Мой московский мальчик
Он неспешно приблизился к столу секретаря приемной комиссии, который за минуту до этого привстал с места и громко на весь зал провозгласил: «Эй, кто-нибудь едет сейчас на Ленгоры? Отзовитесь!».
И он подошел. Худенькая гибкая фигура. Такое длинношеее. Остановился перед секретарем и меланхолично так: «Ну, я еду на Ленгоры...». Секретарь сказал ему, показав на меня: «Вот ее надо отвезти в главное здание на Ленинских горах». Мальчик так же меланхолично повернул голову, посмотрел со своей высоты на меня. Секретарь, заметив движение, и, наверно, приняв за недовольство, объяснил: «Она только что с поезда». И добавил: «Четыре дня ехала».
Лицо мальчика оживилось:
- Четыре дня? Это откуда целых четыре дня?
- Из Сибири.
- Ну, Сибирь большая... а конкретно откуда?
- Из Иркутска.
И мы пошли к выходу вместе. Он мне задавал вопросы, а я о чем думала, друзья? Люди, я думала о моем чемодане! Мне жутко захотелось чтобы кто-нибудь украл мой грубый деревенский чемодан, который я, войдя в здание, спрятала под лестницей. Я была тонко чувствующей девочкой – я стеснялась своего неэстетичного, на мой взгляд, чемодана.
Дело в том, что я действительно всего несколько часов назад вышла из поезда «Россия», который через всю страну привез меня прямиком на Ярославский вокзал.
Мне семнадцать лет. Жаркий июльский день. Стою на перроне, рядом мой чемодан - огромный, жуткого коричневого цвета, с металлическими заклепками по углам - он мне почти до пояса, впрочем, я просто маленького роста. Выхожу на площадь, упоенно разглядываю старинные купола Ярославского вокзала, слева высится здание Ленинградского, а вдалеке через площадь краснеет Казанский вокзал. Красота неописуемая.
Стою долго, с удовольствием разглядывая людей, снующих вокруг: москвичей и немосквичей, бегущих, спешащих в разные стороны, каждый по своим делам. Я ничего ни у кого не спрашиваю, так как уже давно по книгам, журналам знаю, что это площадь трех вокзалов и называется Комсомольской.
Я стояла и смотрела. Сердце мое улыбалось. В те минуты я не думала, что вот это, наверно, и есть счастье. Просто в это мгновение сердце, переполненное радостью, улыбалось, искрилось. А я внутри чувствовала, что еще много таких мгновений буду проживать - я наконец приехала в вожделенную мою Москву!
Почему-то даже не приходит в голову мысль сдать чемодан в камеру хранения, я спускаюсь в метро и тащусь с ним в МГУ, в самый центр на Моховую улицу, тогда она называлась Проспект Маркса. Чемодан стучит, нещадно бьет меня по ногам, но я терпеливо и упорно перетаскиваю его по всем высочайшим лестницам метро. Чемодан мешает идти, но я этого не замечаю. Я в полном восторге: метро волшебно-прекрасно, прекрасно-волшебно! Много позже я увижу метро в разных городах мира: Праге, Хельсинки, Пекине, Париже, Ленинграде, Марселе, Риме, Берлине, но, люди, в Москве самое восхитительное метро!
Конечно, сразу замечаю: в Москве мода на короткие юбки. Впервые вижу. До сибирской глубинки эта мода еще не дотянулась. Почему-то совсем не удивляюсь, я ничему не удивляюсь, только смотрю во все глаза, мне все нравится, я испытываю необыкновенное ощущение легкости и свободы.
- Я буду здесь жить! – думаю я, еще не зная, что да, я буду здесь жить и проживу в этом городе двадцать счастливейших лет.
Наконец вхожу в залитый ярким солнцем двор МГУ на Моховой. Навстречу пробегает девушка с длинными волосами, распущенными по плечам, она в мини-юбке. Я так и застыла с открытым ртом. Даже не поняла, что меня поразило больше: ее золотые почти до пояса волосы или юбочка выше колен примерно на двадцать сантиметров, мини-мини! Это Москва, детка.
И солнцем залитый двор, и студенты, то есть абитуриенты, сидящие с ногами на деревянных скамейках. И я стою в воротах, как та Фрося Бурлакова из фильма «Приходите завтра», с огромным чемоданом, «в мамином выходном платье», только связки валенок за спиной нет...
Запрятав свой чемодан под лестницей на первом этаже, я по широкой мраморной лестнице поднялась на второй этаж, чтобы предстать перед приемной комиссией в университет.
...И вот теперь мы с этим московским мальчиком уже спускаемся вниз по лестнице, и я мечтаю только об одном: чтобы кто нибудь украл мой жуткий чемодан! Увы, он стоял на том же месте под лестницей, никому не нужен. Я действительно была тонко чувствующей, начитанной девочкой, и мне хотелось провалиться сквозь землю, так сильно застеснялась я своего некрасивого чемодана. А мальчик просто поднял его и понес. Я молча поплелась за ним. А он даже взял меня за руку, как маленькую, чтобы перевести через улицу.
От станции «Проспект Маркса» до станции «Университет» ровно сорок минут. Мы едем в метро. Я болтаю без умолку, просто балаболю, чтобы не молчать, только бы ему не стало скучно со мной! Рассказываю взахлеб про Сибирь, Байкал, тайгу, про то, как мечтала уехать и жить в культурной столице мира. Видите ли, мне не хватало культурной жизни в родном городе!.. О том, как ехала в поезде через всю Россию, и очень кстати вспомнила, что читала философа Мишеля Монтеня, и заговорила о нем, а в связи с ним – и о жизненной философии, и о своих родителях, которых тут же возвела в ранг самых умных и самых чутких. Еще бы! Они отпустили меня в такую даль, за пять тысяч километров. И напоследок, уже подъезжая к университету, успела ему довольно стройно пересказать монтеневскую теорию о возможном переходе диалектического материализма в лоно идеализма. Думаю, надо человека впечатлить.
Он смотрел на меня своими большими миндалевидными глазами и да! был таки впечатлен. Настолько сильно впечатлился, что вместе с комендантом сопроводил меня до комнаты и не только поселил, но, оказывается, даже запомнил номер комнаты и уже вечером пришел и говорит: «Я пришел проверить, как ты к экзаменам готовишься, учишь? Учи давай! ты должна поступить, понимаешь?». На мой робкий вопрос: «А можно пойти погулять?» он сделал строгое лицо и приструнил: «Никаких гуляний! Учи давай»!
Так мы познакомились с московским мальчиком. В самый первый день моего приезда в Москву, в июле 1967 года. Спустя три года, уже став моим мужем, он мне признался: «Слушай, я же в тебя влюбился тогда, пока мы эти сорок минут до университета ехали.... смешная такая... не дала ни словечка вставить... все разом и все в одну кучу... ты была похожа на жеребенка, который скачет от радости, что его первый раз выпустили из стойла... безудержно так скачет! Ты разве что только ногами не взбрыкивала!».
Экзамены успешно были сданы, и вот мы уже студенты. Мы пошли прогуляться по Ленгорам.
Боги, какой вид открылся, когда мы подошли к парапету набережной! Москва-река, Лужники, весь город был внизу перед нами!.. Лучший город земли! Склоны Ленинских гор сплошь покрыты пушистым зеленым ковром. Мы смотрели. Рассеивался туман. Были слышны трели птиц, щемящие такие, очень похожие на мои чувства в тот момент. Я и не подозревала, что московский мальчик испытывает такие же чувства. Солнце ярко светило нам в то утро. Незабываемая наша счастливая прогулка.
Мы возвращались к университету, болтая без умолку обо всем на свете. Медленно шли вдоль Ботанического сада МГУ, и вдруг он вырвался на несколько шагов вперед и, повернувшись ко мне и показав рукой на высившееся перед нами громадное здание, воскликнул: «Ты знаешь, это я построил этот университет!».
- Да?? И набережную? – в тон ему радостно подхватила я.
- И эту набережную!!
- И Лужники?!
- И Лужники! И этот город! – он опять и опять забегал вперед и, раскинув руки в стороны, восклицал: «Это все для тебя», и я верила, да! Я была счастлива. В тот момент весь мир был для меня. И этот мальчик тоже был - для меня: притягательный, остроумный, интересный – бывают же такие!
Мы весело изучали друг друга, болтали, любопытствовали. Мы играли в длиннющих переходах университета, бегали по открытой крыше двадцатого этажа МГУ - оттуда вся Москва видна, да что там - весь мир был перед нами... Мы выстраивали наш мир.
Он пригласил меня в Третьяковскую галерею. Я впервые пошла в московский большой музей. Он посмеивался: ты же хотела приобщаться к культурной жизни столицы, вот и надо. А я нисколько не против, я с превеликим удовольствием-с!
А потом пришел Новый год. Апельсиновый дух пронизал и заполнил всю комнату и даже весь коридор, везде были видны оранжевые корочки, как праздничные огоньки. Еще никогда в жизни до этого я не видела столько апельсинов... просто апельсиновый рай.
Ночью в холле организовались танцы. Мы танцуем с ним в толпе медленный танец, и вдруг он шепотом мне в ухо: «Я хочу, чтобы мы были с тобой вдвоем, только вдвоем... Хочешь, пойдем наверх?»... И мы побежали. Мы бежим на двадцатый этаж, весело смеясь, и кто-то бежит по лестнице за нами, громко топая. Но, когда мы, запыхавшись, выбегаем на площадку двадцатого этажа, там никого. И мы танцуем, кружимся, мы вдвоем!
Глубокая ночь. Над нами небо, усеянное звездами. Далеко внизу сверкающий огнями город. Мы разглядываем празднично сияющую Москву. Он поворачивается ко мне. Мы стоим лицом к лицу. И я вижу, что его лицо наклоняется ко мне. Волнение перехватывает мне горло, сердце стучит так, что, думаю, ему слышен стук моего сердца. Я волнуюсь, мне страшно, как бывает перед прыжком, и я закрываю глаза и сильно отклоняюсь назад лицом.
Он не поцеловал меня! Я открываю глаза и вижу, что он остановил лицо в своем движении и пристально смотрит на меня... Почувствовал, что мне страшно? Ему тоже стало страшно?
Мы молча возвращаемся обратно. Он держит меня за руку.
Потом я все размышляла, почему же мне было так страшно? И лишь много позже поняла: на меня неудержимо надвигался неизвестный мир. Я чувствовала себя беспомощной перед этим неизведанным миром, если хотите. Чистота пока еще окружала нас.
По вечерам на нашем семнадцатом этаже в универе была традиция - все желающие подискутировать выходили в холл. Часами сидели-спорили на разные темы, знакомились, узнавали лучше друг друга. В холле стояли такие солидные широкие кресла, там очевидно должны были сидеть очень толстые люди. А мы с ним помещались в одном кресле. Когда не было мест, мы вдвоем садились в одно кресло, и от наших прикосновений трепетала душа. Однажды он повернул лицо ко мне, и я увидела: счастье написано на его лице!.. Нам уже никто не был нужен.
Наступило особенное время. Во всём, что меня окружало, я видела его, как будто он воплотился во все. Всё вокруг стало его отражением. Эти ожидания, когда бессчетное количество раз подбегаешь к двери и прислушиваешься к шагам в коридоре, невыносимое испытание для влюбленной девочки. Но я не знаю более восхитительной вещи на свете.
От музыки его голоса тело мое становилось невесомым, могла бы, думаю, и взлететь невзначай... Такая недосказанность, нежность... Мы ничего не замечали вокруг.
И это он, мой московский мальчик, позвал меня в кино. И это был настоящий драгоценный подарок. Потому что с того дня «Мужчина и женщина» - мой любимый фильм на всю жизнь. Я очень люблю Клода Лелуша, неописуемо красивых актеров, Анук Эме, Жан-Луи Трентиньяна и их романтическую историю, от первого и до последнего кадра. Это такая утонченная история в духе Ремарка.
Два одиноких человека - у нее недавно погиб муж, а у него погибла жена - приезжают в пансионат в Довиле, чтобы увидеть своих детей. Вечером она опоздала на поезд, и директор пансионата просит его подвезти, и он везет её в Париж. Они едут в машине... Они молчат. Но мы читаем их мысли - через мимику прекрасного лица Анук Эме. Она то опускает глаза, то взглядывает на него и улыбается, и в ту же секунду он тоже начинает улыбаться.
Вдруг он кладет свою руку на ее тонкое запястье. Сердце замирает. Мы волнуемся, кажется, больше чем они сами.
Однажды вечером Анна - так ее зовут - узнает о его победе на автогонках в Монте-Карло и посылает ему телеграмму: «Браво! Я люблю вас».
Он, его зовут Жан-Луи, получает телеграмму во время банкета в честь его победы и... срывается к ней! Он мчится в Париж.Через всю Францию спешит он ночью - через все города, через все светофоры – к своей женщине!
Он летит по дороге со скоростью двести километров и все время думает о ней: «Она необыкновенная, она послала мне телеграмму: я люблю вас. Я бы так не смог!». Размышляет о том, что будет, когда он доберется до Парижа, как он поднимется и позвонит в дверь...
Мы видим его лицо сквозь стекло, залитое дождем. Сидя за рулем, он представляет: «Я позвоню в дверь. Она спросит: кто там? И я отвечу: это папа Антуана...».
Это удивительно снято. Ты испытываешь необыкновенный трепет, вместе с ним испытываешь нетерпение сердца. Он мчится через всю страну к своей любимой!
Помните ли вы знаменитую мелодию из этого фильма? Она так и звучит у меня в ушах: «Шаа-ба-да шабада бада, шабада бада, Ша-ба-да шабада бада, шабада бада...». Уверена, что помните! как помнят и знают ее многие и многие! Музыка чуть ли не главный персонаж фильма вместе с прекрасными актерами.
А единственная в фильме сцена их близости показана так эротично, так красиво, что от этой чистоты и нежности останавливается дыхание, поверьте.
Фильм произвел на нас сильнейшее впечатление, сильнейшее! Такой поэтичный светлый фильм о рождении самых лучших чувств между женщиной и мужчиной. Как они находят друг друга и как теряют...
Мы молча выходим из кинотеатра. Чувства переполняют нас. Он взял меня за руку. Я боюсь даже посмотреть на него, так волнуюсь. И он меня поцеловал в первый раз. Я, помню, удивилась: какие мягкие губы! Да, у него были очень мягкие губы.
Кстати, я вспомнила об этом через много-много лет, когда в своем последнем фильме «Мужчина и Женщина. Лучшие годы» уже очень старый Жан-Луи Трентиньян сказал: «У меня в молодости были сочные губы».
Представьте себе, девяностолетний актер, вспоминая свою молодость, говорит: «У меня были очень сочные губы». В тот момент я подумала: у моего московского мальчика были мягкие губы, тоже, значит, «сочные»...
Необыкновенная лирическая мелодия Фрэнсиса Лея вновь звучит во мне, она до сих пор жива! Вся наша юность прошла под эту нежнейшую музыку. И под это незабываемое: : «Шаа-ба-да шабада бада, шабада бада, Ша-ба-да шабада бада, шабада бада...» - воспоминания роятся, накрывают теплой светлой волной – плывут во мне воспоминания... о моем московском мальчике. Наша история, она тоже в духе Ремарка, очень французской тональности.
В комнате мы вдвоем. Мы пришли после фильма «Мужчина и женщина». Он стал целовать меня, мы целовались, потом легли на кровать. Не было ничего, кроме счастья обнимать друг друга. И я до сих пор помню то мое чувство безграничного доверия к нему...
Потом он сказал: «Я пойду. У меня все болит».
- Что болит?
- Ничего. Ты не поймешь...
Конечно, я поняла, но, согласно моему строгому воспитанию, не могла - мы оба инстинктивно сохраняли чистоту и нежность, которые все еще окружали нас. Потом, позже, когда все случилось, была неловкость, были какие-то слова, но зато я помню стихи. Да, были стихи! Он, сидя голый на кровати, читал мне стихи, размахивая руками, подражая поэтам Андрею Вознесенскому и Евгению Евтушенко, которые были тогда нашими кумирами. И от музыки его голоса я снова летела куда-то...
Мы сняли комнату в подмосковном городке и отгородили себя от всех, от большого города, но нисколько не страдали от этого, наоборот! Мы жили в мире, наполненном и населенном только нами двоими. Никто никогда не был мне так близок, как этот московский мальчик. Не было на всей Земле никого такого же, как он.
И все, что окружало нас: старый сад, старенький дом - придавало радостный смысл нашей жизни. Сердце улыбалось, искрилось. Было Счастье – неоценимое богатство, люди! Дом был тесный, деревянный. И кровать была узенькая деревянная. Но мы любили друг друга, мы были единое целое, без слов читали мысли друг друга, и в любую минуту, да что там – в любую секунду были готовы отдать друг другу все, что есть у тебя и в тебе, и мы отдавали, и это было так естественно, а ночью мы так тесно прижимались друг к другу, что оставалось еще место на этой узкой кровати. И были такие нежные соприкосновения, что я однажды от переполненности чувств заплакала, и он всполошенно вопрошал, что случилось, а я не могла ему толком объяснить... Как объяснить, что просто хорошо, что никогда больше не будет так хорошо, может, будет лучше, может, хуже, но так хорошо сейчас... Он прижал меня к себе, спросил: «Что будем делать? Если так сильно любим?».
Мы зажгли очень высокий костер, да. Никогда не забыть мне тихого утреннего пробуждения, когда за окнами идет дождь, и капли одна за другой стекают по стеклу. Мы просыпаемся вместе, он мой муж уже три года. Его губы щекочут мое ухо, потом мы оба замираем и слушаем, как наша маленькая дочка посапывает в коляске.
Однажды я начинаю рассказывать подросшей, пятнадцатилетней, внучке, и она - рациональное дитя эпохи интернета – останавливает меня вопросом: «Ба, а ты не слишком романтизируешь события?..
Почему же вы расстались, если так сильно любили»?
Удивительно, но именно с этого вопроса начинается фильм «Лучшие годы. Мужчина и Женщина». Клод Лелуш через пятьдесят лет после выхода первого фильма решил снять продолжение фильма с теми же актерами. Анук Эме и Жан-Луи Трентиньян – оба уже в очень серьезном возрасте. Ему девяносто лет! Ей – восемьдесят восемь!
Однако Анук Эме почти не изменилась. Все то же неописуемой красоты лицо. Конечно, пожилая, мы видим, ведь прошло полвека. Но, Боги, какая восхитительная женщина!
Жан-Луи Трентиньян наоборот изменился очень сильно, даже больно смотреть на него. Безжалостная камера не скрывает морщин и старческих темных пятен на лице.
- Почему же вы расстались? – задает журналист вопрос актрисе Анук Эме.
- Почему мы расстались?.. – переспрашивает она и задумывается. Печаль в ее огромных миндалевидных глазах. Медленно отвечает: «Потому что было слишком хорошо... Было так хорошо, что... не поверилось в это...».
«Лучшие годы — это те, что нам остались. Те, что еще не прожиты», - эти слова Виктора Гюго звучат в эпиграфе фильма. В фильме Жан-Луи находится уже в доме престарелых. Он с каждым днем все больше теряет память, забывая даже то, что сказал минуту назад. Анна по просьбе его сына Антуана едет в тот дом престарелых увидеть Жана-Луи, а он... не узнает ее! Да, он не узнает Анну.
– Кто вы? – спрашивает он и мучительно морщит лоб. Но, видимо, проблески памяти вспыхивают и напоминают что-то, потому что внезапно он говорит: «Вы похожи на женщину, которую я любил когда-то больше своей жизни...».
Воспоминаниям об этой любви и посвящен фильм. Вот они, молодые, едут в машине сквозь дождь. Вот снимают номер в отеле «Нормандия» в Довиле, но она пока не может ответить его чувствам, так как ее преследует память о муже, который погиб. И она уезжает в Париж...
Навсегда? о нет! Жан-Луи не хочет потерять свою Женщину! Он бросается к машине и опять, как тогда ночью, со скоростью двести километров мчится в Париж. Он обгоняет поезд!
В Париже Анна выходит из только что прибывшего поезда и видит... Жана-Луи, который два часа назад посадил ее на этот поезд в Нормандии. Они бросаются друг другу в объятья...
Почему же они расстались?..Почему люди расстаются? Этот вопрос даже больше мучает самого режиссера Клода Лелуша. Сумеет ли он ответить на этот вопрос?
В памяти Жана-Луи происходят редкие всплески. Он говорит: «В молодости я любил Женщину. Прошло уже пятьдесят лет, а я до сих пор помню нашу первую встречу, как будто это было вчера». Девяностолетний старик говорит Анне: «Мы не смогли жить вместе, так, может быть, мы умрем вместе»?
Анна и Жан-Луи - оба одиноки, как и пятьдесят лет назад. Они снова встретились, и светлая надежда родилась в моей душе, но, боги, я чуть не заплакала, когда он спросил ее: «Вы новенькая?». Они сидят в саду после прогулки, и он, пристально глядя на нее, будто впервые видит, спрашивает: «Вы новенькая? Вы наш новый врач?».
И так защемило сердце... от того, что ничего у них не будет и быть не может. Ничто не возвращается. Ни молодость, ни любовь, ни память. И от этого тоскливого чувства, слушайте, так грустно...
Анне и Жану-Луи остается только вспоминать. И весь фильм состоит из воспоминаний, а в финале — еще из гонки на машине ранним утром по пустынному Парижу – это режиссер Клод Лелуш вмонтировал в фильм свою личную историю.
Клод Лелуш, много раз женившийся, отец восьмерых детей, думаю, не однажды задавал себе этот сакраментальный вопрос: почему люди расстаются?
Молодой Лелуш пытался разобраться в своей весьма бурной личной жизни. Однажды ночью – мятущийся и расстроенный - находясь в подавленном состоянии, он бросил всё и в отчаянии погнал, куда глаза глядят. Он гнал свою машину со скоростью двести километров, чтобы убежать - от всех женщин, от ссор, скандалов, непонимания, от всех несчастий. Часа в три ночи машина увязла в песке на пляже, и Лелуш от усталости заснул в машине. А в шесть утра резко проснулся и увидел молодую женщину, печально бредущую по берегу вдоль кромки воды.
Неожиданно увиденная картинка подсказала Клоду Лелушу сюжет фильма «Мужчина и Женщина»! Он придумал фильм, в котором одинокий мужчина и одинокая женщина случайно встречаются в Довиле и переживают историю великой любви.
Я впервые увидела этот фильм в семнадцать лет, и с тех пор для меня - это кино неописуемой красоты. Красивы актеры, красивы пейзажи, люди, море, красив сам режиссер наконец. Счастьем для меня было – встретить его в ресторане на Елисейских полях. Да-да, мы сидели в ресторане и вдруг вошел... Клод Лелуш. Сам Клод Лелуш!..
Было так. Французский час кофе - l’heure du caf;. Мы сидели в ресторанчике на Елисейских полях, и вдруг он вошел...
Мы узнали его сразу. Он на протяжении последних двадцати лет почти не меняется. Все такой же красивый. Весь седой, но все тот же. Короткая стрижка, стройный, удивительно моложавый в свои восемьдесят пять лет!
Мы не могли осмелиться подойти к нему. Сидя за своим столом, мы горячо обсуждали: имеем ли право нарушить его уединение, и он, будто понял: он вдруг повернулся к нам и так по-доброму улыбнулся, а нам показалось: призывно - ну, всякому хочется видеть то, что хочется увидеть!
И, о чудо! мы даже чуть-чуть поговорили с ним. Мы решились и подошли. Извинились, с ходу сообщили, от волнения, наверно, что мы счастливы увидеть его «живьем», что хотим признаться ему в любви, что мы знаем все его фильмы, особенно любим фильм «Мужчина и Женщина». Маэстро – ничего в нем звездного! - смотрел на нас спокойно и серьезно. А услышав , что мы русские, оживился, заулыбался широко.
- Я был в России! Давно. Мне было двадцать лет...
Во Франции нет, пожалуй, более популярного кинематографиста, чем Клод Лелуш. Уже больше полувека и даже до сегодняшнего дня критики спорят: он талантлив, профессионален, или просто везунчик по жизни. Или просто гений...
Кино в его жизни всегда играло большую роль, ведь он даже родился, благодаря кино. Родители его познакомились в кинотеатре!
А было так. Молодой парень решил познакомиться с симпатичной девушкой и стал преследовать ее. Красавица решила от него спрятаться и забежала в кинотеатр. А парень купил билет на соседнее место! Так отец познакомился с будущей мамой режиссера. А через год родился Клод Лелуш, их сын.
Во время войны маленький Клод несколько раз вместе с родителями-евреями практически стоял на пороге газовой камеры. Но мать придумала прятать мальчика в кинотеатре. Для Клода это было счастье. Он влюбился в кино! Мальчик не хотел заниматься ничем, кроме кино. И уже в тринадцать лет Клод Лелуш победил в конкурсе документальных фильмов. Он получил Гран-при Каннского кинофестиваля за первую свою короткометражку.
В семнадцать лет его находит удача, да еще какая! Он прочитал в газете, что телевидение объявляет конкурс документальных фильмов о Советском Союзе. Был объявлен приз – десять тысяч долларов. Десять тысяч! Боги! Как попасть в СССР ?
Парнишка начинает искать пути. Случайно он узнал, что в Советском Союзе будет проходить Неделя коммунистической молодежи. И он пошел к французским коммунистам и рассказал, как важно для него побывать в СССР. Ему поверили и включили в делегацию. Он готовился тщательно. Купил широкий плащ, подвесил камеру на шею и ходил, сильно выгнув спину. А перед тем, как войти в мавзолей, Клод попросил всех громко покашлять во время съемки, чтобы заглушить стрекотание камеры. И во время посещения мавзолея вся делегация Франции внезапно закашлялась и сильно-сильно кашляла! Так с помощью французских коммунистов Клод Лелуш снял в мавзолее и Ленина и Сталина.
Его ждала победа! Он получил десять тысяч долларов. Это был первый гонорар Лелуша - за документальный фильм об СССР. Деньги позволили ему открыть свою собственную кинокомпанию, которую он назвал «Фильм-13», она существует и сегодня! Главной его страстью было кино. Вторая страсть - женщины. Клод Лелуш смолоду был очень красив, высок, строен. Завоевать женщину ему не стоило большого труда. У него было бессчетное количество романов. Самые красивые актрисы охотно заплывали в его любовные сети. Некоторые из них выплывали из этого любовного плена с маленькими детьми. Совсем не случайно Клод Лелуш имеет восьмерых детей!
В своей книге «Баловень судьбы» Лелуш пишет: «В этом мире живет семь миллиардов людей. И каждый из нас играет главную роль в своей собственной увлекательной, чудесной, завораживающей истории. Мы живем в замечательном фильме, в котором семь миллиардов актеров, и вся земля - это такая огромная съемочная площадка».
Он придумал сюжет, о котором позже скажет: «Я назвал его очень просто и очень банально: «Мужчина и Женщина». Все, что придавало смысл моей личной жизни - любовь, дружба, дети, деньги - все есть в этом фильме. А фильм получился, потому что все мы были влюблены!».
Сам Клод Лелуш был влюблен в актрису Анук Эме. Она, в свою очередь, была влюблена в актера Пьера Бару - он играл ее погибшего мужа. Актер отвечал ей горячей взаимностью, и они поженились сразу после фильма, Анук Эме и Пьер Бару. Кинооператор определенно был влюблен в Анук Эме – мы видим ее обворожительно-прекрасные портреты - так может снимать только влюбленный. Из всеобщей любви сложился удивительный фильм.
«Мужчина и женщина» до сих пор считается эталоном фильмов о любви. Стоит лишь посмотреть этот тонкий и нежный фильм, полюбишь его навсегда. И снова возвращаешься в свои молодые лучшие годы.
«Лучшие годы». Так Лелуш назвал свой последний фильм о Мужчине и Женщине, который он снял пятьдесят лет спустя с девяностолетними актерами. Уникальный эксперимент.
Но можно ли снова пережить яркие мгновения прошлого? Этот вопрос мучает и режиссера, ведь ему самому исполнилось уже восемьдесят пять лет. Он живет один, одиноко, имея восьмерых детей... Похоже, он так и не сумел ответить себе на вопрос: почему же люди расстаются?
Молодость не вернуть, увы, прошлое тоже. А мы часто забываем, какое чудо — быть живым и просто жить! Как часто, друзья, мы нуждаемся в том, чтобы нам об этом напоминали. Вот Клод Лелуш и напоминает своими фильмами, что главное в жизни - чувства. Он сказал в интервью: «Счастье - это нежные прикосновения души к чему-то такому неземному, ради чего и стоит жить...».
И мне никогда не забыть того сильнейшего эмоционального потрясения, когда десятитысячный зал Дворца кинофестивалей в Каннах приветствовал Клода Лелуша, Анук Эме, Жана-Луи Трентиньяна и Фрэнсиса Лея на премьере фильма «Лучшие годы. Мужчина и Женщина».
Мощный шквал аплодисментов! Зал встал. Зал гремел! Десятитысячный зал стоя пел хором: «Шаа-ба-да шабада бада, шабада бада, Ша-ба-да шабада бада, шабада бада», люди пели и плакали!
Овации длились тридцать минут! Может быть, даже больше. Очень долго не умолкали безудержные аплодисменты. Зал не отпускал! Волны безмерной любви такой умопомрачительной силы обрушились на Анук Эме, Жана-Луи Трентиньяна, Клода Лелуша и Фрэнсиса Лея, что просто перехватывало дыхание.
Никогда в жизни, никогда я не видела такой сильной чувственной атмосферы в зале! Слезы счастья текли по лицу Жана-Луи Трентиньяна, который был уже очень слаб. Через несколько месяцев после премьеры он ушел навсегда...
А здесь он, потрясенный, сидел в инвалидном кресле. Клод Лелуш и Анук Эме поочередно наклонялись к нему и целовали его. Трентиньян в благодарном порыве схватил руку Клода Лелуша и прижался к ней щекой!
Слезы текли по лицам всех зрителей - настолько сильно трогала эта картина.
Гормоны радости, счастья, восторга, восхищения летали по залу - нет, никогда не забыть!
И снова в памяти всплывают слова Клода Лелуша: «Счастье – это нежные прикосновения души к чему-то такому неземному, ради чего и стоит жить...».
Моя неожиданная встреча с Клодом Лелушем на Елисейских полях, которая так ярко воскресила в памяти воспоминания о далекой моей романтической юности, о моем московском мальчике – это и есть те нежные прикосновения души к доброму, чистому, прекрасному, ради чего и стоит жить.
Галина Дрюон.
Париж.
Свидетельство о публикации №225102200031