Собачий патруль

Крайне озадаченный старший ангел специального назначения Марк Корф сидел на маленькой веранде «для своих» ресторана «Седьмое Небо»». Перед ним стояла полная чашка с давно остывшим американо, которое было мерзким и стоило неимоверно дорого. Все понимали: платили они не за напиток — который, конечно, мог бы быть и получше, — а за возможность посидеть на этой тихой веранде, где изумительно думалось и были запрещены любые громкие звуки. По четырём углам сидели буддийские монахи, которые, прикрыв глаза и перебирая чётки, еле слышно бормотали мантры. Именно здесь вершились судьбы мира и велись самые секретные переговоры. И, конечно, далеко не все могли туда попасть.

После последней триумфальной командировки к людям — «ссылки», после которой он и получил повышение и славу, — Корф не ожидал так скоро отправиться назад. Совсем не ожидал. Тем более, выбора ему не оставили. И дело было мутное, из тех, на которые положил лапу отдел Безопасности. На всех бумагах, которые ему выдали, стояла печать безопасников — мерзкая оскалившаяся лиса, та самая, что, по корпоративной байке, однажды укусила самого Самого за палец, проверяя его на бдительность, — с припиской «совершенно секретно». Марк был удивлён, что отправляют именно его, а не кого-то из своих. Посылали с мутной формулировкой «понаблюдать».

Марк Корф не любил таких заданий, предпочитая чёткость и ясность во всём. Перед каждой «ссылкой» он тщательно готовился: изучал всю доступную информацию, придумывал план действий и план «Б» на случай, если что-то пойдёт не так. Плюс он всегда оставался на связи с Центром, обладал координатами «земных» помощников. А главное — чётко знал, что от него ждут.
И всегда, всегда было время на подготовку. А тут на всё про всё — один день, и уже завтра он должен был оказаться среди людей. Это нервировало. Ну, а если уж быть совсем честным с самим собой, Марк опасался провала, того, что его безупречная репутация будет разрушена.

С другой стороны, он скучал по людским благам: по нормальному кофе, по «Кока-Коле» со льдом и лимоном, по настоящей пицце. С другой — от людей можно было ожидать чего угодно, они были непредсказуемы.

Итак, что Корф почерпнул для себя из дела. Живёт себе на Земле некий мальчишка, одиннадцати лет. Родители недавно развелись, пацан с матерью переехали, он перешёл в другую школу по новому месту жительства. А обстоятельства развода были нехороши — хотя, когда бывают хороши обстоятельства развода? Бабушка пацана заболела, мать парня взяла кредит на её лечение и стала проводить всё время в больнице, попросив лучшую подругу и соседку по совместительству присмотреть за пацаном. Подруга решила, что за мужем присматривать гораздо приятнее.

В итоге бабушка умерла, на матери кредит, родители развелись, переезд, новая школа. А суть в том, что парнишка этот не простой, хотя и не подозревает об этом. От этого мальчишки в будущем может зависеть судьба многих людей. И хорошо бы не дать ему встать на сторону зла, скажем так. «Прямо “Ночной дозор” какой-то», — недовольно подумал Корф.
Он, конечно, знал, что есть люди с высоким потенциалом, знал, что за такими детьми обычно приглядывают с детства — причём обе Стороны: и они, и Те, Другие, Антикорпорация. По конвенции, принятой уже так давно, что никто и не помнит, когда именно, ни одна из сторон не имела права на решительные действия. У каждого человека есть Выбор. В каждый момент его жизни. И сейчас обстоятельства складывались так, что, похоже, мальчик озлоблен и готов утратить Веру в добро. Для Корпорации это не сулило ничего хорошего — в будущем он мог принести кучу проблем.
До сих пор в стенах Корпорации жила история, как прошляпили Гитлера, не распознав вовремя угрозу для человечества. С тех пор безопасники рыли землю в буквальном смысле в поисках будущих потенциальных тиранов. Конечно, полностью остановить зло было невозможно, но по крайней мере можно было держать его под присмотром.
И тем не менее он не мог понять одного: почему же именно он? Он был довольно известен как в определённых кругах, так и за их пределами. Короче, в Антикорпорации знали, кто он такой, и они будут явно не в восторге, увидев его, Корфа, околачивающегося поблизости от мальчишки.
Дома наскоро доев всё, что могло испортиться, и выкинув то, что доесть не смог, Марк привёл в порядок все свои дела, сделав переадресацию всех звонков и писем на своего заместителя. Приняв на ночь таблетку для перехода, он довольно быстро заснул с лёгкой головной болью, которая была всем известной и довольно неприятной побочкой таблеток «Переход-14». И это уже было прорывом, потому что от таблеток «Переход-13» начиналась диарея.
Корф знал, что завтра ему предстоит проснуться в незнакомом месте — скорее всего, в конспиративной квартире или уже оплаченном номере отеля. Также, скорее всего, документы будут уже при нём, как и телефон с кредиткой. Это был стандартный протокол, и ничего не предвещало проблем. Самую малость смущала возможность оказаться женщиной — со всеми их делами, вроде месячных, гормонов и отросших корней волос. Да, возраст и пол никто не гарантировал: перерождение происходило в тело того, кто только что умер. Короче говоря, пока ближайшее к месту локации тело ещё не остыло, если оно не является объектом пристального внимания. Так было написано в правилах, на деле — проще говоря — использовался свежий труп, который никто не хватится в ближайшее время. Звучит не очень, на деле быстро привыкаешь. Ну, как взять машину в аренду: сначала непривычно, потом приспосабливаешься к габаритам. Марк все свои пять командировок на Земле получал в пользование мужские тела примерно своего возраста, из которых только одно было ужасно капризное и требовало чашку кофе раз в час. Иначе это тело начинало клевать носом и беспрерывно зевать.
Хотя были среди его знакомых истории. Вот, например, его коллега получила тело булимички, которая сначала обжиралась тортами, а потом блевала по полночи. С тех пор коллега не ест сладкого, и от слова «торт» у неё тик.
Корф верил в силу позитивного мышления, и последней его мыслью была: «Всё будет хорошо».
Однако утром всё оказалось совершенно чудовищно. Марк Корф проснулся… с хвостом и четырьмя лапами. Собакой, то бишь.
Проснулся, очнулся, восхитился предусмотрительностью безопасников, что так ловко провели конкурентов, и ужаснулся своему положению.
Связи с начальством у него больше не было, как и еды, как и ночлега, как и возможности разговаривать. «Усы, лапы и хвост — вот мои документы», — грустно думалось ему. Его настроение металось между злостью, яростью и отчаянием. Он не знал, надолго ли оказался в собачьем теле, которое нещадно чесалось, и Марк неуклюже махал конечностями в попытках дотянуться до зудящих участков. А мир вокруг был пугающе огромен. Гигантские ноги прохожих, грохочущие, как падающие скалы, машины, океан запахов, в котором он тонул: сладковатая вонь переспевшей урны, острый след кота, мясной и жирный дух какой-то столовской еды, от которого слюна наполняла пасть против его воли. Его собственный слух улавливал писк мыши из-под земли и скулёж приёмника в окне на пятом этаже. Это был кошмар, насилие над его разумом, и бежать от него было некуда. «Вот тебе и пицца с американо, — думал с тоской Марк, — вот тебе и командировка».

Невозможность связи с коллегами и, в случае чего, невозможность попросить о помощи пугала его. Ещё больше пугало невыполнение задания, что означало конец репутации.

Так или иначе, другого выхода не было. Марк отряхнулся и побрёл в поисках мальчишки. Судя по фото, которое он заранее изучил, он очнулся как раз в том самом дворе того самого дома, где и жили пацан с матерью.

Марк не хотел быть собакой. Он был… брезгливым. Чистюля, с идеальной стрижкой, коллекцией дорогих костюмов и безумно дорогих часов. Он любил коньяк, дорогие сигары и парфюм Penhaligon’s The Tragedy of Lord George. Он не любил собак. Да и, будем откровенны, детей он тоже не любил. Он точно знал, что не хочет заводить своих. И всё, что он помнил про собственное детство, он предпочёл бы забыть. Хотя… почему «бы»? Он забыл. Прошёл в клинике курс форматирования сегмента «Детство».

И теперь всё было отлично: вместо выходок пьяного отца Марк помнил тихую профессорскую квартиру и кошку Шато на коленях — Шато от слова «шатенка». Долгие беседы с дедом, который с самого начала относился к нему как к взрослому, чаепития с родителями-врачами, сливовые пироги и рождественские ёлки в потолок. Собственно, после перезаписи Детства карьера его и рванула вверх. Когда ты перестаёшь фрустрировать на детские травмы, всё легко и весело.

«Да уж, — подумал Марк, — рванула так рванула. Из князи в грязи. Псиной я ещё не был».
Довольно скоро он увидел мальчишку. И тот ему не понравился с первого взгляда. Вид — упрямый, самодовольный и глубоко несчастный, всё в одном флаконе.
«Комбинейшн “Калифорния кейшн”», — с отвращением констатировал про себя Марк.

Было бы куда проще, если бы пацан просто лил слёзы. Тогда можно было бы повилять хвостом и ткнуть мордой в бок — стандартный протокол утешения. А этот… с ним придётся работать. Сложнее.

И тут, на его счастье, подошли обидчики. Самый толстый выглядел отвратительно. Он жадно жрал сосиски в тесте, доставая их из промасленного пакета. Марк в принципе не одобрял бодишейминг, признавая, что тело может быть разным. Но вот так есть — чавкая, хлюпая и размазывая жир по щекам, — это было уже не вопрос веса, а вопрос отсутствия базовой культуры. Марка передёрнуло от брезгливости. Сам он ел только с тарелок из китайского фарфора, медленно и тщательно пережёвывая. И уж точно не эти… сосиски. Какая дрянь.

Увы, собачье тело сосиски дрянью не считало. Внутри всё напряглось, слюна наполнила пасть против его воли, а мышцы пришли в готовность. Это было невыносимо — быть заложником этих примитивных реакций.

Псина подпрыгнула. Толстяк, не ожидая атаки, отшатнулся и грузно шлёпнулся на спину. А сосиска… Сосиска была мгновенно выхвачена и проглочена Марком — быстро, эффективно и с глубочайшим внутренним протестом. Победа была тактической, но морально он чувствовал себя униженным.

«Хорошо, я не задел его зубами, а то бы меня усыпили», — с облегчением подумал он.
Вот был бы номер — провалить миссию из-за сосиски. Позор.

Его пацан-объект даже не улыбнулся. Напротив, он сжался, отвернулся и побрёл прочь, стараясь не смотреть в сторону происшествия.
Марк, ковыляя, потрусил за ним. Идти на четырёх ногах было дико неудобно: позвоночник неестественно выгнут, а корпус безжалостно кренило из стороны в сторону, как неудачно гружёную баржу.
«Мальчик! Мальчик!» — вдруг раздался пронзительный возглас. К ним бежала тощая мелкая пигалица с взъерошенными рыжими волосами и лицом, усыпанным веснушками. — «У тебя что с собакой? Он заболел? Его надо к ветеринару!»

«Тебя надо к ветеринару», — тоскливо подумал Марк, с отвращением разглядывая её. Он терпеть не мог веснушки. В идеальном мире всё должно было быть структурировано и гармонично. А это… это было порождение чистого хаоса, будто кто-то тряхнул кисть с рыжей краской над чистым холстом. Беспорядок в самой отвратительной форме.

«Это не моя собака!» — пробормотал его Объект. — «Отстань от меня!»

Пигалица не отставала: «Давай его отвезём к доктору! Мне бабушка на день рождения подарила деньги. Пять тысяч! Смотри, какой он грязный, облезлый и кривой — ему явно нужна помощь!»

«Сама ты облезлая и кривая!» — оскорбился Марк и к своему ужасу… подошёл к мерзкой девчонке и начал вилять хвостом.
Он, Марк Корф, начал вилять хвостом.

«Отстань от меня!» — ещё раз крикнул на неё его Объект.

«Да отстань от нас,» — мысленно поддержал его Корф. — «Иди своей дорогой. А нас ждут великие дела».

И тут девчонка разрыдалась. Вернее, не разрыдалась, а завыла, как сирена. И Марк был абсолютно уверен — она исполняла. Время от времени из-под её огненной шевелюры на него косил один хитрый, абсолютно сухой глаз.

«Приплыли,» — озадаченно констатировал Марк. — «Сейчас полрайона сбежится».

Но произошло неожиданное. Его Объект повернулся к ревущей пигалице и сдавленно выдохнул:
«Хорошо. Иди за деньгами. Мы тебя здесь подождём».

И девчонка — Ритка — тут же перестала реветь и пулей помчалась прочь, видимо, к заветным пяти тысячам.

Объект посмотрел на Корфа взглядом, полным глубочайшего недовольства, и пробормотал себе под нос: «Взялась на мою голову».

«Кто на чью?» — озадаченно подумал Корф, чувствуя, как приступ унижения накатывает с новой силой.

Идти в ветеринарную клинику с этой веснушчатой катастрофой категорически не входило в его планы. Это был не план «Б». Это был провал, оформленный в виде поездки с истеричным ребёнком к собачьему парикмахеру. Его репутация, и без того висящая на волоске, тихо завыла в отдалении, предчувствуя неминуемый крах.

Ритка сразу заявила, что они пойдут пешком. «Всего-то десять кварталов. Потому что меня в транспорте укачивает, — сказала она гордо. — Я тошню».

«Нашла чем гордиться,» — мысленно фыркнул Корф. Думал про себя — оказалось, реально.

Пигалица тут же завопила, что собачка чихает и надо поторопиться.

«Сама ты... собачка. А я — кобель», — подумал Марк и... задрал ногу на столб.

Он, великий и ужасный Марк Корф, прилюдно помочился при... дамах?? Ладно, на целую даму она не тянула. Максимум — на четверть дамы. Но факт оставался фактом: его профессиональная этика и личное достоинство были безвозвратно смыты в городскую сточную канаву. Оставалось только надеяться, что в Антикорпорации нет спутникового наблюдения с высоким разрешением. Хотя, зная их любовь к чёрному юмору, этот кадр уже вовсю крутят в их корпоративной столовой.

Они шли. Она болтала, не затыкаясь, и Корф с удивлением заметил, что его Объект постепенно втягивается в беседу.

Постепенно.

«Так вот зачем нужны женщины...» — подумал Марк.
Нет,он, конечно, знал зачем — всё-таки он был взрослый мужчина. Но его вот так, на излёте, никто и никогда не забалтывал. И теперь он видел, как это работает на практике.

И он видел, как чем ближе была клиника, тем яснее и спокойнее становилось лицо Объекта.

Потом они пришли.
И его помыли.И это... было блаженство. Тёплая вода, шампунь, вымывающий грязь и унижение первых собачьих часов. Он почти забылся, почти начал мурлыкать, как та самая кошка Шато.
Потом ему в попу засунули градусник.
И это было...настолько унизительно, что все достижения цивилизации, вся его карьера и коллекция часов мгновенно превратились в пыль. От этого унижения Корф просто закрыл глаза, отрешённо ожидая конца.

И в этот момент он услышал, как Ритка наклонилась к его уху и прошептала так тихо, что звук едва вибрировал в барабанной перепонке:
—Я знаю, кто ты. Агент Марк Корф.
Он замер,не в силах пошевелиться.
—И пароль для своих... «Свет не погас».

Марк резко открыл глаза.
Он уже был в кабинете у Само;го.

Он был в кабинете у Самого. В своём любимом костюме от Zegna.
Правда,брюки были все в собачьей шерсти. «Придётся в химчистку отдавать», — машинально подумал Корф, его взгляд скользнул по знакомой строгой мебели и упёрся в стол.

На столе у Главного стояло блюдо. С сосисками в тесте.
«Угощайся»,— сказал ему Сам. И он не мог отказать. Никто и никогда не отказывал Самому, Властелину Миров.

Корф откусил кусок сосиски в тесте, и его вкусовые рецепторы взорвались волной первобытного, ничем не омрачённого блаженства. Он почти застонал. Почти. Потому что стонать от еды было верхом неприличия.

«Марк, — сказал ему Сам. Голос его был тихим, но в нём звучали шумы галактик и шёпот рождающихся вселенных. — Я знаю тебя очень давно. Я выбрал тебя и позвал на работу потому, что ты — это ты».

Марк замер, всё ещё чувствуя на языке привкус того самого божественного теста.

«Да, у тебя было кошмарное детство. Да, твой отец пил, а мать предавала тебя в самые трудные минуты. Но ты вырос удивительным человеком. Добрым. Честным. Заботливым. Ты — мальчик, который выжил, Марк. Ты — ангел по призванию. Ты — тот, кто разделит с бездомным свой ужин. Тот, кто подаст руку помощи, даже когда у самого сил почти не осталось. Твоя душа, Марк Корф, под всей этой бронёй… — это цветущий сад».
Сам сделал паузу, и в Его взгляде мелькнула бездна сожаления.
«И…Я тебя не узнаю после этой форматировки памяти. Ты стал другим».

«Эти "гении" из "Мнемозины"... Надо проверку им устроить, — голос Самого звучал спокойно, но в нём слышалось ледяное негодование. — Они записали для тебя память реального человека. Фотографа Макса. Его детские воспоминания... чистые, отлакированные. Но потом он стал подростком. Ты думаешь, он не ругался с идеальным дедом? Или не злился на родителей-врачей, которые уехали в Африку спасать мир? Они бросили его, Марк. Оставили. Они оставили его на "супер деда". А его зависть к брату-гению, которая конфликтовала с обожанием? А его эти... "шпили-вили" с замужней учительницей химии в пятнадцать лет?» (про фотографа Макса можно почитать в повести От Начала до Начала)

От фразы «шпили-вили» Корф подавился сосиской так, что мир потемнел перед глазами. Он судорожно булькал внутри, хватая ртом воздух. Глоток ледяной воды из хрустального стакана, который Сам молча пододвинул, — и прошло. Но ощущение чужого стыда и жгучего смущения осталось, как ожог.

«Я всегда знал, что ты стыдишься своего прошлого. Тема детства — твоя вечная болевая точка. Твой главный триггер. Но оно... оно сделало тебя тобой. Понимаешь?» — Голос Самого прозвучал с невероятной интенсивностью, заставляя саму реальность замереть. — «Послушай меня ещё раз, вникни в каждое слово. Оно сделало тебя тобой».

«И из бесконечного числа блестящих претендентов я выбрал в свой отдел именно Тебя. Такого, как есть. Я бы мог взять "идеального". Но выбрал тебя. За твою отвагу. За смелость, что рождалась не из отсутствия страха, а вопреки ему. За благородство, которое ты пронёс через всё. За умение не пасовать перед трудностями. За готовность пожертвовать своими интересами ради других».

«Ты всегда стремился к совершенству. И твоё несовершенное детство, и это твоё стремление — вместе они смешались в удивительный, уникальный коктейль под названием Марк Корф».

Пауза, последовавшая за этими словами, была оглушительной.

«А теперь... ты взял "идеальное" детство и смешал его со своим стремлением к совершенству. И на выходе получился... Сноб. Эгоист. Не ты».

«И эта миссия... «Собачий патруль»... — Сам усмехнулся, и в Его глазах вспыхнули целые галактики. — Объектом был не мальчик. С ним всё будет хорошо. Ритка его вытянет. Он никакой не потенциальный злодей — просто обычный, растерявшийся ребёнок. Но Ритка, наш волонтёр... она справится. У неё внутри — Искра.

(Искра — особая способность, данная человеку при рождении и дающая ему возможность стать лидером и проводником для других. Человек с Искрой — луч света в тёмном царстве. И, да, — Сам многозначительно посмотрел на Марка, — веснушки — это один из побочных эффектов её присутствия.)

— Искра — это не про ангельское спокойствие, Марк. Чаще наоборот. Это способность вскрывать чужие раны, чтобы их исцелить. Её слёзы, которые ты счёл манипуляцией, были ключом к мальчишке. Она создала ситуацию, в которой он, сам того не желая, смог проявить заботу — о собаке, о ней. Она заставила его сделать первый шаг от собственного горя к кому-то другому. А ты видел лишь нарушение тишины и порядка.

А ты, Марк, ты провалил миссию. Вместо того чтобы думать о мальчике и о том, как ему помочь, ты зациклился на себе.

— Ты думаешь, я не пытался? — Голос Самого прозвучал устало. — Я оставлял тебе знаки. Книги в кабинете, истории коллег, мои вопросы. Но ты проходил мимо, уверенный в своём новом, "качественном" превосходстве. Эта миссия "Собачий патруль" была отчаянной попыткой. Я рассчитывал, что, оказавшись на дне, лишённый всего — статуса, комфорта, даже человеческого облика — ты пройдёшь через катарсис и твой настоящий, сострадающий стержень прорвётся наружу. Что видя страдающего ребёнка, ты забудешь о своём дискомфорте. Но нет. Даже будучи собакой, ты судил всех со своей колокольни. И тогда я понял: полумеры бесполезны. Мне пришлось применить "шоковую терапию" — вытащить тебя прямо из собачьей шкуры и показать тебе самого себя в этом кабинете, без права на забвение. Потому что иного способа вернуть моего Марка я уже не видел.

Ты не разглядел в Ритке Искру. А ты, Марк, просто обязан был её разглядеть. Ведь это твоя работа. Ты думал только о себе. И…

Короче, я всё вернул назад. Твою память. Да, она порой ужасна, и болит, и саднит, и никогда не перестанет тебя беспокоить.
Но я хочу, чтобы ко мне вернулся мой Марк. Чтобы ты вернулся.
И… раз… достаёт пластиковые часы с лого корпорации, бесплатные.
Надень их и помни, что моя дверь открыта для тебя. И ты — это ты. А теперь закрой глаза.
Марк ещё раз закрыл глаза.
А потом открыл и стал собой. Самим собой. Мальчиком, который справился.
Поблагодарил босса и вышел.
Кошка Флора, та, что вечно лежит на рабочем столе, посмотрела на Самого
И сказала:
— Он же твой любимчик, этот Марк.
Собачий патруль, надо же…
Сам рассмеялся.
И чего не сделаешь ради своих…

Он потянулся к следующему отчёту, но взгляд его упал на блюдо, где лежала одна, последняя, остывающая сосиска в тесте. И, подумав пару мгновений, Властелин Миров аккуратно подобрал со стола одну-единственную оставшуюся собачью шерстинку и положил её в ящик стола. На всякий случай.