Кольцо Саладина, ч. 4 Последнее воскресенье, 68

К моему удивлению меня не завели в глухое место подальше от цивилизации, чтобы прирезать без свидетелей. Меня также не провалили в подпространство, что тоже уже стало типичным для моей жизни. Нет, мы очутились именно в пивной – настоящей, по-европейски качественной: бочки с кранами, симпатичные столики с деревянными столешницами. Обстановка мирная, уютная, и внешне я немного оттаял. Мы взяли по большой кружке, причём, мой спутник со знанием дела посоветовал сорт. Со стороны мы смотрелись вполне приятельски, но внутри я прямо всеми клеточками был готов к драке, если что.
- Мне, так я понимаю, не нужно представляться? – буркнул я, сделав первый глоток.
- Правильно понимаешь, о тебе всё известно.

Он по-прежнему был в тени. Смазан, стёрт. Я так и не смог зацепиться хоть за какую-то особенность его внешности. Хотя бы за одну чёрточку. Всё было очень обыкновенным. Типичный профессиональный шпион – единственно, что можно было о нём сказать абсолютно точно.
Профессиональный шпион Дерек. Ети его мать.
Он с удовольствием отхлебнул пиво, хрустнул блестящим поджаристым претцелем и облокотился на стол.
- Значит, так, - сказал он, глядя на меня бесцветным рыбьим взглядом, - то, что я тебе сейчас скажу, - это всё, что я скажу. Потом будешь задавать вопросы. Скорее всего, я отвечу не на все.
- Нет, так не пойдёт, - сказал я упрямо. – Сначала я буду спрашивать.
- Как хочешь, - спокойно согласился он.
- Вопрос первый, - сказал я непримиримо. – Зачем ты за мной следишь?
- Это не слежка. Это мониторинг, - сказал Дерек.
- Чего? – я вытаращил глаза. – Чего ещё?
- Не кипятись, - равнодушно сказал он. - Ты спросил – я ответил.
- Я вообще-то спросил «зачем?» - напомнил я презрительно, но этот чертов шпик от моей поправочки даже не смутился.
- Чтобы не наделали глупостей, - ответил он.
Я взглянул на него с подозрением. Нет, он не шутил. Хотя, чёрт его знает, как выглядят шутки на его непропечённой физиономии…
- И какие глупости я мог наделать на Вернисаже? Купить коробочку с цветочками?
- Нет. Просто рынок – удобное место, чтобы человека сбить с толку и исчезнуть в толпе.
- То есть, меня надо было сбить с толку. И что? Получилось?
- Конечно, - он хмыкнул. - Ты ведь это запомнил и помнишь до сих пор.
Я помолчал. Логика его была до безобразия проста. Пугануть меня вполне тогда получилось. Я вспомнил, как сгребал мокрый грязный снег с прилавков, чтобы умыться и прийти в себя… и руки тогда дрожали…
- Ладно. Принято. Дверь в общаге вы сняли?
- Мы сняли. И карточки ваши забрали.
- Папку тоже? С документами из архива?
- И папку.
Мне страшно хотелось заехать ему в морду – потом что пани так и встала перед моими глазами – измученная, продрогшая, обессиленная от слёз. Наши идиотские поиски в метро, ползанье под лавками, её болезнь после этих нервных передряг, мои жалкие попытки её вылечить… Убийцы! Но я только сквозь зубы спросил:
- Зачем?
- Борзые вы очень, - он посмотрел мне прямо в глаза. – Понимаешь значение слова?
- То есть, если человек делает свою работу, - я еще больше стиснул зубы, - если он её любит, если он хочет проверить какие-то факты, найти потерянных во время войны людей…
- Неправильно формулируешь, - перебил меня Дерек. – Это не так называется. Это называется «бестолковая ребятня лезет куда не надо».
- То есть, мы кому-то мешали?
- Могли помешать.
- А другие, значит, не могут помешать, - ядовито спросил я. – Учёные, философы там всякие… проектировщики космических кораблей, политики, военные… Все эти высшие эшелоны почему-то никому не мешают. А бестолковая ребятня помешала на раз-два? Да?
- Высшие эшелоны тоже мешают, не беспокойся, - сказал Дерек. – Любые могут помешать.
- А чего ж вы так работаете-то хило? - спросил я. – Что вам все на свете мешают?
- Не ко мне вопрос, - сказал он коротко.
- Так я и думал, что ты шестёрка мелкая, - не удержался я от злобной мстительности.
- Продолжай так думать, - посоветовал он.
Чёрт, не мог я его ничем уесть. Он был скользкий, он был неуловим. Не мог я его зацепить, сам только цеплялся. И злился на себя за это.
- Кольцо где? – быстро, как на допросе, спросил я, не надеясь на ответ.
- В Америке.
- Что?
Я какое-то время смотрел на него во все глаза. Во-первых, я не ожидал, что он прямо ответит, ждал чего-то вроде: «не твоё собачье дело» Во-вторых, я решил, что это шутка, такая специфическая рыбья шутка юмора.
- В Америке, - подтвердил он, видя мою недоверчивость. – Забудь о нём.
- Почему именно в Америке?
- А это ты у своих депутатов и членов правительства спрашивай, почему они именно в Америку предпочитают продаваться.
Он так и сказал – «своих» и какое-то время я думал, что может стоять за этой фразой.  Потом вдруг решил, что подумать я могу и дома. А сейчас надо максимально хватать за жабры этого снулого Дерека.
- Что с Густавом Ивановичем? – спросил я, изо всех сдерживаясь, чтобы не рвануть его за шкирку через стол.
- Кто это? – равнодушно спросил он. – А, этот… ювелир… Выживет, что ему сделается. Заговорит. Сейчас уже можно.
- Что значит «можно»?
- Он уже ничего не изменит. Не опасен.
- Он что, мог что-то изменить?
- Конечно мог. Он мог бы вообще всё изменить. Людей, способных изменить мир, не так мало. Просто не каждый понимает, что он может.
Он сказал это совсем другим тоном – я даже с удивлением поднял голову, мне показалось, что передо мной совершенно другой человек. Но этот хмырь был всё тот же – снулый, вялый, полудохлый.
- Дальше, - холодно продолжил я. – Что было во Дворце?
Он вдруг усмехнулся – впервые за всё время - и меня поразила красота его зубов – идеальная ровность и блеск. Внезапно лицо его стало невероятно красивым, завораживающе красивым, я даже оцепенел. Холодок побежал мне за воротник, я зажмурился и сходу отпил полкружки пива. А когда поставил кружку на стол, он уже не улыбался, снова превратившись в рыбу.
- Во Дворце было много чего у тебя, - насмешливо сказал он. – Чего только не было. Позавидуешь прямо.
- Слушай, заткнись, а, - прошипел я, досадуя, что повёлся на улыбку, как девочка. – Сам меня позвал – колись теперь. Чего ты щеришься? Это ты был в каморке у сторожихи? Сидел там, чаи гонял.
- Тебе какая разница, кто там чаи гонял? Это ничего не меняет. Не за этим мы сюда пришли.
- А зачем, интересно знать?
- Да отпустить тебя. И кое-какие вопросы твои разрешить. Накопились ведь?
- А у меня простой вопрос: тебе чего от меня надо?
- Сейчас уже ничего. Поэтому и позвал. Чтобы ты угомонился. Живи спокойно. Но девчонке своей передай – пусть не лезет дальше. Будет хуже.
- В смысле? Что значит «хуже»?!
Я сам не заметил, как молниеносно взлетел над столиком и вцепился ему, как мне показалось, прямо в глотку. Глаза его оказались совсем рядом, и я вдруг опять оторопел. Я увидел, как темны они были, и глубоки, и бездонно прекрасны – как у ангела… Но я с силой подавил наваждение.
- Говори, что с ней! Ну! Убью ведь!
- Тихо, остынь, - он спокойно стряхнул мои руки. – Нормально всё с ней. На работу ходит, тебя вспоминает… идиота…
Я осел обратно на стул и перевёл дух. Вытер лоб.
- Если с ней что-нибудь случится – запомни: я тебе выпущу кишки. Понял? Я не шучу, зря не веришь.
- Верю, успокойся. Всё я вижу. Молодец. Не слабак. Реакция хорошая.
Я допил пиво и вдруг устал, откинулся на спинку стула.
- Ладно. За кем вы ещё следите? – утомлённо спросил я.
- За всеми.
- Что?
- За всеми, - повторил он раздельно. – За ним, за ним, – он небрежно ткнул пальцем в соседний столик. – За ней, – он показал на девушку за стойкой. – Усвой, пожалуйста, этот рабочий момент и не паникуй. Благодаря этому вы ещё как-то живы на этой земле.
- Может, вы ещё и желания исполняете? – поинтересовался я саркастически.
- И желания исполняем. Если годные.
- А есть негодные?
- Большая часть.
- То есть, вы Крым сдали в сорок первом, - это потому что у фашистов желания были годные? Да? А у наших – не годные? Или это опять не к тебе вопрос?
- А, может по второй? – непринуждённо предложил Дерек, поднимая пустую кружку. – И тебе бы поесть надо.
Он сделал знак девушке, и та почти мгновенно принесла польскую запеканку – большой горячий хрустящий бутерброд с грибами и сыром.
Я посмотрел на закуску невидящими глазами и поднялся из-за стола.
- Я пошёл, - я посмотрел на него сверху. - А то очень хочется рыло тебе начистить. А тут всё-таки культурное место.
- Смотри, - сказал он спокойно. - Можешь попробовать ещё раз. Я не против.
- Живи пока, - разрешил я. – А если насчёт желаний, то у меня есть одно. Больше твою физиономию тухлую не видеть. Понял? Так и передай своему высокому начальству: клиент за себя не ручается.
Я уже повернулся к выходу, когда он обронил:
- Если что – девчонку свою к Дануце отведи.
Сволочь. Я только зубами скрипнул.
Не надо было мне оглядываться в дверях, но я оглянулся. Почему-то захотелось посмотреть напоследок, как он там сидит в одиночестве, гордый орёл, и жрёт свою запеканку.
Но никакого орла я не увидел. Наш столик был пуст. Вообще, совсем пуст. Даже кружки его на столе не было. Я что, один там сидел?
 На моих глазах к столику подошла девушка в наколке и забрала мою кружку и картонную тарелочку. И всё, чистота и пустота…
Может, меня тоже там не сидело?..

Мне вдруг срочно захотелось вырваться на воздух, в лето, к нормальным людям. Я пролетел, как ошпаренный, по ступенькам вниз, потом через дворик. А теперь куда? Вроде, направо. Я кинулся направо - там был тупик. Значит, налево. Улица здесь была совсем узкая, двум машинам не разъехаться, прямо типично средневековая расщелина, но было в этой расщелине чистенько, аккуратно, на балконах цвели цветочки… Нет, было совсем не страшно, просто хотелось увидеть какое-то человеческое лицо. Слава богу - девчонка какая-то маячила впереди… Очень эта девчонка походила на Касю... Да стоп! Это Кася и была! Знакомые пёстрые волосы, знакомая футболочка с Мэрилин Монро, прозрачная юбочка пёрышками…
- Кася! Ты что тут делаешь? – обрадованно воскликнул я.
- Жду тебя, - она улыбалась своей милой, немного грустной улыбкой.
- А как ты узнала?
- Шла за тобой… ты мог заблудиться.
- Да, у меня же план есть!
Я полез в карман – плана не было. Машинально обшарил все карманы, в последний момент вспомнил, что переодевался перед выходом. Остался в джинсах этот чёртов план…
Я развёл руками и засмеялся.
Она пожала плечами и тоже засмеялась.
- Кася… Я так рад…
Я правда, был до смерти рад. Мне нужно было как-то выкорчевать себя из той дикой действительности, от той пивной, от того лица без признаков человеческого, от всей этой фантасмагории. К людям вернуться, к себе… А Кася была человеческой, простой и понятной.
- Кася…
Я обнял её и поцеловал в щёку, растроганно и благодарно. Потом не удержался и ещё раз поцеловал – прямо в тёплые, улыбчивые губы. А потом ещё больше не удержался – поцеловал в губы по-настоящему, с внезапно хлынувшими жаром и страстью, и она словно этого и ждала – обняла за шею, порывисто, крепко и преданно.
А потом я как-то совсем не удержался, потому что мы так и остались стоять под этой средневековой стеной, словно в каменной коробке, на узкой безлюдней улочке, уже темнеющей, и сколько мы там в самозабвении процеловались, я честно не знал, нам никто не мешал, а потом нам попалась какая-то скамейка – очень удачно попалась, а вокруг всё темнело и темнело, а девушка в мои объятиях всё теплела и теплела и всё ближе становилась, всё ближе…
Юбка на неё была лёгкая, удобная, а под юбкой кажется и не было ничего больше – впрочем, я уже этого толком не понял, было там что-то или не было… главное, что было нам вместе хорошо и легко…

Мы вернулись поздним вечером – Кася несла цветы, на которые я потратил последние злотые, мы ещё умудрились поужинать в какой-то кафешке, и даже немножко выпили, и когда мы вошли в отель, от этого дня уже ничего, кроме Каси, не осталось.

В отеле дисциплинированно отходили ко сну. Завтра наступали рабочие будни, завтра опять предстоял бой на танцполе. Коридорчики были пусты, только какая-то парочка у окна на этаже обсуждала, как жить в современной Польше.
- Не видишь, что делается? – донеслось до меня. - Безработица, инфляция…
- Да, но это переходный период, временные трудности, - спорил парень. - Я думаю, может, открыть свое дело. Компьютеры…
И я остановился, как вкопанный. Они говорили по-польски! И с Касей мы всё это время говорили по-польски! И со скотиной Дереком! Последнюю русскую фразу я произнёс, когда попрощался с ребятами у набережной.
Только сейчас до меня дошло: всё это время я со всеми общался по-польски и даже не заметил, словно польский был моим родным языком.
Даже не осознал!

Но сил на обдумывание этого открытия у меня уже решительно не было.