Предел текучести. Глава 5. Серп и Молот

Покойница не проявила эмоций, только судорожно мотнула головой, словно от удара током. А в Ольгином голосе засквозила злая насмешка: «Неужели ты думаешь, что ты сумеешь справиться с ней? Тот здоровый гад не сдюжил, тебе-то до него куда?»

Сигарета в руке Каланчи подрагивала от сдерживаемого напряжения, и сизый дым выходил из нее рваными зигзагами. Скула, куда пришелся удар, противно ныла. Мысль о том, чтобы «добить» эту тварь, была, конечно, закономерной, но абсолютно пустой, ведь Каланча знал, во что превратился санитар, а проспиртованная тушка Степан Степановича против этой ожившей мясорубки имела такие же шансы, как полевая мышь против асфальтового катка. Будь у него пистолет, разговор бы складывался совсем иначе, но, даже застрели он эту мертвячину, какова вероятность, что пуля помогла бы упокоить ее насовсем? И куда бы он дел тело? Ее нахождение в его квартире было опасно само по себе, а уж если она подохнет окончательно прямо здесь… Каланча досадливо зарычал.

Тело на стуле не отреагировало. Оно сидело, бессмысленно вперившись в стену, и по его лицу медленно ползли тающие капли грязной воды. Каланча затянулся, пустил струйку дыма в сторону покойницы. Та даже не моргнула.
- Ясно. И меня ты… она тоже не убьет, так? – процедил Степан Степанович, сверля взглядом серо-багровое лицо трупа.

«Она не тронет тебя, пока я здесь. Но я не всегда могу контролировать... ее порывы. Кажется, ей нужна… еда, чтобы оставаться послушной. В морге я чуть не сошла с ума, пытаясь остановить ее. А когда снова пришла в себя...» – голос Ольги дрогнул, выдав усталость. «Я чувствовала вкус его мозгов. Ты понимаешь? Это… отвратительно».

Степан Степанович молча докурил «Беломор», раздавил окурок о подоконник и швырнул его в пепельницу-консервную банку. Он мельком глянул на свое отражение в мутном оконном стекле: помятое лицо алкоголика, глаза-щелочки, седая щетина. Герой-спаситель, похожий на труп даже больше, чем девчонка перед ним.
– Ладно, – хрипло выдохнул он. – Допустим. С чего, по-твоему, мне начать? Милиция уже списала меня в утиль, я отстранен от дела. Ты – здесь, и не исключено, что теперь следствие сочтет, будто это я труп из морга спер и санитара убил, с этих дебилов станется.

«Но ты же был ментом. Ты знаешь, как это делается. Начни с того, кем я была. Где я работала. С кем общалась».

– Хм… – Каланча снова потянулся к пачке сигарет, но передумал. – Да, верно. Итак, вы… ты обязана говорить правду, за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний наступает уголовная ответственность согласно статье 182 УК РСФ… Черт возьми, какой бред. Просто представься и расскажи мне все, что тебе известно до момента смерти… и после нее.

В его голове наступила короткая пауза, будто призрак листал невидимое досье.

«Меня зовут Ольга Сергеевна Миронова. Родилась седьмого ноября тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, умерла… я не помню день. Работала лаборанткой в химлаборатории на «Серпке». Жила одна в общежитии на улице Строителей, дом 25, комната 418».

Каланча мысленно отметил: металлургический завод «Серп и Молот» — предприятие режимное, с серьезным отделом кадров и своим, «заводским», отделом милиции. Копнуть туда без статуса будет непросто. Общежитие... значит, соседи, коллеги, потенциальные ухажеры. Старая, как мир, история: молодая женщина, одинокая жизнь, криминал на бытовой почве. Но тогда при чем здесь странные колотые раны на шее?
– Что ж, Ольга Сергеевна, – пробурчал он и почесал затылок. – Первым делом – отмыться и переспать. Потом... потом посмотрим.

Он направился в сторону ванной, стараясь не смотреть на мертвеца за столом. Но на полпути остановился.

– А это... оно... – он кивнул в сторону Ольгиного тела, – со мной будет шляться?

«Нет. Ей нужно... питаться. И отдыхать. Холод замедляет распад.»

Пузатый холодильник «Бирюса» протестующе загудел за спиной Каланчи. Степан Степанович истерично усмехнулся, а Ольга продолжила: «Я постараюсь увести ее куда-нибудь в подвал, пока ты будешь заниматься делом. Но мы будем рядом. Она... почувствует, если ты попытаешься сбежать».

Последние слова прозвучали почти отчаянно, а не угрожающе. Каланча мотнул головой и, шатаясь, заковылял в коридор. Мысль о том, что по подвалам его дома теперь будет бродить людоед-зомби, показалась ему на удивление логичным завершением этого ада.

Он зашел в ванную, включил свет. Лампочка мигнула и загорелась, озарив зеленоватую плитку и рыжую от ржавчины раковину. Степан Степанович вгляделся в замыленное зеркало. Из его глубины на Каланчу смотрел не он, а изможденный напуганный старик, доживающий свои последние дни. И где-то за спиной этого отражения, в темноте коридора, застыл невидимый, но ощутимый холод, и тишина квартиры была теперь не пустой, а наполненной чужеродным пристальным вниманием.

Каланча открыл кран, и вода с визгом хлынула в раковину, заволакивая крохотную комнатку клубами горячего пара. Дело начиналось.