Холодно

Я крепко спал, и снилось мне что-то тёплое, родное, знакомое... И вдруг – будильник! Я был вырван из забытья и вновь оказался в ледяной реальности. Осенью у нас всегда плохо топили, поэтому спать приходилось в одежде и под толстым одеялом. Вылезти из нагретого за ночь пространства казалось непосильной задачей, но я всё-таки вылез.

Я знал, что день будет тяжёлым, поэтому ел много, через силу, несмотря на тошноту, которая обычно мучает меня по утрам.

Был месяц октябрь – в наших краях, в мёртвых наших степях, местами уже лежал снег. Я шагал быстро и уже через десять минут был на месте.

Переступая через порог ветстанции, я прощался со своей свободой на восемь часов. То утро было последним перед началом занятий. Первая производственная практика подходила к концу.

Люди суетились. Бегали из одного крыла ветстанции в другой. Я уже привычно зашёл в кладовку – нужно было взять огромный, цвета хаки, бушлат, чтобы напялить его поверх куртки – не столько для тепла, сколько для защиты от грязи. Штанов на мне было двое. И ещё подштанники. На ногах – три пары толстых носков. Я был готов.

Нам предстояло провакцинировать два небольших хозяйства, в которых мне уже приходилось бывать две недели назад. Я знал, что поголовье там небольшое, поэтому рассчитывал, что работать в тот день придётся около 4-х часов, а затем – ассистировать врачу на приёме мелких домашних животных.

Как я и предполагал, мы справились быстро и уже возвращались обратно на ветстанцию, когда нам позвонила вторая бригада. Их машина сломалась. Позвонили бы раньше, да не было связи. К ним уже едут на помощь, но они сегодня не успеют сделать работу, надо браться за дело нам. И нам пришлось, конечно. Никуда не денешься.

В салоне машины пахло бензином, сигаретным дымом и спиртом. Сначала я поглядывал на свою бутыль с вакциной, боясь, что она расплескается в пути, но достаточно быстро бросил это дело. Было тепло. Мы надышали так, что стёкла вспотели, хотя никто из нас не был пьян. Я вновь ненадолго провалился в сон, а когда открыл глаза, мы уже подъезжали.

Как это часто бывает, перед въездом в посёлок – маленькое, кажущееся брошенным, кладбище. Что здесь делать крупному хозяйству – глупый вопрос. Земля в этой глуши дешёвая, да и рабочая сила тоже. Мужики в драных бушлатах и трико, непросыхающие, были рады любой копейке, были рады мерзнуть, утопать в грязи и коровьих фекалиях... Они находили выход своему гневу на этой работе. Корову можно было бить практически всем, чем угодно. И мужики били, зная, на каких местах это будет заметнее меньше всего. Били кнутом, палкой, даже арматура иногда шла в ход. И раны на теле коров часто гнили, а животные мучались, хвостом отгоняя от раны зелёных трупных мух.

Я вышел из машины и почуял, что ногам моим холодно. Мы ехали долго, ноги вспотели, так что от носков не было толка. А разве резиновые сапоги спасут? А другие и не наденешь – на один раз – и на выброс.

Мы шли по степи, помогая пастухам загнать скотину в большой скотный двор, чтобы затем по одной запускать её в раскол и колоть, колоть, колоть.

Про наш визит забыли. Скотина паслась. Ещё паслась. Хотя жрать уже было нечего. Трава вымерзла. И вот, стадо лениво гнали обратно. Никто не хотел спешить, а я не мог думать ни о чем, кроме своих ног. Холодно, холодно, холодно.

Это заняло минут сорок. Затем нам поставили раскол, но скотина не хотела в него заходить. На одну корову уходило минут пять, а нам предстояло "проколоть" не менее двухсот голов. Я, перетаптываясь, почти беззвучно выл. Сказать? Кому сказать? Зачем? Мне оставалось лишь ждать, ждать, ждать. Я не помню того дня, не помню, сколько "проколол", но хорошо помню, как холодно мне было, как онемевшие пальцы ног не слушались, не подчинялись мне. Я ходил, как медведь, на внешних сторонах стопы – мне казалось, что так теплее, что так я меньше касаюсь твёрдой, как бетон, земли, моча на которой леденела за пару минут. Холодно, холодно, холодно.

Я не помню, не помню, как справился. Узкая степная дорога, потихоньку темнело, мы шли к машине. Это всё. Можно скинуть вакцины, иглы, перчатки в багажник.

Я вжался в кресло на заднем сидении, закрыл глаза и попытался думать о чём-то, кроме ног, но не мог. Внутри что-то обрушилось. Я почти заплакал, понимая, чем мне это грозит. Я представил боли в пояснице, жжение при мочеиспускании, температуру, невозможность из-за всего этого спать... Солнце скрылось за тучами, а я закрыл глаза.

Двадцать минут я стоял под горячим душем, и ещё сорок – парил ноги. Я чуял, что вода слишком горячая, но вытащить ноги не мог, хотя и порывался. Я грелся жадно. Грел и лил кипяток каждые 5-7 минут, толком не понимая, что я вообще делаю.

Затем я отставил таз, лёг и крепко уснул, и снились мне ледяные бескрайние степи, усыпанные бесконечным множеством тёплых носков.