Я не хочу участвовать в чужих неврозах

  - Доброе утро, -  привычно поздоровалась я с зеркалом в прихожей.
 
Сняла ключи с крючка и вдруг остановилась, так и не надев перчатку на руку. Почему-то именно сегодня  эти обычные  слова показались мне особенно чужими и лукавыми.  Что со мной происходит в последнее время?
 
   В трамвае  сидела у окна, смотрела на дождь, на опавшие листья и  думала: «Я больше не хочу участвовать в чужих неврозах, обдумывать каждое слово, бояться задеть чью-то неуверенность в себе, или, наоборот, любимую кем-то категоричность.  Повседневная  жизнь  – не клинический вариант.    Жажда внутренней свободы искала выход. Я была переполнена чужими  проблемами  настолько, что врожденные эмпатия и деликатность просили о капитуляции.
 
   С чего все началось?  С моего скромного и почти никем не востребованного хобби – играть в слова, сочиняя тексты. В какой-то момент я почувствовала, что начинаю писать не о том, о чем хочу, а о том, к чему благоволит читательская цензура. Я стала бояться говорить об очевидном лукавстве, об использовании религии в качестве прикрытия бесчисленных манипуляций, о сплетнях, которые для кого-то стали лакомым удовольствием.   Я словно пыталась обойти стороной то, что ранило и сжимало мое личное пространство, мешало писать и свободно дышать. Но, похоже, жизненные силы, которые получила при рождении, взбунтовались и больше не желали жить в Потемкинских деревнях.
 
   - И что же  мне со всем этим делать? - Спрашивала я себя уже вечером, вернувшись домой.
 
   Пить чай на балконе было темно и холодно. Я уселась с ногами на диван в гостиной, взяла книгу любимого автора и именно в этот момент растерялась (или опешила?)…  Да, именно так…  Мне же  и с ним  не суждено пообщаться, потому что…  Потому что это может кому-то не понравится. Книга осталась лежать на коленях.
   
   Я вспомнила, что  решила  понемногу  публиковать свой небольшой сборник «На своих частотах», но приостановилась, потому что это опять кое-кому  пришлось не по душе.   Если бы я каждое утро выкладывала что-то  типа: «Доброе утро всем! Желаю счастья!» или  давала  модные советы, как правильно молиться и понимать религиозные  тексты  (окончательно прописавшись в гордыне и тщеславии), то мне жилось бы намного легче. Но я этого не хочу. Моя свободная воля не ищет кого-то обличать и обижать, но слащавые тексты – не мое. Я хочу делиться радостью настоящей или болью и грустью не придуманной. Я хочу писать и посвящать  стихи тем, о ком мир вокруг может и не догадываться. Потому что эти близкие  были всегда  от него спрятаны. И  я не хочу быть виноватой в том, что чей-то невроз примеряет на себя строчки, к нему не обращенные.
 
   Руки стали горячими, все мое нутро просило: «Свободу Юрию Деточкину!».  Хватит уже быть мягкой, когда тебе навязывают то, что  априори не нужно ради...   А, собственно, чего ради?  Кому, как не мне лучше знать, что происходит с моей душой, жизнью и творчеством? Кому, как не автору, известно то близкое, о чем он говорит в текстах?
 
   Отправилась на кухню, заварила свежий чай.
 
    - Тебе никому не нужно нравиться. Тебе ничего не нужно заслуживать. Потому что хорошо знаешь, что на свете нет ни одного человека, которому ты бы желала зла. На свете нет никого, кого бы ты хотела обидеть, - сообщила я себе, вынимая ореховое печение из буфета. -  Ты  же никогда не пойдешь по сети с уговорами забанить чью-то страничку? Так ведь?
 
Совсем недавно мне  рассказали (с уточнением имени и фамилии), что  одна, претендующая на  «возвышенность», мадам просила у некоторых моих друзей  именно этого. Ну, да Бог с ней. Хотя, если честно, - противно.
 
    Да, нужно признаться себе окончательно:  я больше не хочу участвовать в чужих неврозах. Хочу писать тексты о дорогих и близких мне людях, которых, возможно,  уже и нет в этом мире. Но они  остались в нем для меня. И пусть их светлые образы больше не трогают немытыми руками.

    - Юка рассердилась? – спросил Ши Фу.

    - Еще как!

    - Ну, наконец-то…  Я думал, что в этой жизни  у тебя духу не хватит. Вот теперь можешь писать. Без этих «реет-тлеет»…