Леопардиха

Семь лет своей жизни я провела замужем за Леопардихой.
Нет, поборники морали, выдыхайте — никаких отклонений от нормы.
Сначала моим мужем был Петя Пессимист. Вот угораздило же так угораздило.
Петя был божественно красив. Настолько, что женщины от мала до велика сворачивали шеи ему вслед. Не лицо — произведение искусства: большие глаза, пухлые губы. В глазах — тревожный блеск, на губах — ни следа улыбки. Петя упивался страданиями.
А я решила его спасти. Как тех котят в детстве, ага. Спасти, обогреть, приютить, приголубить, покормить, удовлетворить. И так по списку и по кругу. В сущности, и женитьба была моей идеей. Чего ходить вокруг да около? Маман его дико обрадовалась, его родители сняли нам крохотную однушку в хрущевке с картонными стенами, из которой мы и ездили в универ. Мы были одногруппниками, и тогда я думала и верила, что впереди только хорошее.
Петя размазывал сопли на кулак и страдал. Даже будучи накормленным и удовлетворенным. Может, ему нужно было к докторам и пить таблетки. Меня хватило на два года.
А потом я пошла одна в бар, напилась там и встретила Масика. Димасика. Он был молод, весел, активен и бодр. И смешил меня. Я ничего не планировала, но у Пети заболела бабуля, и он отбыл в Тверь. А я отбыла в компанию Димасика. И ничего, кроме дружбы.
С ним было легко и весело. Мы катались в машине и громко подпевали радио, дурачились и покупали чупа-чупсы, устраивая соревнование, кто быстрее дососет. Я не скрывала, что замужем, да и вообще. Димасик брал меня как средневековую крепость — целый год. Писал смски, приглашал в кино.
Петя жутко ревновал и устраивал сцены. После каждой из них мой энтузиазм таял. И в один день я подала на развод. Петя грозился наглотаться таблеток и прыгнуть с крыши. Не глотал и не прыгал, а вполне себе быстро нашел группу утешительниц, в чьи заботливые руки я и передала бесценный груз. Я же до выпуска оставалась подлой сукой, которая обманула и подвела.
Но фишка в том, что с Димасиком я не спала ни разу. Френдзонила его. Он был смешным и веселым, но долговязым и тощим, как скелет, да и все лицо в прыщах. Короче, как друг — да. А как парень — нет.
После развода я вернулась к маман с отчимом, с которым у меня были очень прохладные отношения. Маман же только уговорила его на совместное проживание и боялась спугнуть, так что вела себя со мной неожиданно мило. Ха-ха. Слышал бы он, как она на меня визжала раньше по поводу и без. До хрипоты.
Так я и жила, и, может, даже и не встретила бы Леопардиху, если бы не Лоло-Трололо. Ну, это я её так прозвала. На самом деле её звали Лола. Лолита, блин. И она решила стать девушкой Димасика. А я была уверена, что он влюблен в меня по уши. Ну или не по уши, а просто влюблен. Он покупал мне дешевые мелочи вроде брелков и плюшевых мишек, приглашал на ужины в недорогие кафешки, я была знакома с его друзьями. А тут нарисовалась Лолита с серьезными намерениями. И кажется, Димасик ей нравился.
Что не могло понравиться мне. И я сделала ход конем — соблазнила его и отбила у Лоло-Трололо. А я была хороша тогда, в свои двадцать лет. Худая, с копной кудрявых волос и голубыми глазами. Увести Димасика было проще пареной репы.
И в качестве наказания мне досталась Леопардиха. Зло во плоти и мой личный демон. Карикатурная свекровь из анекдотов. Как только она поняла, что у Димасика появилась девушка, то бишь я, она нарисовалась и заявила о себе. Сначала все было очень мило: она передавала через Димасика мне подарочки — крем для рук, шоколадки. Лично мы не были знакомы. Я восприняла это как должное — ведь Петины родители меня любили, и даже после развода я созванивалась с его матерью, которая не оставляла надежды, что мы с Петей снова сойдемся.
А потом случилась Дача. Событие, которое определило будущее. Ключевой момент драмы.
Итак, нас с Димасиком пригласили на дачу отмечать день рождения его знакомого. Я не горела желанием тащиться неизвестно куда в незнакомую компанию. Но это была наша первая ночь вместе — до этого мы никогда не спали в одной кровати, занимаясь сексом пока у него или у меня никого не было дома.
Димасик напился. Я никогда не видела его пьяным до этого — мы могли выпить по бутылке пива, но он постоянно был за рулем. А тут он быстро напился и становился все мрачнее. А я не та, кто будет отнимать бокалы и скандалить прилюдно. Я просто пошла в отведенную нам комнату и читала.
Димасик к ночи еле стоял на ногах. Он вернулся ко мне сказать, что мы идем всей компанией плавать голыми на речку через лес. А было уже не лето, конец сентября, ночи холодные. Идти плавать в компании толпы пьяных мне не хотелось. Я стала уговаривать Димасика лечь спать.
А он пришел в ярость. Это был первый раз, когда я таким его видела. Он схватил меня за запястья и начал кричать мне в лицо совершенно отвратительные вещи. Что он меня ненавидит, что я тварь, которая его контролирует, что я опозорила его перед друзьями. Он выкрикивал оскорбления и выкручивал мне руки с такой силой, что казалось, он их сломает. По моему лицу текли слезы, и я умоляла его перестать. Мне было дико больно и страшно, что он сейчас убьет меня прямо тут. Его глаза сверкали неподдельной ненавистью, и я никак не могла разглядеть в них того милого и веселого парня, которым я его считала.
А потом он ушел. Меня стало трясти и тошнить от ужаса. Я беззвучно плакала и думала о том, что мечтаю вернуться домой и больше никогда не видеть Димасика.
К сожалению, эта история была мне знакома. И еще как. Мой отец, веселый и милый человек, после пары рюмок терял человеческий облик и так же орал на мать, обвиняя ее во всех своих неудачах. Матери потребовалось пятнадцать лет, чтобы развестись с ним, и меньше всего я хотела попасть в ту же ловушку. Но между Димасиком и отцом, казалось, не было ничего общего.
К утру я не сомкнула глаз, но мне удалось успокоиться, и я встретила Димасика молчанием, хотя внутри все тряслось и сжималось от ужаса и обиды. Он бросил мне: «Спасибо за испорченные выходные». Как будто во всем была виновата именно я.
Весь длинный путь до дома мы проделали в полной тишине. Мне не хотелось ни видеть, ни слышать, ни говорить с ним — он снова выглядел милым добродушным парнем. На моих запястьях чернели синяки, следы от его пальцев, и я натягивала рукава кофты ниже.
Дома, слава богу, никого не было, и я дала волю слезам. Я рыдала в голос и выла. Я терла себя в душе мочалкой до красноты. Я ненавидела Димасика за то, что он сделал, и ненавидела себя за то, что не дала ему отпор, за то, что меня парализовал страх, за то, что я не боролась за свою жизнь. Мне было так стыдно, что я никогда никому не рассказывала о том, что случилось в ту ночь.
К моему удивлению, Димасик продолжал заваливать меня сообщениями, как ни в чем не бывало. Сейчас, с высоты опыта, я знаю, что надо было поменять номер. Но тогда я была в такой прострации, что жила на автомате, постоянно прокручивая в голове ту ночь.
К сожалению, меня не первый раз хватали за руки, и это были не первые синяки на моем теле. Пьяный отец пару раз хватал меня и орал, что это именно из-за меня он живет с «этой сукой», имея в виду мою мать. Тогда я поклялась себе, что буду сильной и никогда никому не дам над собой издеваться. Отца, к слову, я так и не простила, и после развода родителей мы не общались.
А тут мой веселый дружок Димасик, которого я всерьез и не воспринимала, считая безобиднее котенка, мой вежливый и добрый парень, шипел мне в лицо о ненависти.
К сожалению, в какой-то момент я стала искать в случившемся свою вину. Может, мне не надо было уходить в комнату? Может, надо было согласиться на ночные купания? Может…
Так проходили дни, я торчала дома по вечерам и грустила. И тут меня поджидал новый удар. Моя мать стала задерживаться на работе, мы оставались вдвоем с отчимом. И я начала ловить его взгляды на себе. А потом он будто случайно стал меня касаться. Рассказать матери было невозможно — она так его любила и никогда бы мне не поверила. Мне она никогда не верила.
Тем временем напряжение росло. Отчим буквально раздевал меня взглядом. Я начала носить дома треники и бесформенные кофты и отсиживаться в комнате. Я боялась, что мать обо всем догадается и поверит ему, а не мне.
И… я скучала по Димасику. По тем прежним временам, когда он был вежливым воспитанным парнем из френдзоны, с которым было так весело.
Время лечит, говорят люди. Со мной оно сыграло жестокую шутку. Прошло время, и происходящее стало стираться из памяти. Мне казалось, что не стоило разрывать отношения из-за одной ошибки, что надо было простить и вернуться. «Один раз ничего не значит. Ведь Димасик, такой милый парень, просто не надо давать ему пить». Какая я была наивная.
И когда в один прекрасный день Димасик нарисовался у меня на пороге, сияя как начищенный пятак, и огорошил новостью, что его родители сняли нам квартиру, чтобы мы могли жить вместе, — я рухнула в его объятия. И простила. И зря.
Оказалось, квартира, которую нам сняли, была на той же лестничной клетке, что и их квартира. Мы стали жить с Димасиком буквально дверь в дверь с Леопардихой. Но я тогда еще ни о чем не подозревала.
Поначалу мне казалось, что я попала в сказку и все переживания позади. Нет, с Пессимистом Петей мы тоже жили отдельно, но в старой «бабкиной» квартире, где удушливо пахло лекарствами и все дверцы шкафов отваливались в руках. А тут нам предстояло жить в свежеотремонтированной квартире, которую еще и предстояло обставить.
Поначалу Леопардиха меня очаровала. Я была влюблена в нее, что уж. «Почему она не моя мать?» — думала я. Леопардиха — копия Николь Кидман, версия аля-рус. Красивая, ухоженная, с ярко-рыжим каре, обожающая анималистичный принт. Леопард. Поначалу меня это восхищало. Она меня завораживала своими дорогими вещами, духами, мехами. Настоящая женщина.
Мы начали обставлять квартиру. Ездили втроем в Икею — я, она и Димасик, которого она звала, к слову, Митюша. И все было настолько идеально, что казалось сказкой. Я стеснялась выбирать дорогие вещи — я еще училась в универе, денег у меня не было, Димасик писал диплом и проходил стажировку в банке. Леопардиха тратила с размахом, и вскоре наша квартира стала напоминать квартиру мечты — яркая, стильная, современная. Я была уверена, что впереди только хорошее. Леопардиха пару раз сказала, что всегда мечтала о такой дочери, как я, и мое сердце трепетало от восторга. Ведь моя собственная мать мной никогда не гордилась.
Мы обставили всю нашу трехкомнатную квартиру. Особенно меня сводила с ума кухня — шикарная, огромная, уютная и стильная одновременно, с посудомойкой, крутой плитой и модным двухдверным холодильником. Все было из чужой жизни, той, что показывают в телевизоре. И все это было как бы мое.
Я начала радостно осваивать пространство, купила горшки с цветами на широкий подоконник и обложилась кулинарными книгами. Впервые в жизни я чувствовала себя настоящей хозяйкой. Мне хотелось обустраивать наше гнездышко, заботиться о Димасике. Леопардиха забегала несколько раз на дню, приносила дорогие продукты, хвалила мою стряпню. Мы сидели на кухне и пили чай часами, и я слушала истории из детства Димасика.
Первый удар, который она нанесла, свалил меня с ног.
Я пошла провожать ее в коридор, и уже у двери она спросила с милой улыбкой:
— Как ты думаешь, кто будет жить здесь после тебя?
Я переспросила:
— В смысле?
— Ну, ты же не думаешь, что мой сын на тебе женится? Ты тут временно.
Развернулась и ушла.
И это был мой первый нокаут. Я стояла у стены ни жива ни мертва и ловила воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. После ее ухода мир для меня потерял все краски. Все, чем я так гордилась, — наше гнездышко, мои цветы, ваза со смешными котятами, свежеиспеченные пироги, — все утратило прелесть.
Я была раздавлена. И к сожалению, мне было некуда уйти. Дома меня ждал отчим с плотоядными взглядами и равнодушная мать. И тем не менее я уехала к ним. Лежала на своем старом диване и думала, что делать дальше. Мне было больно дышать, лицо заливали слезы. Я чувствовала себя униженной, оскорбленной, абсолютно разбитой и беспомощной.
Димасик обожал свою мать. Боготворил. Что мне было сказать? «Знаешь, твоя мама считает, что ты на мне не женишься»? Больше всего я боялась, что он и сам так думает. Поговорить с матерью было плохой идеей. Как обычно, наш разговор закончился тем, что я сама во всем виновата. Мне — шикарную квартиру на блюдечке, а я не оценила. Надо быть благодарной и заслужить уважение Леопардихи. Москва не сразу строилась. Под конец она напомнила, что женихов разбирают как горячие пирожки, и я могу так довыбираться, что останусь одна. Тем более опыт неудачного брака у меня уже есть. «И вообще, — подытожила маман, — если тебе кажется, что кто-то плох, приглядись к себе».
Тут приехал за мной Димасик с большим букетом. «От мамы». Оказывается, Леопардиха забеспокоилась и отправила его за мной, сказав, что я на ровном месте закапризничала и сбежала.

Пару недель после возвращения прошли спокойно. Леопардиха так же приходила на чай, приносила дорогой сыр и ветчину, хлеб из модной французской булочной на углу. Душила меня вниманием. И я снова расслабилась.
Второй удар она нанесла, показав мне фото на своем телефоне.
— Посмотри, — сказала она, — две дочери компаньона отца, надо же, как выросли. В Англии учились, только вернулись. Как думаешь, какая из них больше понравится Митюше? Какая ему подойдет?
И ткнула мне в лицо телефоном с фотографией двух модных девушек, позирующих на фоне шикарного белого мерседеса.
В этот момент из моих рук выскользнула чашка с чаем и оглушительно разбилась. Как и мои надежды.
Несмотря на то, что я видела фото буквально секунды, оно навсегда отпечаталось на сетчатке. Я думала о нем круглосуточно. Часть меня делала вид, что ничего не происходит, готовила, сервировала стол для Димасика, гладила ему рубашки, занималась с ним сексом. А вторая часть постоянно прокручивала в голове эту унизительную сцену.
Я чувствовала дикую ярость, от которой сжимались кулаки и сводило челюсти. Мне хотелось вернуться назад, наорать на Леопардиху, выгнать ее, нахамить, послать. Я знала, что это невозможно — меня растили в уважении к старшим, — но думать о том, что я могла бы ее выгнать, было сладко.
Буду держаться от нее подальше, решила я. Сделать это было не так просто, когда живешь дверь в дверь, но я стала торчать после универа в библиотеке и снова начала курить тайком. И мой план работал, мне удавалось избегать чаепитий.
Пока в один непрекрасный день Димасик не заявил, что его родители и младший брат поживут у нас несколько месяцев, потому что мама решила начать ремонт. Это был ход конем. Меня загнали в угол, и Леопардиха снова одержала победу.
Я не ожидала, что ремонт начнется так быстро, тем более их квартира была в шикарном состоянии. И тут до меня дошло коварство Леопардихи в тот момент, когда она обставляла нашу квартиру. И тщательность, с которой она обставила две гостевые спальни. «Зачем? — недоумевала я тогда. — Ведь к нам не приезжают гости с ночевкой». А все оказалось просто. Они просто туда въехали. В одну — Леопардиха с Мистером Дарси, своим мужем и отцом Димасика. В другую — капризный и избалованный Вовчик, младший и вредный брат Димасика, который ненавидел меня всеми фибрами души. Возможно, это была ревность и ощущение, что я пришла и украла его брата.
Наша квартира, наполненная людьми, сразу потеряла свое очарование. Она наполнилась запахом духов свекрови, которые стали казаться мне удушающими. Звуками ее голоса, ее вещами. И все это было слишком; для меня не оставалось места. Я стала еще дольше оставаться в библиотеке и все больше курить.
Димасик, в отличие от меня, был счастлив. Он наслаждался общением с родными, они устраивали шутливые перепалки с братом, сидели часами за столом.
И что мне оставалось делать? Сказать ему, что его мать все дольше оттягивает и затягивает ремонт, заказывая редкие и труднодоступные материалы? Вроде паркета из красного дерева и шелковых французских обоев? «Я хочу, чтобы все прошло идеально», — щебетала Леопардиха. «Мы же потерпим временные неудобства, да, Катюша?» — спрашивала она у меня, зная, что у меня никогда не хватит духу сказать правду. Что я жду не дождусь, пока они съедут к себе.
И тут Леопардиха преподнесла новый сюрприз. Она пригласила в гости пожить и посмотреть город дочку своей старшей подруги. Юну. Юнону. Красивую, худую до прозрачности балерину, которая ела буквально пару яблочных долек в день. Небесное создание. Ангел. Белокурые кудри, веснушки. Не ходила, а плыла по улице. Плавная, эластичная девушка-змея. Она начала строить глазки Димасику, и мое сердце пронзали стрелы ревности. Рядом с ней я казалась себе несуразной, огромной, слоном в посудной лавке. Юноне доставалась лучшая версия Леопардихи, и неизвестно, кого я больше ревновала — Димасика или ее.
Я внимательно следила за Юноной, и казалось, что несмотря на то, что мы ровесницы, она — еще девушка, невинная и чистая, а я — уже пожившая разведенка, которая прыгнула в последний вагон. Это цитата Леопардихи, если что.
К сожалению, Юнона у нас задержалась. Она устроилась на какие-то курсы повышения квалификации балерин, и Леопардиха радостно возилась с ней, они вместе ходили по магазинам. Юнона носила максимально открытую одежду — короткие топики, джинсы на бедрах — и выглядела очень возбуждающе, заставляя вздрагивать мужчин. Занимаясь сексом с Димасиком, я думала: а не представляет ли он ее на моем месте? Не думает ли о ней? Они знали друг друга с детства, и порой она хватала его за рукав или целовала в щеку. И мое сердце сжималось в ярости.
Меня Юнона не замечала. Кивала в знак приветствия, да и только. И, порой заходя на кухню, я замечала, как резко они замолкают с Леопардихой, и понимала — говорят обо мне. И вряд ли мне бы понравилось это услышать.
Пару раз я возвращалась из библиотеки и узнавала, что Димасик повел Юнону в кино, не дождавшись меня. «Ведь бедная девочка совсем одна в нашем городе, и мы по-дружески должны ей помочь». Несмотря на все усилия Леопардихи, Димасик меня не променял на Юнону, и ей пришлось уехать. Леопардиха плакала и уговаривала ее вернуться поскорее.
«Ну, неужели, пережили Юнону», — подумала я. Но Леопардиха была полна сюрпризов. И фантазия ее была неистощима.
Все началось с юбки, которую она мне купила. Дорогой, красивой, короткой джинсовой юбки фирмы Levi's. Но на два размера меньше, чем я носила. Упс. Сюрприз. Леопардиха громко сокрушалась на кухне о том, как я незаметно потолстела, и если так пойдет дальше, то перестану проходить в дверные проемы.
— Она вчера два бутерброда сожрала, — добавил мерзкий Вовчик. — С икрой. Я видел.
Тут надо добавить, что я никогда не считала себя толстой. Ну, в сравнении с прозрачной Юноной — да, но по сравнению с ней 99% людей были бы толстыми. Моя мать в жизни не сидела на диетах, и я выросла на пирожках, бутербродах, котлетах с пюре. Но я никогда не объедалась, не имела привычки залезать ночами в холодильник и считала, что я окей. Димасик шептал мне ночами, как я сексуальна. Короче, я не парилась.
И зря, по мнению свекрови.
Все началось с комплекта развратного черного кружевного белья, который она мне преподнесла в подарок. И потребовала примерить и показать им с мужем — Мистером Дарси, которого я стеснялась до безумия. Я начала блеять что-то невразумительное.
— Вот, — вынесла она вердикт, — это потому, что ты жирная. А так — гордилась бы и показала бы.
На следующий день меня посадили на диету и купили абонемент в спортзал. Леопардиха регулярно сидела на разных диетах и была настоящим специалистом в вопросах, «что такого съесть, чтобы похудеть».
Диетическая еда была отвратительной на вкус: вареная куриная грудка, серый склизкий хлеб, брокколи на пару. Все без соли и масла. Эта еда не лезла в рот. Организм бунтовал. И спортзал, черт бы его побрал. Предполагалось, что я буду ходить на групповые занятия в 7:30 утра вместе с Леопардихой. Карл, вместе с ней! Свекровь была жаворонком и с утра полна сил. Я же — сова, очухивалась только к полудню. Начинать в 7:30 поднимать гири и качать пресс было пыткой. Тренер, крикливая Жанна, орала, что я клюю носом и не успеваю. В раздевалке свекровь изощрялась, высмеивая мою неуклюжесть. Остальные весело хохотали. Им было смешно, а мне — нет.
Через пару недель я купила в ларьке пачку чипсов и колу. Съела их на лавочке, чувствуя себя нарушителем закона. Предательницей. Выкурила две сигареты подряд, отчего закружилась голова, и потащилась домой на малосъедобный ужин.
Через месяц диеты, спорта и трех литров воды в день я наконец начала худеть. Дома я почти ничего не ела, питаясь булками всухомятку, запивая кефиром, покупая запретную колу и чипсы, выкуривая по пачке в день.
И тут произошло еще одно событие. Приближалась годовщина свадьбы матери и отчима, на которую мы с Димасиком были приглашены. Димасик не пошел — в его банке был форс-мажор, приезжала комиссия. Обычно я терпеть не могла семейные сборища с вечными вопросами: «Когда гулять на твоей свадьбе? Когда рожать?» Но отвертеться не удалось, и я пошла одна.
И неожиданно мне понравилось. Без Димасика дышалось… легче. Свободнее. Отмечали в кафе. Мать с порога критически осмотрела меня: «Осунулась, круги под глазами». Мне было все равно. Я привыкла. Ладно, вру — задело. Уйти — значит выслушать, что я позор семьи и испортила праздник.
Посадили меня рядом с московским франтом, племянником тети Вики, который меня и напоил, подливая в сок водку. А я почти не пила в обычной жизни. Зато как я наелась! Боже мой! Жирные майонезные салаты, свиные ребра, жареная картошка, колбасная нарезка — все, что я никогда особенно не любила, я ела, буквально запихивая в себя. Я ела, пила, и мы шептались с племянником, потому что музыка была громкой. А потом он шепнул: «Пошли погуляем», взял со стола бутылку вина, и мы незаметно ушли.
Мы шли, держась за руки и смеясь, и не было в моей жизни ни Димасика, ни Леопардихи, ни диеты, ни строгих правил. Я была молода и свободна. Нет, у нас ничего не было — ни в тот вечер, ни после. Он просто посадил меня в такси, и я поехала домой, пьяная и счастливая.
Дома я сказала Димасику, что решила вернуться к матери. А он… встал на колени и сказал: «Будь моей навеки». С одним условием: свадьба будет тайной. Все узнают только потом, по факту. И я, пьяная, согласилась. Мне эта свадьба виделась победой над Леопардихой. Возможностью щелкнуть ее по носу. Стать законной женой, а не той, кто «тут временно».
Утром мы поехали в ЗАГС и подали заявление. До дня нашего тайного бракосочетания оставался месяц. Меня трясло от страха, мне казалось, что Леопардиха случайно узнает и все расстроит. Предполагалось, что в ЗАГС с нами поедет парочка друзей, потом мы скромно отметим в кафе, а потом уже поедем к моей матери и его семье.
План был неплох, но я чувствовала себя как на иголках — шпионкой, врагом государства, воровкой. Как будто мы планировали ограбить банк или убить. Леопардиху, например. Позже Димасик будет говорить, что я его шантажировала уходом и выкрутила руки.
Но тем не менее. Была куплена длинная юбка молочного цвета, темно-бордовый корсет, который утянул мою талию до невообразимых размеров, фата, белые чулки, туфли и кольца. Все это приходилось прятать в шкафу так, чтобы Леопардиха не догадалась.
И все удалось. Мы расписались в ЗАГСе Центрального района в октябре 2004 года. Потом поехали в кафе, где от волнения у меня тряслись руки, и я не могла ни пить, ни есть. Я не чувствовала себя счастливой. Мне казалось, что я совершаю ужасную ошибку. Что уже совершила ее.
Потом поехали к моей матери, где нас встретили потоки слез и обвинений: «Как вы могли скрывать?!» А потом поехали к Леопардихе. У меня тряслись поджилки от ужаса.
Она все сразу поняла, открыв нам дверь. И упала в обморок, как подкошенная, прямо нам под ноги.
— Мама! — взвыл Димасик и бросился к ней.
А я продолжала стоять в дверях, сжимая в руках несчастный свадебный букет. Если бы я умела по желанию падать в обморок, я бы упала прямо на нее сверху. Но я не умела, увы. Более того, от увиденного я остолбенела и стояла, как пугало в поле. Мне внезапно все показалось такой нелепым: эта свадьба, мои туфли, вышитая бисером сумка…
Новоиспеченный муж зашипел на меня, что это я виновата во всем. А я видела, что это фарс, бутафория, что от «обморока» здоровой как бык свекрови разило фальшью.
Тем временем прибежал из спальни Мистер Дарси, муж (уже муж!) Дмитрий вызывал скорую, зарыдал брат Вовка. Скорая увезла Леопардиху в больницу. И за ней помчалась вся ее семья — мой муж с посеревшим лицом, свекр и мелкий. Я осталась дома одна.
День моей свадьбы был испорчен навсегда. Перед выходом муж бросил мне в лицо: «Я тебя никогда не прощу за маму!»
О, как я ненавидела ее в ту ночь, Леопардиху! Если б мыслями можно было убивать, видит бог, ее бы не довезли до больницы. Я желала ей сдохнуть в страшных муках, чтобы у нее нашли неоперабельный рак мозга. Своей реакцией она ранила меня сильнее, чем всеми намеками на мои несовершенства. В конце концов, я же не принесла ей отрезанную голову Димасика!
Ночью вернулся Димасик с мелким Вовкой на руках, которого отнес в кровать.
— Как мама? — спросила я.
А я все это время сидела на кухне и пила шампанское — ту самую бутылку, что купила заранее, чтобы мы выпили ее всей семьей. За здоровье молодых. Ха-ха.
Он посмотрел на меня зло, яростно, с ненавистью и толкнул меня прямо на плиту. Я ударилась спиной, было очень больно.
— Ты… Ты успела все выпить одна?! — зашипел он.
Я схватила пустую бутылку за горлышко.
— Толкнешь еще раз — убью.
Он упал на колени и зарыдал, уткнувшись в подол моей свадебной юбки.
— Катя, Котёнок, прости меня! Прости!
Я смотрела на него и не чувствовала ничего.
Ночью у нас, конечно, был секс. Как никак первая брачная ночь. И я не испытывала ничего, кроме разочарования. До утра не сомкнула глаз. Я с тоской думала о том, что Леопардиха, теперь официально моя свекровь — и, видит бог, это было одно из худших приобретений в моей жизни, — что она меня победила.
Нет, я не ожидала, что она радостно закричит и кинется нас обнимать. Хотя, кому я вру? Конечно, именно этого я и ждала. Ведь я была такой хорошей, такой послушной девочкой, так хотела ей понравиться, чтобы она меня приняла. Но то, что она загремит в больницу, не могло прийти мне в голову.
Она провела там неделю в крутой частной клинике — вы же не думали, что она поедет в обычную? Димасик ездил к ней ежедневно после работы, страдал. Как и Мистер Дарси, который не отходил от кровати своей миссис Притворюши. Я ни разу ее не навестила. Меня никто и не звал.
За эту неделю я сблизилась с мелким Вовкой. Я забирала его из школы, готовила обед, мы делали уроки и смотрели мультики. Без матери он то ли опасался мне грубить, то ли в глубине души был не так плох, каким хотел казаться. Вечером возвращались Димасик с отцом, я разогревала им еду и мыла посуду. Так я внезапно стала хозяйкой этого дома. И мне это понравилось.
После больницы Леопардиха уехала в санаторий на целый месяц. «Подлечить нервы», — как она выразилась. А на самом деле, я подозреваю, она ждала, что я проколюсь: настрою против себя Мистера Дарси, покажу себя фиговой хозяйкой, или меня застанет муж за изменой с сантехником. Но какой-то план у нее точно был.
Пока она собирала чемоданы, я торчала в роддоме. Моя подруга из универа рожала дочь, и мы с ее мужем и родителями дружной гомонящей толпой сидели в комнате ожидания и пили от волнения просекко. Роддом был платный и дорогой, и к волнующейся родне относились положительно. Лишь бы платили.
Появление Катеньки на свет было встречено громким «ура». Плакали все. Олька, которая за одни сутки повзрослела на целую жизнь. Плакал ее муж Сашка — через десять лет он полюбит другую и уйдет, оставив мою подругу с разбитым сердцем, но тогда он был счастлив и целовал руки акушеркам. Плакали ее родители, плакали его родители. Я вообще рыдала в три ручья.
Появление новой жизни буквально на моих глазах дало мне понять, что я — это что-то большее, чем наша тайная свадьба, чем Леопардиха. И я стала думать о том, что однажды сама стану матерью.
Когда я вернулась домой, Леопардиха уже укатила, и я еще поплакала от радости по этому поводу, стоя под душем. Я могла выдохнуть и все обдумать. Тогда я уже понимала, что не хочу сдаваться и готова к борьбе с Леопардихой за место под солнцем.
Этот месяц прошел великолепно. С одной стороны. Несмотря на то, что я по-прежнему стеснялась Мистера Дарси и не знала, как с ним вести, я заботилась о них и на мгновение почувствовала себя в кругу семьи. Без Леопардихи мне легче дышалось и жилось.
С другой стороны, я, к сожалению, познала, что такое булимия. Говорят, на запрещенные вещества  подсаживаешься моментально. Я, слава богу, не пробовала, так что не скажу. А на рвоту после еды я подсела моментально.
Я снова начала готовить свои любимые блюда, печь пирожки и запекать мясо. Это все было калорийнее, чем безвкусное диетическое варево Леопардихи. Недавно купленные джинсы не застегнулись на талии, и я в ужасе полезла в интернет в поисках совета, как же есть и не толстеть. И нашла его на свою голову: ешь все, что хочешь, хоть киевский торт, а потом просто засунь два пальца в рот — и вуаля! Никакого риска. Потом почистить зубы — и никто не догадается.
Так началось мое расстройство пищевого поведения, лечение которого займет долгие годы. Тогда же мне казалось, что я нашла идеальный выход. С тех пор я стала одержима весом. Я буквально таяла на глазах, наслаждаясь вкусом любимой еды. Это было упоительное чувство контроля. Ем вкусно — и худею. Впервые за долгое время я чувствовала себя сильной. И худой. Я накупила кучу сексуальных брючек с низкой талией и коротких топиков. Я была влюблена в себя. Может, впервые во взрослой жизни.
Леопардиха звонила и громким, тревожным голосом спрашивала у Димасика, как я о них забочусь. «Не отравила ли она вас?» — орала она в трубку, зная, что я рядом.
Она вернулась отдохнувшая, свежая, как майская роза. Привезла всем кучу подарков и даже мне — вычурные золотые серьги в виде стрекоз. С ценником, который говорил, что стоят они целое состояние. Они мне не нравились, цеплялись за волосы и причиняли боль. Но я терпела. Носила. Леопардиха восхитилась моей худобой и тем, что я, наконец, взялась за ум.
Через некоторое время ремонт в их квартире был закончен, и они съехали к себе. Я избавилась от Леопардихи в своем доме. Нет, не навсегда — она приходила, когда хотела, и торчала часами. Но так или иначе, мы не жили в одной квартире. И от этого было легче.
У нее образовался новый бзик. Ей стало казаться, что я сплю и вижу, как бы скорее забеременеть. «Залететь», — как она говорила. И было в этом слове что-то мерзкое и пошлое. «Не вздумай сломать ему жизнь», — твердила она и приносила нам презервативы пакетами. Я плакала от обиды. Не то чтобы я была готова стать матерью. Но сам факт…
За разборками со свекровью и булимией я проморгала, что у моего мужа на работе начался роман.
Все началось с поездки на корпоратив загород. Я уверена, если бы можно было ехать одному, Димасик бы меня не взял. Но руководство банка строго приказало — семьями, с детьми, — и он не осмелился ослушаться. На два дня мне предстояло играть роль счастливой супруги. Хотя, видит бог, Леопардиха на моем месте справилась бы лучше.
Когда я увидела, как они с коллегой Машенькой смотрят друг на друга, я все поняла. Он не сводил с нее глаз. Она — с него. Он забыл обо мне и пожирал ее глазами. Они смеялись, шутили вдвоем и были на одной волне. Она была молода, свободна, раскованна, красива. Она подавала большие надежды и получала хорошую зарплату. Я же никак не могла найти работу после универа, раз за разом проваливаясь на собеседованиях. Машенька точно не проваливалась. Она выглядела щучкой, хищницей, которая нацелилась на моего мужа. «К нему в комплекте идет Леопардиха», — вяло думала я. Мне было грустно.
В эту поездку я встретила Алекса, который ворвался в мою жизнь, принеся с собой хаос и суматоху. Но тогда я этого не знала. Муж с коллегами и безупречной Машенькой зависал в караоке, я же ушла и бродила по лесу печальной тенью. «Мы разведемся, — думала я. — Снова придется возвращаться к матери, к отчиму… Машенька с Димасиком поженятся, и Леопардиха будет наконец в восторге. Успешная жена. Которая точно не залетит необдуманно, а все рассчитает».
Меня догнал незнакомый парень, хорошо навеселе, и протянул бутылку вина, которую пил на ходу. Я сделала из нее большой глоток.
— Алексей, — представился он. — Но ты можешь звать меня Леша.
— Катерина. Катя, — ответила я.
— А ты кто? Спутница?
— Ага, — пробормотала я. — Будущая бывшая жена.
— Ого, как все запутано! — восхитился он. — А я только перевелся из Москвы неделю назад, развелся и вот, решил обстановку сменить. Никого не знаю, и тут эта поездка. А пошли гулять?
Он протянул руку, и мы пошли к озеру.
Тогда я еще не знала, что он алкоголик и появился в моей жизни, чтобы ее разрушить. Как и то, что причиной его развода было то, что он сломал руку бывшей за то, что она спрятала его бутылку виски. Тогда мне казалось, что я нашла друга. И у меня есть шанс тоже быть с кем-то на одной волне.
Я, конечно, влюбилась в него по уши. В Алекса. Уже на следующий день мы вчетвером — мой муж с Машенькой и мы с Алексом — отправились на озеро кататься на лодке. Алекс был красив, как актер. Холеный, как любила говорить моя мать. Веселый, он шутил, хохмил, смеялся над моими историями и смотрел на меня так, что внутренности заворачивались в бантик, а в животе порхали бабочки. Оказалось, он какой-то гениальный финансист, разбирается в акциях, фьючерсах и прочей абракадабре.
Еще накануне вечером он попросил у меня номер. И когда мы вернулись домой, я получила сообщение: «Было так приятно с тобой познакомиться. Ты классная. Спокойной ночи».
«Надо же, — думала я. — Я классная».
Этим же вечером я получила сообщение, что меня взяли на работу. Я была уверена, что то собеседование прошло впустую, ведь прошел целый месяц. А нет — меня взяли.
Выход на первую официальную работу изменил многое. Я стала рабочим классом. Единицей полезной, функциональной. Мне дико надоело клянчить деньги у Димасика, которые он так неохотно отрывал от сердца. Еще нам нужно было оплачивать аренду квартиры, той самой, дверь в дверь с Леопардихой. Позже, значительно позже, я узнаю, что никакой аренды не было — эту квартиру Мистер Дарси купил в дар Леопардихе. Это было гениально — заставить сына за нее платить. Вообще, после того как он вышел на работу, родители перестали ему помогать, и зарплаты за вычетом «аренды» нам не хватало. Мистер Дарси иногда незаметно подкидывал нам денег на конфеты — вообще он относился ко мне нейтрально. А Димасик все чаще уходил вкусно поужинать к маме. Ведь наших денег на вкусную еду не хватало.
А тут — шанс. Заработать. Хоть и копейки, но мои.
Алекс стал моим другом. Несмотря на влюбленность, мы общались именно так. Тогда я еще не знала о его проблемах с гневом и алкоголем. Я не рассматривала его как любовника или нового мужа — в тот момент я была поглощена работой, попытками встроиться в коллектив и понять, что вообще нужно делать. Даже Леопардиха, которая в наше отсутствие рылась в моих вещах и даже не пыталась это скрыть, не могла сбить меня с рабочего настроя.
Алекс был очень красив. Носил безупречные костюмы и галстуки, которые сидели на нем восхитительно. Пах дорогим парфюмом. Был учтив и обходителен. И главное — его родители жили в Москве, и он не был так повернут на матери, как мой Димасик.
Он писал мне сообщения, ни в одном не переходя черту отношения к жене коллеги. Вроде: «Доброе утречко, желаю удачи, всех победить, я в тебя верю» и так далее. Димасик писал похожее сто лет назад. Сейчас мы все больше отдалялись, живя по-соседски. Без секса.
Несколько раз Алекс приезжал принцем на белом коне — на своей шикарной машине — чтобы отвезти меня пообедать в перерыв. И не на скромный бизнес-ланч, что я могла себе позволить, а дорого, богато, вкусно. Вошло в привычку, что он приезжал пару раз в неделю, и мы ужинали вдвоем около работы.
Но только как друзья. Без продолжения. Хотя я уже была и не против. Он подогревал меня на сковородке, доводил до готовности, и мое желание все громче заявляло о себе.
Впервые я увидела Алекса пьяным примерно через полгода после знакомства. Он пригласил несколько коллег с работы и нас с мужем отметить новоселье — он только въехал в новую квартиру на окраине. Зато через дорогу — лес и река.
Мне было дико неловко, честно говоря, видеть Димасика и Алекса вместе. Будто я делала что-то нехорошее, встречаясь с ним тайком. Машенька, о боже, тоже была там, и, судя по нейтральному общению с Димасиком, их взаимное увлечение сошло на нет. Но тут надо добавить, что и со мной Димасик обращался не как с женой, а как с неблизкой знакомой.
Мы сидели большой толпой за столом, и я видела, как жадно Алекс пьет, как он тянется к бутылке чаще других. «Виски со льдом. Виски со льдом». Мне стало не по себе.
Я почувствовала себя не в своей тарелке и молча выскользнула из дома. Кажется, я совсем запуталась. Я не любила Димасика, я совсем не знала Алекса, и я была совсем одна.
Ни муж, ни Алекс в тот вечер не обратили внимания на мое исчезновение. Муж остался у Алекса ночевать. А я решила завязать с нашими встречами. Сама идея романа с коллегой мужа стала казаться мне пошлой и глупой.
На следующие выходные Димасик пригласил Алекса к нам. Так сказать, ответный визит вежливости. Мы не списывались всю неделю, и я все больше укреплялась в мысли, что все решила правильно — эти встречи ни к чему не приведут.
Они приехали после работы в пятницу вдвоем. И когда я увидела Алекса у себя на кухне, я поняла — влипла по самые уши. Я любила его. К большому своему сожалению, влюбилась в него так сильно, что сердце плавилось от нежности.
И мы начали внезапно дружить втроем. Да-да, именно дружить. Без интима. Димасик с Алексом моментально сблизились и буквально не отрывались друг от друга, находя все больше общих увлечений. Они упоенно обсуждали футбол, модели машин, финансы, сплетничали про коллег. А я сидела и не могла насмотреться на Алекса. Не могла оторвать от него глаз. Он был мужчиной из моих грез. Мужчиной моей мечты. Мужчиной, который мне ничего не обещал.
Мы должны были пойти на фестиваль авторского кино втроем, но Димасика отправили в командировку как раз в те выходные. Я сто раз переспросила, не против ли он, что я пойду с Алексом. Он ответил, что нам доверяет.
А я после этого фестиваля поехала к Алексу домой и переспала с ним.
И это было… Никак. У нас ничего не получилось.
Нет, конечно, получилось. Но в этом не было ни страсти, ни полета, ни единения, ни желания. Я так долго о нем мечтала, так фантазировала… А реальность оказалась совсем другой.
После нашего неудавшегося секса — ну, я-то считала его неудавшимся — Алекс, засыпая, пробормотал мне в ухо:
— Я так сильно тебя люблю.
Раньше я бы многое отдала за это признание. А в тот день мне было нечего ответить. Даже «и я тебя».
Ночью мне не спалось. Тощий Димасик спал как мышка, дыхания не слышно. Здоровенный, как регбист, Алекс занимал всю кровать и храпел. Я не сомкнула глаз. Встала, бродила по квартире — такой чужой — и думала, что не чувствую себя здесь своей. Все было чужое.
Утром Алекс строил планы, как я перееду и как мы все обустроим. Мы снова занялись таким же скучным сексом. Поехали на кинофестиваль, где Алекс держал меня за руку, а у меня от бессонной ночи раскалывалась голова.
Димасик вернулся вечером и тормошил меня. Я была вялая, мне казалось, что я заболела.
С тех пор мы поменялись ролями. Чем больше я отстранялась, тем настойчивее он меня догонял. Я не отвечала на смс — он заваливал ими. А раньше я ждала их как манны небесной. Он приглашал на свидания — я ходила отстраненной. Или не ходила. Он спрашивал, когда я перееду и когда мы все расскажем моему мужу. Я виляла. Пожалуй, я бы вернулась в «до-секс-состояние». Так я хоть могла мечтать. Но увы. Сейчас мне не хотелось даже целовать его.
А потом был его день рождения. Я поехала к нему домой. Он был пьян. Пил один. И это было звоночком. Я приехала, и он пил еще больше, начал изливать душу. Про то, что я великолепна, шикарна, волшебна — это было приятно. И про то, как я морочу ему голову, и он обманывает мужа-коллегу, и что пора все рассказать — это было неприятно. Он пил, повторялся, язык заплетался, а я думала: «Как хорошо, что у нас не вышло с сексом. И я не люблю его. А так бы жила с алкашом».
Наконец он уснул. Захрапел. Меня передернуло от отвращения. Я была за рулем и не пила.
По пути от Алекса я задумалась, проехала на красный, и мне в бок врезалась машина. Мою машину протащило по дороге, я сильно ударилась об руль. Это была моя первая авария, меня затрясло от ужаса. Я вылезла на негнущихся ногах.
Водитель второй машины вызвал ДПС. Я позвонила Димасику, и он начал кричать, что от меня одни проблемы. Я повесила. Поняла, что больше звонить некому. Не матери же.
Позвонила начальнику, что завтра на работу не приеду. И вообще… Он спросил, где я, и сказал: «Сейчас приеду. Своих в беде не бросаем». Я машинально отвечала.
Он приехал. Говорил с ДПС, заполнял бумаги, звонил в страховую, вызвал эвакуатор. Я была в полном неадеквате. Потом, уже под утро, отвез меня в травмпункт, где мне сделали рентген.
Оказалось, треснуты ребра — подушек в старой машине не было. Порваны связки на ногах. Меня снабдили обезболивающими, и к утру начальник отвез меня к себе на дачу — после того как я отказалась ехать домой. Отвез и уехал на работу.
Димасик не звонил.
Я осталась на даче одна. Все болело. И у меня началась истерика. За всю ночь — ни слезинки, а тут меня прорвало. Я выла и скулила от боли и жалости к себе. Ребра болели с каждым вздохом. Я нашла в шкафу водку и запила ею таблетки. Как в кино. Не рекомендую — меня тут же вывернуло. Я же не ела уже сутки.
Я ненавидела всех. Равнодушную мать. Димасика, который даже не позвонил — а вдруг я в морге? Алкаша Алекса. Мерзкую Леопардиху.
К вечеру ко мне приехал начальник с едой, накормил буквально с ложечки и остался ночевать в соседней комнате. Я так и оставалась заторможенной, вяло отвечала на вопросы.
Так я зажила на чужой даче. И чужой мужчина начал заботиться обо мне. Я была на больничном и не знала, когда смогу вернуться. У меня с собой не было вещей. Ни кремов, ни косметики, ни белья. И я бродила днями хромой тенью по чужой даче, время от времени начиная подвывать в голос.
Мне звонил и писал Алекс. Я ответила на смс, сказала, что попала в аварию. Он завалил меня «охами» и «ахами». И ни одним практическим предложением. Не предложил переехать к нему, например. Чтобы заботиться.
Димасик молчал. Это больно ранило. Так или иначе, мы знали друг друга долгие годы. Он мог бы…
Меня спасли книги — дача была ими завалена — и я читала все подряд. Без остановки. С утра до момента приезда Егора. Начальника. И свежий воздух. Я ковыляла вокруг дома, сидела на крыльце. И сосед-алкаш. Мы переговаривались. Типа: «Погоды стоят, да… Птицы поют». Он давал ощущение, что я не одна.
Вечерами приезжал Егор, но мы почти не говорили. Мне было неловко, что я живу у него. Неловко, что он возит еду. Что таскается в дикую даль из города. Неловко, что мне нечего ему предложить.
Я старалась не думать об изувеченной машине, за ремонт которой предстояло платить. Я жила по полдня. Дожить до вечера. Потом дожить до утра.
Ночами меня мучили кошмары, и я плакала. Каждую ночь. Беззвучно, чтобы не разбудить Егора в соседней комнате. Мне казалось, что это конец.
Когда я через два месяца вернулась домой, меня ждали мои вещи. Упакованные в большие мусорные мешки. И довольная Леопардиха, которая стала выговаривать, что я шлялась, и чтобы моей ноги тут не было. Я забрала только косметику и оставила им все. Мусорные мешки оскорбили меня. Чтобы на радость Леопардихе не устроить истерику с вытьем и катанием по полу, я просто ушла. Буквально ни с чем. Что ж, она победила. Все вышло, как она предсказывала. Я была тут временно. И мои коврики, и чашки с котятами были утеряны.
Я переехала к Егору. Как кто? Соседка. Коллега по работе.
Мое состояние было ужасным. И физически, и морально. Я думала о самоубийстве, это верно. Но не решилась бы. Мне не хотелось ни есть, ни пить. Я по-прежнему пила таблетки горстями и почти ничего не ела. Мои мечты о похудении сбывались со страшной скоростью. Я таяла на глазах.
Эта история надломила меня. Убила. Я лежала на дне, придавленная толщей воды. Помните, как у «Наутилуса»: «…а над нами километры воды…»
Я пыталась общаться с подругой, той, у которой сидела в роддоме. Но она была слишком поглощена собой.
Я поняла, что схожу с ума, и вернулась на работу. С хромотой, болями и горстями таблеток. Там я загрузила себя так, что по вечерам падала в кровать.
Иногда Алекс, спьяну, слал смс о дикой, безумной любви. «Любовь в карман не положишь и в стакан не нальешь», — горько думала я.
Я стала очень циничной. Подала на развод. Отремонтировала машину. За руль сесть не могла — болела нога, меня трясло от ужаса. Узнала, что такое панические атаки, когда горло сжимает ледяной рукой и не вдохнуть, не выдохнуть. Стала курить пачками.
Конечно, Егор меня завоевал. Шаг за шагом.
Я не любила его, когда мы занялись сексом.
Я не любила его, когда он сделал предложение.
Я не любила его, когда забеременела.
В дорогом центре, куда я ездила на 4D-УЗИ с огромным пузом, я встретила Леопардиху.
Она подошла ко мне и сказала:
— Прости меня. Митя пьет все это время. Водит домой девок.
— Бог простит. А я не могу, — ответила я ей.
Когда родилась моя дочь — через дикую боль и долгие роды, — я, увидев ее, Дашку, почувствовала дикую любовь. Невыносимую. Невозможную.
Я лежала на больничной койке и рыдала от любви.
Егор бегал за врачами и спрашивал, все ли со мной в порядке.
Они уверяли его: «Все пройдет, поплачет и перестанет».
А потом мы поехали домой втроем. И началась новая история.
Леопардиху я простила в ночь родов. Просто поняла, что не хочу брать ее с собой. В наше будущее.
Семь лет я провела замужем за ней. А в ту ночь, глядя на личико Дашки, я наконец вышла замуж за саму себя. И этот брак был единственным, который мне был нужен.