Не все счастливы

В ноябре нашего года, когда привычных морозов ещё не случилось, в крупный продуктовый магазин вошла девушка. Двигалась она вяло, словно шла на казнь. На фоне заходивших вместе с ней людей девушка выделялась очевидной подавленностью чувств. Одета она была тепло. Личико её было милым, что часто говорит о здоровье лет, но веселья, даже его малой искорки, не наблюдалось. Она знала, куда идёт, знала, что будет делать, знала, что её ожидает, потому делала про себя и для себя вывод, что хуже не будет. Позориться так позориться. Быть может, именно грядущий позор и отобьёт её тягу к тому, что сама себе запретила. Она давно силилась отвязаться от соблазна, но все её попытки, невзирая на частые и тяжёлые самоукоры, рассыпались, не успевая дать хоть какие-то плоды. Лишь унижение могло немного, думала она, сгладить её внутреннюю неподчиняющуюся зависимость.
Девушка дошла до прилавка с мучным, за которым никто не стоял. Здесь приветствовалось полное самообслуживание. На полках лежала свежая выпечка на любой рот, однако девушку волновала только одна порода мучного – слойка с яблоком.
Люди подходили, набирали в пакеты любимые их лакомства, а девушка стояла чуть поодаль, чтобы никому не мешать, и горько наблюдала за неподвижным соблазном, так обаятельно прятавшимся за маленькой пластиковой откидной дверкой. Она стояла так с минут десять; за это время перед ней сменилось множество людей. Никто не обращал на неё никакого внимания.
Она вспотела, одутловатые щёчки раскраснелись от волнения и тепла, затем лёгкие слёзы выпрыгнули из глаз и потекли по лицу. Даже сейчас никто не взглянул на неё. Лишь молодой мужчина, стоя рядом и подолгу выбирая банку с консервированным горошком, с подозрением и любопытством взглянул на неё. Его удивление было вызвано скорее не тем, что девушка так долго стояла перед мучным отделом и ничего не делала, даже не дышала будто, а тем, что встретил «близнеца», ведь и ему была свойственна схожая черта: засматриваться и выбирать.
Он взял банку с горошком, встал чуть наискось, чтобы разглядеть лицо девушки, и принялся ждать. Девушка не чувствовала спиной его участия.
Наконец, когда прошло ещё минут пять, девушка села на серую плитку в том самом месте, где и стояла, не отрывая взгляда от слойки с яблоком. Теперь люди обратили на неё своё внимание.
Поначалу некоторым показалось, что девушке стало плохо, к ней обращались, но она не отвечала. Обнаруживая, что с её здоровьем всё в порядке, они удалялись. Немногие из подходивших и наблюдавших за ней крутили пальцем у виска, кто-то вовсе открыто смеялся. Нашлись и те, кто принялся снимать «чудоковатую» девушку на камеру, но их тут же приструнили люди постарше, и запись быстро прекратилась.
Почему-то никто не догадывался об её чаяниях, об истинных желаниях девушки, а они были так просты, так легки, и лишь молодой мужчина, внимательно следивший за ней, всё понял.
Он подошёл к ней, аккуратно склонился и прошептал на ухо:
– Возьми, давай, купи то, на что смотришь.
Девушка, не ожидая, что кто-либо обратится к ней с разрешением притронуться к запретному плоду, недоумевала первые мгновения. Ей показалось, что из-за излишнего внутреннего напряжения надорвала психическое здоровье, потому теперь слышит волю самого неба.
– Ну же, чего тянуть? – продолжал мужчина, оставаясь полусогнутым над ней. – Скоро праздник, Новый год. Сколько той жизни осталось? Сама видишь, что в мире творится. Хуже уже не будет. Порадуй себя. Давай-давай. Не тяни.
Мужчина выпрямился. Девушка обернулась к нему и посмотрела снизу вверх.
Она еле слышно произнесла:
– Но мне нельзя. Я толстая.
Мужчина сделал вид, что объективно оценивает её, потом фыркнул и махнул рукой:
– Ты-то? Скажу сразу, ты это преувеличиваешь. Вполне себе вменяемая фигура.
Девушка не верила тому, что ей говорят. Никогда она не встречала поддержки или одобрения. В обществе она часто сталкивалась с неоправданным давлением и унижением.
– Неужели правда? Всё то, что вы говорите, – правда?
– Зачем мне врать? На что ты смотрела так? На круассан? На пончик? На вертуту с брынзой? А?
Девушка повернулась к прилавку и рукой, как маленький ребёнок, указала на слойку с яблоком.
– Шикарный выбор. – Мужчина помог ей подняться. – Давай, бери и пойдём.
– Куда? – ошарашенно спросила она.
– А ты возьми слойку, уж затем я скажу.
Девушка, увлечённая соблазном и следовавшей за ним тайной, согласилась.
Держа в пакете тёплую слойку, она сказала:
– Вы обещали. Что теперь?
– За мной!
И мужчина, воодушевлённый своей идеей, повёл её к полкам, где хранилась его запретная баночка.
– Видишь это? Я никогда в жизни не ел шоколадную пасту. Ни разу за все мои тридцать пять лет я её не ел и не пробовал.
– Но почему? – спросила девушка, удивлённо уставясь на него. – Вы же можете себе позволить.
Мужчина схватил банку с шоколадной пастой с той героической уверенностью, с какой хватают меч перед последней битвой.
– Расскажу на улице.
Девушка была увлечена мужчиной, невзирая на явную разницу в возрасте. Их разделяло чуть больше десяти лет, но он казался ей приятным, смелым и отзывчивым, а от этих качеств тяжело отстраниться, когда их лучи слепят именно ваши глаза.
Она пошла за ним.
Недалеко от них, в метрах шести, стоял худой парень, лет двадцати пяти. Он косящими глазами одновременно следил за пачкой чипсов и нашими героями. Лицо его, при всей чудоковатости и неаккуратности, было напряжённым. Мысли его были неясны.

 
 
Они вышли из магазина в прохладный тёмный вечер. Неспешно они направились к лавочке, над которой фонарь горел уставшим светом.
– Давным-давно, – начал мужчина, – я стал теоретическим свидетелем одной смерти. Я не видел её своими глазами. Она случилась с приятелем моего друга.
Девушка внимательно слушала, предвкушая продолжение. Пока она не понимала, как его история связана с банкой шоколадной пасты.
– Дело в том, что у того приятеля была выраженная аллергия на арахис, – продолжал он. – Его девушка позабыла об этом или вовсе не знала. Она поела арахис, нацеловалась с ним и… ну ты понимаешь. Его не стало почти сразу. – Он грустно вздохнул. – Глупая смерть.
– И ты боишься, что тебя это тоже касается? – спросила девушка, переходя на более близкое обращение.
Мужчина кивнул. С тех пор я опасаюсь той же участи. Я понимаю, что вероятность минимальна, что у меня это есть, но заметил я одно: то, чего я боюсь, всегда почему-то меня касается. Прилипает так прочно, что справится не могу. Пока я живой, тьфу-тьфу.
Они сидели на лавочке друг подле друга. На её ногах лежала слойка, а в его руках была банка с пастой.
– Может, не стоит проверять? К чему это дурацкое испытание? – с тревогой спросила она.
– Почему-то сегодня мне захотелось преодолеть этот страх, глядя на тебя, даже если и закончится плохо.
– Я переживаю.
Мужчина ухмыльнулся, открыл банку и пальцем зачерпнул пасту. Поднеся её к носу, понюхал и сказал:
– Вкусно пахнет.
– Давай не будем…
Девушка не успела договорить, как он заглотил пасту.
– Чёрт, да это невероятно вкусная штуковина. – И он навернул ещё.
Девушка с тревогой следила за ним.
– Всё, хватит. – Мужчина закрыл банку и с удовольствием глядел на магазин.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как ни странно, всё хорошо. – Он закивал, но вдруг ему стало плохо. Его окутал необъяснимый страх смерти. Он побледнел, почувствовал, что давление словно упало. Волна за волной атаковали его, он словно терялся. Сердце забилось сильно, как от укола адреналина. От глубокого страха он вскочил с лавочки и стал ходить, как обезумевший. Руки его тряслись. – Боже, лучше бы я не ел. Я чувствую, что умираю. Что происходит?
Девушка в ужасе поднесла руки к лицу. Она заплакала. Родившийся в ней страх, наоборот, сковал её, и она не могла встать.
В смертельной неопределённости прошло несколько минут. Мужчина снова сел рядом с девушкой и погладил её плечо.
– Уже всё хорошо. Меня отпустило. Фух. Мне легче. Неужели это и есть анафилактическая реакция? Да уж. – Когда окончательно понял, что худшее миновало, он сказал: – Пообещай, что съешь слойку и порадуешь себя? Считай, что за меня. Съешь её без всякого сожаления. Без капли. За моё новое рождение, за счастье. Идёт?
Девушка впервые за долгое время по-живому улыбнулась и ответила:
– Обещаю. Прямо сейчас. – Она с жадностью надкусила. Послышался лёгкий хруст теста, отдававший истинным наслаждением. Она протянула ему. – Кусай и ты.
Мужчина уже потянулся, чтобы надкусить, как девушка оттянула руку и настороженно спросила:
– А у тебя есть ещё аллергии?
Молодой мужчина ехидно улыбнулся, схватил за руку, державшую слойку, подтянул к себе и надкусил.
Они сидели, жевали и были в этот миг, казалось, самыми счастливыми людьми. А что ещё необходимо для счастья? Избежание смерти и запретный плод. Не так ли?
Они смотрели на магазин, и вот появилась фигура, которая шла к ним. Это был тот самый парень, следивший и подслушивавший за ними.
Когда он подошёл, крикнул им:
– Эй, друзья, можно я с вами?
– С нами? – спросил мужчина.
– Да. У вас, я так понимаю, клуб по запрещёнке. Я уже полгода без сигарет живу. Вы бы знали, как каждый день хочется затянуться. Моя жизнь превратилась в пакость.
Парень был эмоционален и искренен, от него веяло добром, пусть и досаждающим.
– Вот, – продолжал он, будто старался сделаться их новым другом, причём надолго. – Мои любимые сигареты. – Он вынул из огромного кармана свободных брюк пачку сигарет и зажигалку. – Вы меня вдохновили сегодня. Значит, ты тащишься от теста, да? А ты… а ты по пасте крутишься? Ну вы и чудаки! Можно мне? – Он подошёл и взял банку с шоколадной пастой, открыл крышку и двумя пальцами зачерпнул порцию, после чего быстро проглотил. – Ну да, вкусно. А это можно попробовать? – Развязный парень кивнул на слойку с яблоком. – Уже давно ничего не ел, а тут вы. Вот уж совпадение.
Девушке неловко было отказать человеку в еде, потому с лёгкостью протянула ему остаток слойки.
Он её зажевал, чавкая громче, чем кричащий в экстазе политик.
– Вкусно, очень. Вы, ребята, конечно, молодцы. Меня сегодня прям прорвало. Вы видите, что со мной творится? Тараторю, ух, мама родная. – Он доел и взялся за пачку сигарет. – Закурю-ка я! Мои родные. Мать меня задолбала уже своими проповедями. Я сам знаю, что вредно, но это явно не вреднее моего косоглазия. Кому я здоровый такой нужен? Ай! – Парень вскрыл пачку, достал сигарету, сунул её в губы и разжёг. – Пошла родная. Дымится добротно!
Молодой мужчина неловко кашлянул. Встал и сказал:
– Паста твоя. Тебе с неё ничего. Будь счастлив!
Девушка встала вслед за ним и тоже оставила новоиспечённому другу почётное слово:
– За слойку не переживайте.
И они зашагали к магазину.
– А вы куда? Неужели не хотите посидеть, поболтать? Ну что такое, спасители вы такие! Жалко, что ли, поболтать? Ну вас. – Он с упоением курил. Это был миг уже его счастья, который достался случайно.

 
 
За лавочкой, где произошли описанные события, лежала узкая дорога, а за ней стоял пятиэтажный дом.
За всей историей наблюдал из окна пятого этажа этого дома крепкий мужчина, с хмурой бородой и мясистым носом. Если бы вы его заметили с земли, то сказали бы уверенно, что какое-то лесное чудище следит за добычей. Поначалу он был трезв, но сейчас слегка осоловел. Косоглазый парень воодушевил его. Давно ему не приходилось пить, а тут этот парень с подвижным языком о прелестях снятых запретов…
Он всё стоял подле окна, дышал воздухом, а на душе стало так счастливо, так спокойно. Однако неожиданно донёсся из глубокой комнаты раздражённый женский голос.
– Ты чего так долго здесь торчишь? – Супруга, подойдя к нему, учуяла забытый на год запах и взорвалась. – Ты что, очумел? С каких пор ты снова выпиваешь? Где ты достал эту дрянь? Опять? Опять? – Супруга глазами начала искать улики. И нашла. На полу стояла початая бутылка водки. – Ну ты и урод, а! Я сколько раз говорила, что ты не пьёшь больше? А! Сколько? А ну пошёл в комнату быстро.
Супруга толкала счастливого человека в спину, не прекращая громогласно сокрушать его на весь дом, а он сам улыбался и что-то под нос себе бурчал. Он оставался счастлив, даже находясь под градом ударов слов и непонимания.

 
 
Внизу же под ними жила пожилая женщина лет семидесяти. Она каждый вечер, накинув узорчатый халат на своё дряхлое тело и определив очки с толстыми стёклами на полуживых глазах, садилась в глубокое кресло у телевизора и принималась вязать. Давно не было скандалов над ней. И сейчас, вновь услышав крики, она улыбнулась той подлинной улыбкой, какая рождается только при самых желанных мечтах, и затихла. Она сразу же убавила звук телевизора. Прислушиваясь к ругани над ней, она старалась запомнить каждую реплику, каждую гневную ноту. Она была полна радости, а в пожилом возрасте радость держится с трудом, потому надо её тут же обязательно умножить, с кем-нибудь поделившись.
Она потянулась к телефону на столе, набрала номер подруги и начала пересказывать всё то, что только что услышала. Пожилая женщина болтала без умолку, смотрела в потолок и разглядывала там счастье. Она его вновь отчётливо видела.