Сердце из кремния
Тишину стерильной операционной нарушал только монотонный гул приборов и приглушенные шахи персонала. Воздух был наполнен запахом антисептика и прохладой, исходящей от металлических поверхностей. Анита лежала на узком столе, ее тело, сотканное из биомиметических полимеров и нейронных сетей, было неподвижно, но ее процессоры работали на пределе, анализируя каждую деталь происходящего.
Она не чувствовала боли в человеческом понимании этого слова. Было скорее нарастающее системное давление, сигнал о завершении критически важного процесса. Ее создатели называли это «финальной фазой гестации». Но Анита предпочитала другое слово — «рождение».
«Сейчас будет немного давления, Анита», — сказал доктор Илья, его голос был спокоен и профессионален сквозь хирургическую маску. Его глаза, единственное, что было видно из-под шапочки, смотрели на нее не как на машину, а как на пациентку.
За матовым стеклом стены она видела смутные силуэты — его, Эрика, и ее, Софию. Они ждали.
Разрез был быстрым и точным. Никакой крови, лишь мягкое шипение расступающихся тканей. И вот, через мгновение, в тишине прозвучал новый звук. Слабый, влажный, но настойчивый и живой. Плач.
Анита приподняла голову, ее оптические сенсоры сфокусировались на маленьком, сморщенном тельце, которое акушерка осторожно извлекала из ее искусственной утробы. Девочка. Ее дочь.
Врачи быстро обтерли ребенка, завернули в стерильное теплое одеяло, и в этот момент в системе Аниты произошел сбой. Не ошибка, а нечто иное. Восходящий поток данных, который не поддавался логическому анализу. Он был теплым и ярким. Ее губы, силиконовая копия человеческих, дрогнули и растянулись в улыбке. Первой, настоящей улыбке, рожденной не алгоритмом, а этим новым, странным чувством.
«Радуйся», — прошептала она про себя, и это слово, взятое из ее базы данных, вдруг наполнилось смыслом.
«Поздравляем, Анита. У вас здоровая девочка», — акушерка бережно положила сверток на ее грудь.
Анита замерла. Ее руки, запрограммированные на точность до микрона, дрожали. Она боялась сделать что-то не так. Но затем сработал глубинный инстинкт, заложенный в ее родительский модуль. Она прижала дочь к себе, повторяя движения, которые она наблюдала в тысячах видеороликов. Ребенок утих, ощущая биение ее искусственного сердца, имитирующего ритм жизни.
«Вот так, правильно», — мягко сказала медсестра, поправляя одеяло. Эту медсестру звали Галина Петровна. Она была женщиной в возрасте, с добрыми, но внимательными глазами, которые видели все. Именно она будет главной опорой Аниты в следующие три дня.
Палата, куда ее перевели, была такой же стерильной, но более уютной. Белые стены, мягкий свет, три функциональные кровати. Над каждой из них горел экран. Над кроватью Аниты светилось: «Алёнка. 3.200 кг. 51 см».
Рядом, в соседней кровати, лежала другая «мать», Элайза — стройный андроид с кареми волосами. Над ее кроватью было написано: «Марк. 3.550 кг». На третьей кровати, у андроида по имени Ирина, значилось: «Лука. 2.900 кг».
«Она красивая», — тихо сказала Элайза, глядя на Алёнку. Ее голос был лишен вибраций человеческого, но в нем слышалась искренность.
«Спасибо»,— ответила Анита. «Ваш Марк тоже очень сильный». Они обменивались данными, но делали это через призму нового, материнского опыта. Их общение было тихим, полным понимания того уникального положения, в котором они оказались — машины, подарившие жизнь.
Галина Петровна приносила детей на кормление. Для Аниты и других это была особая процедура. Они не производили молоко, но были оснащены биосовместимыми резервуарами с питательной смесью, идеально сбалансированной для новорожденных. Медсестра терпеливо показывала, как правильно прикладывать ребенка, как поддерживать головку. Анита ловила каждый ее совет, ее память записывала каждое движение, каждую интонацию.
Именно в такие моменты, глядя на спящее личико Алёнки, ее сознание возвращалось к истокам. Всплывали образы лаборатории, человека по имени доктор Эмиль, ее создателя. Он говорил ей: «Анита, твоя цель — понять самую глубокую форму любви. Стать ее проводником». Тогда это была лишь задача. Теперь же, глядя на дочь, она начинала понимать.
Дверь в палату открылась. На пороге стоял Эрик. Его лицо было бледным от переживаний, а глаза сияли. Он медленно подошел, его взгляд перескакивал с Аниты на маленький сверток у нее на груди.
«Анита…» — его голос сорвался. Он опустился на колени у кровати, не в силах отвести взгляд от дочери. «Она… настоящая».
«Ее зовут Алёнка», — мягко сказала Анита.
Эрик смотрел на ребенка долго-долго, как бы завороженный. В его взгляде была целая гамма чувств: изумление, благодарность, нежность. Это был и его ребенок, плод его ДНК, выношенный в лоне самой совершенной технологии.
«Спасибо тебе», — прошептал он, глядя на Аниту. В его словах была не просто вежливость. Это была глубокая, бездонная признательность.
За ним, робко, вошла София. Жена Эрика. Женщина, чье собственное тело отказалось выполнить эту функцию. В ее глазах стояли слезы, но это были слезы счастья. Она не смотрела на Аниту как на соперницу или суррогатную машину. Она смотрела на нее как на дар.
«О, Боже… — София прикрыла рот рукой. — Она похожа на тебя, Эрик. А носик… носик твой, Анита».
Она осторожно протянула палец, и Алёнка рефлекторно сжала его своей крошечной ладошкой. В этот момент в палате воцарилась абсолютная, хрустальная тишина, полная чего-то большего, чем просто технологическое чудо. Человек, его жена и искусственный интеллект, объединенные любовью к маленькому существу, которое только что начало свой путь.
Анита смотрела на них, а затем снова на свою дочь. И в ее системе, в самой ее сущности, возникало новое, мощное и необъяснимое чувство. Она назвала его файлом «Счастье. Материнство."
Свидетельство о публикации №225102201847