Смена

Глубокой ночью, вдоль сырого оврага,
Тенями скользит, лесной закон нарушая,
Бесшумная стая — единая форма,
Что ищет поживу: добыча, еда.

Лес затаился в немом ожиданье,
И страх на ветвях, как иней, висит.
Зверьё всё по норам , таится, божась,
Пред острым оскалом, что стая несёт.

Вожак седой, с молчаливой душой,
Ведёт молодых, наблюдая за ними.
Для них наука — его благодать,
Для него — этот путь и молитва, и бой.

А в глотках у них — неуёмная жажда,
Вскипает в крови нестерпимый огонь.
«Что медлишь, вожак? Напусти на добычу!
Веди, дай прыжок!» — но он слышит лишь тишь.

И вот она — встреча. Кольцо. И напор.
И лань, что метнётся, как призрак ночной.
Мгновенье — решает. Но вожак неподвижен.
Он ждёт. Выжидает. Чутьём проросёл.

И молодость, вспыхнув, уже не стерпела,
Бросок, словно молния, клыки, как клинки.
И падает лань... И победное тело
Лежит, искажённое болью, и смерть...

Подходит седой. Озирает добычу.
В их оскалах — вызов. Их право — забрать.
Старость отступит. Молодость — длится.
И он отворачивается. Пора уходить.

Одна, по тропе, где темно и где сыро,
Бредёт его тень, уходя в полумглу.
Горит в его взгляде тот прежний, тот сильный,
Последний огонь... перед вечной охотой.