Битва на Синих Водах. Из романа Пересвет

Под крестом князя-чародея


Тиуна в те годы звали Едвидом, и командовал он полоцкой сотней у князя Ольгерда. Лихие времена стояли тогда в Литве. Ляхи, мадьяры, крестоносцы, все они торопились на восток, захватить полупустынные земли, обезлюдевшие после походов Батыя и других монгольских всадников. Но и Ольгерд не давал спуску никому.

Сотня Едвида подошла к речке Синюхе вечером. Войско Ольгерда уже стояло биваком, горели костры, бойцы жарили мясо подстреленных по дороге оленей и кабанов, в углях запекали зайцев, варили полбяную кашу. В пяти-шести стрелищах от них маячили конные разъезды татарской орды.

— Где князь? — чуть склонившись с седла, спросил Едвид оборванца литвина, тащившего котёл с водой.

— Вот там, — махнул тот рукой. — Гляди хоругвь его. Вон она, болтается на ветру.

Повернувшись к своим, сотник махнул рукой, дескать, давайте за мной и легонько тронул коня каблуками. Костры горели по всему берегу, возле некоторых сидели всего по одному или паре воинов. Уловка старая, но помогает, враг считает, что возле каждого костра человек по семь-десять, а на самом деле меньше.

Татары тоже не дураки, хотя три брата — подольские беи, давно уже не сталкивались ни с Москвой, ни с Литвой, ни с ляхами. Может, и забыли о военных хитростях.

Хоругвь княжеская вкопана на бугре крепко, на три-четыре локтя. Огромное квадратное полотнище палевого цвета свисает вниз, обшитое чёрной бахромой. Ниже бугра горит костёр, булькает котёл, парит варёным мясом. Сам князь лежит на своём плаще, подбитом горностями снутри, руки за голову закинул, глаза закрыл, то ли спит, то ли думает.

Услышал шум конницы, поднялся.

— Едвид! — Ольгерд усмехнулся. — Зачем всех своих сюда притащил, моего котла не хватит, у тебя парни прожорливые.

— Прикажи где встать нам, — сотник одним движением слетел с коня и подошёл к князю, глядя в глаза, а те усталые, видать, много думает и мало спит Ольгерд.

— Иди на правую руку, там, где княжич Константин Чарторыйский стоит, — велел князь и показал рукой куда. — Сегодня ночью будь настороже, поставь караульных, татары везде ползают, кабы не утащили.

Едвид усмехнулся и повернувшись к своим угрюмым всадникам, крикнул, чтоб тащили сюда. Из задних рядов, спешившись, два воина привели связанного татарина, в одном драном халате, босиком, без колпака.

— Схватили по дороге, — сказал сотник. — Наткнулись на разъезд, шестерых порубили, ещё четверых на стрелы взяли, а под этим лошадь убили, решили тебе притащить.

— Бросьте его тут, — кивнул Ольгерд на бугор. — Поговорим после. Едвид, ты опытный рубака, помоги княжичу, он молод, горяч, хотя дело знает. Давай, скачи, Перкунас нам поможет.

Тут взгляд князя упал на прапор сотни, прибывшей из Полоцка. Стальной полумесяц в навершии, на поперечной рее узкое алое полотнище с тремя косицами, а в нём полоцкий шестиконечный крест. Ольгерд, хоть и сам крещён был в православие, но в боях верил больше Перкунасу: старый бог, проверенный в битвах, подходил для войны больше, чем миролюбивый Христос. Но и прапор князя-чародея Всеслава тоже годился. В своё время полоцкий властелин сиживал на киевском великом престоле, а сейчас пора Ольгерда пришла. Он невольно бросил взгляд на свою хоругвь, тяжёлое её полотно обвивало толстое древко, но можно было разглядеть на нём конного мечника в золотой короне — герб Литвы.

— Мы и без крестов неплохо рубим, — подумал Ольгерд. — Хотя надо, как у полочан сделать, древко ещё поперёк, чтоб не закручивало знамя. Ладно, завтра подумаю об этом. Перед боем хоругвь не меняют.

Сотня Едвида ушла, оставив после себя парящие катыши конского навоза. Варяги, суетясь у костра, не обращали на них внимания. Князь подозвал к себе молодого смолянина, знавшего по татарски. Велел ему расспросить пленника, кто вышел против него, сколько бойцов, обычные военные вопросы. Потом бросить его под кусты, на попечение варягам.

Перед самым рассветом над полем у Синюхи поднялся туман, капельки росы густо усеяли кольчуги смолян и полочан, толстые кожаные куртки литвинов. Воины обтирали лошадей досуха, потом клали сверху мягкие шерстяные потники, седлали. Костры уже не жгли, некогда было кашеварить, погрызли мясо со вчерашних вареных и жареных костей, запили водой из речки.

Раскрасневшись от волнения, Константин Чарторыйский ничего есть не стал. На своём буланом с яблоками жеребце он носился возле своего отряда, с трудом сдерживаясь, чтобы не командовать. Но помнил наказ дяди Ольгерда — «бойцы у тебя опытные, не суетись, сами всё знают, только поставь их так, как я сказал». Сотня Едвида отошла в тыл самострельщикам, те снаряжали свои арбалеты, проверяя, всё ли исправно. Перед ними выстраивались в два ряда копейщики, прикрытые по флангам мечниками.

Рассвело и остатки тумана истаяли. Едвид укрыл свою сотню в небольшом овраге, поросшем по краям тальником, кустами турецкой калины и кислянкой — с её веток густо свисали гроздья багряных ягод. Проверил, как выскакивать отсюда. После велел спешиться, дать коням роздых и ждать. Сам верхом ушёл поближе к Константину. Тот увидел его, подскакал и отрывисто дыша, сказал:

— Готовы вроде. Где же татары?

— Ну они не задержатся, — усмехнулся Едвид. — Рано встают на войну.

Приподнявшись на стременах, сотник оглядел поле. Слева от них тянулись прерывистые ряды пеших бойцов, загибаясь к середине, там, где на бугре тяжело хлопала по ветру княжеская хоругвь. Ольгерд построил свои войска большой подковой, хотя это сразу и не бросалось в глаза. Свою конницу он оставил на концах этой подковы. И ещё Едвид разглядел в рощице на берегу Синюхи всадников.

— Осторожно Ольгерд воюют, с умом, — пробормотал он. Вертевшийся рядом Константин вдруг вскрикнул:

— Вот они! Вот они! Идут!

Сотник едва успел поймать буланого жеребца за узду, так как княжич собрался нестись куда-то. На ухо нашептал ему сотник, чтобы не будоражил воинов, им сейчас командиры не нужны, они знают, что делать.

Чёрная татарская лава понеслась по полю, копыта коней рвали землю, вверх летела вырванная трава. Разом донёсся страшный дикий вопль, Константин замер.

— Готовсь! — закричали десятники самострельщикам. Те принялись быстро накручивать тетиву арбалетов. Копейщики опустили копья, мечники достали клинки и держали их в опущенных руках, чуть опираясь ими в землю, чтоб ладони не уставали.

Впереди нёсся тумен Котлубана — Едвид узнал бунчуки крымского беклярбека; за ним, держа отступ в два-три стрелища — Хаджи-бей со своими хищными воинами, привыкшими к быстрым набегам на ляхов. Вот орда вошла в разрыв подковы, и даже не повернули обратно, прикидываясь испуганными. Видать, решили напролом снести Ольгерда, нацелились сразу на хоругвь, возле которой на вороном коне в пластинчатом доспехе сидел князь.

Внезапно затих вой, по рядам бешено мчащей лавы покатились волны, сотник напрягся. Татары клали стрелы на луки и сразу кидали их в противника. Небо почернело, будто сумерки загустили воздух.

— Щиты! — покатились по рядам команды десятников.

Строй атакующих немного сбился, но Едвид заметил, что татары действуют несогласно. Видать, беи не сказали, куда стрелять сначала и стрелы понеслись по всем сторонам. Вместо смертельно опасной тучи, которая должна была упасть на одно место, лучники били и по центру и по флангам. Стрелы мягко втыкались в землю, звонко стучали по деревянным щитам, кое-где в рядах сгибались раненые, отползая назад или прыгая на одной ноге. Вдруг заметил Едвид, что нёсшийся сзади орды тумен Деметрея-оглана сворачивает налево, прямо на отряд Константина Чарторыйского. Медлить нельзя! Повернувшись в седле, сотник вскинул пальцы в рот и засвистал. Краем глаза заметил чёрный промельк совсем рядом и выхватив саблю, одним движением отбил летящую на него стрелу. Ещё одна цокнула в шишак княжича и застряла в оплечье.

— Самострелы! — заревел Едвид. Его сотня уже вымахивала из овражка и разворачивалась в лаву. Конница в обороне не стоит и потому только навстречу татарам! Не дожидаясь, когда все бойцы встанут в строй, он повёл своих всадников к бешеным воинам Деметрея. Те уже не стреляли, заметив нежданного противника. Хитрый оглан хотел смять пехоту на фланге и потом зайти с тыла Ольгерду. На другую сторону он не пошёл, увидев там конников, а здесь не заметил, да и не было их ещё вчера.

Железные десятники самострельщиков держали паузу. Вот на самом крае полёта болтов первые всадники — в толстых халатах, железных шапочках, вьются на пиках бунчуки из волчьих хвостов. Загикали, завопили бесстрашные воины Деметрея. Прошла команда, дёрнулись отдачей самострельщики, и снова быстро тянут свои тетивы, посылая болт за болтом в чёрную стену.

По крику княжича расступились копейщики и мечники, вымахнули меж них всадники под прапором князя-чародея. Скрежетнули сабли, вылетая из ножен, опустились лёгкие пики вровень с конскими головами, кони пошли диким махом, выбивая пыль из земли. Не первый раз водил сотню в атаку Едвид, все знали — идти локоть к локтю, так удар сильнее и страшнее. Чуть подустали татарские кони, свежие полоцкие всадники ударили дружно, рассекли тумен Деметрея. Пики с обеих сторон бились о кольчуги и вязли в толстых халатах, сабли звенели, щербатя клинки о стальные шлемы: слышались истошные вопли и рваные крики рубящих; валятся под копыта сбитые и порубанные. Раненые кони встают на дыбы, падают, едва успевают всадники ноги из стремян выдернуть, а некоторые так и лежат, не двигаясь, придавленные бьющимися лошадьми. Как только кончился разбег, встали конники, сразу повёл свою сотню назад Едвид, открывая обзор самострельщикам. Те уже ждали. Болты вновь понеслись к татарам, потерявшим натиск. Ближе к хоругви стоял отряд ещё одного княжича — старшего племянника Ольгерда — Александра. Отброшенные нападавшие потекли вдоль его рядов, и тут самострельщики не оплошали. У всадников Деметрея нет наскока, чтоб продавить ряды копейщиков, а те их сбрасывают наземь, доставая длинными остриями. Упавших добивают мечники.

Вернувшись за пехоту, Едвид осмотрел поле боя. На другом полукруге подковы и нет никого, все татары ушли в центр, где упорно режутся с ними смоляне. Только воины тумена Деметрея хотят уйти обратно, да запутался строй, клубятся всадники недалеко, мечут стрелы, а им болтами отвечают.

— Давай вперёд! — крикнул сотник Константину. — Зажимай их!

Покатились команды по отряду, пехота двинулась неспешно, и другой фланг зашевелился, начали смыкаться. Воины Хаджи-бея и Котлубана услышали вопли сзади, обернулись, поняли, что ловушка захлопывается, развернули коней, помчали обратно.

Снова Едвид выстроил сотню и повёл на бегущих татар, много их повыскакивало из стального круга. Бросают бунчуки, пики, уходят налегке бешеным намётом. За ними понеслась конница Ольгерда из рощицы на берегу, с другого фланга тоже погнались всадники. Едвид помчался, опережая многих. Гнать бегущих — вот главная работа конницы, знай руби себе по спинам, головам, да подтыкай как хочешь пикой. На огромном сивом жеребце нёсся впереди сотника богато одетый татарин: оглядывается, скалится, в руке сабля. Догоняет его Едвид на своём рыжем иноходце, заходит к тому с левой стороны. Вот замахнулся, да крутнулся татарин, ловко отбил удар. Но из-за этого чуть замедлил ход его жеребец и догнавший его с другой стороны княжич рассёк ему шею, тот и повалился на землю.

Долго гнали татар всадники Ольгерда, рубили и в плен не брали. Ближе к полудню остановились, и не спеша двинулись обратно, по пути обшаривая убитых, да сгоняя в кучу уцелевших врагов.

— Я самого Котлубана зарубил! — подскакал к Едвиду Константин Чарторыйский. — Видал?!

— Замечательный удар у тебя, — ответил молодому княжичу сотник. — Не дай случай подвернуться под такой.

Едвид видел, что Котлубан-солтан ушёл на своём аргамаке, также как и Деметрей с Хаджи-беем, не кони, а птицы у них. Но смолчал. Довольный Константин помчал скорее к старшему брату, похвастаться, тот поумнее был, сам в погоню не ушёл, за отрядом смотрел.

Вечером Ольгерд пировал всё там же, на бугре у своей хоругви. Раненых собрали, изладили для них шалашы да навесы, хлопотали с ними костоправы, и знающие толк в ранах воины. Княжичи, сотники сидели кругом, пили вино из кожаных баклаг, закусывая жареным на скорую руку мясом. Красное вино текло по бородатым лицам, капало на руки; кровь из непрожаренных как следует ломтей кабанятины и оленины мешалась с вином: падая вниз, они пятнали траву чёрным. Едвид пришёл чуть ли не позже остальных, раненых обиходить надо своих, разобрать, кто жив, кто где, добычу в один дуван собрать, утром поделить на всех. Его князь выглядел издалека, захохотал, встал и быстро подойдя, сунул в руку рог в золотой оправе.

— Пей, Едвид! — прорычал хмельной Ольгерд. — Ты сегодня вовремя ударил по Деметрею. Смял его, а потом тумен самострельщики добили. Может, и вправду полоцкий крест чародея Всеслава помог? А?

Он развернулся и подошёл к своей хоругви. Видно, подсмотрев прапор у Едвида, князь приказал сделать сверху поперечный рей, и полотнище больше не свивалось вниз. Под слабым ветерком с речки Синюхи колыхался мечник на коне, держа в левой руке багровый полукруглый щит.

— Иди сюда! — махнул Ольгерд кому-то. Кто-то из прислуги быстро подбежал.

— На щите сделайте полоцкий крест! — велел князь. — Золотой нитью вышейте! Чтоб к утру было готово!