
И в самом деле, далеко на севере в небе чернел силуэт длинного двухвинтового вертолёта, своей формой напоминавшего тело шмеля. Огромный, неуклюжий, он медленно подлетал к рощице. Уже слышался далёкий рокот винтовых двигателей, к которому по мере приближения примешивались звуки хлопанья лопастей о воздух и ещё какой-то непонятный ритмичный стук. Что-то он напоминал Кэти, только она не могла понять, что именно, но тут она расслышала звук гитары, играющей хорошо знакомый ей рифф, и голос Билли Джо Армстронга, призывающий: "Скажи: "Эй!" Из мощных репродукторов, установленных на борту вертолёта, над полем боя разносился "Отпуск:
Ты не слышишь ли шум дождя:
Как от гнева Господня дрожит земля?
Позор тому кто умрёт без огня.

Слышишь ты, собаки фальшивят, поя
Гимн в честь веры и страдания.
Признай, сегодня проиграна наша война.

Под звуки песни вертолёт приземлился перед рощей, распахнул задний люк, и чей-то голос из репродукторов объявил:
- ПРИВЕТСТВУЮ ДОБЛЕСТНЫХ ВОИНОВ ВТОРОГО ВАВИЛОНА! ВСЕ НА БОРТ! БЫСТРО!
Второй раз повторять не пришлось: Олди, актёры, солдаты, сама Кэти - все повскакивали со своих мест и побежали к вертолёту. Только Шварцман остался сидеть на земле, что-то крича и потрясая кулаками в бессильной злобе (в бешенстве он забыл даже включить радиосвязь), но вскоре понял, что его всё равно никто не слушает (и не слышит), плюнул и побежал вместе со всеми.
Первой до вертолёта добралась Кэти. Она вбежала внутрь тёмного и пустого отсека для пассажиров и остановилась в проёме заднего люка, чем-то напоминавшего разинутую китовую пасть. Вслед за Кэти в вертолёт забежал Олди, за ним актёры, несколько солдат, непрерывно матерящийся и трясущий камерой Шварцман. За ними сквозь открытый люк прошагал санитар, вместе с ещё одним солдатом несущий носилки с раненым.
Последним бежал рыжеволосый парень-верзила с пулемётом наперевес. Буквально в десятке ярдов от вертолёта он споткнулся о небольшой валун, торчавший из земли, и свалился на землю вместе со всем снаряжением. Он попытался вскочить одним рывком, но у него ничего не вышло: одна из лямок его рюкзака зацепилась за валун. Парень осторожно приподнялся, высвободил ремень, выпрямился, и его разорвало надвое прямо в районе пояса.
Ноги солдата рухнули в траву там же, где он стоял. Верхняя часть тела упала на несколько футов правее. Кровь сразу несколькими фонтанами брызнула на землю и вскоре растеклась по ней одной огромной лужей.
- Твою мать! - крикнул кто-то из солдат. - Какого хрена! Командир, Дэйв убит!
- Вижу, - глухо ответил Олди, и обратился к пилоту. - Анаконда-2, сколько у нас времени до бомбардировки?
- Минута-полторы, - после короткой паузы ответил пилот. - Вы не успеете его подобрать.
Когда прошёл первый шок от увиденного, Кэти ощутила, как к её горлу подкатывает тошнота. "Просто не смотри и всё," - сказала она себе и принялась за тщательное разглядывание заклёпок на потолке пассажирского отсека. Бесполезно. Она снова и снова видела, как крупную тушу Дэйва разрывает надвое пулей снайпера.
- Простите, - оправдываясь, сказал пилот. - Но нам нужно лететь. Иначе все здесь останемся.
- Роджер, - с досадой в голосе ответил Олди.
Корпус вертолёта крупно завибрировал вместе с усилившимся рокотом двигателей, и вертолёт медленно, как бы с неохотой стал набирать высоту. Злосчастная рощица потихоньку отдалялась, становясь всё меньше и меньше, пока вовсе не слилась с общим унылым постапокалиптическим пейзажем.
"Один парень остался там навсегда. Его близкие даже похоронить его по-человечески не смогут," - подумала Кэти, задумчиво глядя на джунгли. - "А мы с Шварцманом сделали репортаж. Причём репортаж достаточно посредственный, даже халтурный местами. Не стоил он того."
Видимо, Шварцман в этот момент подумал о том же. Он обратился к Олди:
- Сэр, я хотел бы...
Рёв бомбардировщиков, по силе своей ничем не уступающий грохоту взрывов, сотряс воздух. Он постоянно усиливался и уже становился нестерпим, однако сами самолёты всё не показывались.
- Слово предоставляется делегату из Калифорнии! - торжественно провозгласил кто-то сквозь рупор.
- Идут, они идут! - радостно воскликнул пилот. - Сейчас начнётся!

Зиг хайль, президент-газовик,
Мы не будем бомбить и тебе кирдык!
Вспышка! Армстронг оказался неправ: бомбы упали, и над джунглями взметнулись десятки огненных столбов.
Представителей верхушек в разотри в порошок:
Пусть бунтари испытают шок!
Грохот!
Бей, бей, бей и стекло разбивай,
Всех несогласных сразу убивай!
Грохот от взрывов быстро сошёл на нет, и над округой снова раздался рёв бомбардировщиков, который снова становился всё сильнее и сильнее, и уже почти полностью заглушал несущуюся из репродукторов песню:
Чтоб триумф одержать, огонь открой.
Но теперь мне уж не по пути с тобой!
Рёв бомбардировщиков достиг своего пика, и в этот момент несколько самолётов показались в проёме заднего люка и тут же исчезли: в памяти Кэти они остались лишь в виде размытых чёрных пятен на фоне серого небосвода. И рёв двигателей улетел вместе с ними, буквально через полминуты стихнув вдали.
- Что вы ещё хотели сказать, мистер Шварцман? - спросил Олди у Шварцман.
- Я хотел сказать, командир, что... - тут Аврааму пришлось сделать над собой усилие. - Ох... Простите, я...
- Конечно, - ответил Олди. - Просто многим людям так хочется, чтобы всё было по-ихнему, что они не думают, что говорят и что делают. Чтобы осознать, что они неправы, им обязательно нужно сказать или сделать что-нибудь такое, о чём они потом будут жалеть.
- Сэр, простите, - повторил Шварцман. - Я действительно повёл себя некрасиво.
Олди просто махнул на него рукой и отвернулся, а Шварцман уселся обратно на своё место, задумчиво вертя видеокамеру в руках.
Песня уже давно закончилась, и во время всего полёта лишь рокот двигателей нарушал тишину в отсеке, но в голове Кэти всё продолжали крутиться последние её строчки:
Я разрешу себе мечтать, забыть пустую ложь,
Рассвет уж был, теперь заката ждёшь,
Мы будем в отпуске!

10 часов 44 минуты, a.m.
Стэнли Эванс, главный редактор "Вавилон Ньюс", был обладателем самой что ни на есть скучной, заурядной внешности: средний рост, сухощавое телосложение, бледноватая кожа, голубые глаза и гладко прилизанные тёмно-русые волосы. Даже манера разговора у него была под стать внешнему виду: вялая, скучная, безэмоциональная. Но только на первый взгляд.
- В принципе, я подозревал, что эта работа окажется тебе не по плечу, - сказал он, выслушав слова Кэти о том, что она увольняется с должности корреспондента. - Я повидал за время работы на телевидении достаточно таких как ты. Не очень много, но достаточно, чтобы судить. Все они изображали из себя хладнокровных, беспринципных профессионалов, и, вероятно, таковыми себя и считали. Но когда доходило до настоящего дела - криминальной хроники, например, - почти все из них попросту ломались. Как ты, Кэти. Ты не создана для такой работы, вот и всё. Это не есть плохо, просто у тебя другой характер.
- Вы просто не видели, как его разорвало пулей надвое, - ответила Кэти. - Вы не видели глаза раненого. Вы не видели, как они воевали. Вы не видели этого.
- Спокойно, Джойс, - прервал её Эванс. - Я был свидетелем того, как деревню повстанцев разнесли напалмовой бомбардировкой. И это было гораздо похлеще. То, что видела ты - так, детские сказочки, - он немного пожевал губами. - Послушай, тебе не обязательно уходить с телевидения. Ты можешь, например, работать телеведущей или обозревателем новостей, а? Как насчёт этого?
- Десятки человек в том бою погибли, в том числе один наш солдат, - вздохнув, ответила Кэти. - И ещё один сейчас умирает где-то потому, что если бы не он, то умирала бы я. А вы тут говорите о должности телеведущей. Где связь? - тут она с выражением решительности на лице встала из-за стола. - Я ухожу. Прощайте.
- По закону тебе ещё две недели нужно отработать, - сказал Эванс, едва заметно ухмыльнувшись. - Или штраф. Заплатишь?
- Да подавитесь вы своим штрафом! - воскликнула Кэти и пошла прочь из кабинета Эванса.
А Стэнли кричал ей вслед:
- Ну и куда вы теперь пойдёте, а, мисс Джойс? Кому вы теперь нужны? Я понимаю, вы хотите сбежать отсюда, сбежать из всей этой грязи, лжи, бесчестия, но куда вы сбежите-то? Вавилон только один! Другого нет! Ну и побунтуете вы, пообижаетесь, а дальше то что?
Кэти не знала, что будет дальше, что она будет делать и куда она пойдёт. Да и это и не важно было тогда. Просто она впервые в жизни почувствовала себя свободной от собственных амбиций, собственного тщеславия, собственного панциря из презрения, холода и равнодушия, который всю жизнь мечтал ей жить спокойно. И на данный момент этого было вполне достаточно.
Наконец-то!


Рецензии