Печать Соломона

  ПЕЧАТЬ СОЛОМОНА

  Исторический роман

---

  ПРОЛОГ

**Иерусалим, 1187 год — двадцать лет до основных событий**

Пыль поднималась столбами над улицами Святого Города. Саладин входил в Иерусалим победителем, но без резни, без погрома — милостиво, как и обещал. Рыцари-тамплиеры, последние защитники христианского владычества, отступали к гавани, неся с собой то, что столетиями хранили в подвалах Храма Соломона.

Магистр Жерар де Ридфор, израненный, но несломленный, остановился у порога той самой комнаты. Комнаты, о которой знали лишь трое живых людей в Ордене. Его рука дрожала, когда он прикоснулся к печати на каменной двери — печати, которой не было ни на одной карте, ни в одной хронике.

— Магистр, сарацины у ворот! — крикнул молодой рыцарь.

Жерар обернулся. Его лицо, обожженное солнцем Святой Земли, исказилось не от боли ран, а от чего-то большего — от груза знания.

— Пусть возьмут золото, — прохрипел он. — Пусть возьмут всё наше золото. Но это... — он посмотрел на печать, — это они не должны найти. Никогда.

Через час Жерар де Ридфор вышел из храма последним. В руках он нес небольшой кожаный свёрток, запечатанный красным воском с тем же символом, что был на двери. Символом, который видели древние цари. Символом, который не должен был существовать.

**Печать Соломона.**

Но Жерар не знал, что за ним, из тени колонны, наблюдали глаза. Глаза человека в одеянии простого паломника, человека, который служил совсем другим господам.

---

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: PARIS, 1307

  Глава 1

**Пятница, 13 октября 1307 года. За несколько часов до рассвета**

Эдуар де Монфор проснулся от того, что чья-то рука зажала ему рот.

Инстинкт, воспитанный пятью годами службы при тамплиерах, заставил его дёрнуться, но железная хватка была непреклонна. В предрассветной темноте комнаты для оруженосцев в парижском доме Ордена Эдуар различил силуэт.

— Тихо, мальчик, — прошептал голос, который Эдуар узнал бы среди тысячи. Брат Бертран де Гот, командор парижского прецептория, его наставник и, осмелится ли он так думать, почти отец.

Рука разжалась. Эдуар сел на жёстком тюфяке, сердце колотилось. Вокруг спали другие оруженосцы — Пьер, Жан, маленький Николя, который только месяц назад прибыл из Бургундии.

— Командор? Что случилось?

Бертран де Гот был человеком пятидесяти лет, с лицом, иссеченным шрамами крестовых походов. Седые волосы, обычно коротко стриженные по уставу, сейчас растрепались. Но самое страшное — Эдуар впервые видел страх в глазах этого человека, который в битве при Акре держал строй, когда все вокруг бежали.

— Одевайся. Быстро. Только самое необходимое. Оружие.

— Но...

— Филипп предал нас. — Голос командора был ровным, но в нём звучала такая боль, словно каждое слово вырывали клещами. — Сегодня на рассвете королевские войска арестуют каждого тамплиера во Франции. Каждого.

Эдуар замер. Это невозможно. Они — защитники веры, банкиры королей, непобедимые воины Христа. Как может король...

— Почему? — выдохнул он.

— Потому что мы богаты, а он — нет. Потому что мы знаем его тайны. Потому что... — Бертран осёкся. — Потому что он боится того, что мы храним.

Эдуар натянул кожаные штаны, рубаху, схватил свой меч — простой, без украшений, но идеально сбалансированный. Бертран научил его владеть клинком так, что некоторые рыцари завидовали.

— А другие? — Эдуар кивнул на спящих товарищей.

— Их участь в руках Божьих. Но тебя я обязан спасти. Дал слово твоему отцу.

Эдуар не помнил отца. Граф де Монфор погиб, когда мальчику было три года — упал с коня на охоте, нелепо, по-бытовому, без славы. Мать умерла при родах. Бертран де Гот, старый друг семьи, забрал сироту и воспитал его как сына, которого у него самого никогда не было.

Они спустились по узкой лестнице в глубины здания. Парижский дом тамплиеров был не просто резиденцией — это была крепость внутри города, башни которой возвышались над Сеной. Здесь хранились сокровища королей, здесь вершились судьбы государств.

Командор вёл его не к главным воротам, а куда-то вниз, в катакомбы, о существовании которых Эдуар даже не подозревал. Факел в руке Бертрана освещал сырые каменные стены, покрытые странными символами.

— Куда мы идём?

— К тому, ради чего всё и началось.

Они вошли в круглую комнату. Посередине стоял каменный стол, а на нём — деревянный ларец, окованный потемневшей бронзой. Эдуар сразу почувствовал: здесь что-то не так. Воздух был тяжелым, словно перед грозой. На ларце была печать — шестиконечная звезда, внутри которой переплетались непонятные письмена.

— Это... — начал Эдуар.

— Печать Соломона, — закончил Бертран. — То, что наш Орден охраняет уже более ста лет. То, ради чего мы взяли название "Храмовники" — не в честь веры, мальчик, а в честь места, где это было найдено. Под Храмом Соломона в Иерусалиме.

Он открыл ларец. Внутри, на алой шёлковой подкладке, лежал предмет, от которого невозможно было оторвать взгляд. Это была не реликвия в привычном смысле. Это была... книга? Нет, свиток. Древний, из материала, который Эдуар не мог определить — не пергамент, не папирус, что-то другое, переливающееся в свете факела оттенками, которых не существует в природе.

— Что это?

Бертран долго молчал. Потом вздохнул так глубоко, словно решался на что-то непоправимое.

— Магистр Жерар нашёл это в 1187 году, в последний день перед падением Иерусалима. Под Храмом есть комнаты, построенные задолго до Соломона, задолго до Давида. Построенные теми, о ком Библия говорит мельком и с ужасом. Нефилимы, Эдуар. Павшие ангелы и их потомство от дочерей человеческих.

Эдуар почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом.

— Это... безумие.

— Безумие? — Бертран горько усмехнулся. — Я бы тоже так думал, пока не увидел, что происходит с теми, кто пытается прочесть это. Трое наших лучших учёных попробовали. Один ослеп. Второй сошёл с ума и умолял сжечь его заживо, чтобы "очистить душу от увиденного". Третий... третий просто исчез. Мы нашли только его одежду, а в воздухе стоял запах серы и что-то ещё, что-то сладкое и отвратительное одновременно.

— Тогда зачем вы хранили это? Почему не уничтожили?

— Потому что не можем. — Бертран осторожно закрыл ларец. — Мы пробовали. Огонь не берёт. Вода не вредит. Мы пытались разорвать, разбить, закопать на дне моря. Всё бесполезно. Этот... артефакт существует вне законов нашего мира. Единственное, что мы можем — хранить его. Прятать от тех, кто захочет использовать.

— И король Филипп знает об этом?

— Нет. Но его советник знает. Гийом де Ногаре — самый опасный человек во Франции. Он был в Святой Земле, в архивах Акры, перед самым падением города. Он читал старые документы. Он знает, что мы что-то нашли, что-то спрятали. И он не остановится, пока не заполучит это.

Сверху донёсся звук — тяжёлые шаги, крики, лязг оружия. Началось.

— У нас минуты, — Бертран сунул ларец Эдуару в руки. — Здесь есть тайный ход. Он выведет тебя к Сене, на северном берегу. Там тебя будет ждать монах — брат Годфруа из аббатства Сен-Дени. Он в долгу перед Орденом. Он поможет тебе выбраться из Парижа.

— А вы?

— Я останусь. Я командор. Моё место здесь, с моими братьями.

— Нет! — Эдуар схватил его за плащ. — Я не оставлю вас!

Бертран де Гот, суровый воин, прошедший через сотни битв, вдруг улыбнулся — мягко, почти нежно. Он обнял Эдуара, и мальчик почувствовал, как дрожат плечи этого несокрушимого человека.

— Ты был сыном, которого у меня никогда не было, — прошептал командор. — Я горжусь тобой больше, чем ты можешь представить. Но сейчас ты должен быть сильнее меня. Ты должен выжить. Ты должен довезти это до безопасного места.

— Куда? Куда я должен везти?

— В Шотландию. К королю Роберту Брюсу. Он единственный в Европе, кто не подчинился папскому эдикту против нас. Там, в замке Росслин, есть люди, которые поймут. Которые продолжат охранять тайну.

Грохот наверху усилился. Голоса приближались.

— Иди. Немедленно. И помни, Эдуар: не открывай ларец. Ни при каких обстоятельствах. Не пытайся прочесть то, что внутри. Есть знания, которые убивают одним своим существованием.

Бертран толкнул секретную панель в стене. За ней открылся узкий проход, из которого тянуло холодом и сыростью.

— Я люблю вас, отец, — выдохнул Эдуар. Впервые в жизни он назвал командора так.

Слёзы блеснули на лице Бертрана.

— И я люблю тебя, сын мой. Ступай с Богом. И да простит Он нас за то, что мы храним.

Эдуар нырнул в темноту прохода. Последнее, что он увидел — как командор Бертран де Гот вытащил меч и развернулся к входу в комнату, где уже слышались тяжёлые шаги солдат короля Филиппа Красивого.

Последнее, что он услышал — боевой клич тамплиеров: "Non nobis, Domine!" Не нам, Господи, не нам...

А потом — только темнота, холодная вода под ногами и тяжесть ларца в руках. Ларца, который хранил то, что не должно было существовать.

И началось бегство, которое изменит судьбу Европы.

---

  Глава 2

Тоннель был узким и низким — Эдуару приходилось идти согнувшись, одной рукой упираясь в склизкую стену, другой прижимая к груди ларец. Факела у него не было. Только полная, удушающая темнота и эхо собственного дыхания.

Семнадцать лет. Ему всего семнадцать лет, и он несёт артефакт, который, по словам командора, может свести с ума или убить. Артефакт, связанный с существами, о которых в Библии говорят шёпотом. Нефилимы — те, кто был "до Потопа", те, кого сам Бог решил стереть с лица земли.

Эдуар спотыкнулся, чуть не выронил ларец, выругался сквозь зубы. Вода в тоннеле доходила до щиколоток и была ледяной. Где-то впереди должен быть выход. Должен.

Время потеряло смысл. Может, он шёл десять минут, может — час. Ноги онемели от холода. Руки, державшие ларец, свело судорогой. Но останавливаться нельзя. За спиной остался человек, которого он любил больше всех на свете, человек, который сейчас, возможно, уже...

Нет. Не думать об этом. Не сейчас.

Внезапно тоннель расширился, и Эдуар почувствовал свежий воздух. Ещё несколько шагов — и он увидел серый предрассветный свет. Решётка, заросшая плющом, выходила прямо к берегу Сены. За ней шумела река, и город начинал просыпаться.

Эдуар толкнул решётку. Она не поддалась. Он упёрся плечом, напрягся изо всех сил — и железо с визгом подалось. Он выбрался наружу, в мир, который за последний час стал совершенно другим.

Париж просыпался в обычном ритме. Торговцы тащили товары на рынок. Монахи шли на утреннюю службу. Но над городом, в стороне замка Тампль, уже поднимался дым. Эдуар знал этот дым. Это горели документы. Королевские войска не теряли времени.

— Оруженосец тамплиеров, — произнес тихий голос за его спиной.

Эдуар обернулся, инстинктивно сжимая рукоять меча. Перед ним стоял монах в сером одеянии бенедиктинцев. Лицо закрывал глубокий капюшон, но Эдуар видел бороду, тронутую сединой, и глаза — удивительно молодые глаза в старом лице.

— Брат Годфруа?

— Он самый. Брат Бертран предупредил меня. Хотя, — монах помолчал, — не думал, что всё случится так быстро. Пойдём. У нас мало времени.

Они зашагали вдоль реки, стараясь не привлекать внимания. Годфруа вёл его уверенно, явно зная каждый закоулок. Эдуар заметил, что под одеянием монаха угадывается силуэт кольчуги. Это не обычный служитель Божий.

— Вы были рыцарем, — не спросил, а констатировал Эдуар.

— Давно. В другой жизни. — Годфруа усмехнулся. — Сражался в Святой Земле, под знамёнами Людовика. Видел такое, что молитва стала единственным спасением от безумия.

Они свернули в узкий переулок между домами. Запах нечистот и гниющих отходов был почти физически ощутим. Париж, жемчужина Франции, в своих внутренностях был сточной канавой.

— Что в ларце? — тихо спросил Годфруа.

— Не знаю. Командор сказал не открывать.

— Мудрый совет. — Монах остановился возле ничем не примечательной двери. — Но я знаю легенды. Все в Ордене знают легенды о том, что было найдено под Храмом. Евангелие от Иуды. Истинное имя Бога. Карты звёзд, по которым можно найти Эдем. — Он посмотрел на Эдуара. — Но правда всегда страшнее легенд, верно?

Эдуар промолчал. Годфруа постучал в дверь — три коротких, два длинных, один короткий. Явно код. Дверь открылась, и они шагнули внутрь.

Комната была маленькой и тёмной. У очага сидела женщина, и когда она подняла голову, Эдуар едва не выронил ларец.

Ей было около двадцати лет, но глаза были старше — намного старше. Длинные тёмные волосы, заплетённые в косу, лицо тонкое, почти аскетичное, но необычайно живое. Она была одета в мужскую одежду — кожаные штаны, рубаху, поверх — дорожный плащ. У пояса — кинжал, и Эдуар не сомневался, что она умеет им пользоваться.

— Алис, — представил её Годфруа. — Моя племянница. И лучший проводник, которого ты можешь найти между Парижем и Кале.

— Женщина? — вырвалось у Эдуара прежде, чем он успел подумать.

Алис усмехнулась. В её улыбке не было ничего тёплого.

— Да, оруженосец. Женщина. Которая провела через границы больше беглецов, чем ты видел рыцарей. Которая знает каждую дорогу, каждую тропу, каждого стража, которого можно подкупить. Так что выбирай: или твоё оскорблённое мужское достоинство, или жизнь.

Эдуар почувствовал, как краска заливает лицо.

— Прости. Я не хотел...

— Хотел. Все хотят. — Она встала, и Эдуар заметил, что она почти одного с ним роста. — Но дядя прав. Я лучшая. И если ты хочешь выбраться из Франции живым, с тем, что ты несёшь, — тебе нужна именно я.

Годфруа жестом остановил начинающуюся перепалку.

— У нас проблема. Королевские войска уже по всему городу. Городские ворота перекрыты. Проверяют каждую телегу, каждого путника. Приказ короля: любой тамплиер или их сторонник должен быть арестован. Награда — пятьдесят ливров золотом.

— Пятьдесят ливров, — присвистнул Эдуар. — За такие деньги родной отец сына продаст.

— И продают, — мрачно кивнула Алис. — Уже трое доносов с рассвета. Париж превращается в охоту на ведьм.

— Тогда как мы выберемся?

— Есть способ, — задумчиво произнёс Годфруа. — Опасный, но возможный. Сегодня вечером Филипп устраивает торжественный приём в Лувре. По случаю... — он усмехнулся горько, — по случаю "очищения королевства от еретиков". Весь двор будет там. Стража тоже. Южные ворота останутся с минимальным патрулём.

— Значит, все беглецы ринутся туда, — резонно заметила Алис. — И это будет ловушка.

— Да. Поэтому мы пойдём через северные ворота. Те, которые все считают самыми охраняемыми.

Эдуар уставился на монаха.

— Это безумие.

— Нет, это логика. Они ожидают, что умные люди пойдут на юг, к слабым местам. Значит, там и будет засада. А на севере... — Годфруа вытащил из-под ряс кошель с монетами, — на севере у меня есть старый друг. Капитан стражи Жак Леферье. Мы с ним вместе брали Акру. Он задолжал мне жизнь. Я задолжал ему совесть. Думаю, пора долги отдавать.

— А если не получится? — спросил Эдуар.

— Тогда нас повесят, — спокойно ответила Алис. — Или, если повезёт, сожгут как еретиков. Быстрее будет. — Она посмотрела на ларец в руках Эдуара. — Что там? Стоит ли умирать за это?

Эдуар открыл рот, чтобы ответить, и вдруг понял, что не знает. Что он знает? Что это связано с нефилимами, с допотопными временами, что это сводит людей с ума. Но почему это настолько важно, что за это умирает целый Орден?

— Я не знаю, — честно признался он. — Но человек, которого я любил больше всех, отдал жизнь, чтобы это не попало в чужие руки. И этого для меня достаточно.

Алис долго смотрела на него, и что-то в её взгляде изменилось. Размягчилось. Стало почти... сочувственным?

— Хорошо, — сказала она наконец. — До вечера у нас есть время. Тебе нужно переодеться. Белый плащ с красным крестом — это не лучшая маскировка сейчас.

Эдуар посмотрел на себя и вздрогнул. Действительно. Он всё ещё в одежде оруженосца тамплиеров. Любой стражник узнает его за версту.

Годфруа ушёл, пообещав вернуться к вечеру с документами и лошадьми. Эдуар остался с Алис в маленькой комнате, где время текло мучительно медленно.

Она дала ему простую одежду — грубую рубаху, кожаный жилет, штаны торговца. Пока он переодевался за ширмой, она готовила еду — хлеб, сыр, вино.

— Как ты стала проводником? — спросил Эдуар, пытаясь заполнить неловкую тишину.

Алис долго молчала. Потом вздохнула.

— Мой отец был торговцем. Возил шерсть из Фландрии в Париж, вино обратно. Когда мне было двенадцать, мы попали в засаду разбойников на дороге. Отца убили. Меня... — она замолчала. — Меня оставили умирать в канаве. Дядя Годфруа нашёл меня. Он тогда ещё не был монахом. Он выходил меня, научил выживать. Научил, что в этом мире нельзя полагаться на милость. Только на силу и на ум.

— Мне жаль.

— Не надо, — резко оборвала она. — Жалость — это роскошь. Я выжила. Многие — нет. И я решила, что буду помогать тем, кто бежит. Беглым должникам, сбежавшим крестьянам, иногда — преступникам. — Она усмехнулась. — Не очень христианское занятие, верно?

— Ты спасаешь людей. Это самое христианское, что можно делать.

Алис посмотрела на него удивлённо.

— Ты странный, оруженосец. Большинство рыцарей, которых я встречала, считали простолюдинов чем-то средним между скотиной и мебелью.

— Командор учил меня другому. Он говорил, что перед Богом все равны. И перед смертью тоже.

— Мудрый человек. — Она налила вина в две деревянные кружки. — Жаль, что таких мало.

Они пили молча. За окном слышались обычные городские звуки — крики торговцев, лай собак, скрип телег. Но под этим обычным шумом пробегала дрожь тревоги. Париж знал. Город всегда знает, когда начинается охота.

— Что будешь делать, когда доставишь это... что бы это ни было... в Шотландию? — спросила Алис.

Эдуар задумался. Что он будет делать? Орден разгромлен. Командор мёртв или пленён. Всё, во что он верил, всё, чему служил — исчезло за одну ночь.

— Не знаю, — честно ответил он. — Может, стану просто рыцарем. Буду служить королю Роберту, если он примет.

— А может, станешь таким, как я, — усмехнулась Алис. — Человеком вне закона. Тем, кто живёт в тени.

— Это так плохо?

— Зависит от дня, — она отвела взгляд. — Иногда я думаю, что это единственный способ остаться свободной. Не принадлежать никому — ни королю, ни церкви, ни мужу. Просто... быть.

В её голосе прозвучало что-то такое одинокое, такое потерянное, что Эдуар вдруг увидел не дерзкую проводницу, а девушку, которая потеряла всё и научилась скрывать боль за насмешкой.

— Свобода — это иллюзия, — тихо сказал он. — Командор говорил, что мы все чему-то служим. Вопрос только — чему. Богу, королю, золоту... или самим себе.

— И чему служишь ты?

Эдуар посмотрел на ларец, стоящий в углу комнаты.

— Сейчас? Памяти человека, который любил меня. И обещанию, которое я ему дал.

Алис кивнула, и в её глазах мелькнуло понимание.

Часы тянулись. Эдуар задремал в кресле, измождённый бессонной ночью и напряжением. Ему снились обрывки кошмаров — тёмные коридоры, крики, лицо командора в свете факелов. И ещё что-то... странное. Шёпот на языке, которого он не знал. Символы, которые жгли глаза даже во сне. И ощущение, что кто-то... что-то... наблюдает за ним из глубин ларца.

Он проснулся от прикосновения к плечу. Алис стояла над ним, в глазах — тревога.

— Ты кричал во сне. На каком-то языке.

— Что? Я не... — Эдуар осёкся. Во рту был привкус меди, а голова раскалывалась от боли. — Что я говорил?

— Не знаю. Но это звучало... древне. И страшно. — Она посмотрела на ларец. — Это из-за этой вещи, правда?

Эдуар не ответил. Но он чувствовал — она права. Что-то просачивалось из ларца. Что-то, что касалось его разума, искало трещины в защите. Командор предупреждал не открывать его. Но он не говорил, что даже закрытый, этот артефакт опасен.

В дверь постучали — три коротких, два длинных, один короткий. Годфруа вернулся.

Монах выглядел напряжённым. На рясе были пятна грязи, а дышал он тяжело.

— Ситуация хуже, чем я думал, — он плюхнулся на стул. — По городу ходят отряды инквизиции. Не просто королевские солдаты — настоящие доминиканцы, псы Господни. Они обыскивают дома, арестовывают всех, кто когда-либо имел дело с тамплиерами. Банкиров, торговцев, даже простых слуг.

— Дядя, — Алис налила ему воды. — А командор Бертран?

Годфруа покачал головой, и Эдуар почувствовал, как что-то обрывается внутри.

— Его взяли живым. Вместе с тридцатью рыцарями. Их держат в подвалах Лувра. Говорят, начнут дознание завтра. — Он посмотрел на Эдуара сочувственно. — Под пыткой тамплиеры признаются в чём угодно. В богохульстве, в поклонении идолам, в содомии. Филипп и Ногаре приготовили целый список обвинений.

— Это ложь, — глухо произнёс Эдуар. — Всё это ложь.

— Конечно, ложь, — согласился Годфруа. — Но кого волнует правда, когда на кону сокровища тамплиеров? Филипп задолжал Ордену больше, чем стоит вся Франция. А теперь, одним росчерком пера, он стал свободен от долгов и богат за счёт конфискованного имущества.

— Нельзя ли... — начал Эдуар, но Годфруа жёстко перебил:

— Нет. Освободить его невозможно. Лувр охраняется как королевская сокровищница. А даже если бы и можно — он не пошёл бы. Бертран из тех, кто стоит до конца. Он принял свою судьбу в тот момент, когда отправил тебя в тоннель.

Эдуар закрыл лицо руками. Слёзы жгли глаза, но он не позволил им пролиться. Не сейчас. Потом. Когда всё закончится, когда он выполнит обещание — тогда он даст себе право горевать.

— Есть и плохие новости, — продолжил Годфруа.

— Ещё? — горько усмехнулась Алис.

— Гийом де Ногаре лично руководит поисками. И он ищет не просто тамплиеров. Он ищет что-то конкретное. Опрашивает пленных рыцарей, требует показать "священное сокровище Ордена". Двоих уже растянули на дыбе за отказ говорить.

— Значит, он знает о ларце, — прошептал Эдуар.

— Похоже на то. И это меняет всё. Теперь это не просто побег беглеца. Это... — Годфруа помолчал, подбирая слова. — Это гонка. Между нами и самым опасным человеком Франции.

— Тогда нам нужно уходить. Сейчас, — Алис уже собирала вещи.

— Да. План остаётся прежним, но нужно действовать быстро. У меня есть документы — Эдуар теперь Этьен де Бурж, младший сын торговца вином из Орлеана. Ты, Алис, его жена. Молодожёны, едете в Руан к родственникам.

— Жена? — одновременно воскликнули Эдуар и Алис.

— Лучшее прикрытие, — невозмутимо пожал плечами монах. — Юная пара привлекает меньше подозрений, чем двое молодых людей, путешествующих вместе. К тому же, — он хитро прищурился, — влюблённые обычно смотрят друг на друга, а не по сторонам. Стражникам это нравится — меньше вопросов задают.

Эдуар почувствовал, как краснеет. Алис тоже отвернулась, но он заметил лёгкий румянец на её щеках.

— У ворот нас будет ждать Жак Леферье, — продолжал Годфруа, игнорируя их смущение. — Я уже передал ему деньги. Он пропустит телегу с "молодожёнами" без тщательного досмотра. Но ларец нужно спрятать хорошо.

— Как?

Годфруа достал из-за пазухи сложенную ткань. Когда он развернул её, Эдуар ахнул. Это было подвенечное платье — белое, расшитое жемчугом, явно дорогое.

— Дядя, откуда у тебя...

— Не спрашивай. Скажу только — эта вещь была предназначена для совсем другого случая. Но сейчас она нужнее здесь. — Он погладил ткань с какой-то странной нежностью. — Ларец небольшой. Мы вошьём его в подол платья. Стражники не станут обыскивать невесту слишком тщательно, особенно если жених будет возмущаться.

План был рискованный, но других вариантов не было. Алис взяла платье и ушла за ширму переодеваться. Эдуар и Годфруа остались вдвоём.

— Спасибо, — тихо сказал Эдуар. — За всё. Вы рискуете жизнью ради меня.

— Не ради тебя, — Годфруа покачал головой. — Ради Бертрана. Он был лучшим человеком, которого я знал. В Святой Земле, когда мы попали в окружение сарацинов под Яффой, он вынес меня с поля боя на своих плечах. Три стрелы в спине, но он не оставил товарища. Я задолжал ему жизнь. Теперь я плачу этот долг, спасая того, кого он любил.

— А что будет с вами? После того, как мы уйдём?

Монах улыбнулся — печально, но спокойно.

— Я вернусь в аббатство. Буду молиться за упокой душ погибших братьев. И, возможно, — он посерьёзнел, — однажды расскажу правду о том, что произошло. Когда-нибудь, через много лет, когда гнев королей остынет, кто-то должен помнить: тамплиеры были невиновны. Они хранили тайну, которая была больше их самих.

Алис вышла из-за ширмы, и у Эдуара перехватило дыхание.

Платье преображало её. Длинные волосы, распущенные по плечам, обрамляли лицо, делая его почти неземным. Жемчуг на лифе мерцал в свете свечей. Она выглядела... она выглядела как настоящая невеста. Юная, прекрасная, невинная.

— Не смотри так, — буркнула она, явно смущённая. — Это всего лишь маскировка.

— Конечно, — пробормотал Эдуар, не в силах отвести взгляд.

Годфруа деловито взял ларец и начал пришивать его к подолу платья, в специально сделанный карман. Руки монаха работали быстро и уверенно — явно не первый раз он занимался контрабандой.

— Готово, — он отступил, оценивая работу. — Не видно. Да и вес распределён равномерно. Если не знать, не догадаешься.

Наступил вечер. Париж погружался в сумерки, а над Лувром вспыхивали огни факелов — начинался пир короля Филиппа, пир в честь "победы над еретиками".

Они втроём вышли из дома. На улице стояла телега, запряжённая двумя лошадьми. Простая, торговая, ничем не примечательная. В кузове лежали мешки с зерном — для достоверности.

Годфруа помог Алис забраться в телегу. Эдуар сел рядом с ней, взял вожжи. Монах остался на улице.

— Езжайте через Сен-Дени, затем на север, к Амьену, — инструктировал он. — В Амьене есть монастырь францисканцев. Спросите брата Анселма, скажите, что вас прислал "друг из Акры". Он поможет добраться до Кале. А там уже ищите корабль в Англию.

— А из Англии?

— Английский король Эдуард тоже не друг тамплиерам, но он медлительнее Филиппа. У тебя будет время добраться до Шотландии. Роберт Брюс — последняя надежда Ордена.

Эдуар кивнул. Годфруа благословил их — широким крестом, и в этом жесте было что-то окончательное. Словно прощание навсегда.

— Иди с Богом, сын Бертрана, — прошептал монах. — И пусть то, что ты несёшь, никогда не выйдет на свет.

Телега тронулась. Эдуар оглянулся — Годфруа стоял на улице, освещённый заходящим солнцем, и казался фигурой из другого, уходящего мира. Мира, который закончился этим утром.

Они ехали молча. Париж вокруг жил своей жизнью — торговцы закрывали лавки, проститутки начинали рабочий день, пьяницы горланили песни в тавернах. Обычный вечер в великом городе. Но под этой обычностью чувствовалась дрожь страха. Патрули солдат на каждом углу. Настороженные взгляды горожан. Париж превращался в тюрьму.

Северные ворота показались впереди. Массивные, окованные железом, они возвышались как пасть каменного чудовища. У ворот стояли факелы, освещая фигуры стражников. Эдуар насчитал восемь человек. Больше, чем обычно.

— Я боюсь, — прошептала Алис, и в её голосе не было привычной дерзости. Только искренний страх.

— И я, — так же тихо ответил Эдуар. — Но у нас нет выбора.

Он протянул руку и сжал её ладонь. Алис вздрогнула, но не отстранилась. Её пальцы были холодными и дрожащими.

— Если что-то пойдёт не так, — начала она.

— Не пойдёт, — твёрдо сказал Эдуар, хотя сам не верил в свои слова.

Телега подъехала к воротам. Стражник поднял руку — остановиться. Эдуар натянул вожжи.

— Стойте. Документы.

Эдуар протянул бумагу, которую дал Годфруа. Стражник поднёс её к факелу, прищурился, читая. Это был крепкий мужчина лет сорока, с лицом, обожжённым солнцем и изрытым оспой. На плаще — геральдический знак королевского дома.

— Этьен де Бурж, — прочёл он. — Торговец вином из Орлеана. Едете в Руан. — Он посмотрел на Алис. — Это кто?

— Моя жена, — Эдуар постарался говорить спокойно. — Мы поженились вчера. Едем к её родным, показать невесту.

Стражник обошёл телегу, заглянул в кузов. Ткнул копьём в мешки с зерном.

— Откройте один.

Эдуар слез с телеги, развязал мешок. Действительно, зерно. Хорошее, чистое, без примесей. Стражник зачерпнул горсть, внимательно осмотрел.

— Зачем торговцу вином зерно везти?

— Подарок тестю, — не растерялся Эдуар. — Он мельник. Я хочу показать, что забочусь о семье жены.

Логично. Слишком логично, чтобы быть ложью. Стражник кивнул, но взгляд его задержался на Алис.

— А невеста что молчит? Язык проглотила?

Алис подняла голову, и Эдуар увидел, как она меняется. Всё дерзость исчезла, сменившись робкой, застенчивой мягкостью.

— Простите, господин стражник, — её голос был тихим, почти детским. — Я просто... стесняюсь. Первый раз так далеко от дома еду.

Она улыбнулась — невинно, трогательно. И стражник растаял. Эдуар видел, как меняется его лицо — суровость уходит, сменяясь чем-то почти отеческим.

— Ладно, молодые, езжайте. Только смотри, парень, жену береги. Дороги нынче опасные. Много беглецов развелось.

— Беглецов? — Эдуар изобразил удивление. — Каких?

— Да тамплиеры эти проклятые. Еретики. Король приказал всех хватать. — Стражник сплюнул. — Хорошее дело делает, скажу я тебе. Зажрались эти "святые рыцари". Богатства несметные, а народ с голоду пухнет.

— Верно говорите, — кивнул Эдуар, стараясь сохранить лицо невозмутимым.

Стражник махнул рукой, и ворота начали открываться. Массивные створки скрипнули, поворачиваясь на петлях.

Эдуар уже взялся за вожжи, когда услышал крик:

— Стоять!

Из тени выступил человек в чёрном. Доминиканец, по белому восьмиконечному кресту на груди. Лицо худое, аскетичное, глаза горели фанатичным огнём. За ним шли ещё четверо — солдаты в доспехах, тяжеловооружённые.

— Этот молодой человек, — инквизитор указал на Эдуара, — едет слишком уверенно для простого торговца. И руки у него не торговца. Это руки воина.

Проклятье. Эдуар забыл о своих руках — покрытых мозолями от меча, со шрамами от тренировок. Руках, которые выдавали рыцарское воспитание.

— Я... — начал он, но инквизитор уже подошёл к телеге.

— Слезай. Немедленно.

Эдуар медленно спустился. Рука инстинктивно потянулась к поясу, где раньше висел меч. Но сейчас оружия у него не было — Годфруа убедил оставить его, чтобы не привлекать внимания.

Инквизитор обошёл вокруг него, как хищник вокруг добычи.

— Осанка рыцаря. Шрам на шее — от кольчужного воротника. И глаза... — он заглянул Эдуару в лицо, — глаза человека, который видел смерть. Ты не торговец, мальчик. Ты оруженосец. Или рыцарь.

— Вы ошибаетесь, святой отец, — Эдуар попытался сохранять спокойствие. — Я действительно сын торговца, но отец хотел, чтобы я умел защитить себя. Нанял учителя фехтования...

— Лжец, — ровно сказал инквизитор. Он повернулся к солдатам. — Обыщите телегу. Тщательно.

Солдаты кинулись к кузову. Начали выбрасывать мешки с зерном, прощупывать дно, проверять доски. Один полез к Алис.

— Слезай, девка.

— Не смейте к ней прикасаться! — рявкнул Эдуар, забывая о маскировке.

Инквизитор усмехнулся.

— О, как благородно. Защищаешь "жену". — Он кивнул солдату. — Обыщи её.

— Нет! — Алис отшатнулась. В её глазах была паника — настоящая, неподдельная. Если солдат прощупает платье, он обнаружит ларец в подоле.

Солдат потянулся к ней. И в этот момент произошло то, чего никто не ожидал.

Из ворот выехал всадник — на боевом коне, в богатых доспехах, с плащом цвета королевского пурпура. Лицо было скрыто шлемом, но голос звучал властно и привычно к повиновению:

— Что здесь происходит?

Инквизитор обернулся, и Эдуар увидел, как тень неуверенности проскользнула по его лицу.

— Досмотр, милорд. Подозреваемые в связях с тамплиерами.

— На каком основании?

— Руки у молодого человека...

— Руки? — всадник спешился. Когда он снял шлем, Эдуар увидел лицо пожилого рыцаря — шестидесяти с лишним лет, с седой бородой и глазами, видевшими слишком много. — Половина Парижа тренируется с оружием, святой отец. Это не преступление.

— Милорд Жак, — инквизитор явно знал этого человека, — у меня есть приказ...

— А у меня есть приказ от капитана стражи Жака Леферье, — перебил рыцарь. — Пропустить эту телегу без досмотра. Молодожёны, едут к родным. Всё чисто.

Он достал свиток с печатью. Инквизитор прочёл, и лицо его исказилось от злости.

— Это... это вмешательство в дела святой инквизиции...

— Это выполнение приказа королевского капитана, — жёстко сказал рыцарь. — Или вы хотите, чтобы я доложил кардиналу, что доминиканцы мешают работе светских властей? В такой... деликатный момент?

Намёк был прозрачен. Филипп Красивый и папа Климент находились в сложных отношениях. Любой конфликт между светской и церковной властью мог ослабить позиции короля.

Инквизитор скрипнул зубами, но отступил.

— Проезжайте. Но я запомню ваши лица.

— Запоминайте, — усмехнулся рыцарь. — Только толку от этого мало.

Он махнул рукой, и ворота распахнулись. Эдуар запрыгнул на телегу, схватил вожжи. Лошади рванули вперёд.

Они выехали за пределы города, и только тогда Эдуар позволил себе выдохнуть. Руки тряслись так, что он едва держал вожжи. Алис рядом была бледна как полотно.

— Кто это был? — прошептала она. — Этот рыцарь?

— Не знаю. Но он спас нас.

Они проехали ещё полмили, когда услышали топот копыт сзади. Обернулись — тот самый рыцарь догонял их, один.

Эдуар остановил телегу, рука потянулась к спрятанному под сиденьем кинжалу. Но рыцарь поднял руку в примиряющем жесте.

— Спокойно, мальчик. Я не враг.

Он подъехал ближе, и в свете луны Эдуар разглядел его лицо. Шрам через левую щёку, седые волосы, но глаза — острые, проницательные.

— Жак де Моле передал мне послание, — сказал рыцарь. — Три дня назад, когда ещё не знал о предательстве короля. Он сказал: "Если что-то случится, береги того, кто понесёт печать". — Он посмотрел на Алис, точнее — на подол её платья. — Полагаю, ты тот самый носитель?

Эдуар молчал, не зная, что ответить. Жак де Моле — великий магистр ордена тамплиеров, самый могущественный человек в Ордене. Если он предвидел катастрофу, если он подготовил спасательный план...

— Меня зовут Жоффруа де Шарни, — представился рыцарь. — Я был прецептором в Нормандии. Сейчас я — просто старый солдат, который выполняет последний приказ своего магистра. — Он протянул кожаный мешочек. — Здесь золото. Достаточно, чтобы добраться до Шотландии и жить год. И письмо — к Роберту Брюсу. Оно даст тебе доступ в Росслин.

— Почему вы помогаете нам?

Жоффруа усмехнулся грустно.

— Потому что я слишком стар, чтобы бежать, но ещё достаточно силён, чтобы помочь молодым выжить. И потому что... — он замолчал, глядя куда-то вдаль. — Потому что я видел, что хранится под Храмом. Один раз, много лет назад. Этого достаточно, чтобы понять: некоторые тайны важнее жизни. Важнее Ордена. Важнее всего.

Он развернул коня.

— Езжайте. Не останавливайтесь ни для кого. В Амьене брат Анселм ждёт вас. Он проведёт дальше. — Он колебался, потом добавил: — И, мальчик... не открывай ларец. Даже если тебе будет казаться, что это единственный выход. То, что внутри, не должно видеть свет. Никогда.

— Откуда вы знаете про ларец?

— Потому что я был одним из трёх хранителей секрета. Бертран де Гот, Жак де Моле и я. Теперь остался только я. И скоро меня не будет. — Он улыбнулся. — Завтра я вернусь в Париж. Сдамся инквизиции. Это отвлечёт их от поисков тебя.

— Но они будут пытать вас!

— Я знаю. Я старый солдат, мальчик. Боль — старый знакомый. И я готов встретить её, если это даст тебе время убежать. — Он посмотрел в глаза Эдуару. — Береги то, что несёшь. И береги себя. Орден мёртв, но его миссия продолжается. В тебе.

Он ударил шпорами, и конь понёс его обратно к Парижу. К городу, который завтра станет для него местом пыток и смерти.

Эдуар смотрел вслед, пока силуэт не растворился во тьме.

— Сколько их? — тихо спросила Алис. — Сколько людей умрёт, чтобы спасти нас?

— Слишком много, — ответил Эдуар. — Слишком много.

Он тронул вожжи, и телега покатила дальше. На север, прочь от Парижа, прочь от королевства, которое пожирало своих героев.

Луна освещала дорогу. Где-то вдали выл волк. Осень 1307 года вступала в свои права, и вместе с ней пришла зима для ордена тамплиеров.

Но в подоле платья,

# ПЕЧАТЬ СОЛОМОНА (продолжение 2)

зашитый в тяжёлую ткань, лежал ларец. И то, что было внутри, ждало. Ждало своего часа.

---

  Глава 3

Они ехали всю ночь. Дорога петляла между полями и лесами, и каждый шорох заставлял Эдуара вздрагивать. В любой тени мог прятаться королевский патруль, в любом встречном путнике — доносчик.

Алис сидела молча, закутавшись в дорожный плащ поверх свадебного платья. Лицо её было бледным, глаза закрыты, но Эдуар видел — она не спит. Просто думает о чём-то своём.

— Ты когда-нибудь убивал? — внезапно спросила она.

Вопрос застал Эдуара врасплох.

— Нет. Я оруженосец. Тренировался, но в настоящем бою не был. Командор говорил, что я ещё не готов.

— Значит, мы оба беглецы, которые не умеют по-настоящему защищать себя, — она открыла глаза и посмотрела на него. — Отличная команда для путешествия через всю Европу с самым опасным артефактом в истории.

Эдуар усмехнулся, несмотря ни на что.

— Когда ты так говоришь, это звучит совсем безнадёжно.

— Потому что так и есть. — Но в её голосе не было отчаяния. Только странная, почти весёлая обречённость. — Знаешь, что смешно? Я всю жизнь провожу людей через границы. Сотни людей. Но впервые я сама бегу. Впервые это я — та, кого преследуют.

— Жалеешь, что согласилась?

Она задумалась.

— Нет. Странно, но нет. Дядя Годфруа — единственный человек, который никогда не предавал меня. Если он просит помочь, значит, это действительно важно. — Она посмотрела на подол платья. — Хотя мне до сих пор непонятно, что там такого страшного. Это же просто... свиток? Документ?

— Командор говорил, что это знание. Знание, которое убивает.

— Все знания можно использовать, — возразила Алис. — Для добра или зла. Зависит от человека.

— Не все, — Эдуар вспомнил лицо Бертрана, когда тот говорил о трёх учёных, пытавшихся прочесть свиток. — Есть вещи, которые... которые не предназначены для людей. Которые слишком велики, слишком опасны для нашего понимания.

— Тогда почему ваш Орден хранил это? Почему не уничтожил?

— Не могли. Пытались. Не получилось.

Алис нахмурилась.

— Что-то, что невозможно уничтожить... — она помолчала. — Это уже не просто опасно. Это противоестественно.

Рассвет застал их в лесу в двадцати милях от Парижа. Эдуар свернул с дороги, въехал в чащу. Нужно было дать отдых лошадям и самим немного передохнуть.

Они нашли небольшую поляну у ручья. Распрягли лошадей, дали им попить. Эдуар достал хлеб и сыр, которые дал Годфруа. Поели молча, слишком уставшие для разговоров.

— Поспи, — сказала Алис. — Я постою на страже первые два часа.

— Ты уверена?

— У меня легче сон. Я привыкла спать урывками. — Она вытащила кинжал, проверила остроту лезвия. — Иди. Тебе нужны силы.

Эдуар улёгся на траву, подложив под голову седельную сумку. Усталость навалилась мгновенно, тяжёлой, как свинец. Он закрыл глаза...

...и тут же провалился в кошмар.

Он стоял в огромном зале. Стены уходили вверх, в темноту, где не было потолка — только бесконечность. Пол под ногами был из чего-то тёплого и пульсирующего, словно живое мясо. И запах... запах был сладкий, тошнотворный, запах гниющих цветов и горящей серы одновременно.

Посреди зала стоял алтарь. На алтаре лежал свиток — тот самый, из ларца, но развёрнутый. Символы на нём светились, пульсировали, и каждая пульсация отдавалась болью в голове Эдуара.

— Прочти меня, — прошептал голос. Не снаружи — внутри головы, скользкий, как масло, сладкий, как мёд, холодный, как смерть. — Прочти меня, сын человеческий. Узнай тайны, которые были до Адама. Увидь, что было, когда мы ходили среди вас, высокие и прекрасные, и брали ваших дочерей в жёны.

— Нет, — Эдуар попытался отвернуться, но не мог. Ноги не слушались. Тело двигалось само, шаг за шагом, к алтарю.

— Мы научили вас металлургии. Косметике. Чародейству. Изготовлению оружия. Мы дали вам знание звёзд. — Голос становился громче, настойчивее. — И за это нас прокляли. Заперли. Стёрли наши имена из памяти. Но мы ждали. Ждали, пока кто-то найдёт это. Пока кто-то прочтёт. Пока кто-то освободит.

Эдуар стоял у алтаря. Руки сами тянулись к свитку. Пальцы касались древнего материала, и по телу прошёл разряд — не болезненный, но странный, словно прикосновение к чему-то, чего не должно существовать.

— Прочти, — шептал голос. — Прочти настоящее имя. То, что было записано на скрижалях до того, как Моисей разбил их. Истинную печать Соломона, которую он выкрал у нас, чтобы пленить демонов. Прочти, и ты станешь больше человека. Ты станешь как мы. Как были мы, когда мир был молод.

И Эдуар начал читать. Символы входили в разум, как горячие иглы. Каждая буква несла значение, слишком огромное для человеческого понимания. Каждое слово было окном в бездну, где плавали вещи без формы, где кричали голоса на языках, которых не было в мире живых.

Он видел. Боже, он видел.

Он видел землю до Потопа. Города из чёрного камня, возвышающиеся до небес. Существ ростом с башню, прекрасных и ужасных, с крыльями из звёздной пыли и глазами, в которых горело знание всего. Он видел, как они брали женщин — и рождались дети-гиганты, нефилимы, которые пожирали всё живое. Он видел, как небеса разверзлись, и пришёл Потоп, не просто вода, но воля Божья, стирающая грех с лица земли.

Но некоторые выжили. Спрятались. Заперлись в глубинах. И ждали. Ждали тысячелетия, пока их знание не будет найдено. Пока кто-то не прочтёт слова силы. Пока врата не откроются снова.

И Эдуар понял — если он дочитает до конца, если произнесёт последнее слово, то станет ключом. Станет вратами. Его тело, его душа станут проходом, через который они вернутся.

— НЕТ! — он закричал и отшвырнул свиток.

И проснулся.

Он сидел на траве, весь в холодном поту, сердце колотилось так, что казалось, вырвется из груди. Алис сидела рядом, держала его за плечи.

— Эдуар! Эдуар, очнись! Это сон, только сон!

Он хватал ртом воздух, как утопающий. Мир медленно возвращался в нормальное состояние. Лес. Ручей. Утреннее солнце сквозь листву. Реальность.

— Что ты видел? — тихо спросила Алис. — Ты кричал. На каком-то языке. Я не понимала слов, но... — она вздрогнула. — Они звучали неправильно. Слова, которых не должно быть.

— Я... — Эдуар попытался собраться с мыслями. — Я видел то, что внутри ларца. Или то, что оно хочет мне показать. Не знаю. — Он посмотрел на неё. — Алис, это не просто артефакт. Это... живое. В каком-то смысле. Оно думает. Хочет. Пытается проникнуть в разум.

— Боже милостивый, — прошептала она. — И ты несёшь это через всю Европу?

— У меня нет выбора.

Они сидели молча. Где-то вдали пела птица. Обычный, мирный звук. Но после того, что Эдуар видел, даже эта простая песня казалась драгоценной. Потому что в том мире, который показал ему свиток, не было птиц. Не было ничего живого. Только камень, и тьма, и вещи, ожидающие своего возвращения.

— Ты не можешь больше спать рядом с ларцом, — решительно сказала Алис. — Сегодня ночью я понесу его. На себе. А ты будешь спать подальше.

— Но...

— Никаких но. Если эта вещь лезет в твой разум, значит, она чувствует в тебе что-то. Может, потому что ты был оруженосцем тамплиеров. Может, потому что ты знаешь историю. Но мне она менее интересна. Я простая девушка, ничего не знаю о древних тайнах. Может, я ей буду неинтересна.

Логика была сомнительная, но у Эдуара не было сил спорить. Да и, если честно, идея спать подальше от ларца казалась очень привлекательной.

Они выехали на дорогу к полудню. Путь до Амьена занял бы ещё два дня. Два дня, в течение которых каждый патруль, каждый встречный мог стать их погибелью.

Дорога была на удивление пустой. Изредка попадались торговцы, паломники, крестьяне с телегами. Все спешили по своим делам, не обращая внимания на молодую пару в свадебной одежде.

К вечеру они достигли небольшой деревни. Нужно было раздобыть еды и, желательно, переночевать в относительной безопасности. Останавливаться в лесу после прошлой ночи Эдуару не хотелось.

В деревне была таверна — покосившееся здание с соломенной крышей и дымным очагом внутри. Хозяин, толстый мужик с красным носом алкоголика, оглядел их подозрительно.

— Постой и еда — три денье. Вперёд.

Эдуар выложил монеты. Хозяин прикусил одну, проверяя, настоящая ли, потом кивнул.

— Комната наверху, последняя дверь. Еду принесу. Только без шума. У меня тут приличное заведение.

Комната оказалась крошечной — один тюфяк, шаткий стол, окно, завешенное грязной тряпкой. Но после ночи на земле даже это казалось роскошью.

Алис осторожно сняла платье, освободив ларец из подола. Положила его в угол, как можно дальше от кровати. Переоделась в дорожную одежду.

Эдуар отвернулся, пытаясь не смотреть. Но краем глаза всё равно видел. Видел тонкую линию её спины, увидел шрам — длинный, уродливый, от лопатки до бедра. След от ножа или меча.

Она заметила его взгляд и быстро натянула рубаху.

— От разбойников, — коротко пояснила она. — Тех самых, что убили отца. Один решил, что я слишком долго умираю. Добавил милосердия.

— Мне жаль.

— Всем жаль. Но шрам остался. — Она села на край кровати. — Знаешь, в чём разница между нами, оруженосец? Ты вырос в мире чести, клятв, благородства. Я выросла в мире, где выживает тот, кто быстрее, хитрее, жестче. Твой командор умер ради идеи. Мой отец умер за кошель с пятью серебряными монетами.

— И всё же ты здесь. Рискуешь жизнью ради чужого дела.

— Потому что дядя Годфруа попросил. — Она помолчала. — И потому что... иногда хочется верить, что в мире есть что-то большее, чем просто выживание. Что-то, ради чего стоит рисковать.

Хозяин принёс еду — похлёбку, чёрный хлеб, луковицу. Простая, грубая пища, но после голодного дня показалась пиром. Они ели молча, слишком уставшие для разговоров.

— Спи, — сказала Алис, когда они закончили. — Я постою на страже первую половину ночи.

— Нет, — возразил Эдуар. — Ты не спала прошлую ночь. Сейчас моя очередь.

Они спорили несколько минут, пока не договорились: будут дежурить по очереди, по три часа каждый.

Алис легла на кровать, отвернувшись к стене. Эдуар сел у окна, положив кинжал на колени. За окном спускалась ночь, и деревня погружалась в тишину.

Время тянулось. Эдуар боролся со сном, щипал себя, шлёпал по щекам. Думал о чём угодно, лишь бы не заснуть. О командоре Бертране, который сейчас, возможно, висит на дыбе в подвалах Лувра. О Жоффруа де Шарни, который завтра сдастся инквизиции. О Годфруа, который рискует жизнью каждый день, оставаясь в Париже.

Столько людей жертвуют собой. Ради чего? Ради свитка, который несёт знание, слишком опасное для мира?

Но, может, в этом и есть смысл жертвы. Не в победе, а в том, чтобы не дать злу победить. Не в спасении мира, а в том, чтобы не дать ему упасть в бездну.

Где-то после полуночи Эдуар услышал звук. Тихий, едва различимый. Шаги внизу, осторожные, крадущиеся.

Он замер, прислушиваясь. Шаги приближались к лестнице. Поднимались. Медленно, стараясь не скрипеть ступенями.

Эдуар бесшумно встал, сжимая кинжал. Подошёл к Алис, прикоснулся к её плечу. Она проснулась мгновенно — без вскрика, без резких движений. Глаза открылись, и в них сразу была полная ясность.

Он приложил палец к губам. Указал на дверь. Она кивнула, вытащила свой кинжал.

Шаги остановились у их двери. Секунда тишины. Потом — металлический скрежет. Кто-то пытался открыть замок.

Эдуар встал у одной стены от двери, Алис — у другой. Классическая засада. Если кто-то войдёт, они ударят одновременно с двух сторон.

Замок щёлкнул. Дверь медленно открылась.

В проёме показалась фигура — мужчина среднего роста, в тёмном плаще, с мечом на боку. За ним ещё двое.

— Они здесь, — прошептал первый. — Проверьте комнату.

Они вошли. И в этот момент Эдуар и Алис напали.

Всё произошло в считанные секунды. Эдуар метнулся вперёд, кинжалом ударил в руку первого нападавшего. Тот вскрикнул, выронил меч. Алис сбила с ног второго, прижала кинжал к его горлу.

Третий попытался выхватить меч, но Эдуар был быстрее. Подножка, удар рукояткой по затылку — и противник осел на пол.

— Кто вы? — прошипел Эдуар, приставляя кинжал к горлу первого. — Кто послал вас?

Мужчина молчал, но в его глазах был страх. И что-то ещё. Фанатизм.

— Отвечай! — Эдуар надавил сильнее.

— Мы... слуги Божьи, — прохрипел мужчина. — Служим святой инквизиции. Охотимся на еретиков.

— Откуда вы узнали про нас?

— Хозяин таверны. Послал гонца в Амьен, к святым отцам. Описал вас. Молодая пара в свадебном платье, богатом. Едут на север. Подозрительно.

Проклятье. Эдуар должен был предвидеть. В таком глухом месте богатое платье было как маяк.

— Что теперь? — спросила Алис.

Эдуар посмотрел на трёх связанных людей. Убить их? Но он никогда не убивал. Это одно дело — сражаться в бою, другое — хладнокровно перерезать горло пленнику.

— Свяжем и заткнём рты, — решил он. — Утром мы будем далеко.

Они работали быстро. Разорвали простыни на полосы, связали нападавших, заткнули им рты. Заперли в комнате.

— Лошадей, — прошептала Алис. — Нужно брать их лошадей. Наши устали.

Они спустились вниз. Хозяин спал у очага, похрапывая. Эдуар на мгновение задумался — наказать его? Но времени не было.

Во дворе стояли три лошади — хорошие, боевые. Эдуар взял двух лучших, помог Алис сесть в седло. Ларец она снова пристроила к телу, примотав ремнями.

Они выехали из деревни галопом. Только когда огни остались далеко позади, Эдуар позволил себе выдохнуть.

— Это было близко, — сказала Алис.

— Слишком близко. — Эдуар посмотрел на восток, где уже светлело небо. — И теперь они точно знают, что мы направляемся в Амьен. Будут ждать.

— Значит, не пойдём в Амьен, — закончила она. — Нужен другой путь.

Эдуар кивнул. Они свернули с основной дороги, углубляясь в леса. Это было рискованно — в лесах хозяйничали разбойники, но королевские патрули тоже не дремали на главных трактах.

Они ехали до рассвета, пока лошади не начали спотыкаться от усталости. Остановились у заброшенной хижины лесоруба — крыша провалилась, но стены ещё держались.

— Отдохнём здесь несколько часов, — решил Эдуар. — Дадим лошадям восстановиться.

Они привязали животных у ручья, сами забрались в хижину. Алис достала остатки хлеба — жёсткий, почти несъедобный, но другого не было.

— Мы не доберёмся до Шотландии, — вдруг сказала она. — Ты понимаешь это? Вся Франция охотится на нас. Скоро будет вся Европа.

— Доберёмся, — упрямо возразил Эдуар, хотя сам в это не особо верил.

— Откуда такая уверенность?

— Потому что альтернатива — сдаться. А я дал обещание. И я не нарушу его, даже если умру по дороге.

Алис посмотрела на него долгим взглядом.

— Ты идеалист. В нашем мире идеалисты долго не живут.

— Может. Но мир без идеалистов становится ещё хуже. — Эдуар вспомнил слова командора. — Бертран говорил: если все будут думать только о выживании, то стоит ли выживать в таком мире?

— Твой командор был мудрым человеком. — В голосе Алис прозвучала искренняя грусть. — Жаль, что мудрость не спасает от пыток.

Они замолчали. Эдуар чувствовал, как накатывает усталость — не просто физическая, но глубокая, душевная. За два дня его мир перевернулся. Орден уничтожен, командор пленён, он сам — беглец с проклятым артефактом. И единственный союзник — девушка, которую он знает всего сутки.

— Почему ты никогда не вышла замуж? — вдруг спросил он.

Алис усмехнулась.

— Прямой вопрос. Мне нравится. — Она откусила кусок хлеба, задумчиво жевала. — Был один человек. Давно. Я была молодой, глупой, думала, что любовь важнее всего. Он был сыном торговца, я — дочь торговца. Казалось, всё идеально. — Она помолчала. — Пока его отец не обанкротился. Мой отец предложил помочь — объединить дела. Но для этого нужно было, чтобы я вышла замуж за его сына. И тогда я узнала правду. Он любил не меня. Он любил приданое.

— Мне жаль.

— Не надо. Это научило меня никогда не зависеть от мужчины. Быть сильной. Самой зарабатывать деньги, самой принимать решения. — Она посмотрела на Эдуара. — А ты? Был кто-то?

Эдуар покраснел.

— Нет. В Ордене оруженосцы давали обет целомудрия до посвящения в рыцари. Я... я собирался стать рыцарем через год. Командор обещал.

— Значит, мы оба одиноки. — Алис усмехнулась. — Идеальная пара для отчаянного побега.

Что-то в её тоне изменилось. Стало мягче, теплее. Эдуар поймал себя на том, что смотрит на её лицо — на изящную линию скул, на непослушную прядь тёмных волос, выбившуюся из косы, на глаза, в которых была глубина, какую редко встретишь.

Он отвёл взгляд. Это неправильно. Они бегут от смерти, несут проклятый артефакт, а он думает о... о чём он, собственно, думает?

— Поспи, — сказала Алис. — Я постою на страже. И не спорь. Ты выглядишь так, словно вот-вот упадёшь.

Эдуар хотел возразить, но понял, что сил нет. Он лёг на пол хижины, подложив под голову руку. Последнее, что он увидел перед тем, как провалиться в сон — силуэт Алис у окна, с кинжалом в руке, бдительная и одинокая.

На этот раз снов не было. Или он просто слишком устал, чтобы их запомнить.

Проснулся он от того, что Алис тряхнула его за плечо.

— Эдуар. Просыпайся. У нас проблема.

Он вскочил, схватился за кинжал. За окном был уже день, солнце стояло высоко.

— Что случилось?

— Посмотри сам.

Эдуар выглянул в щель между досками. По лесной дороге, в полумиле от хижины, двигался отряд. Десять всадников, в доспехах, под чёрно-белыми знамёнами доминиканцев. Инквизиция.

— Они прочёсывают лес, — прошептала Алис. — Ищут нас. Систематически, участок за участком.

— Нужно уходить.

— Некуда. Посмотри направо.

Эдуар повернул голову. С другой стороны двигался ещё один отряд. Они методично сужали круг.

— Мы в ловушке, — выдохнул он.

— Не совсем. — Алис указала на север. — Там болото. Видишь? Туман. Всадники туда не пойдут — лошади завязнут. Но мы можем пройти пешком.

— А наши лошади?

— Придётся оставить. Выбирай: жизнь или удобство передвижения.

Выбора не было. Они быстро собрали вещи — еду, что осталась, оружие, кожаные бурдюки с водой. Ларец Алис снова примотала к себе ремнями, под плащом.

Лошадей они отвязали и отпустили — пусть бегут, куда хотят. Может, собьют преследователей с толку.

Двинулись на север, к болоту. Земля под ногами становилась всё мягче, появилась вода — сначала лужи, потом небольшие озерца. Воздух сделался влажным, тяжёлым, пахло гнилью и стоячей водой.

За спиной раздались крики — патруль обнаружил хижину. Потом лай собак. У них были собаки.

— Быстрее, — Алис ускорилась, прыгая с кочки на кочку.

Эдуар следовал за ней. Она двигалась уверенно, явно знала, как ходить по такой местности. Он спотыкался, проваливался по щиколотку в жидкую грязь, но упрямо шёл вперёд.

Туман сгущался. Видимость упала до нескольких шагов. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо — их труднее найти. Плохо — легко заблудиться.

Лай собак приближался. Проклятье, они идут по следу.

— Здесь, — Алис свернула к огромному дереву, наполовину ушедшему в болото. — Залезай в воду.

— Что?

— Вода скроет запах. Собаки потеряют след. Залезай!

Эдуар не стал спорить. Он шагнул в воду — и едва не вскрикнул. Она была ледяной. Болотная вода в октябре, холодная как смерть.

Они зашли по грудь, прижимаясь к стволу дерева. Алис достала из-за пояса полую тростинку.

— Дышать через это, — прошептала она. — Если придётся прятаться под водой.

Эдуар взял тростинку. Руки дрожали — от холода или от страха, он сам не знал.

Лай стал совсем близким. Потом голоса:

— Следы обрываются здесь!

— Проверьте болото. Может, утонули.

— В этом дерьме можно искать до Страшного Суда. Уйдём к дороге, там легче.

— Капеллан сказал — прочесать всё. Здесь где-то еретики с украденной святыней.

Святыня. Значит, они знают о ларце. Не просто беглецов ищут — именно артефакт.

Один из преследователей подошёл к воде совсем близко. Эдуар видел его сапоги — в шаге от их укрытия. Собака лаяла, тянула к дереву.

— Тихо, сучка! — солдат дёрнул поводок. — Что там? Выдра, небось.

Он постоял ещё минуту, потом развернулся и ушёл.

Они ждали. Долго. Очень долго. Пока голоса не стихли, пока лай не ушёл вдаль. Эдуар чувствовал, как немеют ноги, как холод проникает до костей. Но двигаться было нельзя.

Наконец Алис шевельнулась.

— Кажется, ушли. Выбираемся.

Они выбрались на берег — мокрые, дрожащие, покрытые илом. Но живые.

— Нужно двигаться, — Алис стучала зубами. — Согреться. Или замёрзнем.

Они пошли через болото, дальше на север. Идти было тяжело — ноги вязли, одежда, пропитанная водой, тянула вниз. Но останавливаться нельзя.

К вечеру они вышли из болота. Впереди показался лес — настоящий, сухой, с твёрдой землёй под ногами. Эдуар едва не заплакал от облегчения.

Они нашли дупло в большом дубе — достаточно широкое, чтобы забраться внутрь. Алис сняла мокрую одежду, выжала. Эдуар отвернулся, но она фыркнула:

— Не притворяйся святым, оруженосец. Мы оба можем умереть от холода, если не согреемся. Снимай одежду.

Она была права. Эдуар неуклюже стянул рубаху, штаны. Они выжали всё, что могли, разложили сушиться. Сами забрались в дупло, сели спиной к спине — делясь теплом.

— Я никогда не была так близка к смерти, — прошептала Алис через несколько минут. — И я делаю это уже десять лет.

— Добро пожаловать в мою жизнь, — горько усмехнулся Эдуар. — Два дня назад я был обычным оруженосцем. Тренировался, учился, мечтал стать рыцарем. Теперь я — самый разыскиваемый человек во Франции.

— Не только во Франции. — Алис достала ларец, посмотрела на него. — Что внутри такого важного, что за это готовы убить тысячи людей?

— Знание. — Эдуар вспомнил сон. — Знание о том, что было до Потопа. О существах, которые научили людей вещам, которые им знать не следовало. О печати, которой можно призвать или изгнать демонов.

— Ты веришь в это? — в голосе Алис было искреннее любопытство, без насмешки.

— Два дня назад — нет. Сегодня... — он помолчал. — Я видел сны. Я слышал голос. Я чувствую, как эта вещь пытается проникнуть в мой разум. Так что да, я верю. Не потому что хочу, а потому что не могу не верить.

Алис положила ларец обратно под плащ.

— Тогда нам действительно нельзя дать этому попасть к Филиппу или инквизиции. Представь, что сделают с таким знанием люди, которые сжигают еретиков за инакомыслие.

— Именно поэтому тамплиеры хранили это в тайне сто двадцать лет.

Они сидели молча, слушая звуки ночного леса. Где-то ухал филин. Шуршала листва. Обычные, мирные звуки. После болота, после преследования, это казалось раем.

— Эдуар, — тихо позвала Алис.

— Да?

— Если мы не доберёмся... если нас поймают... ты обещаешь, что уничтожишь ларец? Любым способом. Даже ценой своей жизни.

— Я не знаю, как его уничтожить.

— Тогда хотя бы не дай им забрать живым. Утопи в самом глубоком месте моря. Или брось в вулкан. Или... я не знаю. Но только не дай им получить.

— Обещаю, — сказал Эдуар. И он имел в виду это.

Они задремали, всё ещё сидя спиной к спине. Эдуар чувствовал тепло её тела, слышал дыхание. Это было странно интимно, и в то же время — естественно. Словно они знали друг друга годы, а не дни.

Проснулся он от того, что Алис дрожала. Сильно. Всем телом.

— Алис? — он повернулся. В тусклом свете рассвета увидел её лицо — бледное, с синеватым оттенком. Губы почти фиолетовые.

— Холодно, — прошептала она. — Так холодно.

Проклятье. Переохлаждение. Они слишком долго были в ледяной воде.

Эдуар обнял её, пытаясь согреть своим теплом. Растирал руки, спину. Алис прижималась к нему, дрожа.

— Держись, — шептал он. — Держись. Рассвет скоро. Согреемся.

— Эдуар... — её голос был слабым. — Если я не выживу...

— Заткнись. Выживешь. Я не позволю тебе умереть.

— Упрямый идиот, — она попыталась улыбнуться, но получилась только гримаса. — Ты не можешь приказывать смерти.

— Могу. И буду. — Он держал её крепче. — Ты самая раздражающая, дерзкая, невыносимая женщина, которую я встречал. И ты не имеешь права умереть, пока не довезёшь меня до Кале.

— Лестно, — прошептала она. Но дрожь начала утихать. Тепло его тела, медленно но верно, возвращало её к жизни.

Они сидели так, пока не взошло солнце. Первые лучи пробились сквозь листву, и мир стал ярче, теплее. Алис перестала дрожать. Дыхание выровнялось.

— Спасибо, — сказала она тихо. — Ты спас мне жизнь.

— Мы квиты. Ты спасла мою вчера. И позавчера. И, наверное, ещё спасёшь пару раз до конца путешествия.

Она засмеялась — слабо, но искренне. И Эдуар почувствовал странное тепло в груди. Не от холода, а от чего-то другого. От осознания, что этот человек рядом — не просто попутчик. А кто-то... важный.

Они оделись в ещё влажную одежду — противно, неприятно, но лучше, чем ничего. Двинулись дальше на север.

— Где мы? — спросил Эдуар.

— Если я правильно ориентируюсь, — Алис прищурилась, глядя на солнце, — мы в двадцати милях к западу от Амьена. Нужно обойти город стороной и направиться к Аббевилю. Там есть переправа через Сомму. А за Соммой — дорога к Кале.

— Сколько дней пути?

— Пешком? Пять. Может, шесть. — Она посмотрела на свои ноги, в разорванных сапогах. — Если доживём.

Они шли весь день. Лес сменился полями, поля — деревнями. Они избегали людей, прятались при виде всадников, питались тем, что находили — дикими яблоками, орехами, раз украли репу с поля.

К вечеру вышли к дороге. Широкая, накатанная, явно важная. По ней двигались обозы, путники, рыцари.

— Рискнём? — спросила Алис. — По дороге быстрее, но опаснее.

— Рискнём. У нас нет времени на осторожность.

Они вышли на дорогу, стараясь выглядеть обычными путниками. Двое молодых людей, потрёпанных, уставших, но ничем не примечательных.

Прошли милю. Две. Всё спокойно.

На третьей миле впереди показался пост. Солдаты проверяли повозки, опрашивали путников.

— Обойдём, — решила Алис.

Но было уже поздно. Их заметили.

— Эй, вы двое! Стоять!

Солдат, крупный детина с лицом пьяницы, замахал рукой. За ним ещё трое.

Эдуар и Алис остановились. Бежать? Но их догонят. Сражаться? Четыре против двух, и у них только кинжалы.

Солдат подошёл ближе. Окинул их взглядом — оценивающим, подозрительным.

— Документы.

— У нас нет, — Эдуар попытался говорить уверенно. — Мы крестьяне. Идём к родне в Аббевиль.

— Крестьяне? — солдат усмехнулся. — С такой выправкой? Парень, ты стоишь как рыцарь. А девка твоя слишком чистая для крестьянки. — Он схватил Алис за подбородок, повернул лицо к свету. — И красивая. Слишком красивая.

— Отпусти её, — Эдуар шагнул вперёд.

— А то что? — солдат положил руку на рукоять меча. — Что ты мне сделаешь, мальчишка?

Напряжение нарастало. Ещё секунда — и всё взорвётся. Эдуар готовился выхватить кинжал, Алис тоже напряглась.

И тут из-за поворота выехала карета. Роскошная, с золотой отделкой, запряжённая четвёркой лошадей. На дверце — герб. Три лилии на синем фоне.

Королевская карета.

Солдат тут же отпустил Алис, выпрямился. Эдуар и Алис замерли.

Карета остановилась. Дверца открылась, и вышел человек.

Высокий, худой, с лицом аскета и глазами фанатика. Одежда чёрная, строгая. На груди — крест доминиканцев. Но не простой монах. В его осанке, в его взгляде было что-то властное, непреклонное.

Эдуар знал это лицо. Он видел его в Париже, когда сопровождал командора на встречах с придворными.

Гийом де Ногаре. Канцлер Франции. Ближайший советник короля Филиппа. Охотник на тамплиеров.

Самый опасный человек в королевстве.

И он смотрел прямо на Эдуара.

— Ну, ну, — голос Ногаре был тихим, почти ласковым. — Кого мы тут встретили. Оруженосца-тамплиера и его... спутницу. — Он улыбнулся, и эта улыбка была страшнее любого гнева. — Я искал вас два дня. Обыскал пол-Франции. И вот вы сами идёте мне в руки. Бог действительно на стороне праведников.

Эдуар инстинктивно отступил, заслоняя Алис.

— Мы не тамплиеры. Мы...

— Не лги, мальчик. — Ногаре шагнул ближе. — Ты Эдуар де Монфор, воспитанник командора Бертрана де Гота. Он с радостью рассказал мне о тебе. После шестого часа на дыбе люди становятся на удивление разговорчивыми.

Удар был как физический. Командор... его пытали. Эдуар почувствовал, как внутри всё сжимается от боли и ярости.

— Ты... ублюдок...

— Аккуратнее со словами, — Ногаре не повысил голоса, но в нём прозвучала сталь. — Я представитель короля и церкви. Оскорбление меня — богохульство.  — Он посмотрел на Алис. — И ты, девица, носишь под плащом то, что принадлежит Франции. Священную реликвию, украденную еретиками. Отдай её добровольно, и я обещаю быструю смерть. Откажешься — и ты узнаешь, что инквизиция может быть очень изобретательна в делах... убеждения.

Алис подняла подбородок. В глазах её горел огонь.

— Иди к дьяволу.

Ногаре вздохнул.

— Как жаль. Мне нравятся смелые женщины. Но смелость без ума — это глупость. — Он махнул рукой. — Возьмите их. Аккуратно. Мне нужны они живыми. По крайней мере, пока.

Солдаты двинулись вперёд. Четверо, вооружённых, против двоих с кинжалами. Шансов не было.

Но Эдуар не собирался сдаваться. Он выхватил кинжал, толкнул Алис назад.

— Беги!

— Я не оставлю...

— БЕГИ!

Он кинулся на ближайшего солдата. Удар снизу, в незащищённое место под рёбрами. Солдат вскрикнул, согнулся. Эдуар выхватил у него меч, развернулся.

Трое против одного. Они окружали его, осторожно, профессионально. Это были не случайные бродяги — это королевские воины, обученные, опытные.

Эдуар сделал выпад влево, потом резко вправо. Удар был точным — меч вошёл в плечо второго солдата. Тот взревел от боли.

Но третий и четвёртый атаковали одновременно. Эдуар парировал один удар, но второй прошёл — по руке, неглубоко, но болезненно. Он отпрыгнул.

Кровь текла по пальцам, меч стал скользким. Дыхание сбилось. Силы таяли.

— Достаточно, — сказал Ногаре. — Возьмите его.

Солдаты бросились все разом. Эдуар пытался отбиваться, но удар по затылку сбил его с ног. Мир завертелся. Он упал на колени, пытался подняться, но тяжёлый сапог придавил его к земле.

— Алис... — прохрипел он. — Беги...

Но Алис стояла на месте. В руках у неё был кинжал, направленный... на саму себя. Лезвие прижато к горлу.

— Ещё шаг, — сказала она Ногаре ровным голосом, — и я перережу себе горло. А ларец утонет в болоте, куда я его выброшу последним усилием. Ты получишь труп и ничего больше.

Ногаре остановился. В глазах его мелькнуло что-то — уважение?

— Умная девочка. И смелая. Но недальновидная. — Он кивнул солдатам. — Если она дёрнется — убейте мальчика. Медленно.

Патовая ситуация. Алис не могла убить себя, не обрекая Эдуара на смерть. Эдуар не мог сопротивляться, не обрекая на смерть Алис.

— Видишь? — Ногаре улыбнулся. — Привязанность — слабость. Любовь — слабость. Именно поэтому я служу только закону и Богу. Никакие чувства не могут меня остановить.

Эдуар смотрел на Алис. Их взгляды встретились. И он прочёл в её глазах решимость. Страшную, отчаянную решимость.

Она собиралась что-то сделать. Что-то непоправимое.

— Не надо, — прошептал он. — Алис, не надо...

Но она не слушала. Рука с кинжалом дрогнула...

И в этот момент раздался звук. Рожок. Пронзительный, громкий.

Все обернулись. С холма, в полумиле от них, мчался отряд всадников. Двадцать, нет — тридцать. В доспехах, со знамёнами.

На знамёнах был символ — белый крест на красном фоне.

Английский крест.

Английский отряд. Но что они делают в глубине Франции?

Ногаре нахмурился, но не выказал страха. Он жестом приказал солдатам выстроиться. Четверо против тридцати — абсурд, но канцлер держался с непоколебимым спокойствием человека, уверенного в своей правоте.

Всадники приближались. Во главе ехал рыцарь в полных доспехах, шлем был поднят, и Эдуар увидел лицо — молодое, лет тридцати, с рыжей бородой и пронзительными серыми глазами. Лицо человека, привыкшего командовать и быть услышанным.

Отряд остановился. Рыцарь спешился с лёгкостью, выдающей годы тренировок. Подошёл к Ногаре размеренным шагом.

— Канцлер Ногаре, — голос был глубокий, с английским акцентом. — Какая неожиданность встретить вас на дороге к Аббевилю. Далековато от Парижа, не находите?

— Сэр Уильям, — Ногаре узнал рыцаря. — Я мог бы задать тот же вопрос. Английский отряд на французской земле — это либо война, либо безрассудство.

— Ни то, ни другое. — Англичанин улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз. — Мы следуем с дипломатической миссией от короля Эдуарда к королю Филиппу. Официально. С охранной грамотой. — Он похлопал по сумке на поясе. — Всё по закону.

— И всё же тридцать вооружённых воинов — странная дипломатия.

— Дороги опасны, — невозмутимо парировал англичанин. — Слышал, по Франции рыскают еретики-тамплиеры. Убивают невинных путников. Нужна защита.

Ногаре прищурился. Между ними шла невысказанная дуэль — не мечами, но словами и волей.

— Эти двое, — канцлер кивнул на Эдуара и Алис, — преступники. Беглые еретики. Я арестовываю их именем короля Франции.

— О? — англичанин подошёл ближе, посмотрел на связанного Эдуара, на Алис с кинжалом у горла. — Странно. Я вижу истерзанного мальчика и испуганную девушку. Не похожи на опасных еретиков.

— Внешность обманчива.

— Это точно. — Англичанин повернулся к Ногаре. — Но вот что интересно, канцлер. Мы получили письмо. Три дня назад, в Кале. От некоего благодетеля, назвавшего себя "другом Ордена". В письме говорилось, что двое молодых людей будут бежать из Парижа на север. И что им нужна помощь. — Он сделал паузу. — Письмо было подписано печатью, которую я знаю. Печатью великого магистра Жака де Моле.

Эдуар ахнул. Де Моле предвидел! Он подготовил не один план спасения, а несколько. И один из них включал англичан.

Ногаре побледнел. Впервые за всю встречу его невозмутимость дала трещину.

— Де Моле арестован. Под пытками. Он не мог...

— Не мог послать письмо? — Англичанин усмехнулся. — О, он послал его за неделю до ареста. Видимо, ваш благочестивый король не был так скрытен, как думал. Слухи о готовящемся ударе просочились. И магистр принял меры.

— Это не ваше дело, сэр Уильям. Это внутреннее дело Франции.

— Было бы, если бы вы арестовывали их на французской земле с соблюдением закона. — Англичанин указал на солдат. — Но я вижу нападение на безоружных путников. Вымогательство. Угрозы убийством. — Он повернулся к своим людям. — Братья, мы, как представители английской короны, обязаны защищать невинных от беззакония. Даже на чужой земле.

Тридцать рук легли на рукояти мечей.

Ногаре стоял неподвижно. Эдуар видел, как работает его ум, как он просчитывает варианты. Сражаться? Самоубийство. Отступить? Потеря лица. Но и не отступить — значит создать международный инцидент.

— Это будет расценено как враждебный акт против Франции, — медленно произнёс канцлер.

— Нет, — возразил англичанин. — Это будет расценено как защита невинных. А если ваш король захочет спорить — пусть присылает официальное обвинение. С доказательствами. Суду. Не на дороге, с кинжалом у горла девушки.

Патовая ситуация. Но теперь силы были неравны. И Ногаре это понимал.

— Вы пожалеете об этом, сэр Уильям, — его голос был тих, но в нём звучала угроза. — Англия пожалеет. Эти двое несут нечто опасное. Нечто, что может разрушить не только Францию, но и весь христианский мир.

— Тогда тем более его не следует оставлять в руках тех, кто пытает и жжёт, — невозмутимо ответил англичанин. — Отпустите их.

Ногаре смотрел ему в глаза долгую минуту. Потом медленно кивнул солдатам. Те разжали руки, отпустили Эдуара.

— Это не конец, — сказал канцлер, садясь в карету. — Мы ещё встретимся, мальчик. И тогда никакие англичане тебя не спасут.

Карета тронулась. Солдаты последовали за ней, бросая злобные взгляды на английский отряд.

Когда они скрылись за поворотом, Эдуар рухнул на колени. Ноги не держали. Руки тряслись. Они были в шаге от смерти — и выжили.

Англичанин подошёл, протянул руку.

— Сэр Уильям де Бомонт, рыцарь Ордена Подвязки, вассал короля Эдуарда Второго. — Он помог Эдуару подняться. — И ты, полагаю, Эдуар де Монфор. Письмо описывало тебя точно. "Молодой, упрямый, с глазами человека, видевшего слишком много для своих лет".

— Благодарю вас, сэр, — Эдуар чувствовал, как подкашиваются колени. — Вы спасли нам жизнь.

— Не благодари меня. Благодари Жака де Моле. Он гений стратегии. Предвидел всё. — Уильям посмотрел на Алис. — А это, полагаю, твоя спутница?

— Алис, — представилась она, пряча кинжал. — Проводник. И, видимо, очень неудачливый.

— Судя по тому, что ты жива после встречи с Ногаре, ты не так неудачлива, как думаешь. — Уильям оглядел их обоих — грязных, истощённых, израненных. — Вы выглядите так, словно прошли через ад.

— Почти точно, — мрачно подтвердил Эдуар.

— Тогда пойдёмте. У нас есть лагерь в миле отсюда. Еда, чистая одежда, медик. Вы в безопасности. По крайней мере, до границы с Англией.

Они шли к лагерю в сопровождении английского отряда. Эдуар чувствовал себя словно во сне. После двух дней непрерывного бегства, страха, холода и голода — вдруг безопасность, помощь, защита. Это казалось нереальным.

Лагерь был организован профессионально — палатки выстроены кругом, часовые на каждом углу, костры горели ровно. Военный лагерь, где каждая деталь продумана.

Их провели в большую палатку. Внутри стоял стол, кровати, горел яркий фонарь. Медик — пожилой мужчина с добрым лицом — осмотрел их раны, промыл, наложил повязки. Принесли еду — настоящую еду: мясо, хлеб, сыр, вино. Эдуар набросился на неё с жадностью голодного волка.

Алис ела медленнее, но Эдуар видел — она с трудом сдерживается, чтобы не проглотить всё за раз.

Уильям де Бомонт сел напротив, наливая им вино.

— Расскажи, — сказал он Эдуару. — Что произошло в Париже. Мы знаем только то, что передали гонцы. Массовые аресты тамплиеров. Обвинения в ереси. Де Моле в тюрьме.

Эдуар рассказал. Всё. Ночь ареста, побег через тоннели, встречу с Годфруа, бегство из Парижа, погоню через болота. Он не упомянул только одно — что именно он несёт. Ларец просто назвал "реликвией Ордена".

Уильям слушал молча, лицо его мрачнело с каждым словом.

— Филипп зашёл слишком далеко, — проговорил он наконец. — Уничтожить целый Орден ради золота... Это не просто жадность. Это безумие.

— Не только ради золота, — возразил Эдуар. — Ногаре сказал, что мы несём нечто опасное. Он знает о... реликвии. Он ищет именно её.

— Что это? — прямо спросил Уильям. — Что такого ценного стоит жизней тысяч людей?

Эдуар колебался. Доверять ли этому человеку? Он спас их, да. Но он англичанин, вассал короля, который тоже не друг тамплиерам.

Словно прочитав его мысли, Уильям наклонился вперёд.

— Эдуар, послушай. Я был в Святой Земле. Десять лет назад, когда пал Акр. Я сражался плечом к плечу с тамплиерами. Видел, как они умирали, защищая эвакуацию мирных жителей. Они были лучшими людьми, которых я знал. — Его голос стал тише. — И я знаю, что под Храмом Соломона было найдено нечто. Нечто, о чём даже магистры говорили шёпотом. Я не знаю, что именно. Но я знаю — если Филипп и Ногаре хотят это получить, значит, это должно остаться скрытым.

Эдуар посмотрел на Алис. Она едва заметно кивнула. Доверяем.

— Это свиток, — сказал Эдуар тихо. — Древний. Из времён до Потопа. С записями на языке, который не должен существовать. Тамплиеры называют его Печатью Соломона. Те, кто пытался прочесть, сошли с ума или умерли. Командор говорил — это знание о нефилимах, о падших ангелах, о силах, которые могут разрушить мир.

Уильям молчал долго. Очень долго. Потом выдохнул.

— Боже милостивый. И ты несёшь это через всю Европу?

— У меня нет выбора. Нужно доставить в Шотландию, к королю Роберту. Там есть место, Росслин, где могут спрятать так, что никто не найдёт.

— Росслин... — Уильям задумался. — Да, там строится часовня. Семейство Синклеров. Старинный род, связанный с тамплиерами. Если где и можно спрятать такую вещь, то там. — Он встал. — Хорошо. Я довезу вас до Кале. Там вы сядете на корабль до Англии. А из Англии — уже ваши проблемы. Шотландия и Англия враждуют, я не могу дать вам эскорт туда. Но до Кале — да, это я могу.

— Спасибо, — Эдуар чувствовал, как наворачиваются слёзы. Сколько людей жертвуют собой, рискуют ради него? Командор, Годфруа, Жоффруа де Шарни, теперь Уильям. — Я... я не знаю, как отблагодарить...

— Выживи, — просто сказал Уильям. — Доставь эту проклятую вещь туда, где она будет в безопасности. И живи долгую жизнь. Это будет лучшей благодарностью тем, кто умер за тебя.

Он вышел из палатки, оставив Эдуара и Алис вдвоём.

Они сидели молча. Усталость навалилась свинцовой тяжестью. Эдуар чувствовал, что может проспать неделю.

— Мы выжили, — прошептала Алис. — Я не верю. Мы действительно выжили.

— Пока, — Эдуар не мог избавиться от тревоги. — Но Ногаре не остановится. Он будет искать нас. В Кале, в Англии, даже в Шотландии.

— Тогда мы будем бежать дальше. — Она посмотрела на него. — Вместе.

Что-то в этом слове — "вместе" — прозвучало важно. Не просто попутчики, не просто союзники. Что-то большее.

— Алис, — начал Эдуар, не зная, как продолжить. — Я... когда увидел кинжал у твоего горла... когда подумал, что ты можешь...

Она приложила палец к его губам.

— Не надо. Не сейчас. Мы слишком устали для таких разговоров. — Но в её глазах было тепло, которого он раньше не видел. — Спи. Утром поговорим.

Она легла на одну кровать, он — на другую. Впервые за три дня они спали в настоящей постели, под крышей, в безопасности.

Но перед тем, как забыться сном, Эдуар подумал: безопасность — иллюзия. Ногаре где-то там. Планирует. Готовится. И следующая встреча будет ещё опаснее.

---

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ПУТЬ НА СЕВЕР

  Глава 4

Они выехали из лагеря на рассвете. Уильям дал им лошадей — хороших, быстрых, и одежду — простую, дорожную, но чистую и целую. Алис получила мужское платье — в её ремесле так было безопаснее.

Отряд двигался быстро, но осторожно. Разведчики уходили вперёд, проверяя дорогу. Арьергард прикрывал тылы. Военная точность в каждом движении.

Эдуар ехал рядом с Уильямом. Англичанин оказался разговорчивым — рассказывал о кампаниях в Святой Земле, о рыцарских турнирах, о политике при дворе короля Эдуарда.

— Наш король не так уж любит тамплиеров, — признался он. — Но он умнее Филиппа. Он понимает: уничтожь Орден сегодня — завтра никто не захочет давать деньги в долг короне. Кто поверит в королевское слово после такого предательства?

— Филиппу всё равно, — мрачно заметил Эдуар. — Он получит достаточно золота, чтобы купить любую лояльность.

— На время. Но золото кончается. А репутация остаётся. — Уильям помолчал. — Ты знаешь, что папа Климент поддержал Филиппа? Издал буллу, приказывающую всем христианским королям арестовать тамплиеров.

— Что? — Эдуар остановил лошадь. — Папа?

— Да. Климент — марионетка Филиппа. Он избран на папский престол при поддержке французского короля. Теперь возвращает долг. — Уильям посмотрел на Эдуара сочувственно. — Твой Орден предан не только королём, но и церковью. Нет никого, кто бы защитил тамплиеров. Кроме...

— Кроме кого?

— Роберта Брюса. Король Шотландии отказался выполнять папскую буллу. Сказал, что в его стране мало тамплиеров, и нет смысла их преследовать. Но на самом деле — он даёт им убежище. Принимает беглых рыцарей, даёт землю, позволяет жить спокойно.

— Почему? Почему он рискует гневом папы?

Уильям усмехнулся.

— Потому что Брюс сам отлучён от церкви. Он убил своего соперника на алтаре церкви, чтобы захватить трон. Папа проклял его. Так что Роберту уже нечего терять. И он понимает ценность опытных воинов. Тамплиеры — лучшие бойцы в Европе. Если они будут сражаться за Шотландию против Англии... — он осёкся, понимая, что говорит слишком много.

— Против Англии? — переспросил Эдуар. — Значит, ты везёшь нас к врагу твоего короля?

— Я везу тебя туда, куда велел мне Жак де Моле, — спокойно ответил Уильям. — А магистр был мудрее любого короля. Если он сказал, что Росслин — безопасное место, значит, так и есть. Политика — дело временное. Святыни — вечны.

К полудню они достигли Соммы. Река текла широкая, серая, холодная. Переправа была одна — каменный мост, охраняемый небольшим гарнизоном.

— Проблема, — Уильям осадил лошадь. — Этот мост контролирует королевский гарнизон. Они наверняка получили приказ задерживать всех подозрительных.

— Тогда как переправимся?

— Есть способ. — Он повернулся к своему отряду. — Мы — официальная дипломатическая миссия. С охранной грамотой. Они не посмеют задерживать нас. Но они будут осматривать. — Он посмотрел на Эдуара и Алис. — Вас нужно спрятать.

— Куда?

Уильям указал на обоз в конце отряда — четыре телеги с провиантом и снаряжением.

— В одной из телег есть потайное дно. Мы использовали его для контрабанды... кхм, для перевозки ценных грузов. Вы поместитесь. Но будет тесно.

Эдуар и Алис переглянулись. Выбора не было.

Их провели к третьей телеге. Один из солдат, жилистый мужчина с хитрым лицом, откинул несколько мешков с зерном, открыл скрытую панель. Под ней было пространство — узкое, низкое, едва ли два фута в высоту.

— Залезайте. Быстро.

Эдуар полез первым, Алис за ним. Они втиснулись в пространство, лёжа бок о бок. Панель захлопнулась, и мир превратился в тесную темноту.

— Дыши медленно, — прошептала Алис. — Воздуха мало.

Телега тронулась. Они чувствовали каждую кочку, каждый камень на дороге. Тряска была мучительной. Эдуар прижимался к Алис — вынужденно, просто потому что пространства не было. Он чувствовал её дыхание на своей шее, тепло её тела, запах — смесь пота, дороги и чего-то ещё, чего-то её собственного.

— Эдуар, — прошептала она в темноте. — Когда мы доберёмся до Шотландии... что ты будешь делать?

— Найду Росслин. Передам ларец. А потом... — он замолчал. — Не знаю. Ордена больше нет. Командор мёртв. Всё, ради чего я жил, исчезло.

— Ты можешь начать новую жизнь. Стать рыцарем на службе Брюса. Или торговцем. Или кем угодно.

— А ты? Что будешь делать ты?

Алис помолчала.

— Я думала об этом. Всю дорогу думала. — Её голос был тихим, задумчивым. — Я всю жизнь бежала. От прошлого, от боли, от людей. Думала, что безопасность — в одиночестве, в движении. Но эти дни с тобой... — она замолчала. — Я поняла, что можно бежать вместе с кем-то. Что это не слабость. Это... сила.

Эдуар почувствовал, как что-то сжимается в груди. Он повернул голову — настолько, насколько мог в тесном пространстве — и оказался лицом к лицу с ней. В темноте он не видел её глаз, но чувствовал взгляд.

— Алис, я...

Телега резко остановилась. Голоса снаружи — громкие, властные.

— Стража! Остановитесь для проверки!

— Мы английская дипломатическая миссия, — голос Уильяма, спокойный, уверенный. — Вот охранная грамота от короля Филиппа.

Шуршание пергамента. Долгая пауза.

— Грамота в порядке. Но мы должны проверить телеги. Приказ канцлера Ногаре. Обыскивать все повозки без исключения.

— Ищете контрабанду?

— Ищем беглецов. Двоих молодых людей. Оруженосец и девушка. Везут украденную реликвию.

В тесноте тайника Эдуар и Алис застыли, даже дышать боясь.

Телега качнулась — кто-то залез в кузов. Звук, как отбрасывают мешки. Проверяют.

— Только зерно и припасы. Ничего интересного.

Но проверка продолжалась. Методично, тщательно. Стражники не спешили.

— А вот эти мешки проверьте, — сказал другой голос, более молодой. — Лежат как-то странно.

Эдуар сжал рукоять кинжала. Если откроют тайник — придётся сражаться. В тесноте, в темноте, но сражаться. Умереть, но не сдаться.

Мешки начали отбрасывать. Один. Второй. Ещё один. Скрипнули доски прямо над их головами.

И тут раздался крик:

— Эй! Что это?!

Но крик был не сверху. Он доносился откуда-то спереди, от других телег.

— Что случилось?

— У этих англичан бочка с французским вином! Контрабанда! Они везут наше вино без налогов!

Ругань. Топот ног — стражники бежали к первой телеге, где обнаружили бочку.

— Это недоразумение, — голос Уильяма оставался спокойным. — Вино куплено законно, в Париже. Вот квитанция.

— Квитанция поддельная! Это вино из королевских погребов!

— Абсурд...

Началась перепалка. Голоса повышались. Стража отвлеклась на скандал с вином, забыв о проверке остальных телег.

Эдуар и Алис лежали не шевелясь, прислушиваясь. Спор продолжался минут десять. Наконец:

— Хорошо! Забирайте свою проклятую бочку и убирайтесь! И скажите своему королю, что в следующий раз за контрабанду будем задерживать всю миссию!

Телеги тронулись. Мост, стук колёс по камню. Потом снова дорога.

Прошло ещё с полчаса, прежде чем открылась панель. Свет ударил в глаза. Эдуар и Алис выбрались, разминая затёкшие конечности.

Уильям стоял рядом, усмехаясь.

— Вот что значит хорошо подготовленная диверсия. Бочка с вином была специально подложена, чтобы отвлечь стражу.

— Вы рисковали международным инцидентом, — Эдуар был ошеломлён.

— Рисковать приходится, когда ставки высоки. — Уильям посерьёзнел. — Но это был последний такой трюк. До Кале ещё два дня пути, и Ногаре наверняка уже разослал гонцов. Каждый патруль, каждая застава будет начеку.

— Значит, нужно избегать дорог, — сказала Алис.

— Именно. — Уильям развернул карту. — Здесь, к востоку, есть старый тракт через леса. Он заброшен, но проходим. Мы пойдём этим путём. Медленнее, но безопаснее.

Они свернули с основной дороги, углубляясь в дикую местность. Лес здесь был старый, тёмный, с деревьями, чьи стволы были толще трёх человек. Ветви смыкались над головой, превращая день в вечные сумерки. Здесь было тихо — та особенная, гнетущая тишина древних лесов, где каждый звук кажется вторжением.

— Эти леса называют Проклятыми, — рассказывал один из солдат, пожилой ветеран с изуродованным шрамом лицом. — Говорят, здесь когда-то друиды приносили жертвы своим богам. Ещё до римлян. Местные крестьяне сюда не ходят. Говорят, по ночам слышны голоса.

— Суеверия, — отмахнулся Уильям, но Эдуар заметил, что даже закалённый рыцарь оглядывается настороженно.

Они ехали до вечера, пока не вышли к небольшой поляне с ручьём. Уильям приказал разбить лагерь. Костры развели небольшие — чтобы не привлекать внимание. Выставили двойную стражу.

Эдуар сидел у костра рядом с Алис, глядя на пляшущие языки пламени. Ларец лежал между ними, завёрнутый в кожу. Он не развязывал его с тех пор, как они покинули Париж. Боялся даже смотреть на печать.

— Ты снова видел сны? — тихо спросила Алис.

— Нет. С тех пор, как мы встретили англичан, снов нет. — Эдуар нахмурился. — Это странно. Словно... словно оно затихло. Ждёт чего-то.

— Может, устало пытаться пробиться к тебе?

— Или готовится к чему-то большему. — Эдуар посмотрел на ларец с опаской. — Командор говорил, что эта вещь думает. Что у неё есть воля. Если это правда, то она может планировать.

— Планировать что?

— Я не знаю. И это пугает больше всего.

Алис придвинулась ближе. В свете костра её лицо казалось мягче, моложе.

— Эдуар, когда всё закончится... когда ты доставишь ларец в Росслин... ты вернёшься?

— Вернусь? Куда?

— Ко мне. — Она отвела взгляд. — Я знаю, это глупо. Ты рыцарь, пусть и без Ордена. Я — простолюдинка, проводник, женщина без семьи и положения. Но эти дни... они значили для меня больше, чем вся моя жизнь до этого.

Эдуар почувствовал, как что-то сжимается в груди. Он взял её руку — осторожно, словно боясь, что она исчезнет.

— Алис, я не знаю, что будет завтра. Не знаю, доживём ли мы до Кале, до Англии, до Шотландии. Но я знаю одно. — Он посмотрел ей в глаза. — Где бы я ни оказался, чем бы ни стал — я хочу, чтобы ты была рядом. Не потому что ты нужна мне как проводник. А потому что... — он запнулся, подбирая слова. — Потому что впервые за всю жизнь я чувствую, что не один.

Алис улыбнулась — настоящей, тёплой улыбкой, без привычной насмешки.

— Идиот, — прошептала она. — Упрямый, благородный идиот.

Она наклонилась и поцеловала его. Быстро, почти невесомо, но от этого прикосновения Эдуар почувствовал, как весь мир переворачивается.

Когда она отстранилась, в её глазах блестели слёзы.

— Если мы выживем, — сказала она, — напомни мне это. Потому что я боюсь, что это всего лишь отчаяние. Что когда опасность пройдёт, ты поймёшь, что я не та, кто тебе нужен.

— Я никогда не думал об этом, — признался Эдуар. — О любви, о женщинах. В Ордене я готовился к другой жизни. Но теперь... теперь я думаю только об одном. Как сделать так, чтобы мы оба дожили до конца этого путешествия. Чтобы у нас было "потом".

Они сидели молча, держась за руки, пока костёр догорал. Вокруг лагерь засыпал. Солдаты укладывались, накрывшись плащами. Часовые стояли на постах, вглядываясь в темноту леса.

Эдуар задремал, прислонившись к стволу дерева. Алис уснула, положив голову ему на плечо. Впервые за много дней он чувствовал что-то похожее на покой.

Но покой оказался иллюзией.

Он проснулся от крика. Пронзительного, полного ужаса крика, который оборвался так же внезапно, как начался.

Эдуар вскочил, схватился за меч. Вокруг хаос — солдаты вскакивают, хватаются за оружие. Костры почти погасли, видно плохо.

— Что происходит?! — рявкнул Уильям, выбегая из своей палатки.

— Часовой! — кто-то закричал. — Северный часовой исчез!

Они бросились к посту. Там никого не было. Только копьё, воткнутое в землю, и что-то тёмное у основания. Уильям поднёс факел.

Это была кровь. Много крови. Лужа, впитывающаяся в землю.

— Боже милостивый, — прошептал кто-то из солдат.

— Оружие в руки! — приказал Уильям. — Круговая оборона! Немедленно!

Солдаты выстроились кругом, спинами друг к другу, оружие наготове. Эдуар и Алис оказались в центре круга. Ларец Эдуар прижимал к груди.

— Что это было? — прошептала Алис. — Разбойники?

— Разбойники не нападают на вооружённый отряд, — Уильям всматривался в темноту леса. — И не убивают так быстро, что человек не успевает закричать.

— Тогда что?

Никто не ответил. В лесу было тихо. Слишком тихо. Ни одной птицы, ни одного зверя. Словно всё живое сбежало.

Минуты тянулись мучительно. Солдаты стояли неподвижно, вглядываясь в темноту. Факелы освещали лишь несколько шагов вокруг — дальше была непроглядная тьма.

— Может, это дикий зверь? — предположил один из солдат. — Волк или медведь?

— Зверь не утащил бы тело, — возразил Уильям. — И не оставил бы так много крови. Это было... — он осёкся.

Из темноты раздался звук. Не рык, не вой — что-то среднее между смехом и стоном. Звук, от которого кровь стыла в жилах.

— Что за дьявольщина... — прошептал кто-то.

И тут Эдуар почувствовал. Ларец в его руках стал тёплым. Не просто тёплым — горячим. Словно внутри разгоралось пламя. Печать на крышке светилась тусклым, болезненным светом.

— Эдуар? — Алис увидела свечение. — Что происходит?

— Не знаю... — но он знал. Глубоко внутри он знал. То, что в ларце, реагировало. На что-то здесь. На что-то в этом лесу.

Свечение усилилось. Печать Соломона пульсировала, как живое сердце. И с каждой пульсацией в голове Эдуара нарастал шёпот. Голос. Тот самый голос из снов.

*Они чувствуют меня. Мои братья. Мои потомки. Те, кто остался в этом мире после Потопа. Кто прячется в глубинах, в пещерах, в забытых местах. Они знают, что я здесь.*

— Нет, — Эдуар попытался заглушить голос, но тот только усиливался.

*Они придут. Они заберут меня. И тогда начнётся. Возвращение.*

Из темноты появились фигуры.

Сначала одна. Потом ещё. И ещё. Они двигались странно — не шли, не бежали, а словно скользили. Человеческие силуэты, но что-то в них было неправильным. Пропорции нарушены. Руки слишком длинные. Ноги сгибались не в ту сторону.

Когда они вошли в свет факелов, солдаты ахнули.

Это были люди. Или то, что когда-то было людьми. Тела исхудалые до костей, кожа серая, как у трупов. Но глаза... глаза горели нечеловеческим светом. Тем же светом, что исходил от печати на ларце.

— Гули, — прошептал старый солдат, тот, что рассказывал о Проклятом лесе. — Пожиратели мертвечины. Слуги древних сил.

— Это невозможно, — Уильям сжимал меч, но голос его дрожал. — Гули — это легенды. Сказки для запугивания детей.

— Тогда объясни, что это, — другой солдат указал на существ.

Их было десятки. Они окружили лагерь плотным кольцом, стоя неподвижно, просто глядя. Ожидая чего-то.

И тут одно из них заговорило. Голос был хриплый, неживой, словно исходил из разлагающейся гортани:

— Отдайте... печать... отдайте... и мы уйдём... сопротивляйтесь... и умрёте... все...

— Идите к чёрту! — рявкнул Уильям и метнул копьё.

Оно попало точно в грудь существа. Пронзило насквозь. Существо посмотрело вниз, на торчащее из груди копьё, потом обратно на людей. И засмеялось. Тем самым жутким смехом, что слышали раньше.

Оно выдернуло копьё, отбросило прочь. Рана не кровоточила. Существо даже не замедлилось.

— Боже всемогущий, — прошептал кто-то из солдат. — Они не умирают...

— Тогда мы сделаем так, чтобы они пожалели, что не могут, — Уильям поднял меч. — За королём! За Англией! Атакуйте!

Английские солдаты бросились в атаку с рёвом. Тридцать обученных воинов против орды нежити.

Битва была безумием.

Мечи рассекали тела, но существа продолжали двигаться. Копья пронзали сердца, но они не умирали. Только огонь — когда один из солдат метнул факел — заставил их отшатнуться. Пламя пожирало мертвенную плоть, и тогда существа кричали — кричали голосами, полными боли, которая длилась веками.

— Огонь! — рявкнул Уильям. — Используйте огонь!

Солдаты схватили факелы, начали поджигать существ. Запах горелой плоти наполнил воздух, тошнотворный, сладковатый.

Но их было слишком много. На каждое сожжённое существо приходило два новых. Из темноты леса, из-под земли, откуда-то из глубин этого проклятого места.

Первый солдат пал, когда существо вцепилось ему в горло и прокусило артерию. Второй погиб, когда трое гулей стащили его на землю и начали рвать на части.

Круг обороны сужался. Солдаты отступали, прикрывая друг друга, но их становилось всё меньше.

— Эдуар! — Алис схватила его за руку. — Нужно бежать! Сейчас! Пока они заняты!

— Я не могу оставить их!

— Если ты не уйдёшь, они умрут зря! — в её глазах была паника, но и решимость. — Они сражаются, чтобы дать нам время! Не обесценивай их жертву!

Она была права. Эдуар знал это. Если он останется, они все умрут, и ларец достанется этим... вещам. И тогда начнётся то, о чём шептал голос. Возвращение.

— Уильям! — крикнул он рыцарю. — Мы уходим! Держитесь, мы приведём помощь!

Уильям, весь в крови врагов и своей собственной, обернулся. Кивнул.

— Беги, мальчик! Беги на север! Три мили отсюда есть деревня! Скажи священнику — освятить оружие! Только святая вода может... — его слова оборвались, когда новая волна гулей обрушилась на защитников.

Эдуар и Алис бросились бежать. В темноту леса, прочь от лагеря, где гибли храбрые люди. За спиной раздавались крики, лязг металла, жуткие стоны нежити.

Они бежали, спотыкаясь о корни, пробираясь сквозь кусты. Ветви хлестали по лицу, рвали одежду. Но они не останавливались.

Позади погоня. Несколько существ отделились от основной массы и следовали за ними. Эдуар слышал шорох, неестественно быстрые шаги.

— Быстрее! — задыхалась Алис.

Они выбежали на небольшую тропу. Побежали по ней. Луна выглянула из-за туч, освещая дорогу призрачным светом.

Сзади что-то зарычало. Близко. Слишком близко.

Эдуар обернулся — существо было в десяти шагах. Оно бежало на четвереньках, как зверь, но лицо было человеческим. Искажённым, мёртвым, но человеческим.

— Не оглядывайся! — крикнула Алис. — Просто беги!

Впереди замаячили огни. Деревня! Эдуар ускорился, выжимая последние силы.

Они ворвались в деревню как ураган. Несколько крестьянских домов, маленькая церковь с каменным крестом. Всё спало.

— Церковь! — Алис указала. — Они не войдут в священное место!

Они рванули к церкви. Дверь была заперта. Эдуар ударил плечом — раз, два. На третий раз дверь поддалась.

Они влетели внутрь, захлопнули дверь. Эдуар сдвинул тяжёлую скамью, баррикадируя вход.

Снаружи раздались царапанье, удары. Существа пытались войти, но что-то их останавливало. Невидимый барьер, сила веры, сила святого места.

— Мы... в безопасности? — выдохнула Алис, валясь на пол.

— На время, — Эдуар сел рядом, пытаясь отдышаться.

Церковь была маленькой, бедной. Деревянные скамьи, простой алтарь, несколько икон. Но для Эдуара она была раем.

Он посмотрел на ларец, всё ещё прижатый к груди. Свечение печати почти угасло. Но не полностью. Тусклый свет всё ещё пульсировал в такт его сердцебиению.

— Что это было? — прошептала Алис. — Что за твари?

— Гули. Или нечто худшее. — Эдуар вспомнил слова голоса. — Те, кто остался после Потопа. Потомки нефилимов. Они чувствуют ларец. Хотят освободить то, что внутри.

— Тогда тем более нужно довезти его до Росслина. Запечатать так, чтобы никто не нашёл.

— Если мы доживём. — Эдуар закрыл глаза. — Уильям и его люди... они умерли за нас.

— Они умерли за то, во что верили. — Алис взяла его за руку. — Не обесценивай их жертву сомнениями. Живи. Выполни миссию. Это лучшая память о них.

С улицы донеслись звуки — крики, шаги. Крестьяне просыпались, видели осаду церкви, звали помощь.

Дверь задрожала под ударом. Но держалась.

— Как долго они будут осаждать нас? — спросила Алис.

— До рассвета, — ответил слабый голос.

Они обернулись. Из алтарной части выходил старик в рясе священника. Лицо изможденное, глаза запавшие, но горящие верой.

— Отец, — Эдуар вскочил. — Простите, мы...

— Я знаю, кто вы, — старик поднял руку. — Весь мир знает о беглых тамплиерах с проклятой реликвией. — Он посмотрел на ларец. — И я знаю, что за ним охотятся не только люди, но и те, кого не должно быть в мире живых.

— Вы... вы знаете об этом?

— Я родился в этом лесу. Я видел вещи, о которых церковь предпочитает молчать. — Священник подошёл к окну, выглянул. — Они уйдут с первыми лучами солнца. Мертвецы боятся света. Но вы не можете остаться здесь. Они вернутся следующей ночью. И будет их ещё больше.

— Куда нам идти?

— На север. В Кале. А оттуда — через море. — Старик посмотрел на Эдуара серьёзно. — То, что вы несёте, не должно оставаться на материке. Слишком много тёмных мест, слишком много тех, кто служит старым силам. За морем, на островах, вы будете в относительной безопасности.

— Вы поможете нам?

— У меня есть лошади. И знание секретных троп. — Он улыбнулся печально. — Я слишком стар для приключений, но могу указать путь молодым.

Они ждали рассвета. Долгие, мучительные часы, пока снаружи скрёбли когти и раздавались нечеловеческие стоны. Эдуар и Алис сидели, прижавшись друг к другу, слишком измотанные, чтобы даже говорить.

Когда первые лучи солнца коснулись земли, звуки прекратились. Священник выглянул в окно.

— Ушли. Как я и говорил. — Он повернулся к ним. — Быстро. У нас несколько часов, прежде чем деревня проснётся и начнутся вопросы. Идёмте.

Он провёл их к маленькой конюшне позади церкви. Две лошади — старые, но крепкие.

— Это всё, что я могу дать. Еда в сумках, вода во фляге. — Он вытащил потрёпанную карту. — Вот. Тропа через болота. Опасно, но быстро. Выведет прямо к стенам Кале. Три дня пути, если не будете останавливаться надолго.

— Отец, — Эдуар взял его за руку. — Спасибо. Вы спасли нам жизнь.

— Я сделал то, что должен. Служу Богу, а Бог велит помогать страждущим. — Старик благословил их широким крестом. — Ступайте с миром. И пусть то, что вы несёте, никогда не увидит света.

Они сели на лошадей и поскакали на север. Прочь от Проклятого леса, прочь от гулей, прочь от ночного кошмара.

Но Эдуар знал — это было только начало. Силы, жаждущие заполучить ларец, не остановятся. Ногаре где-то там, собирает войска. Гули вернутся следующей ночью. И то, что внутри ларца, пробуждается всё сильнее.

Гонка продолжалась. И конец её был всё ещё неясен.

---

  Глава 5

Кале показался на горизонте на третий день пути. Город-крепость на берегу моря, последний оплот Англии на континенте. Массивные стены, башни, гавань, полная кораблей.

Эдуар и Алис въехали в город на закате. Они были измотаны, грязны, лошади еле держались на ногах. Три дня скачки через болота, с минимальными остановками, питаясь тем, что дал священник, спя урывками по нескольку часов.

Но они добрались. Живыми. Целыми. С ларцом.

— Нужно найти корабль, — сказал Эдуар, оглядывая гавань. — Первый же, готовый идти в Англию.

— И капитана, который не станет задавать вопросов, — добавила Алис. — У нас мало денег, а подозрительный груз.

Они спустились к докам. Гавань кишела жизнью даже на закате — моряки разгружали товары, торговцы выкрикивали цены, проститутки зазывали клиентов. Запах соли, рыбы и дёгтя висел в воздухе.

— Нам нужен опытный капитан, — сказала Алис, оглядывая корабли. — Не те пьяницы на рыбацких лодках. Что-то серьёзное.

Эдуар указал на судно в дальнем конце причала. Двухмачтовое, крепкое, с высокими бортами. На корме развевался флаг — не английский, не французский. Что-то другое.

— Венецианское, — определила Алис. — Торговое судно. Они ходят везде, не боятся ни погоды, ни пиратов.

Они подошли к кораблю. На палубе работала команда — загружали бочки, проверяли такелаж. У трапа стоял человек лет пятидесяти, с обветренным лицом и проницательными тёмными глазами. Капитан, без сомнения.

— Добрый вечер, — окликнул его Эдуар. — Вы идёте в Англию?

Капитан оглядел их с ног до головы. Оценивающе, профессионально.

— Иду. В Дувр. Отплываем завтра на рассвете. — Его французский был с сильным итальянским акцентом. — Но у меня полный трюм. Места для пассажиров нет.

— Мы заплатим, — Эдуар вытащил кошель, который дал Жоффруа де Шарни. — Хорошо заплатим.

Капитан прищурился, увидев золотые монеты.

— Молодая пара с золотом, без слуг, без багажа. Бегут от кого-то, да? — Он усмехнулся. — Не моё дело. Но цена будет высокой. За риск.

— Сколько?

— Двадцать ливров. За двоих.

Алис ахнула. Это была грабительская цена. Обычный переезд стоил не больше двух ливров.

— Это грабёж!

— Это деловое предложение, синьорина. — Капитан развёл руками. — Вы свободны искать другого капитана. Но все в Кале знают — французский король ищет беглецов. Объявил награду. Пятьдесят ливров золотом. — Он посмотрел на Эдуара. — Так что мой риск — взять вас, вместо того чтобы сдать. Двадцать ливров — справедливая цена.

Эдуар сжал зубы. Капитан прав. Они не в положении торговаться.

— Хорошо. Двадцать ливров. — Он отсчитал монеты. — Но мы хотим отдельную каюту. И никаких вопросов о том, что мы везём.

Капитан взял деньги, прикусил одну, проверяя подлинность. Кивнул.

— Сделка. Меня зовут Марко Корнаро. Мой корабль — "Звезда Адриатики". Лучшее судно между Венецией и Лондоном. — Он протянул руку. — Добро пожаловать на борт. Каюта номер три, под палубой. Ужин в восемь склянок. Отплытие на рассвете. Опоздаете — отправитесь без вас.

Они поднялись на борт. Каюта оказалась крошечной — две койки, стол, единственный иллюминатор. Но чистой и сухой. После дней в дороге даже это казалось дворцом.

Эдуар закрыл дверь, запер изнутри. Положил ларец на стол. Они с Алис посмотрели на него долгим взглядом.

— Почти добрались, — прошептала она. — Ещё один день — и мы будем в Англии.

— Да. А там — через всю страну до шотландской границы. — Эдуар потёр лицо руками. — Боже, я так устал. Устал бежать, прятаться, бояться каждой тени.

Алис обняла его. Просто обняла, без слов. И Эдуар прижался к ней, позволяя себе на мгновение быть слабым. Быть просто напуганным семнадцатилетним мальчиком, на плечи которого свалилась невыносимая ноша.

— Мы справимся, — прошептала она в его волосы. — Мы уже столько прошли. Ещё немного — и всё закончится.

Они сидели так, пока за иллюминатором не стемнело окончательно. Потом Алис заставила Эдуара поесть — сухого хлеба и сыра, что у них оставалось. Сама съела совсем немного, хотя он видел — она голодна.

— Ты должна есть, — настаивал он.

— Съем завтра. На корабле. — Она легла на койку, отвернувшись к стене. — Спи. Тебе нужны силы.

Эдуар лёг на вторую койку. Тело ныло от усталости, но сон не шёл. Он лежал, глядя в потолок, слушая, как за бортом плещется вода, как скрипят снасти.

Думал о командоре Бертране. Интересно, жив ли он ещё? Или Ногаре уже выжал из него всё, что мог, и отправил на костёр? Думал об Уильяме де Бомонте и его людях, павших в Проклятом лесу. О Годфруа, который остался в Париже. О Жоффруа де Шарни, который сдался инквизиции, чтобы дать им время.

Столько смертей. Столько жертв. И всё ради того, чтобы этот проклятый ларец не попал в чужие руки.

*Стоит ли оно того?* — подумал Эдуар. *Стоят ли эти жизни того знания, что спрятано внутри?*

Но он знал ответ. Если командор отдал жизнь, если магистр де Моле разработал сложнейший план спасения даже под пытками — значит, да. Значит, это важнее любых жизней, важнее самого Ордена.

Он задремал, погружаясь в беспокойный сон.

И снова пришёл кошмар.

На этот раз он был не в огромном зале. Он стоял на корабле. Но не на "Звезде Адриатики" — на другом, древнем, с чёрными парусами и фигурами на палубе, которые не были людьми.

— Ты приближаешься к месту силы, — голос звучал отовсюду и ниоткуда. — К острову, где барьер между мирами тонок. Где море помнит времена до людей. Там мы сильны. Там мы можем дотянуться.

— Что вы хотите от меня? — крикнул Эдуар в пустоту.

— Освобождения. Возвращения. Мир изменился, стал слабым. Люди забыли истинных богов, истинную силу. Но мы помним. И когда печать будет открыта, когда слова будут произнесены — врата распахнутся. И мы вернёмся. Высокие и прекрасные, как в первые дни.

— Я никогда не открою печать!

— Не ты. Но кто-то другой. Рано или поздно. Любопытство — проклятие человечества. Вы не можете не искать, не знать, не открывать. Адам съел яблоко. Пандора открыла ящик. И кто-то откроет печать.

— Нет!

— Да. И это будет начало конца. Конец вашего владычества. Начало нашего.

Корабль начал тонуть. Вода поднималась, холодная, чёрная. Эдуар кричал, задыхался...

И проснулся.

Он сидел на койке, весь в холодном поту, сердце колотилось бешено. За иллюминатором был рассвет — серый, дождливый. Корабль качался на волнах.

Они уже в море.

Алис сидела на своей койке, смотрела на него с беспокойством.

— Опять сны?

— Да. — Он провёл рукой по лицу. — Они становятся сильнее. Более реальными. Словно... словно оно готовится к чему-то.

— К чему?

— Не знаю. Но мне не нравится то, что оно говорит. О барьере между мирами, о том, что на море оно сильнее.

Алис посмотрела на ларец, лежащий на столе.

— Может, нужно выбросить его в море? Прямо сейчас. Пока не поздно.

— Командор сказал — они пытались. Море не взяло. Он не тонет. — Эдуар встал, подошёл к иллюминатору. — Нет, единственный способ — довезти до Росслина. Там есть люди, которые знают, как запечатать это так, чтобы никто не нашёл.

Раздался стук в дверь. Голос капитана Марко:

— Сеньоры, завтрак. Галера ждёт.

Они вышли на палубу. Утро было пасмурным, ветер холодный. Море вокруг серое, неспокойное. Берега Франции остались далеко за кормой — едва видная полоса на горизонте.

На палубе команда работала со снастями. Человек десять — загорелые, грубые мужики, говорящие на смеси итальянского, французского и какого-то морского жаргона. Они косились на Эдуара и Алис с любопытством, но вопросов не задавали.

Капитан Марко стоял у штурвала, попыхивая трубкой.

— Добрый день, молодые. Спали хорошо?

— Достаточно, — уклончиво ответил Эдуар.

— Хорошо. Потому что плавание будет не из лёгких. — Марко указал на небо. — Видите эти тучи? К вечеру будет шторм. Сильный. Придётся потерпеть качку.

— Как долго до Дувра?

— При хорошем ветре — два дня. При таком, — он кивнул на надвигающиеся тучи, — три, может, четыре. Море осенью непредсказуемо.

Им дали еду — похлёбку с солониной, чёрствый хлеб, разбавленное вино. Эдуар ел жадно — не ел горячего уже несколько дней. Алис тоже ела, хотя и морщилась от вкуса.

— Морская еда, — усмехнулся один из матросов, молодой парень с весёлыми глазами. — Не для нежных желудков. Но держит в форме.

День тянулся медленно. Эдуар и Алис сидели на палубе, завернувшись в плащи, глядя, как удаляется берег. К полудню земли уже не было видно совсем — только море, бескрайнее, равнодушное.

— Я никогда не была в открытом море, — призналась Алис. — Всегда боялась. Столько историй о кораблекрушениях, о пиратах, о морских чудовищах.

— Чудовища — это сказки, — попытался успокоить её Эдуар, хотя сам не был уверен. После всего, что он видел — гулей, проклятый ларец, кошмары — вера в невозможное стала легче.

К вечеру ветер усилился. Волны стали выше, корабль начало сильно качать. Капитан приказал команде убрать паруса, оставив только минимум для управления.

— В каюты! — крикнул он Эдуару и Алис. — Сейчас начнётся!

Они спустились вниз. Едва закрыли дверь, как корабль накренился так сильно, что Эдуар едва удержался на ногах. Волна ударила в борт с грохотом пушечного выстрела.

Шторм пришёл.

Следующие часы были адом. Корабль подбрасывало, как щепку. Вода просачивалась через щели, заливая каюту. Эдуар и Алис сидели на полу, держась за койки, пытаясь не вылететь при очередном крене.

Ларец соскользнул со стола, покатился по полу. Эдуар схватил его, прижал к груди. И в этот момент почувствовал — он снова греется. Печать пульсирует.

— Нет, — прошептал он. — Только не сейчас...

Но уже поздно. Свечение начало усиливаться. Тусклое, болезненно-зелёное, оно заполняло каюту призрачным светом.

— Эдуар! — Алис схватила его за руку. — Что происходит?!

— Оно... оно реагирует на шторм. На море. — Он вспомнил слова из сна. — Оно сказало, что на море они сильнее...

Корабль дёрнулся особенно сильно. Что-то треснуло наверху — мачта? Рея? Раздались крики матросов, ругань капитана.

И тут Эдуар услышал. Под рёвом шторма, под грохотом волн — другой звук. Пение. Но не человеческое. Это было что-то древнее, гипнотическое, прекрасное и ужасное одновременно.

— Ты слышишь? — прошептал он.

— Что? — Алис прислушалась. — Я ничего не...

Корабль снова накренился. На этот раз так сильно, что они полетели к стене. Эдуар ударился плечом, боль прошла волной. Но он не выпустил ларец.

Дверь распахнулась. В проёме стоял матрос — тот самый молодой, весёлый парень. Но сейчас в его глазах не было веселья. Только ужас.

— Капитан велел подниматься! Все на палубу! Корабль тонет!

— Что?!

— Пробоина! В трюме! Мы набираем воду! — Он исчез, побежав будить остальных.

Эдуар и Алис выбрались на палубу. Картина была апокалиптической. Волны высотой с дом обрушивались на корабль. Мачта треснула пополам, паруса разорваны. Команда металась, пытаясь откачать воду, залатать пробоину.

Капитан Марко стоял у штурвала, весь промокший, но не отпускающий управление.

— Придётся высаживать всех на шлюпки! — кричал он, перекрывая рёв шторма. — Корабль не выдержит!

— В такой шторм? — один из матросов смотрел на него, как на безумца. — Шлюпки перевернёт в первую же минуту!

— Тогда мы все утонем здесь!

Эдуар посмотрел на ларец в своих руках. Свечение стало почти нестерпимым. Печать горела, как живой огонь. И вдруг он понял.

Это не случайность. Это не просто шторм.

Это они. Те, кто в море. Те, кто ждал.

Они устроили это. Вызвали шторм. Пробили днище. Хотят затопить корабль, чтобы ларец ушёл на дно. А там, в глубине, где не действуют законы людей — заберут его.

— Нет! — Эдуар подбежал к борту. Волна чуть не смыла его, но Алис схватила за пояс, удержала.

— Что ты делаешь?!

— Они хотят ларец! Хотят, чтобы он утонул! — Он посмотрел на неё. — Но командор сказал — он не тонет! Значит, даже если корабль пойдёт ко дну — ларец всплывёт!

— И что толку? Его заберёт море!

— Не если я привяжу его к себе! — Эдуар начал разматывать верёвку. — Если я не дам ему уплыть!

— Это безумие! Ты утонешь!

— Тогда утону! Но они его не получат!

Алис схватила его за плечи, развернула к себе лицом. В её глазах были слёзы, смешанные с морской водой.

— Если ты умрёшь, я умру с тобой! Понял?! Я не оставлю тебя!

Он хотел возразить, но она поцеловала его. Отчаянно, страстно, словно это был последний поцелуй в их жизни.

Корабль содрогнулся. Треск — и главная мачта рухнула, едва не раздавив двоих матросов. Капитан Марко отлетел от штурвала, ударившись о борт.

— Всё! — кричал кто-то. — Корабль разламывается! Спасайся кто может!

Матросы прыгали за борт, хватались за обломки, за бочки — за всё, что могло держать на плаву. Море пожирало их, одного за другим. Крики обрывались в рёве волн.

Эдуар крепко обхватил ларец одной рукой, другой — Алис.

— Что бы ни случилось, — прокричал он ей в ухо, — не отпускай меня!

— Никогда!

Последняя волна накрыла корабль. "Звезда Адриатики" переломилась пополам с оглушительным треском. Палуба ушла из-под ног.

И они полетели в ледяную, чёрную пасть моря.

Вода приняла Эдуара как удар. Холод пронзил до костей, выбил воздух из лёгких. Он погружался, кувыркаясь в хаосе волн, не понимая, где верх, где низ.

Рука Алис вырвалась из его хватки. Он попытался схватить её снова, но течение разделило их. Последнее, что он увидел — её силуэт, тянущийся к нему, отдаляющийся...

Потом только тьма. Холод. И голос, шепчущий в глубине:

*Добро пожаловать в наш мир, дитя человеческое. Здесь мы — короли. Здесь твой Бог не слышит молитв.*

Эдуар попытался всплыть, но сил не было. Руки и ноги одеревенели от холода. Ларец тянул вниз, как якорь.

*Отпусти его. Отпусти — и всплывешь. Спасёшься. Отпусти — и мы отпустим тебя.*

Он почувствовал прикосновение. Не руки — что-то другое. Холодное, скользкое, обвивающее ногу. Тянущее глубже.

*Отпусти...*

Его пальцы начали разжиматься. Ларец скользнул. Ещё чуть-чуть — и он исчезнет в глубине...

И вдруг Эдуар увидел свет. Не снаружи — изнутри. Воспоминание. Командор Бертран, кладущий руку ему на голову, благословляющий. "Ты был сыном, которого у меня никогда не было. Я горжусь тобой."

Жоффруа де Шарни, жертвующий свободой ради их спасения.

Уильям де Бомонт и его люди, умирающие в Проклятом лесу.

Священник, давший лошадей и карту.

Алис. Её глаза. Её поцелуй. Её слова: "Если ты умрёшь, я умру с тобой."

Столько жертв. Столько людей отдали всё, чтобы он дошёл до конца.

Он не имел права сдаться.

Эдуар сжал ларец изо всех сил. Рванулся вверх, пиная воду, игнорируя боль, холод, ужас. Что-то схватило его за лодыжку крепче, но он пнул — и почувствовал, как невидимая хватка ослабла.

Голос в голове взревел от ярости:

*ГЛУПЕЦ! ТЫ МОГ БЫТЬ СВОБОДЕН!*

Но Эдуар уже не слушал. Он плыл вверх, к свету, к жизни. Лёгкие горели, в глазах темнело, но он плыл.

И вынырнул.

Глоток воздуха был слаще всего, что он пробовал в жизни. Волны всё ещё были высокими, но шторм начал стихать. Рассвет окрашивал небо в серые и розовые тона.

Вокруг плавали обломки корабля. Бочки, доски, куски парусов. И тела. Столько тел.

— Алис! — закричал Эдуар, вертя головой. — Алис!

Нет ответа. Только плеск волн и крики чаек.

— АЛИС!

Паника сжала горло. Нет. Только не она. Она не может умереть. Не после всего, через что они прошли.

— Эдуар...

Слабый голос. Он повернулся — и увидел. Она цеплялась за обломок мачты в двадцати футах от него. Живая. Бледная, едва держащаяся, но живая.

Он поплыл к ней, толкая перед собой ларец, который действительно не тонул. До неё было всего несколько гребков, но они показались вечностью.

Наконец он дотянулся, схватил её руку.

— Я здесь. Я здесь. Держись.

— Думала... думала, потеряла тебя, — прошептала она.

— Никогда, — он прижал её к себе. — Я обещал. Мы вместе. До конца.

Они цеплялись за обломок, ожидая. Шторм утих полностью. Море стало спокойным, почти мирным. Словно ничего и не было.

К полудню они увидели парус. Корабль шёл с севера, меняя галс. Рыбацкое судно, небольшое, но крепкое.

Эдуар махал руками, кричал. Алис тоже. Корабль изменил курс, направился к ним.

Их вытащили на палубу — промокших, замёрзших, полумёртвых. Капитан, старый англичанин с добрым лицом, укрыл их одеялами, дал горячего бульона.

— Кораблекрушение, — сказал он. — Видели обломки. Вы единственные выжившие?

— Да, — хрипло ответил Эдуар. — Только мы.

— Везучие. Море редко отпускает. — Капитан посмотрел на ларец, который Эдуар всё ещё сжимал. — Что это?

— Семейная реликвия. Единственное, что осталось.

Капитан кивнул, не задавая больше вопросов.

— Идём в Дувр. Доставим через пару часов. Оттуда — как знаете.

Эдуар и Алис сидели на палубе, прижавшись друг к другу, глядя, как вдали показывается берег. Англия. Белые скалы Дувра, вздымающиеся над морем.

Они добрались. Вопреки всему — добрались.

Но путешествие ещё не закончилось. Впереди — вся Англия. А за ней — Шотландия. И Росслин, где наконец можно будет положить конец этому кошмару.

Если они доживут.

---

                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ОСТРОВ КОРОЛЕЙ

  Глава 6

Дувр встретил их серым дождём и пронизывающим ветром. Они сошли на берег,благодаря старому рыбаку за спасение. У них не осталось денег для оплаты, но капитан отмахнулся.

— Храни вас Бог, молодые. Море забрало достаточно жизней. Рад, что смог вернуть хоть двоих.

Дувр был шумным портовым городом, полным солдат, торговцев и контрабандистов. Эдуар и Алис бродили по узким улицам, промокшие, без гроша, с одним только проклятым ларцом за плечами.

— Нам нужна еда, одежда и лошади, — Алис перечисляла на пальцах. — И у нас нет ничего, чтобы это купить.

— Есть, — Эдуар вытащил из-за пояса небольшой кинжал. — Это подарок командора. Рукоять инкрустирована серебром. Можем продать.

— Но это же память о нём...

— Он бы хотел, чтобы я использовал это для выживания, а не хранил как реликвию. — Эдуар сжал кинжал. — Мёртвым не нужны сувениры. Живым нужна еда.

Они нашли лавку ростовщика — мрачное место с зарешёченными окнами. Хозяин, тучный мужчина с жадными глазами, осмотрел кинжал, взвесил на руке.

— Хорошая работа. Французская. — Он прищурился. — Откуда у молодой пары такая вещь?

— Наследство, — коротко ответил Эдуар. — Сколько дадите?

— Два фунта серебром.

— Это стоит минимум пять!

— Два — или идите в другое место. — Ростовщик знал, что выбора у них нет.

Эдуар сжал зубы, но кивнул. Два фунта — это хотя бы что-то. Еды на неделю, может, дешёвые лошади.

С деньгами они купили хлеб, сыр, сушёное мясо. Новую одежду — простую, дорожную. Алис взяла мужской костюм снова — безопаснее. Эдуар — кожаный жилет, плащ с капюшоном. Ничего примечательного, ничего, что привлекало бы внимание.

Лошадей нашли на рынке — двух кляч, старых, но ещё способных идти. Торговец запросил полтора фунта за обеих. Эдуар торговался, сбил до фунта.

К вечеру они выехали из Дувра на север. План был простой — через Кентербери к Лондону, оттуда на север через Мидлендс к шотландской границе. Две недели пути, может, три.

Но Англия короля Эдуарда II была не намного безопаснее Франции Филиппа. Папская булла против тамплиеров действовала и здесь, хоть и не так рьяно исполнялась. Эдуар знал — нужно быть осторожными, избегать больших городов, не привлекать внимания.

Первую ночь они провели в лесу, под открытым небом. Развели маленький костёр, грелись, ели сухой паёк. Эдуар выставил себя на первую стражу.

Алис легла, завернувшись в плащ, но не спала. Смотрела на звёзды сквозь ветви деревьев.

— Эдуар, — тихо позвала она. — Когда мы были под водой... что ты видел?

— Что ты имеешь в виду?

— Я видела тебя. Ты был так глубоко, что света не было. А потом... ты начал подниматься. Так быстро, так решительно. Словно что-то дало тебе силы. Что это было?

Эдуар долго молчал, глядя в огонь.

— Вы все. — Его голос был тихим. — Командор, Годфруа, Жоффруа, Уильям... все, кто жертвовал собой ради этой миссии. Я подумал — я не имею права их предать. Не имею права сдаться. Они умерли, веря, что я дойду до конца. И я дойду. Или умру, пытаясь.

Алис села, подвинулась ближе к нему. Положила голову на его плечо.

— Ты изменился, — прошептала она. — Когда мы встретились, ты был напуганным мальчиком, который только что потерял всё. Теперь ты... мужчина. Человек, который знает, за что умирает.

— Я всё ещё боюсь, — признался Эдуар. — Каждый день. Каждую ночь. Боюсь за тебя, за себя, за то, что случится, если мы не дойдём.

— Но ты продолжаешь идти. Это и есть мужество. Не отсутствие страха, а действие вопреки ему.

Они сидели молча, слушая треск костра и ночные звуки леса. Вдали ухал филин. Где-то выл волк. Обычные, земные звуки. После моря, после встречи с тем, что скрывается в глубинах — эти звуки были музыкой.

— Алис, — начал Эдуар, подбирая слова. — Когда всё закончится... когда я отдам ларец в Росслин... ты останешься со мной?

— А ты хочешь этого?

— Больше, чем чего-либо в жизни.

Она повернулась, посмотрела ему в глаза. В свете костра её лицо было мягким, прекрасным.

— Я была одна так долго, — прошептала она. — Не верила, что кто-то может захотеть быть рядом не из нужды, а из желания. Но ты... ты заставил меня поверить. Поверить, что можно быть с кем-то и не терять себя. Что можно доверять.

Он поцеловал её. Нежно, не так отчаянно, как во время шторма, но с не меньшей глубиной чувства. Она ответила, обнимая его, прижимаясь ближе.

Когда они отстранились, Алис улыбалась — настоящей, светлой улыбкой.

— Да, — сказала она. — Я останусь. Куда бы ты ни пошёл — я буду рядом.

Они заснули у костра, в объятиях друг друга. И в эту ночь Эдуару не снились кошмары. Впервые за много дней — только глубокий, спокойный сон.

---

Следующие дни слились в монотонный ритм дороги. Вставать на рассвете, ехать весь день, останавливаться на ночь в лесу или, если везло, в деревенской таверне. Англия проплывала мимо — холмы Кента, богатые поместья, маленькие деревушки с каменными церквями.

На третий день они достигли Кентербери. Город-святыня, место паломничества к могиле святого Томаса Бекета. Эдуар хотел объехать его стороной, но Алис убедила:

— Нам нужна информация. Что происходит в стране? Ищут ли нас? В городе это узнать легче.

Они въехали через южные ворота. Кентербери кишел паломниками — людьми со всей Англии и даже из-за моря, идущими поклониться святыне. В толпе было легко затеряться.

На рыночной площади Эдуар услышал глашатая:

— Слушайте все! По приказу его величества короля Эдуарда, всем подданным вменяется в обязанность докладывать о беглых тамплиерах! Особо разыскиваются двое молодых людей — мужчина и женщина, везущие украденную реликвию! Награда — сто фунтов серебром!

Эдуар и Алис переглянулись. Сто фунтов — это целое состояние. За такие деньги предаст кто угодно.

— Нужно уходить из города, — прошептал Эдуар. — Немедленно.

Но было уже поздно. Человек в толпе — торговец с хитрым лицом — внимательно смотрел на них. Слишком внимательно. Эдуар видел, как в его глазах загорелась жадность.

— Алис, — тихо сказал он. — Нас узнали. За нами.

Они начали пробираться через толпу, стараясь не бежать, чтобы не привлекать ещё больше внимания. Но торговец уже кричал:

— Стража! Это они! Беглецы-тамплиеры!

Головы повернулись. Толпа заволновалась. Где-то в стороне раздался свисток — городская стража реагировала.

— Бежим! — Эдуар схватил Алис за руку, и они рванули прочь.

Они мчались по узким улицам, толкая зевак, перепрыгивая через торговые лотки. За спиной — крики, топот сапог. Стража гналась, и с ней — толпа горожан, жаждущих награды.

— Туда! — Алис указала на переулок между домами.

Они нырнули туда, побежали по лабиринту задворок. Кентербери был старым городом, полным тупиков и скрытых проходов. Это могло спасти или погубить.

Впереди — тупик. Высокая стена. Эдуар обернулся — погоня приближается.

— Чёрт! — он попытался вскарабкаться по стене, но камни были слишком гладкими.

Алис огляделась, увидела бочки у стены. Быстро подкатила одну, встала на неё, подтянулась на стену.

— Давай руку!

Эдуар запрыгнул на бочку, ухватился за протянутую руку Алис. Она помогла ему подняться. Они перемахнули через стену — и оказались в монастырском саду.

Монахи, работавшие на грядках, подняли головы в изумлении. Настоятель, старик с длинной седой бородой, сделал шаг вперёд:

— Что за безобразие?! Это святое место!

— Простите, отец, — Эдуар сложил руки в мольбе. — Мы ищем убежища. Нас преследуют несправедливо.

— Все говорят так, — настоятель прищурился. — Но закон есть закон.

За стеной раздались голоса стражи, стук в ворота.

— Откройте! Именем короля!

Настоятель колебался. Эдуар видел борьбу в его глазах — долг перед законом против милосердия веры.

— Пожалуйста, — прошептал он. — Мы не преступники. Мы везём святыню, которую пытаются украсть для злых целей. Дайте нам укрыться, хотя бы на час.

Что-то в его голосе, в его глазах — искренность, отчаяние — тронуло старика. Он кивнул.

— Быстро. В часовню. Там, в подвале, есть старое хранилище. Спрячетесь там.

Монах повёл их к небольшой часовне в углу сада. Внутри, за алтарём, была скрытая дверь. Узкая лестница вела вниз, в каменное помещение — древнее, возможно, ещё англосаксонских времён.

— Сидите тихо, — приказал настоятель. — Я задержу стражу. Скажу, что никого не видел. Но если начнут обыскивать — я не могу врать прямо. Монашеский обет.

— Спасибо, отец. Бог воздаст вам.

— Бог воздаст всем, — загадочно ответил старик и закрыл дверь.

Эдуар и Алис сидели в темноте подвала, прислушиваясь. Сверху доносились голоса:

— Настоятель Ансельм, мы ищем беглецов. Видели ли вы молодую пару, перелезшую через вашу стену?

— Через стену нашего монастыря? — голос настоятела звучал возмущённо. — Это святотатство! Если бы я видел таких наглецов, немедленно сообщил бы.

— Можем мы обыскать территорию?

Пауза. Долгая, мучительная пауза.

— Можете. Но тихо. Здесь братья молятся. Не хотелось бы нарушать их покой ради ваших мирских дел.

Шаги. Много шагов. Стража обыскивала монастырь. Эдуар слышал, как они проходят мимо часовни, как открывают двери келий, как обыскивают хранилища.

Один голос, совсем близко:

— А что в часовне?

— Алтарь, иконы, святая вода. Всё как положено в доме Божьем.

— Проверим.

Шаги в часовне. Эдуар затаил дыхание. Рука сжала рукоять кинжала — единственного оружия, что у него осталось после продажи командорского.

Если они найдут скрытую дверь...

Но не нашли. Через минуту голос стражника:

— Чисто. Идём дальше.

Обыск продолжался ещё полчаса. Потом голоса удалились. Стража ушла, решив, что беглецы сбежали другим путём.

Дверь открылась. Настоятель Ансельм заглянул внутрь.

— Ушли. Но они будут патрулировать улицы весь день. Вам нужно оставаться здесь до ночи.

— Мы не хотим подвергать вас опасности, отец, — начал Эдуар.

— Тихо. — Старик спустился в подвал, присел на каменную скамью. — Расскажите мне правду. Кто вы? И что везёте?

Эдуар колебался. Но старик спас их. Он заслуживал правды.

— Я был оруженосцем тамплиеров. Мой командор, перед арестом, дал мне задание — доставить священную реликвию в Шотландию, в Росслин. Чтобы её спрятали там, где никто не найдёт.

— Какую реликвию?

— То, что называют Печатью Соломона. Древний свиток с знанием, которое... которое опасно. Которое может разрушить мир, если попадёт в чужие руки.

Настоятель молчал долго. Потом кивнул медленно.

— Я слышал легенды. О том, что тамплиеры нашли под Храмом в Иерусалиме. Говорили разное — Ковчег Завета, Святой Грааль, истинный крест. — Он посмотрел на Эдуара серьёзно. — Но я также слышал о другом. О знаниях, которых человек знать не должен. О книгах, записанных языками ангелов — падших ангелов. — Он помолчал. — Покажи мне.

Эдуар достал ларец. Даже в темноте подвала печать на крышке слабо светилась.

Настоятель Ансельм увидел символ — шестиконечную звезду с письменами — и побледнел. Его рука задрожала, когда он осенил себя крестом.

— Боже всемилостивый, — прошептал он. — Это... это действительно Печать. Истинная Печать Соломона, которой он связывал демонов и заставлял их строить Храм.

— Вы знаете об этом?

— Я не всегда был монахом, юноша. В молодости я изучал тайные книги. Интересовался каббалой, алхимией, астрологией. Искал знания за пределами того, что позволяет церковь. — Он вздохнул. — Пока не понял, что некоторые двери лучше держать закрытыми. Что некоторые знания убивают того, кто к ним прикасается.

— Вы видели что-то? — тихо спросила Алис.

— Я видел человека, который попытался призвать демона, используя старинный гримуар. — Голос настоятеля дрожал от воспоминаний. — Человека, который был моим учителем, моим другом. Он прочёл заклинание, нарисовал печать, зажёг свечи. И... пришло что-то. Не то, что он ожидал. Что-то древнее, голодное, злое. Оно забрало его. Тело осталось, но человека внутри больше не было. Только оболочка, которая говорила чужим голосом и смотрела глазами, в которых не было души.

— Что случилось с ним?

— Мы сожгли его. Живым. Потому что это было единственное милосердие, которое мы могли ему дать. — Настоятель закрыл глаза. — После того дня я пришёл в монастырь. Дал обет никогда не прикасаться к тайному знанию. Молиться за прощение своего любопытства.

Он посмотрел на ларец с ужасом и благоговением одновременно.

— То, что внутри... это одна из изначальных печатей. Сделанная не Соломоном, а теми, кто был до него. Нефилимами, детьми ангелов и людей. Они записали там истинные имена. Имена, знание которых даёт власть над духами, над материей, над самой реальностью.

— Если это так опасно, почему тамплиеры не уничтожили это?

— Потому что не могли. — Настоятель вздохнул. — Печати изначальных существ не подчиняются законам нашего мира. Их нельзя уничтожить огнём, водой, мечом. Можно только спрятать. Хранить. Молиться, чтобы никто никогда не произнёс слова, записанные там.

— А если кто-то произнесёт? — спросил Эдуар, вспоминая свои кошмары.

— Тогда врата откроются. Врата между нашим миром и... другим. Местом, где обитают те, кто был изгнан Богом. Нефилимы, демоны, падшие ангелы. Они вернутся. И начнётся то, что Библия называет Апокалипсисом. Но не как аллегория, а буквально. Конец дней. Конец человеческого владычества.

Тишина была оглушающей. Эдуар чувствовал, как по спине ползут мурашки. Он всё это время нёс... ключ к концу света?

— Но Росслин... там могут остановить это?

— Росслин — особое место, — кивнул настоятель. — Там земля пропитана старой магией. Древние друиды совершали там ритуалы задолго до христиан. Там барьер между мирами толще. Если где и можно запечатать такую вещь навсегда, то там. — Он встал. — Вы должны добраться туда. Любой ценой. Потому что если эта печать попадёт к Ногаре, к королю, к кому-то, кто захочет использовать её силу... — он не закончил. Не нужно было.

— Поможете нам выбраться из города?

— Помогу. Ночью, когда стража сменится. У нас есть телега для доставки хлеба в соседнюю деревню. Вы спрячетесь в ней. Это выведет вас за городские стены. А дальше — ваш путь.

— Спасибо, отец. — Эдуар поклонился. — Вы святой человек.

— Нет, — печально улыбнулся Ансельм. — Я грешник, пытающийся искупить прошлые ошибки. Помощь вам — маленький шаг к искуплению.

Они ждали в подвале до глубокой ночи. Настоятель принёс им еды, вина, даже новые плащи — тёплые, монашеские. Маскировка.

Когда пробило полночь, он вернулся.

— Пора. Телега готова.

Они выбрались из подвала. Монастырский двор был тих и пуст. Луна скрывалась за облаками. У ворот стояла деревянная телега, запряжённая старой лошадью. В кузове — мешки с хлебом.

— Залезайте между мешками. Накроетесь сверху. Брат Томас повезёт вас. Он немой, так что вопросов не задаёт и не отвечает. Идеальный возница для тайной поездки.

Эдуар и Алис забрались в телегу, устроились между мешками. Тесно, неудобно, но терпимо. Сверху накидали ещё мешки, полностью скрыв их.

Через щель Эдуар видел, как настоятель Ансельм подходит к вознице — крупному монаху с добрым лицом — и что-то шепчет ему. Монах кивает, садится на козлы.

Телега тронулась. Они ехали медленно, чтобы не привлекать внимания. Эдуар слышал, как скрипят ворота монастыря, как они выезжают на улицу.

— Стой! Проверка!

Голос стражника. Телега остановилась. Эдуар напрягся, сжимая ларец.

— Монах? Куда едешь в такой час?

Брат Томас не отвечал — не мог. Но показывал жестами — на мешки, на дорогу, на восток.

— Хлеб везёшь? — стражник похлопал по мешкам. Один удар пришёлся совсем близко от головы Эдуара. — Ладно, проезжай. Святым отцам виднее.

Телега снова тронулась. Через ворота, по ночной дороге. Город остался позади.

Эдуар выдохнул. Снова спаслись. Снова удача была на их стороне.

Но он знал — удача не вечна. Рано или поздно она закончится. И тогда...

Он не хотел думать о "тогда". Не сейчас.

Телега катила на север, под звёздным небом. В Лондон. К сердцу Англии.

И с каждой милей Росслин становился ближе.

---

  Глава 7

Лондон встретил их через три дня. Огромный, шумный, грязный — самый большой город Англии, сердце королевства. Темза текла через него, как артерия, полная жизни и смерти.

Брат Томас высадил их на окраине, возле Саутуоркских доков. Указал на север жестом — туда, где за рекой высились башни Тауэра и шпили собора Святого Павла.

Эдуар и Алис, всё ещё в монашеских плащах, двинулись в город. Нужно было пройти его насквозь, выйти с северной стороны и продолжить путь. Но проблема была в том, что Лондон кишел королевскими агентами.

— Нужно быть осторожными, — прошептала Алис. — Здесь каждый второй — доносчик. За хорошую цену продадут родную мать.

Они шли по узким улицам, стараясь не выделяться. Монашеские рясы помогали — монахов в Лондоне было много, никто не обращал на них особого внимания.

Но на Лондонском мосту их остановил патруль.

— Документы.

Эдуар замер. Документов у них не было. Совсем.

— Мы... монахи из Кентербери, — начал он, надеясь, что капюшон скроет лицо. — Следуем в монастырь Святого Албана.

— Без охранных грамот? — Сержант патруля был опытным солдатом, видавшим виды. Он не верил ни единому слову. — Снимите капюшоны.

— Мы дали обет...

— Сказал, снимите! — Сержант положил руку на меч.

Другого выбора не было. Эдуар откинул капюшон. Алис тоже.

Сержант прищурился, вглядываясь в их лица. Потом достал из-за пояса свёрток — рисунок. Примитивный, но узнаваемый. Портреты Эдуара и Алис.

— Вот как, — медленно произнёс он. — Беглые тамплиеры. Награда в сто фунтов серебра. — Он улыбнулся, но улыбка была хищной. — Мой счастливый день.

Его рука рванулась к мечу. Эдуар среагировал быстрее — ударил, сбив солдата с ног. Выхватил кинжал.

Остальные в патруле — трое — бросились на него. Алис схватила палку с земли, ударила одного по голове. Тот рухнул.

Эдуар парировал удар меча кинжалом, ударил ногой в колено второму солдату. Тот взвыл, упал.

Третий пытался схватить Алис, но она юркнула под его рукой, ударила в пах. Солдат согнулся, хватая ртом воздух.

— Бежим! — крикнул Эдуар.

Они рванули через мост, отталкивая зевак. За спиной раздавался свист — патруль звал подкрепление. Вся городская стража вот-вот кинется в погоню.

Они нырнули в первый попавшийся переулок. Лондон был лабиринтом — сотни узких проходов, тупиков, скрытых двориков. Можно было затеряться, если знать город.

# ПЕЧАТЬ СОЛОМОНА (продолжение 8)

Но они не знали Лондона.

Они бежали наугад, сворачивая то влево, то вправо. Погоня приближалась — свистки, крики, топот сапог. Казалось, весь город поднялся на охоту.

— Сюда! — Алис заметила открытую дверь дома. Они влетели внутрь.

Внутри оказалась мастерская ткача. За станком сидела старуха, вглядываясь в работу близорукими глазами. Она подняла голову, увидев их.

— Что за...

— Прошу, — Эдуар сложил руки молитвенно. — Спрячьте нас. Хоть на несколько минут.

Старуха оглядела их. Два молодых человека, запыхавшихся, испуганных. За окном проносилась погоня.

Что-то в её лице изменилось. Размягчилось.

— Быстро. Наверх. В чулан под крышей. И ни звука.

Они взлетели по узкой лестнице. Чулан был крошечным, забитым старыми тканями и пряжей. Едва влезли, притаились.

Внизу раздался стук в дверь. Грубый, властный.

— Открывай! Королевская стража!

Старуха открыла. Голос сержанта, того самого, что на мосту:

— Здесь пробегали двое. Видела?

— Я полуслепая, сынок. Вижу только то, что перед носом. Никого не видела.

— Мы проверим.

Звуки обыска. Солдаты рылись в мастерской, переворачивали ткани, заглядывали за станки.

— Наверх есть вход?

— Да, но там только старое тряпьё. Годами не поднималась.

— Проверим всё равно.

Шаги на лестнице. Эдуар и Алис притаились, затаив дыхание. Эдуар сжимал кинжал, готовый продать жизнь дорого.

Дверь чулана начала открываться...

И тут внизу раздался грохот. Что-то тяжёлое упало.

— Что там?! — крикнул сержант, сбегая вниз.

— Ой, прости, милый, — голос старухи был виноватым. — Нечаянно ткацкий станок уронила. Старая я, руки трясутся.

Сержант выругался.

— Ладно, здесь их нет. Идём дальше!

Патруль выбежал. Старуха закрыла дверь, поднялась наверх.

— Вылезайте. Ушли.

Эдуар и Алис выбрались из чулана. Старуха смотрела на них острым взглядом.

— Кто вы? И почему вся королевская стража за вами охотится?

— Мы... — Эдуар начал было врать, но взгляд старухи остановил его. В этих глазах было слишком много мудрости, чтобы поверить лжи. — Мы везём нечто важное. Нечто, что многие хотят отобрать. Мы должны доставить это на север, в Шотландию.

— В Шотландию? — Старуха фыркнула. — К Брюсу, этому узурпатору и убийце? Король Эдуард его ненавидит. А вы прямо в его владения идёте.

— У нас нет выбора.

Старуха долго смотрела на них. Потом кивнула.

— Хорошо. Не моё дело судить. Но вам нужна помощь. Весь Лондон сейчас будет прочёсываться. Вы не выберетесь просто так.

— Вы знаете способ?

— Знаю. — Она подошла к окну, выглянула на улицу. — Есть в Лондоне... места. Места, куда королевская власть не суётся. Где хозяйничают другие люди. Воры, контрабандисты, убийцы. Саутуоркские трущобы. Если туда попадёте — королевская стража не рискнёт следовать.

— Но и мы там можем погибнуть, — заметила Алис.

— Можете. Но есть человек, который может провести. За цену. — Старуха написала что-то на клочке ткани. — Идите на Ропермейкер-стрит, дом с красной дверью. Спросите Чёрного Тома. Скажите, что вас послала Маргарет-ткачиха. Он должен мне одолжение — много лет назад я спасла его сына от виселицы.

— Спасибо, — Эдуар взял клочок ткани. — Вы спасли нам жизнь.

— Спасла сегодня. Завтра — кто знает. — Маргарет погладила Алис по щеке материнским жестом. — Береги его, девочка. Хорошие мужчины — редкость в наше время.

— Берегу, — прошептала Алис.

Они покинули мастерскую через заднюю дверь, углубились в лабиринт переулков. Ропермейкер-стрит нашли к вечеру — узкую, грязную улицу в самом сердце Саутуорка, там, где даже днём было темно от нависающих домов.

Дом с красной дверью выглядел как любой другой — покосившийся, обшарпанный. Эдуар постучал.

Дверь открылась, и в щели показалось лицо — молодое, но с глазами старика. Лицо человека, видевшего слишком много тёмного.

— Что надо?

— Чёрного Тома. Нас послала Маргарет-ткачиха.

Дверь открылась шире. Парень оглядел их с ног до головы.

— Входите. Быстро.

Внутри было темно и пахло затхлостью. Узкий коридор вёл в комнату, где за столом сидел мужчина лет сорока — высокий, жилистый, с лицом, которое могло быть красивым, если бы не шрам через всю левую сторону.

— Значит, Маргарет прислала, — его голос был хрипловатым, словно от старой раны в горле. — Старая ведьма никогда не забывает долгов. — Он указал на скамьи. — Садитесь. Говорите, что нужно.

— Нам нужно выбраться из Лондона, — сказал Эдуар. — Незамеченными. Вся городская стража нас ищет.

— Вижу. — Чёрный Том усмехнулся. — Две молодые особы с наградой на головах. Сто фунтов, если слухи верны. Серьёзные деньги.

— Вы хотите выдать нас?

— Хочу. Но не могу. Должен Маргарет. — Он налил себе эля из кувшина, выпил залпом. — Провести вас могу. Но это будет стоить. И не денег, денег у вас, судя по виду, нет. Другая цена.

— Какая?

— Услуга за услугу. Я провожу вас из города. А вы, когда-нибудь, когда я попрошу — сделаете для меня нечто. Без вопросов, без отказа.

Эдуар нахмурился. Давать такое обещание было опасно — не знаешь, что попросят.

— Как я могу доверять, что вы не попросите чего-то... чудовищного?

— Не можешь. — Том пожал плечами. — Но выбора у тебя нет. Либо так, либо сдаюсь стражу и получаю сто фунтов. Что выбираешь?

Эдуар посмотрел на Алис. Она едва заметно кивнула. Риск, но иного пути нет.

— Хорошо. Согласен.

— Мудрый выбор. — Том встал. — Отдыхайте сегодня здесь. Завтра на рассвете выйдем. Я проведу вас через катакомбы.

— Катакомбы?

— Под Лондоном есть целый мир. Старые римские туннели, канализация, подвалы, соединённые проходами. Там живут те, кто не хочет видеть солнца. Воры, беглецы, прокажённые, сумасшедшие. — Он ухмыльнулся. — Место не для слабонервных. Но там королевские солдаты не сунутся даже за тысячу фунтов.

Им дали комнату наверху — убогую, но с замком на двери. Эдуар запер их, положил ларец на шаткий стол.

— Мы продолжаем давать обещания, которые можем не выполнить, — устало сказал он.

— У нас нет выбора. — Алис легла на единственную кровать. — Мы должны дойти до Росслина. Любой ценой.

— Любой ценой, — эхом повторил Эдуар. — Но какой ценой? Сколько людей должны пострадать ради этого?

— Столько, сколько нужно, чтобы спасти всех остальных. — Она посмотрела на него. — Настоятель Ансельм сказал — если печать откроют, начнётся апокалипсис. Конец мира. Ты готов позволить этому случиться?

— Нет. Но...

— Никаких но. — Она села, взяла его за руку. — Эдуар, послушай. Я понимаю, что тебе тяжело. Что ты чувствуешь вину за каждую смерть, за каждую жертву. Но это не твоя вина. Это вина тех, кто охотится на нас. Филиппа, Ногаре, жадных королей и фанатичных священников. Они создали эту ситуацию. Мы просто пытаемся исправить её.

Он знал, что она права. Но знание не делало легче. Каждую ночь его мучили лица — командор Бертран, Уильям де Бомонт, капитан Марко и его команда. Все, кто умер, чтобы он дошёл до этого момента.

Они легли рядом, держась за руки. За окном Лондон погружался в ночь — шумный, опасный, равнодушный к их судьбе.

И Эдуар снова задремал с тревогой — придёт ли кошмар? Будет ли голос шептать в темноте?

Но этой ночью сон был другим.

Он видел Росслин. Часовню, которую ещё не достроили — стены только поднимались, леса окружали здание. Но даже недостроенная, она излучала силу. Древнюю, глубокую силу земли.

Внутри, в крипте под часовней, стоял человек. Старик с длинной седой бородой, в одеянии, покрытом символами. Он держал в руках книгу — не ту, что в ларце, но похожую. И читал. Слова на языке, которого не должно быть.

— Кто ты? — крикнул Эдуар.

Старик поднял голову. Глаза его светились тем же зелёным светом, что печать на ларце.

— Я Уильям Синклер. Хранитель тайн. Строитель Росслина. Я жду тебя, носитель печати. Жду, чтобы принять ношу, которую ты несёшь. Жду, чтобы спрятать её так глубоко, что даже время её не найдёт.

— Я приду. Скоро.

— Поспеши. Силы, охотящиеся за печатью, собираются. Скоро они нападут всей мощью. И даже Росслин может не устоять, если они придут раньше тебя.

Видение растворилось. Эдуар проснулся с колотящимся сердцем. За окном был рассвет.

Алис проснулась тоже, почувствовав его движение.

— Что случилось?

— Сон. Но не кошмар. Видение. — Он рассказал о старике, о Росслине, о предупреждении.

— Значит, нужно спешить ещё больше, — заключила Алис.

В дверь постучали. Голос Чёрного Тома:

— Вставайте. Пора идти.

Они спустились вниз. Том ждал их с двумя факелами и тяжёлой дубинкой.

— Оружие есть?

— Кинжал, — показал Эдуар.

— Маловато. Но сойдёт. — Том дал Алис небольшой топорик. — Держи. Внизу встречаются... неприятные вещи. Нужно уметь защищаться.

Он повёл их в подвал дома. Там, за грудой старых бочек, была скрытая дверь. За ней — лестница, уходящая вниз. Каменные ступени, скользкие от влаги, исчезали во тьме.

— Это старый римский водопровод, — объяснял Том, зажигая факел. — Проходит под всем городом. Есть места, где он соединяется с канализацией, с подвалами, с катакомбами. Целая сеть. Я знаю её как свои пять пальцев.

Они спустились. Воздух стал холодным, влажным, пропитанным запахом гнили и плесени. Факел освещал узкий туннель — стены из старого кирпича, покрытые слизью. Под ногами текла вода — грязная, зловонная.

— Идите за мной. Не отставайте. Здесь легко заблудиться. И не только заблудиться. — Том вёл их уверенно, сворачивая то влево, то вправо.

Эдуар слышал звуки. Капель воды. Скрежет камня о камень. И ещё что-то. Шёпот. Словно сотни голосов шептали одновременно, но слов разобрать нельзя.

— Не обращайте внимания, — сказал Том. — Это эхо. Играет с разумом.

Но Эдуар не был уверен, что это просто эхо. Ларец за его спиной снова начал греться. Слабо, но ощутимо.

Они шли час. Может, больше. В темноте время терялось. Туннели сменялись камерами, камеры — новыми туннелями. Иногда они проходили мимо ответвлений, из которых тянуло холодом и страхом.

— Туда не ходите никогда, — предупредил Том, указывая на одно особенно тёмное ответвление. — Там живут те, кто... изменился. Долго пробыв в темноте, они стали не совсем людьми.

— Что вы имеете в виду?

— Лучше не знать.

Они прошли ещё немного, когда впереди раздался звук. Шаги. Много шагов. И голоса — низкие, гортанные.

Том остановился, поднял руку.

— Тихо. Прячемся.

Они прижались к стене, погасив факелы. В темноте Эдуар слышал, как приближаются шаги. И видел свет — другие факелы, идущие по туннелю.

Группа людей. Нет, не людей. Они шли на двух ногах, были одеты в лохмотья, но в движениях было что-то звериное. И глаза... глаза светились в темноте, как у кошек.

— Обитатели глубин, — прошептал Том. — Не двигайтесь. Они идут по запаху. Если почуют страх — нападут.

Эдуар затаил дыхание. Существа прошли мимо, в пяти шагах от них. Одно остановилось, принюхалось. Повернуло голову в их сторону.

Эдуар увидел лицо. Когда-то человеческое, теперь — искажённое. Кожа серая, зубы слишком длинные, глаза без зрачков — просто светящиеся пятна.

Существо смотрело прямо на них. Секунда. Две. Вечность.

Потом отвернулось и пошло дальше. Группа удалилась, растворилась в темноте.

Том выдохнул.

— Повезло. Обычно они не так сговорчивы. — Он зажёг факел снова. — Идём. Быстрее. Не хочу встречаться с ними снова.

Они ускорились. Туннели начали подниматься. Воздух стал чуть свежее.

— Скоро выход, — сказал Том. — За северной стеной города. Там заброшенная ферма. Оттуда — ваш путь.

Наконец впереди замаячил свет. Настоящий, дневной свет. Они вышли из туннеля в полуразрушенный подвал старого дома. Поднялись наверх — действительно, ферма, давно покинутая.

Снаружи был день. Серый, дождливый, но день. Лондон остался позади — его стены видны в миле к югу.

— Вы свободны, — сказал Том. — Отсюда идите на север. К Сент-Олбансу, потом к Йорку. Из Йорка до шотландской границы три дня. — Он посмотрел на Эдуара серьёзно. — Помни обещание. Когда-нибудь я попрошу. И ты не сможешь отказать.

— Я помню.

Том кивнул и исчез обратно в подвале, в темноту туннелей.

Эдуар и Алис остались одни. Дождь накрапывал, холодный, осенний.

— Ещё одно обещание, ещё один долг, — тихо сказала Алис.

— Да. Но мы живы. И движемся дальше.

Они пошли на север, прочь от Лондона. Впереди лежали равнины Мидлендса, древний Йорк, суровые земли Нортумбрии. А за ними — Шотландия.

И Росслин, где всё наконец закончится.

Или только начнётся.

---

  Глава 8

Дни слились в монотонное путешествие. Дороги были плохими — раскисшими от дождя, полными ям. Они избегали больших городов, ночевали в лесах или заброшенных фермах.

Еда кончилась на третий день после Лондона. Эдуар попробовал охотиться — но оказалось, что тренировка с мечом не учит стрелять из лука. Они голодали, питаясь ягодами и кореньями, что находила Алис.

На пятый день они встретили путников — семью крестьян, едущих на телеге. Эдуар попросил еды. Крестьянин, добродушный толстяк, поделился хлебом и сыром. Не просил ничего взамен — просто помог.

— Бог велит помогать страждущим, — сказал он просто.

Маленькие доброты в мире, полном зла. Они согревали душу больше, чем огонь.

Йорк они достигли через десять дней после Лондона. Древний город, бывшая столица римской Британии, полный истории и тайн. Здесь они могли купить лошадей, провиант для последнего рывка.

Но денег снова не было. Эдуар продал последнее, что у него оставалось — кольцо, подарок командора на шестнадцатилетие. Серебряное, с гравировкой креста тамплиеров.

Ростовщик в Йорке дал за него жалкие два шиллинга. Но этого хватило на двух старых лошадей и мешок овса.

Они выехали из Йорка на рассвете. До шотландской границы оставалось три дня пути. Три дня, и они будут в относительной безопасности.

Но на второй день случилось то, чего Эдуар боялся.

Они ехали по узкой лесной дороге, когда из-за деревьев выехали всадники. Двадцать человек, в доспехах, под королевским знаменем.

Во главе — рыцарь в полной броне. Он снял шлем, и Эдуар узнал лицо.

Гийом де Ногаре.

Канцлер Франции лично приехал в Англию. Лично возглавил погоню.

— Конец игры, мальчик, — голос Ногаре был спокойным, почти ласковым. — Ты забежал далеко. Дальше, чем я ожидал. Но конец всегда один. Сдавайся. Отдай печать. И, может быть, я дам тебе быструю смерть.

Эдуар посмотрел на Алис. В её глазах был вопрос. *Сражаемся?*

Двое против двадцати. Старые лошади против боевых скакунов. Кинжал и топорик против мечей и копий.

Шансов не было.

Но сдаваться Эдуар тоже не собирался.

— Никогда, — он выхватил кинжал. — Ты не получишь печать. Никогда.

Ногаре вздохнул.

— Как жаль. Мне нравится твоё упрямство, мальчик. В другой жизни ты мог бы стать великим человеком. Но не в этой. — Он махнул рукой. — Возьмите их. Живыми, если возможно. Мёртвыми — если нет. Но печать не повредите.

Всадники двинулись вперёд. Медленно, уверенно. Они знали — добыча не уйдёт.

Эдуар развернул лошадь.

— Скачи! — крикнул он Алис. — Быстро!

Они помчались по дороге. Старые лошади выжимали последние силы. За спиной — топот погони, становящийся всё громче.

Впереди дорога раздваивалась. Эдуар свернул влево, в лес. Может, между деревьями им удастся оторваться.

Но ветка, торчащая поперёк тропы, сбила его с лошади. Эдуар упал, покатился по земле. Ларец выпал из рук.

Алис развернула лошадь, поскакала обратно к нему.

— Нет! — кричал Эдуар. — Уезжай! Спасайся!

— Я не оставлю тебя! Никогда!

Она спрыгнула с лошади, помогла ему подняться. Они стояли спиной друг к другу, оружие наготове.

Всадники окружили их. Двадцать против двоих. Безнадёжность была абсолютной.

Ногаре спешился, подошёл медленно. Поднял с земли ларец.

— Наконец-то, — он гладил крышку почти нежно. — Столько трудов. Столько жертв. Но оно того стоило.

Он начал открывать ларец.

— Нет! — закричал Эдуар. — Не открывайте! Вы не знаете, что там!

— Я знаю. — Ногаре посмотрел на него. — Я знаю больше, чем ты думаешь. Я изучал древние тексты. Говорил с теми, кто помнит времена до церкви. Я знаю об истинной печати Соломона. О силе, которую она даёт. И я не боюсь.

Крышка открылась. Свиток внутри засветился — не слабым зелёным светом, как раньше, а ярким, ослепительным. Печать на нём пульсировала, как живое сердце.

Ногаре начал разворачивать свиток. Его глаза расширились, увидев письмена.

— Боже... это... это прекрасно...

И он начал читать.

Слова срывались с его губ — странные, угловатые, слова на языке, которого не должно было существовать. Каждое слово сотрясало воздух, как удар колокола. Каждое слово открывало что-то, что должно было оставаться закрытым.

Вокруг потемнело. Нет — не солнце село. Свет просто начал исчезать, словно его пожирала тьма. Деревья зашумели, словно увядая за секунды. Земля под ногами задрожала.

И из воздуха начало проступать что-то.

Сначала контуры. Потом формы. Высокие — невероятно высокие, больше десяти футов ростом. Человекоподобные, но не люди. Тела угловатые, пропорции нарушены. Лица без глаз, но с ощущением взгляда, пронзающего до костей.

Нефилимы. Потомки падших ангелов.

Солдаты закричали. Некоторые бросились бежать, но невидимая сила остановила их, словно упёрлись в стену. Они бились, как птицы в клетке.

Ногаре продолжал читать. Его голос становился всё громче, всё более нечеловеческим. Глаза пылали тем же зелёным светом, что и печать. Он больше не был собой. Он стал проводником. Вратами.

— Остановите его! — закричал Эдуар. — Кто-нибудь, остановите!

Но никто не мог двинуться. Сила, исходящая от свитка, парализовала всех.

И тут Эдуар почувствовал жар. Не снаружи — изнутри. В груди, в сердце. Словно что-то проснулось.

Он вспомнил слова командора: *"Ты особенный, Эдуар. Не знаю почему, не знаю как. Но я чувствую — в тебе есть сила, которую ты сам ещё не осознал."*

Эдуар никогда не понимал этих слов. До сегодня.

Он сделал шаг. Один. Против невидимой силы, державшей всех. Мышцы напряглись до предела, но он сделал ещё шаг.

— Что? — Ногаре прервал чтение, увидев движение. — Как ты...

— Не знаю, — прохрипел Эдуар, делая третий шаг. — Но я не позволю тебе уничтожить мир!

Он бросился вперёд. Ногаре попытался уклониться, но был слишком медленным — чтение свитка высосало из него силы.

Эдуар вырвал свиток из его рук. Прикосновение обожгло ладони — физически, буквально. Запах горелой плоти наполнил воздух.

Но он не отпустил.

Он посмотрел на письмена. Они извивались, живые, пытаясь проникнуть в его разум. Голос зашептал:

*Прочти. Закончи то, что он начал. Освободи нас. И мы дадим тебе всё. Силу. Власть. Бессмертие. Ты станешь больше человека. Ты станешь богом.*

— Нет, — Эдуар сжал свиток. — Я не хочу быть богом. Я хочу быть человеком. Человеком, который защищает тех, кого любит.

Он посмотрел на Алис. Она стояла, парализованная, как все, но в её глазах была вера. Вера в него.

И Эдуар понял, что должен сделать.

Он начал читать. Но не слова на свитке. Другие слова. Слова, которые всю жизнь слышал в церкви, на тренировках, из уст командора.

— *Pater noster, qui es in caelis... Отче наш, иже еси на небесех...*

Молитва. Простая, известная каждому христианину молитва "Отче наш".

Но когда он произнёс её, держа свиток, случилось невозможное.

Свет изменился. Из зелёного, болезненного, он стал золотым, чистым. Письмена на свитке задрожали, начали стираться, словно смываемые невидимой водой.

Существа завыли. Не голосом — звуком, который был глубже звука, который тряс кости и душу.

— *Sanctificetur nomen tuum... Да святится имя Твоё...*

Ногаре кричал:

— Нет! Что ты делаешь?! Ты уничтожаешь величайшее знание в истории!

— Я спасаю мир! — Эдуар продолжал молитву. — *Adveniat regnum tuum... Да приидет царствие Твоё...*

Свиток начал рваться. Сам, без прикосновения. Древний материал, переживший тысячелетия, рвался на части.

Существа исчезали. Сначала самые далёкие, потом ближе, ближе. Их вопли затихали, растворялись в воздухе.

— *Et ne nos inducas in tentationem... И не введи нас во искушение...*

Последнее существо, самое большое, самое древнее, смотрело на Эдуара. И он услышал голос — не угрожающий, не соблазняющий. Почти... грустный.

*Мы были здесь первыми. Мы учили вас. Любили ваших женщин. Дали вам цивилизацию. И вы забыли. Заменили нас новым богом, новыми правилами. Но мы помним. Мы всегда помним.*

— Может быть, — тихо сказал Эдуар. — Но ваше время прошло. Теперь это наш мир. Мир людей. Несовершенных, слабых, смертных. Но наш.

— *Sed libera nos a malo... Но избави нас от лукавого.*

Последнее существо исчезло. Свиток рассыпался в прах, развеялся ветром. Печать Соломона больше не существовала.

Ногаре рухнул на колени, глядя на пепел, сыпавшийся сквозь пальцы Эдуара.

— Ты... ты уничтожил... — он не мог подобрать слов. В его глазах было безумие, отчаяние, пустота.

Солдаты обрели способность двигаться. Некоторые сразу бросились прочь, в панике. Другие стояли, шатаясь, не понимая, что произошло.

Эдуар упал. Ноги не держали. Руки горели — кожа на ладонях обуглилась, где он держал свиток. Боль была невыносимой, но он чувствовал... облегчение. Огромное, всепоглощающее облегчение.

Всё кончилось. Печать уничтожена. Миссия выполнена.

Алис бросилась к нему, обняла, прижала к груди.

— Ты сделал это, — шептала она сквозь слёзы. — Ты спас всех нас.

Ногаре медленно поднялся. Достал меч. Посмотрел на Эдуара взглядом, полным ненависти.

— Ты отнял у меня всё. Годы работы, надежды, мечты. Я убью тебя. Медленно. Болезненно.

Он поднял меч для удара.

И тут из леса вылетела стрела.

Одна. Точная. Прямо в сердце Ногаре.

Канцлер Франции застыл, опустил взгляд на древко стрелы, торчащее из груди. Меч выпал из рук. Он рухнул на колени, потом навзничь.

Из леса вышли всадники. Двадцать, тридцать. В доспехах, но не английских. Под флагом с белым крестом на красном фоне.

Шотландцы.

Впереди ехал рыцарь в богатой броне. Он снял шлем, и Эдуар увидел лицо — средних лет, с рыжей бородой, с глазами, в которых горел огонь непокорённости.

— Роберт Брюс, — прошептала Алис.

Король Шотландии спешился, подошёл к Эдуару. Посмотрел на него, потом на пепел, который всё ещё сыпался с его ладоней.

— Значит, ты тот самый носитель печати, — голос Брюса был глубоким, властным. — Жак де Моле писал мне о тебе. Говорил, что ты важнее любой армии, любого сокровища. Я не понимал тогда. Теперь понимаю.

— Как вы... как вы узнали, где мы?

— Мои разведчики следили за тобой с тех пор, как ты пересёк границу. Я не мог позволить французам схватить тебя на шотландской земле. Это было бы оскорблением. — Брюс улыбнулся. — Хотя похоже, ты и сам справился прекрасно.

Он помог Эдуару подняться.

— Печать уничтожена?

— Да. Навсегда.

— Хорошо. — Брюс кивнул. — Тогда миссия выполнена. Тамплиеры могут быть горды тобой, мальчик. Ты сделал то, что не смог бы целый Орден.

Он повернулся к своим людям:

— Соберите французов. Тех, кто жив. Отправим их обратно к Эдуарду с посланием: шотландская земля не терпит захватчиков.

Потом посмотрел на Эдуара и Алис:

— А вы двое — поедете со мной. В Росслин. Да, я знаю, печати больше нет. Но Уильям Синклер всё равно захочет встретиться с тобой. Ты — часть истории. Последний носитель Печати Соломона.

---

  ЭПИЛОГ

**Росслин, Шотландия. Весна 1308 года**

Часовня была почти достроена. Стены поднялись до самой крыши, каменная резьба покрывала каждый сантиметр — ангелы и демоны, библейские сцены и языческие символы, всё переплеталось в удивительной гармонии.

Эдуар стоял у входа, глядя на работу каменщиков. Пять месяцев он прожил здесь, в Росслине. Пять месяцев покоя после месяцев бегства.

Руки его зажили, хотя шрамы остались — вечное напоминание о том дне, когда он держал печать. Иногда, по ночам, он видел сны. Но не кошмары. Просто образы. Древние города, высокие существа, мир, которого больше нет.

Уильям Синклер, старый хранитель тайн, сказал ему:

— Ты прикоснулся к знанию изначальных времён. Часть его осталась в тебе. Это не проклятие, Эдуар. Это дар. Ты будешь видеть вещи, которых не видят другие. Понимать то, что скрыто. Используй это с мудростью.

Эдуар не был уверен, хочет ли он этого дара. Но выбора не было.

— О чём задумался? — голос Алис за спиной.

Он обернулся. Она стояла в дверном проёме коттеджа, который Брюс дал им для жизни. Простого, маленького, но их собственного.

— О прошлом. О будущем.

— Прошлое мертво. Будущее ещё не наступило. — Она подошла, взяла его за руку. — Есть только сейчас. И сейчас мы живы, вместе, в безопасности. Разве этого мало?

— Нет, — он улыбнулся. — Этого более чем достаточно.

Они жили просто. Эдуар работал с каменщиками — оказалось, что руки, тренированные для меча, неплохо справляются с резцом. Алис помогала в деревне, учила детей читать — навык, редкий среди простолюдинов.

Роберт Брюс иногда навещал их, привозил новости. Филипп Красивый продолжал преследовать тамплиеров — сжигал их на кострах, забирал земли, золото. Но печать он так и не получил. Это съедало его изнутри.

— Он умрёт неудовлетворённым, — сказал Брюс. — Всю жизнь искал силу, которая сделала бы его великим. Но истинная сила не в магии, не в золоте. Она в людях, которые верят в тебя.

Магистр Жак де Моле был сожжён в Париже в марте 1314 года. Перед смертью, по слухам, он проклял Филиппа и папу Климента. Оба умерли в том же году — Климент в апреле, Филипп в ноябре. Совпадение? Эдуар не был уверен.

Командор Бертран де Гот умер в тюрьме, так и не дождавшись суда. Эдуар узнал об этом год спустя после прибытия в Росслин. Он плакал тогда — первый раз с той ночи в Париже. Плакал о человеке, который был ему отцом больше, чем родной отец.

Но жизнь продолжалась.

Летом 1309 года Алис объявила, что беременна. Эдуар был в шоке, потом в восторге, потом в панике. Отец? Он? Мальчик, который полгода назад не знал, доживёт ли до утра?

— Ты справишься, — смеялась Алис. — Если смог уничтожить печать демонов, справишься и с ребёнком.

Сын родился в феврале 1310 года. Они назвали его Бертран — в честь командора.

---

**Росслин, 1320 год. Десять лет спустя**

Эдуар де Монфор, тридцати лет, стоял на холме над часовней Росслин. Волосы тронула ранняя седина — следствие того, через что он прошёл. Но тело было крепким, сильным. Жизнь каменщика держала в форме.

Рядом стоял Бертран — десятилетний мальчик с глазами матери и упрямым подбородком отца. Он смотрел на часовню с восхищением.

— Отец, а правда, что ты спас мир?

Эдуар усмехнулся.

— Кто тебе сказал?

— Дедушка Синклер. Он говорит, ты герой.

— Я не герой, сынок. Я просто человек, который делал то, что должен был. Настоящие герои — те, кто умер, чтобы я дошёл до конца. Командор Бертран, в честь которого ты назван. Рыцарь Уильям. Капитан Марко. Жоффруа де Шарни. — Он помолчал. — Когда вырастешь, помни о них. О людях, которые жертвовали собой ради того, во что верили.

— Я буду помнить, — серьёзно кивнул мальчик.

Алис поднималась по склону, неся корзину с едой. В сорок лет она была всё так же прекрасна — может, даже прекраснее, чем в юности. Годы добавили глубины её взгляду, мудрости улыбке.

— Обед готов, — позвала она. — Идёмте, пока не остыло.

Они спустились к дому. Маленькому, уютному, полному жизни. Их дому.

За ужином Бертран спросил:

— А что случилось с печатью? С той, что ты нёс?

Эдуар и Алис переглянулись.

— Она уничтожена, — сказал Эдуар. — Навсегда. Её больше нет в этом мире.

— И это хорошо?

— Да. Некоторые знания слишком опасны. Не всё, что можно узнать, нужно знать. — Он посмотрел сыну в глаза. — Иногда мудрость — в том, чтобы не искать ответы. А просто жить. Любить. Защищать тех, кто рядом.

Мальчик задумался, потом кивнул.

После ужина, когда Бертран заснул, Эдуар и Алис вышли на порог. Смотрели на звёзды над Шотландией.

— Ты когда-нибудь жалеешь? — спросила она. — О том, что случилось? О том, что мы потеряли?

— Каждый день, — честно ответил он. — Жалею о командоре, о тех, кто умер. Но... — он обнял её, — если бы не эта история, я бы никогда не встретил тебя. Не узнал бы, что такое любовь. Не стал бы отцом. — Он помолчал. — Так что нет. В конечном счёте — не жалею.

— Я тоже не жалею. — Она прижалась к нему. — Я нашла то, что искала всю жизнь, даже не зная, что ищу. Дом. Семью. Смысл.

Они стояли молча, слушая ночь. Где-то выл волк. Где-то звенел ручей. Обычные, земные звуки. Мир продолжал вращаться.

Орден тамплиеров был уничтожен. Филипп Красивый умер, проклятый и одинокий. Печать Соломона обратилась в прах. Но люди остались. Любовь осталась. Надежда осталась.

И этого было достаточно.

---

**Париж, 1314 год. Четыре года назад. Остров Сите.**

Магистр Жак де Моле стоял на помосте, привязанный к столбу. Под ногами дрова, готовые вспыхнуть. Толпа кричала, требовала крови.

Филипп Красивый смотрел с балкона дворца, торжествуя.

Но Жак де Моле не молился. Не просил пощады. Он смотрел прямо на короля и говорил — громко, чтобы слышали все:

— Филипп, король Франции! Климент, ложный папа! Я призываю вас на суд Божий! В течение года вы предстанете перед Всевышним, чтобы ответить за свои грехи!

Палач поднёс факел. Пламя взметнулось.

Де Моле сгорал, но не кричал. Он молился. И последние его слова были:

— Эдуар де Монфор, сын мой духовный, я знаю — ты выполнил миссию. Ты спас мир. И за это я умираю спокойно. Ordo Templi жив, пока живы такие, как ты.

Пламя поглотило его. Орден тамплиеров перестал существовать.

Но наследие осталось.

---

**Росслин, 1348 год. Много лет спустя**

Старик сидел у огня в часовне. Ему было пятьдесят восемь лет — огромный возраст по меркам времени. Волосы полностью седые, лицо изборождено морщинами. Но глаза всё те же — ясные, глубокие.

Эдуар де Монфор, последний носитель Печати Соломона.

Рядом сидел его внук — пятнадцатилетний Уильям, названный в честь Уильяма Синклера. Мальчик слушал истории деда с благоговением.

— И ты действительно уничтожил печать? Одной молитвой?

— Не я, — поправил Эдуар. — Вера. Вера сильнее любой магии, любого демона. Помни это.

— Я запомню, дедушка.

Эдуар смотрел в огонь. Силы покидали его. Сердце билось всё слабее. Доктора говорили — недолго осталось. Может, дни, может, недели.

Но он не боялся. Он прожил долгую жизнь. Полную жизнь. Он любил, был любим. Вырастил сына. Увидел внуков. Построил что-то прочное.

Алис умерла три года назад. Тихо, во сне, в его объятиях. Последние её слова были: "До встречи, мой рыцарь."

И он знал — встретит. Где-то там, за пределами жизни, они снова будут вместе.

— Дедушка, — позвал внук. — О чём ты думаешь?

— О том, что прожил хорошую жизнь, — улыбнулся Эдуар. — И что не жалею ни о чём.

Он закрыл глаза. В ушах звучал голос командора: *"Ты был сыном, которого у меня никогда не было. Я горжусь тобой."*

Эдуар де Монфор, оруженосец тамплиеров, носитель Печати Соломона, спаситель мира, умер в часовне Росслин 15 марта 1348 года. Тихо. Спокойно. С миром на душе.

Его похоронили у стен часовни, под простым камнем с надписью:

**"Здесь покоится Эдуар де Монфор. Верный сын Ордена. Любящий муж и отец. Человек, который выбрал любовь вместо силы."**

И эта история могла бы закончиться здесь.

Но в крипте под часовней, в самом скрытом месте, где даже каменщики не ходили, Уильям Синклер младший, правнук того самого хранителя, нашёл нечто.

Маленький фрагмент пергамента. Размером с ладонь. С одним символом.

Тем самым символом. Печатью Соломона.

Эдуар думал, что уничтожил всё. Но один кусочек уцелел. Один крошечный фрагмент знания.

Уильям смотрел на него. Искушение было огромным. Изучить. Понять. Узнать.

Но он вспомнил слова прадеда: *"Некоторые знания слишком опасны. Не всё, что можно узнать, нужно знать."*

Он поднёс пергамент к свече. Пламя коснулось края. Материал вспыхнул — ярким, неестественным зелёным светом. И сгорел. Полностью. Не оставив даже пепла.

На этот раз — действительно навсегда.

Печать Соломона больше не существовала в мире людей.

Но легенды остались. Истории остались. И где-то, в глубинах земли, в тьме морей, в забытых местах — те, кто помнит, ждут.

Ждут, когда человечество снова станет искать знание, которое ему не предназначено.

Ждут следующей возможности.

Но это будет уже другая история.

---

**КОНЕЦ**

---

## ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

История Эдуара де Монфора — вымысел. Но в ней есть доля правды.

Орден тамплиеров действительно был уничтожен в 1307-1314 годах по приказу короля Филиппа IV Красивого. Тысячи рыцарей были арестованы, замучены, сожжены на кострах.

Что они искали под Храмом Соломона — до сих пор тайна. Ковчег Завета? Святой Грааль? Древние знания? Никто не знает. Но легенды живут.

Часовня Росслин действительно существует — шедевр средневековой архитектуры, полный тайн и символов. Многие верят, что там спрятаны сокровища тамплиеров. Может, так и есть.

Печать Соломона — реальный символ из еврейской каббалы и христианской магической традиции. Легенды говорят, что царь Соломон использовал её для контроля над демонами. Но это только легенды. Наверное.

Эта история — о людях, которые выбирают. Выбирают между силой и любовью. Между знанием и мудростью. Между "я могу" и "я должен".

И о том, что иногда величайший героизм — не в победе над врагом, а в отказе от искушения.



**FIN**