Бумеранг зла Гл. 9

Нину отвлёк от чтения мобильный телефон.

– Нина, – ты себя не жалеешь. Подумала бы обо мне, – обижено выговаривала ей бабушка, – что у тебя случилось? Что означают эти постоянные звонки от Дмитрия, Давида и Антона? Они меня замучили вопросами. Где ты? Что с тобой? И правда, может, ты мне скажешь, что с тобой происходит? Где ты?

– Бабушка, дорогая, ты только не волнуйся. Со мной всё в порядке. Я на своём рабочем месте. Сейчас доделаю одно дело и приеду домой. А о мужчинах поговорим потом. Не их дело, где я и что со мной.

– Мы же Давиду обещали поехать с ним на шашлыки, – обижено ответила Нина Ильинична.

– Бабушка, кажется, уже были и шашлыки, и всё остальное? Настроения нет сейчас рассуждать на эту тему. Дома поговорим, – ответила она и положила трубку.

Нина включила чайник и приготовила свой любимый кофе. Горячий, с пышной розовой пенкой. Накрыв чашку блюдцем, она подождала, когда крупицы кофейных зёрен отдадут воде свой вкус, аромат и опустятся на дно чашки. Обняв холодными пальцами горячую чашку, она подошла к окну. Из окна её кабинета был виден забор парка Екатерининской больницы. Бабушка ей рассказывала, что окна её кабинета тоже выходили на этот забор. Но много лет назад, когда она здесь работала, часть этого каменного ограждения занимал общественный туалет.

– Смешно, – усмехнулась Нина, – «мочить в туалете», – вспомнились ей ставшие популярными среди народа слова молодого президента, – он прав, таких мразей, как этот, мы слушаем, изучаем их признания, решаем, в своём они уме или они несчастные, больные садисты. А потом суд месяцами, годами. А они живут и всё подают, подают бесконечные апелляции, жалобы, прошения. А может, и правда надо выводить их из наших кабинетов и «мочить» в таких местах, какое раньше здесь находилось.

Такое место казни как раз подходит для таких нелюдей. Место, которое они заслуживают. Разве можно таких прощать? Оставлять содеянное ими без последствий? Нет, таких не изменить, не вылечить. Отмена смертной казни для таких, наверное, ошибка. А с другой стороны, сколько ошибок делает сама система, арестовывая, вынуждая на ложные признания невиновных. Сколько невинно расстрелянных? Виновных, возможно в других преступлениях. И пока розыск и следствие будет «работать» над назначенными маньяками, настоящие, усмехаясь над нами, будут убивать детей, да любого, кто им приглянется. Будут продолжать калечить души их родных, близких.

Сложный вопрос. Но в данном случае есть письменное признание самого маньяка. Сколько ему сейчас должно быть лет? Хмелин родился в пятьдесят девятом. Пятьдесят лет. Жив он или правда его «замочили»? Ладно. О чём дальше откровенничает эта нелюдь?



***



1992 г. Краснодар



Уже два года, как я в этом городе. На окраине Краснодара я снял этот маленький дом. Скорее халупа, а не дом. Мазанка на два окна. Зато с приличным пустым подполом. Накопления потратил на небольшое обустройство. Чему сын покойной хозяйки дома, алкаш, был очень доволен. Особенно, когда получал от меня оплату за месяц. Этот придурок так обнаглел, что чуть ни каждый день приходил за деньгами. Не на того напал. Теперь успокоился. Спит вечным сном в мамашкином огороде. И никто его не хватился все эти годы!

А моя профессия баяниста, всё! Кончилась. Но я не растерялся. Повезло. Увидел объявление на курсы водителей автобусов. Права, благодаря отцу, у меня были ещё советские. Опять мне повезло. Только успел я получить права с новыми категориями, толком и попрактиковаться не успел, как курсы закрыли. Вернее, стали частной платной шарашкиной конторой.

Устроился я водителем маршрутного такси. Ничего, справляюсь. Не гоняю, как некоторые, резко не торможу, музыку в салоне не включаю. Пассажиры благодарят за спокойную езду. План даю. Начальник ценит. Обещал перевести на междугородние перевозки и дать машину поновее.

В этом году я был в Ставрополе. Заехал к Ольге. Её мать умерла. Она живёт одна с сыном. С моим сыном. Олегу семь лет. Было заметно, что она обрадовалась моему появлению. Сын тоже. Отвёл его в школу. Он первоклассник. Олег очень обрадовался. Наверное, любит меня, как я любил своего отца. Ольге я сказал, что хорошего понемногу. Приезжать и помогать деньгами буду, а жить вместе не получится.

Разбередила меня Ольга. Я держался, как мог. Моего неуловимого оказалось, его фамилия Чикатило арестовали ещё в девяностом. И я что-то приутих. Теперь на него ничего не спишется. От моих ошейников он, конечно, начнёт отказываться. Но долго сопротивляться сам с собой я не могу. И от ошейников отказаться не смог. Это блаженство наблюдать, как птичка, задыхаясь, бьётся, пытается ослабевшими руками снять затянутый ремень ошейника. Сложность появилась в том, что трупы этих птичек надо аккуратно прятать. Я и прятал. Но двух девчонок недавно нашли в реке Кубань. А ещё двух малолеток, которых пришлось на костре поджарить, тоже нашли. Опять обо мне вспомнили журналюги.



***



Нина отключила компьютер.

– Интересно, почему исповедь маньяка прервалась? Надоело убивать, мучить? Таким не надоедает. Надоело записывать свои похождения? Не думаю. Свои записи он стал делать, скорее всего, для того, чтобы доказать самому себе, что все эти зверства он делал не по своей воле. Он доказывал себе, что его сделали убийцей всё его окружение. Сумасшедшая мать, отец, который не смог защитить своего сына. Общество, которое не видела его страданий. А потом он стал соперничать с неуловимым собратом по зверствам. Может, он побоялся расплаты после ареста Чикатило и поэтому затих на время? Или навсегда? А вообще, как это наследство досталось его сыну? Сравнивая записи с похождением Олега, можно предположить, что он копировал своего отца. Во всяком случае, убийство сестрёнок, прямое копирование. Только утопить не удалось? Не успел? Не смог?

Интересно, у Олега тоже было страшное детство? Но Хмелин старший ни разу не упомянул эту Олю как истеричную, жестокую особу. Если бы она была такой, он её убил бы. Интересно, где теперь эта Оля – мать Олега?

С тяжёлыми думами и осадком на сердце от прочитанного Нина вернулась домой.



***



Олег рос среди любящих его мамы и бабушки. В раннем детстве его совсем не интересовало, почему у него нет отца. Но когда он поступил в первый класс школы, о его наличии поинтересовалась его классная учительница. Тогда Олег впервые стал расспрашивать мать о своём отце. Ольга не стала сочинять истории о космических полётах, дальних плаваньях.

– Он музыкант, сынок. Очень хороший, талантливый музыкант. Поэтому мы с бабушкой давно купили тебе баян, на котором ты сейчас учишься играть. Его талант перешёл к тебе. Гены. Никуда от них не деться, – объясняла она Олегу, – а не приезжает, потому что не знает, что ты у него есть. Если узнает, обязательно приедет.

Олег ждал этого дня. И дождался. Его детское сердечко разрывалось от счастья и восторга, когда Хмелин впервые вошёл в их дом и когда после короткого разговора с матерью он протянул ему свою большую ладонь и сказал:

– Ну здравствуй, сын.

Счастливым был и следующий день, когда отец отвёл его в школу и познакомился с учительницей, которая в дальнейшем больше не расспрашивала его об отце. А на вопрос мальчишек, кем отец работает, Олег с гордостью отвечал:

– Раньше он был классным музыкантом. А теперь он водитель. Людей перевозит. Я тоже буду музыкантом, как мой папа, а потом тоже научусь водить машины.

Но как неожиданно отец появился, так же неожиданно он и пропал. Правда, деньги, хотя и небольшие, но присылал.

– Ну что, Олежка, отец твой так и сказал, что приезжать будет редко, а помогать будет. Сказал, что подрастёшь, он заберёт тебя к себе погостить на летние каникулы.

Олег ждал с нетерпением, когда подрастёт и когда, наконец, наступят эти счастливые летние каникулы. Отец приезжал каждый год. Гулял с ним по городу, делал Олегу подарки, которыми он гордился и берёг. Оставлял деньги матери. Хотя, повзрослев, он стал понимать, что мать была ему рада, даже если бы он приезжал без денег. Она и не скрывала, что любит его отца. Хмелин привязался к сыну и однажды сказал, чтобы Олег при получении паспорта взял его фамилию.

Когда Олегу исполнилось двенадцать лет, Хмелин приехал за ним и забрал его к себе на каникулы. Эти дни были для Олега самыми счастливыми. Отец брал его с собой в рейс. Он сидел на переднем сидении и гордо смотрел на мальчишек, которые на остановках садились в маршрутку и с удивлением смотрели на него.

Однажды отец выехал в рейс без него.

– Завтра ты остаёшься дома один. Дождь зарядил. Нечего тебе кататься в такую погоду. Еда в холодильнике. Ты уже большой, разберёшься. Только смотри, пожар не устрой.

От нечего делать Олег занялся исследованием жилища Хмелина. Рассматривать особо было нечего. Холостяцкое жильё не блистало роскошью. Ничего лишнего. Плохо работающий телевизор. Приёмник. Этажерка с рядами книг. Олег любил читать. Чтобы скоротать время, он стал перебирать аккуратно сложенные в ряды книги. На самой нижней полке он вытащил книгу, почему-то о ремонте холодильных установок. В проёме между книг, виднелась какая-то коричневая обложка. Убрав ещё несколько книг, он увидел у стенки полки старую общую тетрадь.

– Завалилась, наверное, – подумал он.

Устроившись на диване, Олег открыл тетрадь. Привыкнув к почерку, он прочёл несколько первых страниц.

– Ничего себе! Отец книгу пишет? Мама говорила, что он талант.

Одолев ещё несколько страниц, он не заметил, как уснул. Проснулся он, лёжа на диване, накрытый пледом. Тетради рядом с ним не было. Отец брился опасной бритвой.

Недовольно глядя на Олега через зеркало, он сказал, чтобы он собрал свои вещи.

– Отвезу тебя к матери. Мне надо уехать на неделю, а может и больше. Тебя с собой взять я не могу. Не положено. Да и далеко. Так что приедешь ещё в следующем году.

Олег обиделся, но ничего не сказал отцу. Только в дороге, в автобусе, он спросил его.

– Пап, ты книгу пишешь?

– Писал. Давно, – с облегчение ответил ему Хмелин.

– Здорово. У тебя получилось, как в американском ужастике.

– Ещё мал такие фильмы смотреть и книги читать. Подрастёшь, вместе продолжение напишем, – загадочно ответил Олегу отец и так же загадочно усмехнулся.

Ольга удивилась их приезду. Удивилась и тому, что Хмелин не стал задерживаться у неё, как это было раньше. Положив вещи сына и подарки, он, буркнув, что спешит, быстро покинул их дом.

В следующий раз получился в тысяча девятьсот девяносто девятом году. Тогда Олег сам приехал к отцу. Он удивился его виду. Перед ним сидел худой бледный отец.

– Чего так смотришь? Рак никого не красит. Скоро не будет у тебя отца. Вот в больницу собираюсь. Зря ты приехал. Паспорт получил?

– Осенью. Всё сделаю, как обещал.

Проводив отца в больницу, Олег пошёл на переговорный пункт. Позвонил по номеру соседки и попросил её передать матери, что отец неизлечимо болен и сейчас в больнице, и что он останется в Краснодаре, чтобы навещать отца.

Оставшись один и освоившись в доме, он вспомнил о тетради отца. Перерыв всю этажерку с книгами, он её там не нашёл. Переложив все вещи, посуду и другой нехитрый скарб отца, он решил отодвинуть небольшой платяной шкаф. За ним он тоже ничего не нашёл, но заметил что-то, прикреплённое изолентой к задней стенке шкафа. С трудом ему удалось ещё немного отодвинуть шкаф и вытащить заветную тетрадь. Ставить на место шкаф у него уже не осталось сил. Да и после прочтения записей отца, он хотел прикрепить её обратно.

Два дня он читал исповедь маньяка и никак не мог понять. Что это за такой ужастик. Он перечитывал некоторые страницы и представлял себя то на месте жертвы, а то на месте убийцы. Потом он представил себя режиссёром, снимающим фильм, и в своих видениях даже ужесточал некоторые сцены. Вскоре приехала мать.

Ночью, переделав все дела по улучшению холостяцкого жилища любимого, она подошла к кровати с уже уснувшим Олегом. Поправив одеяло, она заметила рядом с ним тетрадь. Забрав её и выключив настольную лампу, она приготовила себе горячий чай и открыла тетрадь.

Сначала она не поняла, что это за записи и кто их делал. Почерк был явно не сына. Да и сама тетрадь казалось старой, потрёпанной временем. Несколько раз она прерывала чтение и листала станицы, пытаясь понять, что перед ней лежит.

– И Олежка это читает? Что это исповедь? Тогда чья исповедь? Сочинить такое невозможно.

Она мало что знала о Хмелине. Но вдруг вспомнила некоторые факты из его жизни. Как-то в порыве откровения он выложил ей несколько историй из своего детства. Тогда от жалости к нему она плакала, но по его глазам она поняла, что детская рана с годами не затянулась. И вот сейчас, перебирая холодными пальцами страницы странной тетради, она никак не могла поверить, что всё, что в ней описано, было сделано её Борисом.

– Он не мог. Наверное, это психологический трюк. Чтобы избавиться от комплекса мести, он представил самое страшное, что могло случиться с теми, кто ему приносил горе, и изложил это на бумаге. Потом он сожжёт эту тетрадь, и ему станет легче. Но зачем это читать Олегу? Сын сейчас в таком возрасте. Осенью исполнится четырнадцать. Надо сказать Боре, чтобы прятал такие свои сочинения подальше от глаз подростка.

Ольга ещё долго успокаивала себя, искореняя блуждающие в ней сомнения. Вспомнив о давних сообщениях по телевизору о поимке ростовского маньяка и о том, что писали газеты потом о маньяке с собачьими ошейниками, сомнения не убавлялись.

– Надо переговорить с Борей. Пусть он меня убедит, что это не так.

Она решилась на разговор с Хмелиным за день до его выписки из больницы. Они сидели на скамейке в прибольничном сквере. Он, понуро опустив голову, внимательно слушал её.

– Боря, я понимаю тебя. Ты столько в жизни перенёс. Но эти твои фантазии на бумаге могут плохо повлиять на нашего сына.

– Значит, нашёл, – тихо сказал Хмелин и посмотрел на Ольгу.

От его взгляда у неё по коже пробежали мурашки. Ей показалось, что его серые глаза стали чёрными от расширенных зрачков. Она сидела, как пригвождённая к скамейке и не могла пошевелиться.

– Плохо ты сына воспитала. Рыщет по углам. Всё что-то ищет. Я ему сказал ещё в прошлый раз, что хотел книгу ужасов написать. Да вот болезнь свалила. Ты вот что, меня завтра выписывают из больницы, так что поезжайте домой. В Ставрополь. Мне станет лучше, приеду.

– Нет уж. Не по-человечески это. Мы встретим тебя завтра. Дома я тебе наготовила всего вкусненького. Потом и уедем. Я должна быть спокойна, что с тобой всё нормально. Может, ты с нами поедешь? Олегу в школу пора. Скоро паспорт он должен получить. Отметим вместе такое событие.

Хмелин не стал отговаривать от этой затеи Ольгу, но по нему было видно, что он чем-то недоволен.

Вернувшись в дом Хмелина, Ольга окинула преобразившиеся комнаты, которые казались теперь уютными. Окна, полы радовали чистотой. Чистые половики на полу, порядок на полках. Осталось только разобрать хлам, собранный на небольшой лежанке старой русской печи. Заставив Олега прибраться в сенях, она, встав на табурет, стала разбирать какие-то свёртки, наверное, ещё оставленные старыми хозяевами. Развернув один из них, она чуть не потеряла сознание. На пол упало несколько собачьих ошейников.

Еле спустившись, она опустилась на табурет и несколько минут приходила в себя. Испугавшись, что в комнату войдёт Олег и увидит ошейники, она быстро собрала их обратно в бумажный пакет, в котором они лежали. Некоторое время она растерянно ходила по комнате, не зная, что предпринять.

– Неужели это правда? И писал он совсем не книгу. Это его дневник. Надо тетрадь отнести в милицию. Борис больной маньяк. А что будет с Олегом? Бежать. Надо немедленно бежать из этого дома. Он не посмеет нам причинить вред. Он любит Олежку. Он его никогда не тронет.

Ольга металась по комнатам, собирая свои вещи.

– Олег, – позвала она его, – нам срочно надо возвращаться домой.

На вопросы сына: зачем, почему, она отвечала что-то невнятное, постоянно повторяя, чтобы он быстрее собирался.

Выскочив из дома, она оставила Олега с сумкой с вещами у калитки, а сама вернулась. Достав спрятанную от сына тетрадь, она положила её на стол, а сверху неё пакет с ошейниками.

На следующий день Хмелин, не дождавшись Ольгу с Олегом, заподозрил неладное.

Он всё понял, когда открыл не запертую на замок дверь. Войдя в комнату, он сразу заметил на столе тетрадь и пакет.

– Убью, – ударив по столу кулаком, сказал он осипшим голосом.

Взяв тетрадь и пакет, он вышел во двор и подошёл к бочке, в которой сжигал мусор. Бросив в неё изобличающие его улики, зажёг спичку. Но пока она горела у него в руке, у него созрел другой изуверский план. Ухмыльнувшись своей идее, он прикрыл содержимое бочки ветошью и хворостом.

– Ничего, пусть пока полежат здесь. Моё время ещё придёт. Смотри, Оля, чтобы не пожалеть, если рот откроешь.

Почему-то он был уверен, что Ольга никуда не пойдёт доносить на него. Но одно он точно знал, что её жизненный путь скоро закончится.

Планы планами, а болезнь наступала. Работать приходилось, пока в теле ещё

оставались силы. Он ждал Олега на зимние каникулы, но он не приехал. В мае он своим ходом поехал в Ставрополь. Дождь шёл не переставая, собираясь затопить весь город. Хмелин вышел из автобуса и надел старый брезентовый плащ с капюшоном, который хоть как-то защищал его от бесконечной влаги, льющейся из серого неба. Он знал, что в это время Олег в школе. Ольга остолбенела от неожиданности, увидев на пороге Хмелина. Он посмотрел на неё таким взглядом, что она поняла, он приехал её убивать. Этот взгляд она помнила с тех давних пор, когда его светлые глаза вдруг стали чёрными от сильно расширенных зрачков.

– Я никому не скажу, – тихо проговорила она, но Хмелин молча надвигался на неё.

Ольга поняла, что ни какие просьбы её не спасут.

– Олега не трогай. Это же твой сын. Он ничего не знает, не догадывается ни о чём, – тихо просила она, двигаясь от Хмелина назад.

Хмелин вынул из карманов кожаные перчатки. Надев их, он вплотную приблизился в Ольге и, обхватив руками её голову, резко повернул её так, что послышался звук поломанных шейных позвонков. Опустив свои руки, Ольга замертво упала на пол. Он не почувствовал ни облегчения на душе, ни тревоги. Его охватило спокойное безразличие ко всему произошедшему.

Оглядевшись, он стал выкидывать вещи из шкафов, стараясь инсценировать ограбление. Найдя в шкафу кошелёк с небольшими накоплениями, он положил деньги в карман и осторожно покинул дом. По дороге к автобусной станции он снял плащ и перчатки и положил их в пакет. Войдя в свой двор, Хмелин сразу положил пакет в бочку и облил его бензином. Убедившись, что всё сгорело дотла, вошёл в дом и достал давно перепрятанную тетрадь.

Поставив на очередном листке дату: двадцатое мая двухтысячного года, Ставрополь. Он хотел сделать очередную запись, но, подумав, резко закрыл тетрадь и убрал её в тайник. На следующий день, он лёг в больницу на очередное обследование и химию.

Через неделю к нему в больницу приехал Олег.

– Папа, маму убили, – плача, сказа он.

– Как убили кто? – обняв сына, Хмелин стал его успокаивать, – ограбили? И что, много денег взяли? Сволочи! Ну ничего! Найдут, не переживай. Беда какая. Ты паспорт получил?

Выяснив у сына, что в паспорте стоит фамилия матери, а не его, он сделал вид, что этот факт его не тронул.

– Такая же змея, как и все, – подумал он, а вслух сказал Олегу, – Олюшку уже похоронили?

– Нет, батя. В ментовке сказали, на следующей неделе можно забрать. А как хоронить? Вот я к тебе и приехал. Я не знаю, как мне дальше жить.

– Не переживай, сын, поедем вместе. Похороним мать, и переедешь ко мне насовсем.

– А как же школа, дом? Мне экзамены за девятый класс надо сдавать.

– Решим и это вопрос, – успокоил Хмелин Олега.

В Ставрополе Хмелин, как обещал, решил все вопросы. Оказалось, что Оля оформила завещание на Олега. После похорон, подсуетился с оформлением совсем за дёшево дом под снос купил новый русский, сосед из соседнего двора. Хмелину удалось договориться с директором школы. Она пожалела бедного сироту подростка, у которого нашёлся такой порядочный отец, и за определённую плату отпустила Олега с отцом в Краснодар, пообещав, что летом они смогут приехать и без экзаменов получить свидетельство об окончании школы.

Всю дорогу до Краснодара Олег мечтал, как счастливо он заживёт с отцом. Ему очень жалко было маму. И жили они с мамой дружно. Но только в последнее время она очень изменилась. Очень просила не брать фамилию отца, объяснив, что он носит фамилию деда, который был хорошим человеком и гордился бы таким внуком, продолжателем его фамилии.







Не пустила его на каникулы к отцу, убедив, что тот болеет и ему необходим покой. Мама стала часто вздрагивать от любого непонятного шума, звука. Не могла объяснить, почему они так поспешно покинули дом отца. И ещё ему было не понятно, почему грабитель залез в их дом, в котором не было никаких ценностей, а, например, не в дом богатого соседа. Зачем он так зверски убил маму? Он даже стал подозревать в убийствен уж слишком услужливого нового богатого соседа, которому нужен был их участок. У него наворачивались слёзы, когда он думал обо всём этом.

Жизнь с отцом его тяготила. Он никак не мог привыкнуть к их неухоженному быту. Часто плакал, когда не было дома отца. Очень скучал за матерью. В их доме часто стояла тишина. Отец с ним почти не разговаривал, только постоянно смотрел изучающе и таким взглядом, что Олегу становилось не по себе. Время бежало. Хмелин, если не работал, лежал в больнице. После очередной химиотерапии ему было всегда плохо. Он становился раздражённым. Вскоре он совсем не мог работать. Но иногда уходил куда-то и возвращался только к вечеру. Олег не интересовался, где он пропадает, ему без отца было спокойней. Он взял на себя всю работу по дому.

Старался всё делать так, как делала мама. Ему понравилось готовить. Зная о болезни отца, он научился делать специально для него диетические блюда. Что-то парил, варил, протирал через сито. Но Олега обижало отношение отца к его хлопотам.

– Сказано: рос среди баб. Хлюпик какой-то вырос, а не мужик.

Всё чаще отец в своих высказываниях. во всех бедах и своих, и Олега, винил женщин.

– Все беды от них. Ты знаешь, какие матери бывают?

– Моя мама и бабушка не такие, – вяло защищал родных людей Олег, когда Хмели в очередной раз рассказывал об издевательствах своей матери.

Однажды после таких рассказов Олег вспомнил о тетрадке, которую когда-то нашёл у отца. Сопоставив прочтённое в ней и рассказы отца, он вдруг понял, что в ней отец описывал свою жизнь, свои преступления, а не писал какую-то страшилку.

– А если он и сейчас занимается этим, – подумал он и решил проследить за отцом.

В очередной раз, когда отец стал собираться по «своим делам», Олег незаметно пошёл за ним. Он старался передвигаться осторожно, надеясь, что Хмелин его не заметит.

Олег удивился, когда отец зашёл в лесопарк. Он пробирался вслед за ним сквозь заросли кустарника, но вскоре испугано остановился от неожиданности.

– Что? Интерес замучил, – зло произнёс Хмелин, когда Олег чуть не наткнулся на него.

– Нет. Я думал… Переживал, – мямлил он, не понимая, что ему делать дальше.

– Ладно. Я давно с тобой хотел поговорить. Но знал, что ты долго не выдержишь, увяжешься за мной. А знаешь почему? Потому что ты мой сын. Плоть от плоти. И гены в тебе мои. Я тоже был тюфяком, как мой отец. Но гены! От них никуда не денешься. Вот и оказалось, что гены матери сильнее отцовских.

– Я не такой! Во мне гены моей мамы, бабушки, – вскричал Олег.

– Ой, тюти-мути! Запомни, побеждает сильнейший. Моя мать оказалась сильней отца. А я сильнее твоей матери. И ты будешь таким, как я.

– Не буду!

– Не будешь? Вот сейчас и проверим! Иди за мной, – приказал он, но Олег стоял не двигаясь.

Хмелин подошёл к сыну и, взяв его за шиворот, поволок за собой. Они подошли к кострищу.

– Разгребай, – приказал он Олегу, указав на горку хвороста, – чего вылупился, убери хворост.

Олег послушно выполнил приказ отца. Под горкой сухого хвороста показалась деревянная крышка. Это был вход в вырытую землянку. Протолкнув вперед Олега, следом зашёл Хмелин. Он зажёг большой фонарь, висевший на стене. Олег увидел у стены лежащую на тряпье девочку лет десяти. Она приоткрыла веки, но, увидев их, испуганно вскрикнула и заплакала. Рядом на пеньке, служившим столом, стояла кружка с водой, лежал шприц и использованная ампула какой-то инъекции.

– Ну что, – обратился Хмелин к Олегу, – всё ещё в мальчиках ходишь? На это мой тебе подарок. Становись мужиком.

– Я не хочу, я не буду, – вскричал Олег и попытался выскочить из землянки.

– Куда!

От полученного удара Олег отскочил в угол землянки.

– Учись, как надо.

Олег закрывал глаза, закрывал пальцами уши, чтобы не видеть того, что вытворял отец, чтобы не слышать плачь, стон от боли бедного, обессиленного ребёнка.

– Смотри, смотри! Ты такой же, как я! Ты моё продолжение, – повторял Хмелин.

Олег больше не мог вытерпеть всего этого ужаса. Он выскочил наверх. И, прислонившись на корточки, обхватил голову руками. Через некоторое время из землянки вышел Хмелин, который одной рукой тащил за собой за волосы труп девочки, а другой держал пластмассовую бутылку с бензином. Он бросил её на кострище, труп ребёнка обложил принесёнными из землянки дровами, облил всё бензином и присел рядом с Олегом.

– Кури! – Хмелин протянул зажжённую сигарету.

– Я не курю, – вяло ответил он.

– Да. Не понравилось? Ничего, войдёшь во вкус.

Хмелин встал и бросил недокуренную сигарету на дрова. Костёр, вспыхнув через некоторое время, стал источать ужасающий запах горевшей плоти. А Хмелин всё подкладывал и подкладывал дрова, не забывая объяснять Олегу, какая он тряпка и что всё равно гены победят его безволие.

– Как говорят? «Всё бывает в первый раз». И ты ещё не раз вспомнишь меня.

Когда он стал рассказывать, как давно хотел поэкспериментировать с его матерью, у Олега что-то внутри замкнуло. Он почувствовал не негодование словесным изливаниям маньяка, а ненависть, которая, казалось, перенесла его в другую реальность. Он не чувствовал своего тела. Ему казалось, что он находится в вакууме. Он плохо помнил, откуда и как оказался в его руке топор, которым он рассёк череп своего отца. Хмелин замертво упал лицом в пылающий костёр. Он не помнил, как вылил остатки бензина на тело отца, как пробирался сквозь заросли обратно. Не помнил, как его рвало всю дорогу, пока он пробирался сквозь кустарники.

Домой он вернулся уже ночью. Ему казалось, что вся его одежда пропиталась запахом этого погребального костра. Он, не входя в комнату, разделся до гола, вышел во двор и бросил всю одежду в бочку. Облив вещи бензином, Олег поджёг содержимое бочки. Он нагой присел на корточки и прижав руки к груди и совсем не ощущая холода. Наоборот, ему казалось, что это его тело пылает в костре, пожирая огнём его внутренности.

Дождавшись, когда всё прогорит, он вошёл в летний душ. Он не чувствовал потока холодной воды, льющейся из самодельного бака, и всё растирал, растирал тело жёсткой мочалкой, пытаясь избавиться от ужасного удушливого запаха. Только надев на себе чистую одежду, от которой ещё исходил запах его прежнего дома, он обессиленно упал в свою кровать.

Как ни пытался, заснуть он не смог. Он боялся закрыть глаза, потому что мозг постоянно посылал ему кадры всего произошедшего с ним.

– Я трус. Я позволил этому монстру убить беззащитного ребёнка. Сжечь её труп. Теперь родители никогда не узнают о судьбе своей дочери. Я убил и сжёг собственного отца. А я должен был сдать его милиции ещё тогда, когда нашёл эту тетрадь. Не думал? Не догадался? А надо было думать. Получается, мама тоже прочла его записи. Она всё поняла и поэтому увезла меня из этого логова маньяка. Она поняла, а я не смог? Что теперь мне делать? Надо разыскать эту чёртову тетрадь.

Он соскочил с кровати и стал рыться в вещах отца. Все поиски оказались впустую.

Олег подошёл к печи. Поднял голову и на лежанке печи увидел початую бутылку водки.

Встав на табурет, он открыл бутылку и сделал несколько глотков. Скривившись от горечи выпитого, он отодвинул бутылку и стал рыться в глубине лежанки. Конечно, если бы кто-то другой нашёл пакет с собачьими ошейниками, ему бы эта находка ни о чём не говорила. Но Олег сразу понял, что его догадки были верны. И что Хмелин не сочинял, когда делился с ним своими изуверскими похождениями. Взяв бутылку и пакет, он сел за стол. Налил треть стакана водки и залпом выпил её.

– Неужели он уничтожил свои записи?

Но вдруг он вспомнил, что тетрадь, когда он её нашёл в прошлый раз, была прикреплена изолентой к задней стенке шкафа. Но и там её не оказалось. Выпив ещё водки, он встал из-за стола и упал, зацепившись ногой за тканную самодельную дорожку, лежащую на полу. Под сдвинутой со своего места дорожки показалась крышка подпола. Открыть её у него не получилось. Выпитая водка дала о себе знать. Олег так и заснул на полу.