Глава 3. Из темноты...

Давящее ощущение чего-то плохого не покидало меня. Леха ходил взад-вперёд, думая о чем-то своём, и только Степаныч спокойно обрисовывал ситуацию Ларисе – женщине средних лет, работающей дежурной по станции.
— Ларис, ты тогда сообщи куда нужно, мало ли не успеем мы сейчас исправить всё, —  коснувшись женщину за плечо, закончил он.
— Хорошо, аккуратнее там, я тоже попробую ещё раз с ремонтниками связаться, может найдут для нас человека, — с переживанием вздохнула Лариса.
 После разговора мы направились в свой кабинет, чтобы взять хоть какой-нибудь инструмент и материал, который поможет нам. В наших ремонтных запасах было мало чего, потому что на серьёзные аварии бригады приходили со своим инструментом. На металлическом стеллаже хранился небольшой ящик. Удалось найти кусок термоусадочной ленты, прочную изоленту и паяльник - с таким набором мы точно сможем временно залатать кабель.
 Взяли всё необходимое и направились к щиту, через который в ручном режиме можно было обесточить кабель, если автоматический выключатель не сработал. Он находился прямо напротив нашего кабинета. Степаныч недолго думая нажал на несколько кнопок, после чего мы направились обратно в тоннель.
— У тебя есть мысли что это всё-таки могло быть? — полушёпотом спросил Лёха. — Чертовщина же какая-то.
— Честно, у меня нет мыслей, — ответил я. — Ну может всё-таки он уже был надломлен? — предположил, после нескольких секунд молчания.
— Макс, я же не придурок! — раздражённо рявкнул Лёха. — Я внимательно смотрел…  Всё там в порядке было! — остановился и направил взгляд мне в глаза. — Может это какая-нибудь крыса-мутант?
— Да брось ты! — отмахнулся я. — Поменьше в игры свои играй, какая крыса мутант тебе ещё? В обычных крыс я ещё могу поверить, — улыбнулся, разряжая обстановку. Однако, внутри что-то скребло.
 Степаныч нас не слушал. Мы шли позади него и уже приблизились к поломке. Искр больше не было, участок обесточен. Оставалось самое сложное – ремонт.
 Оставили фонари на путях, направив холодные лучи на обрыв. Мы с Лёхой встали по бокам, поднимая тяжёлый кабель на уровень глаз. Степаныч взял беспроводной паяльник и начал спаивать тонкие провода. Его руки дрожали, а на лбу выступил пот. Работа кропотливая, света фонарей едва хватало. Мои руки мгновенно забились и задрожали от тяжести, мышцы горели с каждой минутой.
 Вдруг с места обрыва вырвалась маленькая искра, и Степаныч дёрнулся.
— Ай! — вскрикнул он, быстро отстранив руку. Паяльник упал на пол. Грохот падения откликнулся сдавленным эхо. — Ё-моё! Похоже напряжение не спало до конца.
 Мы с Лёхой переглянулись. Сердце забилось быстрее, руки сжали кабель крепче. Степаныч поднял паяльник и продолжил работу осторожно и сосредоточенно.
 Спустя некоторое время он закончил, но мы продолжали удерживать кабель на весу. Степаныч достал термоусадочную ленту - её хватило в два оборота на повреждённое место. Затем начал нагревать ленту зажигалкой. Когда она плотно села на провод, он дополнительно зафиксировал повреждение изолентой в несколько слоёв.
 Мы несколько раз дёрнули кабель в противоположные стороны. Всё держалось крепко. Я выдохнул. Вернули его в крепления на стене. Оставалось проверить, идёт ли ток по всему участку. К нашему счастью, прибор показал – энергия шла без перебоев.
— Степаныч, ты, конечно, мозг, — похвалил я коллегу. — Мы бы без тебя не справились.
— Учитесь, студенты, — ухмыльнулся он. — Когда-то меня не будет, сами чинить будете.
— Да уж… — буркнул Лёха. — Надеюсь, нам не придётся с таким ещё раз сталкиваться. Надо ремонтникам сказать, что кабель подлатали.
— Меня больше волнует вопрос, что произошло… — протянул я. — Это ведь не только у нас.
— Что думать то? Починили - бог с ним, — отрезал Степаныч.
 Забрав инструмент с путей, мы вернулись в кабинет. Через час метро будет готово принимать пассажиров. Мы связались с ремонтной бригадой, сообщили, что поломку временно залатали, но следующей ночью её нужно будет исправить основательно. На сутки нашего ремонта должно хватит.
 Сидя за чашкой чая в кабинете, мне на мгновенье показалось, что тревога отпустила разум. Но чем больше я размышлял о причинах поломки, тем мощнее она накатывала снова.
 В шестом часу утра на станцию начали прибывать первые поезда. Основной поток пассажиров начинается около семи. Всё шло как надо - кабель прошёл итоговую проверку и выдержал нагрузку от вибраций состава.
 Мы сидели в кабинете, каждый занимался своим делом: Лёха играл в игры на телефоне, я листал новостную ленту, в надежде увидеть что-то необычное, Степаныч смотрел фильм по телевизору, попивая остывший чай и замечая, что пальцы всё ещё покалывают после искры от кабеля. Мы не решались заговорить друг с другом. Остаток смены прошёл в тишине. Каждый был погружён в свои мысли. Лёха, казалось, слегка нервничал. Своё напряжённое состояние я максимально маскировал.
 Смена подходила к концу. Наши коллеги прибыли, и мы начали собираться по домам. Переоделись в повседневное, сложили форму в рюкзаки. Взяли куртки и покинули кабинет, сдав смену. Сообщили о ночной поломке, отчего коллеги сильно удивились – по их словам, вчера днём кабель был в полном порядке.
 Сильно измотанные и сонные мы с Лёхой вышли на платформу, чтобы ждать поезд домой. Степаныч жил рядом со станцией – почти не тратил время на дорогу.  С каждой минутой на станцию прибывали потоки людей, спешивших на работу. В этом было что-то приятное – все с утра мчались по делам, а ты – домой, спать. Любил это мгновенье.
 Поезд стремительно приближался к платформе, освещая тоннель мощными фарами. Шум и режущий грохот разнеслись по платформе, и как только двери вагона открылись, нас буквально занесли внутрь. Свободных мест не было. Мы с Лёхой встали около дверей. Стало чуть свободнее, когда пассажиры рассредоточились по вагону и разместились между рядами.
 Невыносимая духота, скрежет поезда и толпа пассажиров давили на виски. Кажется, у меня начинался приступ мигрени. Голову стянуло железным обручем, ноги дрожали. Лёха тронул меня за плечо, сразу поняв, в чём дело, и протянул воду. Он уже знал – сейчас мне нужно выпить таблетку.
— Всё ок? — спросил он, роясь в моем рюкзаке.
— Да, да… нормально, — выдавил я, сжимая голову руками.
В глазах темнело. Я начал рассматривать людей вокруг - просто чтобы отвлечься. Рядом стояла девушка в зеленом бомбере. Я застыл. Что-то в её лице будто дёрнуло память за нитку. Что-то неприятное крутилось голове, будто заноза.
— Лёх… — начал я, но не успел договорить.
 Поезд резко затормозил в тоннеле.
 Металл взвыл, скрежет резанул по ушам. Пассажиров швырнуло в разные стороны. Кто-то закричал. Лёху отбросило в стену вагона, а я успел вцепиться в поручень – спина вспыхнула болью.
 Сердце сжалось. Глубокие, быстрые удары разносились по телу, заставляя виски пульсировать. Испуг окутывал. Воздух стал густым, тяжёлым, с запахом страха. Девушка в зелёном бомбере ударилась затылком о поручень и рухнула на пол. Под головой расползалось алое пятно. Пассажиры замерли, испуганными глазами смотря вокруг. Вагон сдавила мёртвая, тягуче-липкая тишина.
 Из динамиков над дверью донёсся искаженный голос машиниста:
— Д… дамы и гос… пода… со…хр… спо…койст… поезд… скор… отправит…
Голос оборвался. Вагон перестал дышать.
 Пассажиры заметно нервничали. Кто-то судорожно набирал номер, прислоняя телефон к уху, а кто-то молча стоял. Я снял с себя куртку и подложил пострадавшей девушке под голову. Какая-то женщина оказывала ей первую помощь, насколько это было возможно.
 Я достал телефон из кармана – «сети нет». На этом участке она обычно не ловит, но сейчас это ощущалось как приговор. Каждый вздох давался тяжелее. Стены давили со всех сторон. Духота облепила. Ладони вспотели.
 Поднял взгляд – Лёха смотрел на меня. В его глазах отражалось то же, что крутилось у меня внутри: страх, растерянность и попытка не показать ни того, ни другого.
 Из глубин тоннеля исходили звуки скрежета. Будто кто-то идет по путям, царапая рельсы чем-то острым. Звук повторился, чуть ближе, как мне показалось.
 С последнего сообщения от машиниста прошло минут тридцать. Мы с Лёхой снова пытались вызвать машиниста. В ответ – только помехи.
От духоты и смеси противных запахов в воздухе голова снова начала раскалываться. Я достал таблетку и закинул в рот, запив её одним глотком воды.
— Ты слышишь этот звук? — оглядываясь по сторонам, прошептал я.
— Слышу, — прошипел Лёха, прислушиваясь. — Такое чувство, будто кроме нас, никто не слышит. Странно.
— Надо бы валить отсюда, — пробормотал я, посмотрев на рычаг аварийного открывания дверей.
 В этот момент свет в вагоне потускнел. Освещение перешло в аварийный режим. В воздухе появился запах гари – едкий, знакомый, как тот, что я чувствовал в лифте.
 Я подошёл к красному рычагу напротив дверей и дёрнул. Никакой реакции.
— Лёх, надо вручную тянуть, — сказал я.
 Друг метнулся в ряд с пассажирами, привёл на помощь двух мужчин. В вагоне поднялся гул возмущений – в основном от пожилых. Нас уже приравняли к вандалам.
 Мы встали по двое с каждой стороны и начали тянуть двери. Металл заскрипел, будто не хотел сдаваться. Сначала сдвинулась одна створка, потом другая – образовалась узкая щель, через которую по одному можно было пролезть.
На секунду повисла тишина. Только гул двигателя и редкие вздохи.
— Макс, до станции не так далеко, пошли вперёд, — предложил Лёха. — Быстрее будет, заодно глянем, что с машинистом.
— Кто-то пойдёт с нами? — громко спросил я пассажиров.
— Ненормальные совсем! — донеслось из глубины вагона.
 Пассажиры не замечают ничего странного. Для них всё было привычно – просто утро, просто поломка. Только я понимал: это не случайность.
Человек семь подошли ближе. Остальные предпочли остаться.
 Лёха спрыгнул первым. Я помог спуститься пассажирам и последовал за ними.
 Мы оказались на путях. Запах гари стал гуще, будто воздух плавится. Включил фонарик на телефоне.
— Идём гуськом. Не касайтесь оранжевого рельса, — предупредил я пассажиров, указывая на контактный. — Может шибануть током, он, скорее всего, под напряжением. Обойдём поезд и пойдем по жёлобу безопасности - там проще.
Пассажиры переглянулись и молча кивнули – будто другого выбора не было.
 Наш вагон был третьим от кабины машиниста. Я попросил одного мужчину пройтись по другим вагонам и предложить людям покинуть поезд. Он кивнул и исчез в темноте. Мы же направились к платформе.
 Дышать тут было легче. Духота сменилась привычной сыростью. Под составом увидел мёртвую крысу, уже окоченевшую.
 Дойдя до кабины машиниста, я попросил всех остановиться. Запах железа и гари усилился. Дыхание стало прерывистым. На мгновенье мне показалось – это не гарь, а кровь.
 Мы с Лёхой переглянулись и заглянули внутрь кабины. Машиниста не было. Меня будто обдало ледяной водой. Мурашки пробежали по всему телу.
 Лёха обошёл кабину спереди. Я стоял на месте. Пассажиры стояли в ряд – кто-то беззвучно тыкал в экран телефона, кто-то явно нервничал.
 Минуты тянулись вязко. Когда Лёха не вернулся, я направился к нему. Он стоял на путях, не двигаясь, глядя себе под ноги.
— Лёх? — позвал я.
 Под светом буферных фонарей я увидел пути. Они были залиты алой кровью, почти чёрной, блестящей от света фонарика. На рельсах виднелись сгустки, будто внутренности.
 Лёха стоял бледный, с пустым взглядом. Я подошёл ближе - и увидел руку. Разодранную, неестественно вывернутую, с клочьями плоти, свисающими с костей, словно это тот же разодранный кабель, что мы чинили накануне.
Мы молчали.
Звук вокруг будто выключили – остался только пульсирующий звон.
 — Лёх, — дёрнул я его за рукав. — Надо уходить отсюда.
 Он не ответил, но, спустя секунду, кивнул.
Мы вернулись к пассажирам.
 Некоторые начали паниковать, увидев кровь на рельсах. Я пытался их успокоить, просил вести себя тише, хотя и сам готов был отдаться панике.
Вдруг, из темноты, где-то впереди, донёсся тихий скрежет.
Потом – шорох, будто кто-то медленно тащил что-то тяжёлое по путям.
Все замерли. Я почувствовал, как сердце снова сжалось. И самое страшное – я понял, что уже слышал этот звук.

Раньше.

Здесь.