Зачем она мне это сказала

***
— Проходите, Алексей, присаживайтесь. Скажите, а почему вы пьёте? — спросила доктор наркологического отделения Татьяна Станиславовна.
— У меня всё болит, а когда выпью, мне легче. А болит, видимо, оттого, что я пью. Вот такая у меня бесконечная причина, — ответил, улыбаясь, Алексей.
— Да, действительно бесконечная причина.  Хочу вас огорчить: всё, сухарь всплыл, — сказала строго доктор.
— Какой сухарь? — спросил непонимающе Алексей.
— А вы, что же, этого анекдота с бородой не знаете? — удивилась доктор.
— Не знаю, — Алексей пожал плечами.
— Странно, вы у нас шестой год наблюдаетесь и каждые полгода к нам попадаете, а анекдота про сухарь не знаете, — сказала доктор со вздохом.
— Что, уже прям шестой год? — спросил Алексей.
— Да, шестой, — покачала головой доктор.
— А что за анекдот-то и причём тут сухарь?
— Да простой анекдот, глупый. Но поучительный. Муж каждый раз после пьянки к зеркалу подходит, открывает рот и смотрит. Жена спрашивает: мол, чего ты каждый раз после пьянки это делаешь? А он отвечает: «Смотрю, сухарь всплыл или нет». — «И что ты будешь делать, когда сухарь всплывёт?» — спрашивает жена. «Как что? Пить брошу. Больше нельзя». Вот такой простой, глупый, но смысловой анекдот, — сказала Татьяна Станиславовна.
— И что, у меня сухарь всплыл? — спросил Алексей.
— К сожалению, да.
— И что это значит? — спросил, немного тревожась, Алексей.
— Это значит, что вам, Алексей, уже нельзя выпивать, — припечатала доктор.
— Ну это понятно, это вы мне и другим каждый раз говорите, — почти успокоившись, сказал Алексей.
— Да, вы правы, говорю. Но сейчас я должна вам сказать, что, наверно, этот год для вас будет последним, — сказала Татьяна Станиславовна, теребя ручку в руках.
— Последний? — в изумлении и страхе переспросил Алексей.
***


Лёжа на больничной койке со слезами на глазах, он повторял слова, сказанные доктором.
«Это последний год. Зачем мне она это сказала? Так жил бы спокойно и, может, умер во сне. А теперь как жить?»
Обида, досада, злоба на всё человечество его угнетали и душили.
«Мне всего 38 лет, и что — всё? Но почему всё так? Господи, помоги мне, я не хочу».
Слёзы высохли и больше не накатывали. Для него эти слёзы были чем-то давно забытым, из детства. По-настоящему он, наверно, плакал лет 25 назад.
Эмоции и страх понемногу отступали. Настроение тоже менялось. От жалости к себе вдруг пришло полное безразличие — с этим чувством он был знаком уже давно. Захотелось выпить и забыться в хмельном сне. Но как тут выпьешь? Режимное заведение: тут не то чтобы выпить или уколоться, тут за пределы отделения выйти-то страшно. В соседних отделениях настоящие психи лежат. Во дворе почти каждый день охрана учение проводит по обезвреживанию этих психов. Выйдешь за пределы и попадёшь под раздачу.
А может, это и к лучшему? Забьют, как кролика, дубинками, и всё.
Рассуждать легко, даже смешно. Но смех какой-то через слёзы.
Опять накрыло жалостью к себе.
Сосед по палате ещё в душу лезет: «Лёха, ты чего? Чего случилось?»
Что ему скажу, что год, и всё?
Опять слёзы от обиды, но уже на самого себя.
Кто виноват? Да кто-кто: понятно, сам и виноват. Кто же ещё.
Перед глазами Алексея стали мелькать картинки воспоминаний. Ладно, детство можно пропустить, хотя там тоже тревоги хватало. Он не пил — маленьким был, а батя, со слов матери, был алкаш. Но он его плохо помнил, да и то не с лучшей стороны. В памяти только тревога и какой-то скандал, и он под кроватью прячется. Потом батя сгинул, как мать говорила, в дружбе с водкой.
А теперь сгинет и он, Лёха. И даже потомства после себя не оставит. А может, и к лучшему — к чему такое потомство, как он?
— Понимать понимаю, но как-то обидно, — произнёс Алексей вслух.
Опять погрузился в свои воспоминания. Юность… Тут, наверное, всё и началось. И ещё со школы: в 16 лет мы с приятелем первый раз выпили, как сейчас помню, бутылку крымского портвейна. Он был сладкий и даже вкусный. И было и прикольно, и весело.
А потом всё как-то и само пошло: хотелось так, всегда вкусно, прикольно и весело. Техникум, иногда выпивки, друзья компании. Потом работа — тоже друзья и компании. Но работа не прижилась — ни первая, ни вторая, ни последующие. Неинтересно как-то работать. Не весело.
Хорошо, что мама есть — она добрая, она жалеет всегда. Кормит, одевает. И, конечно, бранит за непутёвость. А что можно сделать? Обещаю, но уже не могу. День, два и даже неделю могу, а потом не могу. А когда всё болеть начало, вообще не могу. Так хоть какая-то радость в жизни. Выпил и не угрюмый, и даже весёлый — так  могу шутить и даже дома маме помогать, пока не усну. А потом опять хмурый и угрюмый, и опять всё болит. Кредитов набрал, а мама гасила.
Хорошо, что она эту клинику нашла, теперь  тут постоянный гость. И  тут аж 21 день нужно не пить — не дают, и ничего. И каждый раз, выходя, надеюсь, что всё. Новую жизнь начну. И начинал даже, женился как-то, пока трезвым был.  Мама радовалась. Но потом  сорвался и опять запил. И жена ушла. И детей мы не успели сделать. Вернее, она не захотела. А потом всё стало всё равно. Вот так и живу. Вернее, жил.
А что теперь? И вообще зачем жил?
Ну любил книги читать, да и сейчас люблю: там, в книгах, другая жизнь — интересней, чем реальность. Игры в компе как-то не особо зашли, глаза от компа болят, слезятся. Да и хорошего компа-то у меня никогда не было, так, один утиль от приятелей.
Вот, получается, и вся моя жизнь.
И море только по телеку видел — жили мы небогато, мама не могла меня туда вывезти. И сам себя тоже не смог туда вывезти. А заграница — это, в моём понятии, вообще выдуманный мир, как в книжках.
Нет, лучше бы она мне не говорила, лучше бы не знал и спокойно ушёл. А теперь всё время только об этом думаю.
***
Прошло пять лет. В кабинете Татьяны Станиславовны раздается звонок.
— Да,  слушаю. Кто? Алексей? Какой Алексей? Стрелков? Да, конечно, помню, — отвечает она немного растерянно. — Пропуск? Да, закажу, приходите.
Через час в кабинете врача сидит немолодой, но ухоженный человек, опрятно одетый и жизнерадостный.
— Вы ошиблись, Татьяна Станиславовна, я живой.
— Я вижу, Алексей. И я очень рада, что ошиблась. Это, наверное, самая желаемая и радостная врачебная ошибка.
— Я вам очень благодарен за эту ошибку: если бы не она, то я точно уже был бы не здесь, —сказал взволнованно Алексей. — У меня всё здорово: я женился, у меня сын.
И он в подробностях и с радостью стал рассказывать  доктору о своей новой жизни.
Когда он ушёл, Татьяна Станислава ему вслед и сама себе произнесла:
— Почаще бы мне так ошибаться.
19.10.25. Москва. Г.П.