За звуками под стук колёс

Она хотела семью, много детей, искренней любви.
И — выжить.
Выжить в этом мегаполисе, куда Настя приехала из провинциального городка соседней
республики.
И всё сбылось. На студенческой вечеринке появился он, а через год — дочь.
Настю спасал её лёгкий характер и вечное щебетание.
Мечты сбывались, и ничто не могло с этим сравниться.
Настя выросла в очень небогатой, но работящей семье.
С детства привыкла всё делать сама — и практически из ничего.
Очень полезный навык для постперестроечных времён.
И была в ней особая черта — жизнеутверждающая, редкая: никого не винить.
Всё, что падало на её плечи, она принимала как должное — без нытья, без обвинений, без
позы жертвы.
А Сергей, тот самый из мечты, обласканный Настиными обедами и заботой, которому было
доверено стать отцом их дочери, тоже воспринял всё как само собой разумеющееся.
С маминых, так сказать рук, — к жёниным.
В его жизни мало что изменилось: простая работа, мальчишники, доступный секс и мечта о
машине.
Эта невоплощённая мечта делала его лицо недовольным.
Но и с этим Настя справилась: научилась экономить так, чтобы копеек хватало на быт, а
рубли откладывались на колёса. Настя искренне верила, чтобы оперативнее решать семейные
вопросы.
Машина появилась — и Сергея дома стало меньше.
А дочка росла. Капризная, с характером.
То, что она не всегда откликалась на имя, списывали на вредность или задержку речи.
(«Заколебали эти врачи, им бы всем диагнозы ставить», — думала Настя.)
Свекровь успокаивала: «Семейное, у нас все поздно заговорили».
Поэтому диагноз — сенсоневральная глухота 3–4 степени — восприняли несерьёзно.
Все, кроме Насти.
Она насторожилась и начала записывать дочь на все возможные обследования.
Сергей не вмешивался, только злился: рубли уходят на врачей, а врачи почему-то в столицах.
Когда Ленке в северной столице провели кохлеарную имплантацию, Настя всё своё время и
деньги направила на дочь.
А Сергей стал дольше задерживаться в гараже и чаще прикладываться к бутылке.
Анестезия, так сказать. Оказалась генетическая.
Настя металась между врачами и чувством вины — что не поверила в диагноз, поздно
слухопротезировала ребёнка, не нашла специалистов по реабилитации.
А ещё — что мужа надо постоянно уговаривать возить их по занятиям.
Единственное, что вызвало у Сергея положительные эмоции, — оформление инвалидности.
Пенсия, льготы, бесплатный проезд — звучало выгодно.
«Раз уж ездишь в свои столицы, хоть по льготе катайся», — говорил он.
«Вот моя мать без врачей вырастила — и ничего».
Это была его простая правда. И он имел на неё право.
А Настя всё глубже уходила в развитие дочки — не заметила, как уже ждала Катьку.
Я не удивилась звонку от встревоженной мамы, которая просилась ко мне на занятие.
Я — сурдопедагог.
Редкий зверь на стыке веков, владеющий всеми методами работы с детьми с нарушением
слуха.
Моя частная практика позволяла принимать семьи у себя дома — спокойно, по-человечески.
Мы договорились о встрече: станция электрички в пяти минутах. Это облегчало задачу.
Я многое видела и слышала за годы работы, и стараюсь сохранять в памяти каждое первое
впечатление — именно из них рождаются мои истории.
Зима. Настоящая, сибирская.
Не городская, не «европейская».
С сугробами, ветрами и жизнью, которую не отменишь из-за мороза.
Сижу в своём тёплом кабинете и вижу через окно картину (а у меня таких картин — на
целую книгу):
по улице медленно движутся две фигурки.
Маленькая девочка в пуховике, с округлым животиком, держит за руку ещё меньшую —
тянет и не поддерживает.
Фонари, которые я выбила через мэрию, подсвечивают сцену сказочно-несправедливую.
Воздушные снежинки ложатся на улыбающееся, чуть уставшее лицо мамы и на красивую
дочку.
Но почему-то дочка — глухая, мама беременна, и они приехали ко мне в мороз, в медвежий
угол, на электричке.
Про справедливость я давно всё поняла.
С ней нельзя спорить — она всё равно победит.
Лучше просто делать своё дело.
Мы начали заниматься.
Как я уставала — отдельная история.
Но я никогда не отменяла занятия, если была в городе:
если работаешь с героями, надо держать планку.
Настя тоже не пропускала.
Разве что по уважительным причинам — реабилитации в столицах или рождение Кати.
Тоже глухой.
Так бывает — у слышащих родителей рождаются глухие дети.
Аутосомно-рецессивная форма тугоухости.
25% вероятности, что оба родителя передадут мутировавший ген.
Лена и Катя свой шанс использовали.
Когда Настя везла Лену в Петербург на подключение процессора, взяла с собой и Катю —
проверить её на нарушение слуха.
Чтобы, если что, вовремя оформить квоту на кохлеарную имплантацию. И оформила. И пару
лет поездки по железной дороге стали привычным делом.
Эта хрупкая девочка из провинции, не имея не то что свободных — вообще никаких денег ,
умудрилась пройти слухоречевую реабилитацию с двумя детьми.
Качественно.
Она вникала в процессы, вела конспекты, делала всё, что нужно.
Плакала по ночам в съёмной квартире, терпела загулы мужа, выучилась на водительские
права и сама возила детей по занятиям, на старенькой, вечно ломающейся машине.
Я её поддерживала.
И часто наши разговоры были не о детях, а просто — о жизни.
О слезах, усталости, надежде.
Тогда у меня самой был тяжёлый период — мой муж и отец Насти умирали от одного рака.
Но жизнь всегда находит выход — особенно через детей.
И наша задача была дать им опору.
А в разговорах мы находили опору друг в друге.
Когда Настя решила развестись с окончательно загулявшем мужем, я сначала испугалась.
Я всегда за сохранение семьи, но не всегда видно, сколько боли там внутри.
Когда увидела, сколько ресурса он забирает у неё и дочек, я поддержала.
Такая справится.
Я верю в тех, кто садится за руль зимой и не уходит в запой, столкнувшись с диагнозом
близких.
В тот период ко мне обратился спонсор — пожелал остаться безымянным.
Его условие было простое: «Я оплачу занятия только тем, кто действительно нуждается. Тем,
кто не потребители, а борцы».
Настя и её дочкивошли в этот список.
Прошли годы.
Когда я приезжаю в сибирский город, где состоялась как профессионал, всегда встречаюсь с
родителями учеников.
Обмениваемся подарками, я собираю записки в Стену Плача, дарю красные ниточки из
Иерусалима, смотрю на выросших детей и просто разговариваю.
Настя теперь мама троих.
В её жизнь пришли новые мужчины — муж и сын.
И всё закрутилось снова: дом, смех, вкусная еда, жизнь.
А проблемы — решаются по мере поступления.
Дочки растут обычными девчонками, ходят в школу, шутят, танцуют,
иногда поправляя свои речевые процессоры, чтобы лучше слышать музыку и слишком
говорящего и слышащего младшего брата.
И когда я вижу Настю в соцсетях — вдохновляюсь.
Недавно попался ролик: они всей семьёй едут в Санкт-Петербург на поезде.
Не просто на замену процессоров для дочек, а в маленькое путешествие-приключение.
За звуками под стук колёс.