Квестер. Часть 2. Глава 2

Сбитый, словно птица в полете, на самом важном месте своего выступления, Гласс был уже готов укокошить Дока подвернувшейся под руку каменюкой, но Хась вовремя кинулся ему наперерез. Чтобы компания окончательно не передралась, Тестер, продолжая чувствовать себя миротворческим корпусом ООН, вызвался озвучить основные положения и выводы глассовой «лекции»: для дальнейшего обсуждения. Сам Гласс так перевозбудился, что был уже не в состоянии связно излагать собственные мысли.


А выводы были очень просты: человечество в лице их, первых цифровых клонов Homo Sapiens, достигло наивысшей ступени развития – избавилось от органического тела, сокращавшего коэффициент полезного действия мозга до нескольких процентов, а жизнь – до тупой заботы о сохранении этого самого тела. Человечество получило бессмертие и может теперь посвятить себя тому, о чем оно мечтало всю свою историю – абсолютно свободному интеллектуальному творчеству: науке и искусству.
Причём и то, и другое Гласс именовал не иначе, как способы изучения окружающего мира, а именно: Вселенной!

Ушло в небытие всё то, что «тянули за собой» бренные человеческие тела: мировые войны, национальные и имущественные конфликты, эпидемии, преступность, пьянство, наркомания, эксплуатация человека человеком, супружеская неверность и прочая, прочая, прочая…

Ушло всё это вместе с основными движущими силами человека по Фрейду: голодом, страхом и сексом (насчёт последнего Док совсем не обрадовался). Таким образом, считал Гласс (в изложении Тестера), надо побыстрее изживать в себе остатки мышления «органического человека» и привыкать к образу «человека цифрового». «Свободное творчество свободного разума!» – вот девиз новой эпохи развития человечества по Глассу.

– Homo Digitalis – вот, как мы теперь называемся, друзья! – закончил Тестер своё резюме, а про себя добавил: «и во многом я с Глассом согласен, но не во всём». Ему всё больше и больше нравился этот худощавый брюнет, в глазах которого пылал огонь стремления открыть что-то воистину настоящее, а сердце, похоже, навсегда было отравлено какой-то особенной мечтой, не дававшей Глассу покоя: в своих оценках и суждениях он не мог примириться даже с мизерным отличием от существующего в его воображении идеала.
 
Беседуя с Глассом, Тестер уловил главное, пожалуй, свойство его натуры: Гласс в каждом предмете или явлении высматривал не сиюминутную практическую ценность, а важность (или не важность) для чего-то более значимого, для чего-то глобального…, хотя для чего именно – сам он сказать не мог. Похоже, Гласс всю свою жизнь и пытался найти это самое в окружающей жизни. И вот, кажется, нашёл…

И Хась, и Док понравились Тестеру не меньше: они оба были умны и рассудительны, Хась оказался невероятно эрудированным человеком, способным, когда это необходимо, выводить весьма далёкие перспективы, а Док, обладавший потрясающим чувством юмора,   принадлежал к тому типу людей, которых называют «душой компании», при этом он до краёв был наполнен той самой «простой жизненной философией», которой так часто не хватает настоящей интеллигенции. И с этим своим качеством Док прекрасно вписывался в их маленькое сообщество ярких индивидуальностей, эффектно уравновешивая его и придавая их компании элегантную завершённость и по форме (Док был мужчиной не мелкого размера), и по содержанию.
Но всё-таки, отметил Тестер, излишний иногда практицизм и слишком трезвый взгляд на вещи, свойственные натурам Хася и Дока, немного затеняли ту романтическую радость, какую обычно испытывает человек от встречи с родственными ему душами.

 Тем более – рядом с таким «фонтаном мечты», как Гласс!

***

Разговор продолжился. Теперь Док и Хась делились с Тестером своими впечатлениями от последствий собственной «оцифровки». Они больше времени провели в Бестерленде и наперебой рассказывали ему, что давно утратили привычку спать, есть и пить, бояться каждого звука (ну, разве только топота копыт коней «чистильщиков»!), их сексуальные потребности весьма поубавились («Поубавились это – мягко говоря, – с особенной горечью сообщил Док. – По привычке разглядываем ножки, попки и сиськи, вот и всё!»).

Тестер и в себе наблюдал похожие изменения, и признался друзьям, что ничего радостного в них не видит, так как, что бы там ни говорил Гласс, земная жизнь при всем её несовершенстве была ему, Тестеру, роднее и милее, и что он откровенно скучает по ней.

Взгляд Дока после этих слов стал вдруг очень печальным – видимо он тоже хранил в своём оцифрованном сердце тоску по органическому образу бытия. А рассудительного, практичного Хася  ностальгическое продолжение разговора вдруг побудило к обнародованию своего прогноза возможных последствий «цифровизации человечества»:
– Мы, – начал он, – цифровой слепок с земного, как говорит Гласс, «органического» человека, так? А значит, не все, но многие недостатки оригинала в нас присутствуют, так? Представьте себе, что мы – просто опытные экземпляры, на которых учились создавать цифроклоны! Учились на нас, учились и – научились! А теперь – будут совершенствовать результат. И первым делом выкинут всё ненужное. То есть то, что в нас осталось от «органического человека». Это может быть эмоциональная зона мозга, это могут быть функции тела, которые больше не нужны (если ты больше не питаешься – зачем тебе желудок, пищевод, кишечник и дырка в заднице?). А потом станут улучшать достоинства: сделают нас быстрее, встроят какие-нибудь новые органы чувств, средства коммуникации (встроенный ИК-порт, например, блютуз или “симку”), силёнки прибавят и так далее. Может, рук нам добавят или голов? А самое главное, сделают (обязательно сделают!) нас полностью управляемыми! И будем мы опять быдлом: только не органическим, а цифровым! Но это я всё не про нас говорю: это про следующее поколение! А нас, как устаревшее оборудование, просто у-нич-то-жат. Или приручат. Для самых низкоинтеллектуальных работ! Вот так! Кто скажет, что я не прав?

Пришлось согласиться и с Хасем. Только Док возразил:
– Я бы, на месте создателей всего этого, нас бы уже убил! И только за то, что мы, вместо поисков выхода, вместо того, чтобы обеспечить себе безопасность – слушаем бредни каких-то недоделанных умников! Говорите, новая эра? Да всё по-старому осталось: пока умники умничают,  в это время к власти приходят дураки и сажают всех умников в какой-нибудь Гулаг – пусть там своим необъятным умом лес валят! 
И, глядя почему-то в небо, «молитвенным» тоном добавил:
– Извини, дядя Чак, твой опыт не удался: вместо новой цивилизации ты получил кучу бесполезных умников! Сожги всё и начни сначала!

Дружный хохот в три глотки был ему ответом. Затем слово взял Тестер:
– Господа! Есть ещё одно соображение по этому вопросу!
– Ещё одна теория? – ужаснулся Док, и, потрясая поднятыми к небу ручищами, заорал: – Дядя Чак! Сожги их прямо сейчас! А то поздно будет!

Гласс нервно захихикал, откинувшись на хвойную лежанку, а Хась соорудил на лице выражение под названием «сколько можно?», но всё же кивнул Тестеру:
– Валяй!
Тестер уселся поудобнее, прислонясь спиной к стволу дерева и заговорил:
– Вот в чем закавыка: те, кто создал и Бестерленд, и цифроклонов – люди.
– Ну!
– Эту страну, и нас (точнее, наши «болванки») они сделали по образу и подобию Земли и Homo Sapiens.
– Не тяни, родимый!
– У нас есть два варианта развития новой цивилизации: первый (глассовский) – ничего в цифроклонах и ландшафте не изменится, все будут заниматься свободным творчеством свободного разума. Потому, что всё это создали люди, и они не позволят появиться созданию, которое будет их физически и интеллектуально превосходить! Реально?
– Нет! – отрезал Док. – Обязательно найдётся умник, который захочет быть умнее всех других умников и либо сделает цифроклона второго поколения, который всех переубивает, как устаревшее оборудование, либо найдёт способ всеми командовать. А это – одно и то же.
– То есть, начнём по Глассу, кончим по Хасю! – резюмировал Хась. – Второго варианта нет!

– Есть, как же нет! – удивился Тестер. – Второй вариант – цивилизация развивается в мире и согласии, но как цивилизация клонов второго или третьего поколения, лишённых эмоциональной зоны мозга и остальных человеческих «прибамбасов», а, кроме того – «связанных одной целью»: всеобщим развитием и процветанием. Это – цивилизация цифровых биороботов!
– Я повторяю: нет второго варианта, – настаивал Хась. – То, с чего ты начал – это просто второй этап развития, а чем закончил – итог. Сам посуди: было ли в истории человечества что-то иное? Закон естественного отбора – он и в Бестерляндии закон!
 – Я с Хасем согласен, – встрял Док. – А ещё может быть так, что цифровая цивилизация найдёт способ укокошить цивилизацию органическую и Вселенная вовсе останется без разума! Точнее, без человеческого разума.
– Неужели всё так и будет? – послышался необычно тихий голос Гласса. – Неужели человек уже отработал свой ресурс? Неужели мы вымрем, как динозавры?
– Это в вас, коллега, говорит эмоциональная область мозга, – «успокоил» его Док, – вырежут её и такие вопросы тебя, Глазик, больше волновать не будут! Чик, и всё: счастлив!
– Только, если её вырежут, то, ни о каком искусстве и свободном творчестве думать уже не придётся – необходимость отпадёт! – добавил Хась. – Будет тебе едина кибернетика на завтрак, обед и ужин! И создашь ты цивилизацию цифроандроидов: бесчувственных, но жутко умных. Всё! А теперь – кончай скулить и давай возвращаться к исходной теме нашего разговора! Итак, други мои: как же мы будем выбираться из нашего неприглядного положения?

На этот раз с Хасем о неприглядности ситуации никто не спорил: невозможность создать «цивилизацию-мечту» всем стала очевидна. Обсуждать стало нечего и новых предложений не поступило. Тестеру даже курить захотелось, хотя он эти два дня даже и не вспоминал о сигаретах. Видимо, без курева молчание казалось ещё более тягостным.

Только Док протянул:
– Да-а! Перспективочка!
 
– Чего загрустили, орёлики? – раздался голос Филгудыча. – Али «Рай» вам не рай? Что думаете по поводу моего предложения строить стены?

Сидящие только посмотрели на подошедшего старика и опустили глаза, не проронив не слова.
– Та-ак! Я вижу, дело плохо! Что стряслось–то? – недовольно спросил Филгудыч.
Хась вкратце рассказал им о произошедшей здесь дискуссии. Не умолчал и о выводах, явившихся причиной столь внезапной массовой депрессии.
– Что делать-то, Тюлефан? – закончил он свой короткий рассказ вопросом.
– Что делать, что делать? – заворчал Филгудыч раздражённо. – Идти, искать «чёрных рыцарей»! Как найдёте, так они и прекратят ваши сомнения – вот что делать!
– Тебе, старик, всё шуточки! Ты в своём «скрытом файле» отсидишься! – пробубнил Док. А нас пожгут, это точно! И пропадём мы зазря в этой дурацкой стране, хоть строй стены, хоть не строй! Да и какой от них толк – от твоих стен? Делейтору всё едино, чего жечь: стену или человека!
– Это ты верно сказал! – согласился Филгудыч. –Только прежде, чем спалить человека, «чистильщику» надо стену спалить, а на это поболе нужно энергии, сильно поболе!
– А мы тем временем будем сидеть за стеной и ждать, пока она сгорит, так, что ли? – поддержал Дока Хась.
– А ты, Леша, не угадал! – возразил старик. – Не сидеть и трястись, как липка, а действовать, драться! Другого пути нет! – он выждал секунду и сказал главное: – Правда, драться будем умно, согласно плану!

В разговор вмешался Тестер:
– А договориться ни с кем нельзя?

Внезапно беседу прервал низкий голос, звучащий с какой-то трагической обречённостью:
– Не хрен договариваться с этими грёбаными собаками! Пропадать, так – с музыкой! Давай, старик, рассказывай свой чертов план!

Все обернулись на голос. Это был Гласс.


Продолжение: http://proza.ru/2025/10/23/1240