Ом Айм Сарасватьяи Намаха, или Поезд в Гурджаб

(рассказ, написанный по мотивам сна со среды на четверг)

Поезд уносил меня прочь от Дели, и от той жизни, что я для себя наметил, в непредусмотренное расписанием будущее. Ошибка — вот как это называется на языке логики и билетных касс. Но в Индии, как я уже начал понимать, ошибка — это часто просто иное имя для судьбы, которая решила проявить себя без лишних церемоний. Я, человек, всегда старавшийся держать судьбу за руку, как строгую учительницу, на этот раз сел не в тот поезд. И учительница, устав от моего упрямства, махнула на меня рукой и отпустила в незапланированный отпуск.

Проводник, темнокожий худой малый с глазами, в которых читалась вся многовековая усталость его народа, прокомпостировал мой билет с безразличием столь же полным, как и безмятежность священной коровы, бредущей посреди городского хаоса. Он не заметил подмены. А может, заметил, но счел это не своей проблемой. В Индии каждый отвечает за свой участок кармы, и его карма не включала в себя исправление маршрутов заблудших иностранцев.

Осознание пришло ко мне, как вору в ночи, два часа спустя, когда состав, с лязгом и стоном, замер на станции, имени которой не было на моей карте. Джхунджхуну. Звучало это как заклинание. В вагон ввалилась толпа новых пассажиров — целая река жизней, запахов, голосов. И у одного из них, у этого закона, воплощенного в виде смуглого человека в засаленной рубахе, нашелся билет на мое место. Законность в Индии — понятие гибкое, но в тот раз она была на его стороне.

Я вышел в тамбур, прижавшись лбом к горячему от солнца стеклу. В кармане у меня лежали две толстые пачки рупий — мой щит и моя уверенность. И пластиковая карта — амулет западного мира, дающий иллюзию контроля. ««Самое страшное — это смерть», — сказал я себе, — все остальное — просто недоразумение, которое можно уладить». Эта мысль, моя личная мантра, всегда возвращала мне почву под ногами. Я решил сойти на первой же крупной станции. Гурджаб. Название означало для меня не больше, чем очередная точка на карте безумия, в которую меня занесло.

Кассир на станции, человек с лицом, похожим на высохшее русло реки, продал мне билет до Дели без тени удивления. ««Поезд придет через пять-шесть часов», — сказал он, и в его глазах читалось знание всех тайн вселенной, — если повезет». Я кивнул. В этой стране расписание — не закон, а благое пожелание, молитва, обращенная к богам железных дорог.

И тогда я вышел на улицу, и город ударил меня по чувствам, как удар грома. Это была не та Индия, которую я знал. Не Индия пыльных, суматошных улиц, давящей нищеты и ослепительного богатства. Воздух был чист и прозрачен. Широкие проспекты тонули в зелени и гирляндах цветов. Дворцы и храмы стояли по сторонам, словно белые облака, опустившиеся на землю. Мусора не было. Ни единой бумажки, ни одного пластикового пакета. Тишина была не глухой, а наполненной — звоном колокольчиков, далеким пением мантр, шепотом листьев. Я стоял, ошеломленный, чувствуя, как что-то древнее и забытое шевелится в моей груди. Это была Индия из снов. Индия, которой, возможно, никогда и не было, но которую сердце всегда помнит.

Я пошел по этому городу-призраку, городу-видению. Зашел в храм Шивы. Прохлада и мрак поглотили меня. «Ом Намах Шивайя». Шивалингам, накрытый тканью с нарисованными глазами, смотрел в самую мою душу. Потом был храм Дурги. Я положил к ногам каменной богини цветы гибискуса и лотоса, купленные у старухи у входа, которая не спросила с меня денег, а лишь кивнула, как старой знакомой. "Ом Дум Дургайяи Намаха".

А потом я увидел их. Храм Брахмы. И по соседству — храм Сарасвати. Я замер. Каждый, кто хоть немного знаком с индийской мифологией, знает: они не могут быть рядом. Их история — история обиды и разлуки, запрета на соседство. И все же они стояли здесь, плечом к плечу, олицетворяя примирение, которое было невозможно. «Ом Айм Сарасватьяи Намаха», — прошептал я, и слова мантры показались мне ключом, отпирающим дверь в эту аномалию.

Вечер опустился на город, как бархатный полог. В тумане зажглись огни храмов, и город превратился в сказку, вытканную из света и теней. Я зашел в ресторан. Едва я уселся на подушки, как официант, юноша с бездонными глазами, принес мне куриный карри, панир со шпинатом и ласси. Я не успел сделать заказ, я только представил, что хотел бы это заказать. Он лишь улыбнулся: «Вы выглядели голодным, сахиб».
И тогда она появилась. Не как человек, а как продолжение вечера, как часть тумана, что приняла человеческую форму. Она сидела справа от меня, и я почувствовал ее присутствие, прежде чем увидел.

— Да, — засмеялась она, и ее смех был похож на звон хрустальных колокольчиков. — Ты не такой, каким я тебя помнила.
Я повернулся и утонул в ее глазах. Это были глаза, которые видели закаты тысячелетий.
— Амрит. Меня зовут Амрит. Ты не узнаешь меня под этим именем. Возможно, ты смутно припоминаешь Астрид? Мы плыли вместе на драккаре сквозь шторма Атлантики. Ты тогда утонул, мы потеряли тебя под айсбергом. Или Амабель? Мы шли за Фернандо Кортесом по выжженной земле Мексики. Тебя порвал ягуар. Но это все — пыль на сапогах времени. В этой жизни наши дороги не пересекаются. Так решили боги. Но перед тем как уйти в долгую разлуку, я хотела еще раз взглянуть на тебя.

«Она сумасшедшая», — пронеслось у меня в голове. Первая, защитная реакция ума, отказывающегося верить в невозможное. «Или искусная мошенница». Я мысленно пощупал пачку рупий в кармане. «Скажи свою цену, и мы покончим с этим. У меня поезд в Дели».

«— Не оскорбляй меня деньгами», — сказала она, и ее голос стал твердым. — Или ты хочешь, чтобы я напомнила тебе, как два столетия назад ты, будучи Хеленой, торговала своим телом на залитых дождем улицах Лондона, лишь бы твои дети не умерли с голоду, а я – портовый грузчик, был твоим частым клиентом.

Воздух вылетел из моих легких. Имя «Хелена» ударило меня, как молот, по внутреннему наковальню души. Я не знал его. Но моя кровь, моя плоть — узнали. Это была правда. Глубокая, старая, как мир, правда. Она читала не мои мысли. Она читала хартию моей души, свиток моих прошлых жизней.
— Не ищи сложных причин, — мягко сказала она. — Ты сел не на тот поезд, потому что я этого захотела. Просто захотела увидеть тебя. Прощай. До встречи в следующей жизни.

Она исчезла. Так же тихо и неспешно, как вечерний ветерок. Я долго сидел один, пытаясь осмыслить случившееся. Я чувствовал опустошение, странную, сладкую грусть и ощущение, что меня только что коснулось вечность.
В Дели, в своем номере отеля, залитом неоновым светом, я открыл ноутбук. Гугл. Карты. Поиск: «Гурджаб». Ничего. Ни одного упоминания. Ни храмов, ни ресторана, ни вокзала. Только пустота. Город-призрак. Город-воспоминание.

И я понял, что в Индии есть поезда, которые ходят не только между городами, но и между жизнями. И что самая большая удача — это иногда сесть не на тот поезд и встретить ту, кто помнит твое лицо из тех времен, когда мир был моложе, а души — смелее.