***

Сердце бьется часто, его звук больно отдается в ушах.
Отдаленный рев едущих танков… всполохи взрывов вокруг… умытая людской кровью земля…
Ничего этого нет. Есть только враг, широкая разбомбленная улица и тихо потрескивающий в руках автомат. Все равно тому немцу он уже не пригодится.
Пуля недругов прошла всего в миллиметре от головы. Еще одна слегка задела плечо. Боли не было - он давно уже разучился чувствовать боль. На войне вообще нет такого слова. Есть только ярость, заменяющая все остальное.
Он нырнул обратно в окоп. Перевязал рану обрывком одежды, останавливая кровотечение. Мельком оглядел остальных. Измазанные грязью бледные лица, горящие от возбуждения глаза, неряшливо наложенные повязки на руках и ногах – они мало чем отличались от него самого. Война обладает одним весьма интересным свойством – она уравнивает людей. Теперь богатый мало чем отличается от бедного, а молодой от старого. Страх перед злой старухой-смертью, не видящей разницы между теми, кого прибрать к своим костлявым рукам, сплачивает людей на удивление крепко.
Грянул взрыв. С неба посыпались крупные комья грязи и камней. Пахнуло гарью.
Он осторожно выглянул из окопа. Немцы прятались за огромной дымящейся грудой железа, что когда-то можно было назвать грузовиком. Трое или четверо, не больше. Все с автоматами наперевес и гранатами. Долго против таких с винтовками не продержаться. Да и патроны не бесконечные. Плохо дело, что ни говори.
Внезапно один из фашистов выбежал из укрытия и, отстреливаясь короткими очередями, бросился к ближайшему зданию. Меткий автоматный выстрел сотряс воздух. Фигура немца выгнулась и грузно упала на землю. Теперь количество врагов сократилось ровно на одного.
Он опустил все еще дымящийся ствол. Вынул обойму, проверяя количество оставшихся патронов. Тринадцать, и еще один в стволе. Прямо сказать, не густо.
Внезапно ему вспомнился дом и оставленная еще два года назад семья. Лица жены и дочки отчетливо проявились перед глазами. Как они там, живы ли? Как хотелось, чтобы так оно и было.
С момента, как он отослал последнее письмо, прошло уже более трех недель. Как скоро оно дойдет до дома, оставалось только гадать. Да и дойдет ли вообще?
Он тряхнул головой, отгоняя черные мысли. Уловил взгляд соседей по укрытию. Они понимали. У каждого из них тоже было то, за что бороться. За Родину, за Сталина, за мир во всем мире… он же боролся за жизнь. Не за свою, за многие жизни тех, кто смерти просто не заслужил. Такое тоже бывает. Жаль, что так редко.
Сидящий рядом с ним солдат, зеленоглазый и бородатый, слегка усмехнулся:
– Ну, понимаешь… не думал, что все случится вот так, в грязной яме. Даже матери говорил, что если и сгину, то только по-геройски. Да уж…
Этот человек был готов к смерти. За изумрудным блеском глаз читался страх, однако смирение и честь мешали ему взять верх. Да что говорить, все находящиеся здесь были готовы умереть.
И он был готов.
Спасение пришло внезапно. Сначала послышался неясный гул, а затем из-за угла выехала бронированная туша танка. Русского. Как в сказке.
Фашисты, почуяв неладное, разом открыли огонь. Пули со звоном отскакивали от машины, которая, повертевшись на месте, прикрыла собой не помнящих себя от радости бойцов. Еще немного, и автоматчик на башне изрешетит укрытие врагов…
Он прятался от пуль за броней танка вместе с остальными, когда у его ног упала граната.
Три…
Главное успеть поднять и отбросить подальше.
Два…
Нет, не получится, движения недостаточно быстрые.
Один…
Не отбежать, не укрыться от смерти, вцепившейся в горло стальной хваткой. Только один путь остался. Простите…
Его тело легло поверх гранаты.
Он не почувствовал боли. На войне он давно разучился чувствовать боль.

***

Женщина дрожащими руками держала конверт. Ее маленькая дочь резво подскакивала на месте.
– Ну мам, ну прочитай! – в голосе ребенка чувствовалось нетерпение.
Женщина вскрыла конверт и достала письмо. Почерк написавшего его человека был неровный, слова едва угадывались. Слезы покатились по щекам женщины.
Для нее он был еще жив…