Под каждым холмиком лежит всемирная история - 5
- Это было при царе Миколае, - сказал он.
- При Николае II, - поправила я.
- Да, при Миколае.
Я не стала настаивать, поняла, ему удобно называть царя Миколаем. Оказывается, тыловики строили там железную дорогу. Перед моими глазами вмиг пронеслись герои романа Н. Островского «Как закалялась сталь», ведь там автор – участник строительства железной дороги - описывает нечеловеческие условия труда. Из-за каторжной работы Островский заболел, ослеп, позже написал автобиографический роман и вскоре умер. Я живо представила грязь, слякоть, холод, толпы голодных людей, несущих на себе рельсы, укладывающих шпалы, копающих ломом мёрзлую землю, работающих от зари и до ночи. Мне стало так жалко своего деда. В голову лезли всякие мысли, хотелось узнать, как он остался жив в такой передряге. После долгого молчания, я нарушила тишину:
- Ата, - вдруг вырвалось у меня, - а как ты выжил, ведь вас там били и почти не кормили? – И в конец осмелев, заявила: - Признайся, тыловики работали, не разгибая спины?
Как всегда немногословный, дед не торопился с ответом. Чувствовалось, нахлынули воспоминания: призванный на тыловые работы в 1916 году, он застал здесь революцию. На его глазах город на Неве всколыхнул мир. Ход действий решили залпы крейсера «Аврора». Конечно, он помнит каждый прожитый день. С первых дней улицы северной столицы поражают его многолюдьем: матросы, солдаты, добровольцы, белогвардейцы и вновь прибывающие тыловики.
- Да, работа была не из лёгких, но меня там не били, - решительно и твердо заявил он.
Наученная уроками истории, я продолжала винить царя Николая Романова, напомнила, что это по его указу здесь, в Казахстане разгорелось восстание, и вследствие чего он оказался на Севере.
- Согласись, ведь Николай был монстром и притеснял вас, «реквизированных» на тыловые работы, - не унималась я. - На фронте действовала смертная казнь против дезертирства. Из учебника истории знаю, что вас долго не отпускали домой, а алашордынцы выдвинули требование вернуть с фронта только нетрудоспособных и больных, а здоровые должны были оставаться там до победного конца.
- Ак патша Миколай жаксы болды гой («Белый царь» Миколай был хорошим), - степенным голосом упрямо продолжал он. - В день он велел платить нам алтын (три копейки). Балам (дитя моё), это были большие деньги по тем временам. На тыловых работах я заработал немало денег и привёз их домой. А трудности, а когда их не было?
Сказать, что я была разочарована, значило не сказать ничего. В одночасье рухнули все мои представления о царском режиме, гнетущем народы одной шестой части планеты. Разговор наш неожиданно закончился. Мне уже не узнать, его не наказывали потому, что он был силён и справлялся с работой, или потому, что он умел за себя постоять. В тот день собиралась задать еще кучу вопросов, но растерялась, неожиданно услышав такое противоречие. Каким-то шестым чувством я поняла, что не смогу изменить его мнение о Романовых. Передо мной сидел человек с твердыми убеждениями, выстраданными им самим там, в окопах.
Да что я, даже сын его – историк (мой отец) не смог бы повлиять на его мнение. После, мысленно возвращаясь к этому разговору, я представила Петроград того времени: хаос, неразбериха, голод. Мир, сотрясаемый известиями об Октябрьской революции. Каждый день - новая информация, декларации, декреты. И вдруг среди них - известие об убийстве членов семьи Романовых. Не думаю, что он кому-либо высказывал своё мнение, что коммунисты совершают роковую ошибку. Знаю также, что никто не смог бы переубедить его в обратном.
В тот день я, школьница – дочь двух историков - впервые задумалась: почему все книги ополчились против царя, а мнение моего деда не совпадает с официальной версией.
Свидетельство о публикации №225102301055