Чёрная сотня

Недавно один из руководителей российского монархического сообщества «Сыны монархии» объявил о «переучреждении в России «Черносотенного движения», также, по его словам, черносотенное движение «наиболее оболганное в истории России» и «необходимо сформировать у граждан положительный образ черносотенцев».
Посмотрим, что же представляло собой черносотенное движение в Российской империи начала XX-го века, и зачем его переучреждать сейчас?

Первое черносотенное движение в России было учреждено как политическая реакция на Революцию 1905-1906 гг., после позорного проигрыша Российской империи в русско-японской войне, с последующей выплатой контрибуции и потери части территории (половина Сахалина, Южные Курилы, Порт-Артур), а также на фоне длительного и затяжного кризиса в политической и социально-экономической сфере, вспыхнуло восстание, ставшее первой в истории России Революцией. Но вместо того, чтобы улучшать реальную жизнь населения, тогдашняя элита пошла на наиболее предпочтительный для них шаг – а именно, сделала ставку на националистов, которые и должны были, по идее элиты, стать противовесом революционному движения Росс. имп.

Жизнь простого человека в Росс. имп. была, мягко говоря, непростой, взять туже медицину: 1 врач на 10 тыс. населения; или образование, когда 80% женщин и 60% мужчин были неграмотные, общую нищету, особенно на селе, в котором проживало более половины населения Росс. имп., вместо реального улучшения дел элита сделала ставку на насильственное подавления совершенно логичного возмущения и ропота масс, а черносотенники занимались еврейскими погромами и политическими убийствами; ради понимания: главный лозунг черносотенного движения: «Бей жидов – спасай Россию»* (признан экстремистским и террористическим в РФ). Этого уже достаточно, чтобы понять, кого из себя представляли черносотенцы. То есть это не элита, царь, свита, привилегированные сословия, а евреи всё разворовали, развалили, из-за евреев у крестьян не было возможности выкупить землю, это не родной «православный» кулак их обирал. А под видом «борьбы с жидами» просто уничтожали политических оппонентов, вне зависимости от их национальности. Кстати, ещё одна ложь: якобы Д. И. Менделеев вступил в черносотенный союз; на самом деле Менделеев выступал за сильное и независимое национальное государство с разумной автаркией, но был категорическим противником и антисемитизма, и ксенофобии с шовинизмом, на чём зиждилась идеология люмпенского движения черносотенцев.
Это русские генералы и купцы разворовали всю армию, из-за чего солдаты тысячами гибли в боях и получали увечья, из-за плохого снабжения, не налаженного производства, из-за бездарных генералов и адмиралов были проиграны все ключевые сражения, включая потерю всего флота в Цусимском сражении, а затем проигрыш войны с Японией. Что стало катализатором первой Революции.

Россия и в Первую мировую войну вступила из-за колоссального долга перед Францией, за французский капитал отдавали жизни русские крестьяне, пока их семьи умирали от голода. Ведь все «достижения» от первой железной дороги, до заводов в Росс. имп. были построены именно импортными, французскими капиталистами.
Да и постоянные ссылки на якобы православие, христианство, в устах черносотенцев выглядят, как насмешка. Священное Писание отвергает идею «богоданности царя», осуждает накопление капитала, призывает к коллективизму, к равному и социально справедливому распределению ресурсов: даже притча о пяти рыбках и пяти тысячах человек об этом (sic!) ибо Иисус, распределив ресурсы на всех показал, что при социально справедливом распределении все могут наестся, и Сам жил, как коммунист со своими апостолами. По справедливости.


«Эксплуататорские классы, представляющие ничтожное меньшинство населения, присваивают, как правило, большую часть народного дохода. В царской России в 1913 г. эксплуататорские классы, составлявшие 15,9% населения страны, присваивали 75% народного дохода, а трудящиеся, составлявшие 84,1% населения, получали лишь 25% народного дохода.»


Исторический материализм. (Константинов Ф.В., Глезерман Г.Е., Гак Г.М., Каммари М.Д., Хрустов Ф.Д., Юдин П.Ф, Москва, 1950, Глава шестая. Марксистско–ленинская теория классов и классовой борьбы).


Или ещё один деятель, «совесть эпохи», по собственному признанию, Иван Бунин, целый Нобелевский лауреат по литературе* (впрочем, наличие Нобелевской премии тут скорее минус, чем плюс, ибо Нобелевская премия давно превратилась в жупел буржуазной антироссийской и антисоветской пропаганды, а уж брать премию мира, учреждённую на доходы А. Нобеля – создавшего состояние на войне – это, простите, хамство и маразм). Господин Бунин очень сладко жил до Революции 1917-го года: своя усадьба в деревне, недвижимость опять-же, литература, деньги есть. Затем наступил 1917-й г., и, вдруг оказывается, что простой народ создан вовсе не для «чувства ранга» и «беззаветного служения барину», оказывается, что это тоже люди. Точнее, они возомнили себя людьми. Работать, искать себе место в новой жизни? Зачем! Это ниже достоинства «великого» писателя, поэтому господин Бунин рьяно выступил против собственного народа, обозвав людей, которые поддержали революцию (то, есть большинство, десятки миллионов соотечественников): «животными», «скотами», и многими другими «приятными» эпитетами, это ещё не самые жёсткие высказывания, есть и пожёстче, в его нобелевсколитературной книжонке «Окаянные дни». Но неочерносотенцы им восхищаются, говорят о «любви к России» и «любви ко всему русскому», забавно, правда? А также молится, чтобы пришли интервенты и навели порядок, то есть загнали нахалов в их стойла. Барину под плеть. Разумеется, Бунин глубоко православен. Правда, как христианство сочетается с антихристианскими высказываниями, уразуметь сложно. Весьма. Что, впрочем, легко объяснимо: это не христианство, а антихристанство. Ибо нельзя служить и Христу, и Маммоне. А Антихрист, он не ПРОТИВ Христа, он ВМЕСТО Христа. Так, что служат все эти господа, которые за христианство и православие, но ещё за рабство, которое православие осуждает, за мирские власти и социальную несправедливость, что является грехом в христианстве, не тому Богу, не Спасителю, а Врагу Его и всего рода человеческого.
Черносотенцы боролись за ту, за старую Россию, с её крепостническими порядками, за «хруст французской булки», которую создавали неграмотные, нищие, полуголодные, бедные люди, за возможность сечь плетью дурака-крестьянина и распивать холодное шампанское, присваивая плоды чужого труда, а потом идти танцевать мазурку.


«Когда я вышел на поле, где был их дом, я увидал в конце его, по направлению гулянья, что-то большое, черное и услыхал доносившиеся оттуда звуки флейты и барабана. В душе у меня все время пело и изредка слышался мотив мазурки. Но это была какая-то другая, жесткая, нехорошая музыка.
<...>
— Что это они делают? — спросил я у кузнеца, остановившегося рядом со мною.
— Татарина гоняют за побег, — сердито сказал кузнец, взглядывая в дальний конец рядов.
Я стал смотреть туда же и увидал посреди рядов что-то страшное, приближающееся ко мне. Приближающееся ко мне был оголенный по пояс человек, привязанный к ружьям двух солдат, которые вели его. Рядом с ним шел высокий военный в шинели и фуражке, фигура которого показалась мне знакомой. Дергаясь всем телом, шлепая ногами по талому снегу, наказываемый, под сыпавшимися с обеих сторон на него ударами, подвигался ко мне, то опрокидываясь назад — и тогда унтер-офицеры, ведшие его за ружья, толкали его вперед, то падая наперед — и тогда унтер-офицеры, удерживая его от падения, тянули его назад. И не отставая от него, шел твердой, подрагивающей походкой высокий военный. Это был ее отец, с своим румяным лицом и белыми усами, и бакенбардами.
При каждом ударе наказываемый, как бы удивляясь, поворачивал сморщенное от страдания лицо в ту сторону, с которой падал удар, и, оскаливая белые зубы, повторял какие-то одни и те же слова. Только когда он был совсем близко, я расслышал эти слова. Он не говорил, а всхлипывал: «Братцы, помилосердуйте. Братцы, помилосердуйте». Но братцы не милосердовали, и, когда шествие совсем поравнялось со мною, я видел, как стоявший против меня солдат решительно выступил шаг вперед и, со свистом взмахнув палкой, сильно шлепнул ею по спине татарина. Татарин дернулся вперед, но унтер-офицеры удержали его, и такой же удар упал на него с другой стороны, и опять с этой, и опять с той. Полковник шел подле, и, поглядывая то себе под ноги, то на наказываемого, втягивал в себя воздух, раздувая щеки, и медленно выпускал его через оттопыренную губу. Когда шествие миновало то место, где я стоял, я мельком увидал между рядов спину наказываемого. Это было что-то такое пестрое, мокрое, красное, неестественное, что я не поверил, чтобы это было тело человека.
<...>
— Я тебе помажу, — услыхал я его гневный голос. — Будешь мазать? Будешь?
И я видел, как он своей сильной рукой в замшевой перчатке бил по лицу испуганного малорослого, слабосильного солдата за то, что он недостаточно сильно опустил свою палку на красную спину татарина.
— Подать свежих шпицрутенов! — крикнул он, оглядываясь, и увидел меня. Делая вид, что он не знает меня, он, грозно и злобно нахмурившись, поспешно отвернулся.
<...>
Что ж, вы думаете, что я тогда решил, что то, что я видел, было — дурное дело? Ничуть. «Если это делалось с такой уверенностью и признавалось всеми необходимым, то, стало быть, они знали что-то такое, чего я не знал», — думал я и старался узнать это. Но сколько ни старался — и потом не мог узнать этого. А не узнав, не мог поступить в военную службу, как хотел прежде, и не только не служил в военной, но нигде не служил и никуда, как видите, не годился.»


Л. Н. Толстой, «После бала».


«Отсутствие топлива тоже становится не так страшно, когда узнаешь подробности положения. Купить на 20 рублей — откуда взять в нынешнем году? — Так мне и говорил другой мужик, жалуясь на безвыходность нынешнего года. А между тем у этого мужика два сына живут в работниках, один за 40, другой за 50 рублей, и он одного из них женил нынешний год, несмотря на то, что баб у него в доме довольно. Отсутствие же топлива выкупается тем, что нынешний год соломы хотя и меньше обыкновенного, но она травяна, с колоском, и составляет превосходный корм. Так что не топят соломой не потому только, что ее мало, а потому что она нынешний год заменит отчасти посыпку мукой скотине. (Так это там, где была хоть солома. Во многих же уездах соломы совсем не было.)
<...>
Я зашел в один дом, чтобы видеть хлеб с отрубями. Мужик получил три меры ржи на обсеменение, когда у него уж было посеяно и, смешав эти три меры с тремя мерами отрубей, смолол вместе и вышел хлеб довольно хороший, но последний. Баба рассказывала, как девочка наелась хлеба из лебеды и ее несло сверху и снизу, и она бросила печь с лебедой. Угол избы полон котяшьями лошадиными и сучками, и бабы ходят собирать по выгонам котяшья и по лесам обломки сучков в палец толщиной и длиной. Грязь жилья, оборванность одежд в этой деревне очень большая, но видно, что это обычно, потому что такая же и в достаточных дворах. В этой же деревне слободка солдатских детей безземельных. Их дворов десять. У крайнего домика этой слободки, у которого мы остановились, вышла к нам оборванная, худая женщина и стала рассказывать свое положение. У нее пять человек детей. Старшей девочке десять лет. Двое больны, — должно быть инфлуенцей* (гриппом). Один трехлетний ребенок больной, в жару, вынесен наружу и лежит прямо на земле, на выгоне, шагах в восьми от избушки, покрытый разорванным остатком зипуна. Ему и сыро, и холодно будет, когда пройдет жар, но все-таки лучше, чем в четырехаршинной избушке с развалившейся печкой, с грязью, пылью и другими четырьмя детьми. Муж этой женщины ушел куда-то и пропал. Она кормится и кормит своих больных детей побираясь. Но побираться ей затруднительно, потому что вблизи подают мало. Надо ходить вдаль, за 20—30 верст, и надо бросать детей. Так она и делает. Наберет кусочков, оставит дома, и, как станут выходить, пойдет опять. Теперь она была дома, — вчера только пришла, и кусочков у ней хватит еще до завтра.
<...>
Народ голоден оттого, что мы слишком сыты.»


Л. Н. Толстой, «О голоде».


«...граф П. Панин сообщал императрице: "Господские поборы и барщинные работы не только превосходят примеры ближайших заграничных жителей, но частенько выступают и из сносности человеческой".
Не редкостью в России второй половины XVIII века была четырех-, пяти-, а то и шестидневная барщина. Это значило, что всю неделю крестьянин работал на пашне помещика, а для того, чтобы возделать свой участок, с которого он не только кормил семью, но и платил казенные подати - у него оставались только воскресный день и ночи. <...> Писатель Терпигорев вспоминал о своем дедушке-помещике, которого прозвали «дантистом» за редкое умение одним ударом выбивать дворовым слугам зубы в минуту барского гнева, а то и шутки ради. Примечательно, что этот господин выделялся из ряда себе подобных не фактом битья своих рабов -- так поступали почти все, а только необычайной ловкостью битья, которой добродушно удивлялись соседи-рабовладельцы. <...> В.О. Ключевский писал по этому поводу, что в Российской империи «образовался худший вид крепостной неволи, какой знала Европа, - прикрепление не к земле, как было на Западе, даже не к состоянию, как было у нас в эпоху Уложения, а к лицу владельца, т. е. к чистому произволу».
Но как могло случиться, что граждане одной страны были самим государством поставлены в такие извращенные и несправедливые взаимные отношения, когда одни оказались бесправной собственностью других?

Этот вопрос приводил в недоумение многих еще в пору расцвета крепостного права. «Нельзя не заметить с особенным удивлением участи, которую в последствии веков имел простой народ русский, - писал Н. Тургенев в 1819 году. - В европейских государствах существовавшее там рабство произошло от завоевания. Варвары нагрянули на Европу, воспользовались правом победителей и из побежденных сделали рабов. Напротив того, в России народ русский сверг с себя постыдное и долго томившее его иго татарское, и при том случилось, что побежденные, т. е. татары, остались свободными, и многие из них вступили в сословие дворян, а большая часть победителей, т. е. большая часть коренного народа русского, была порабощена».


Б. Ю. Тарасов «Россия крепостная, история народного рабства»


Вот именно о такой России и мечтали черносотенцы; именно такую Россию мы потеряли, и, если судить по текущей обстановке, и, заявления представителей элит, стремимся вновь обрести.

Как выясняется, спустя 110 лет, ничего не изменилось, и черносотенцы вновь желают того же, чего и их идеологические, и, надо полагать, физические предки. Да и ситуация, до боли пугающая, напоминает года 110-летней давности. История, будто вновь делает виток свой, как бы утверждая бессмертную фразу А. В. Суворова: «Повторенье, мать учения». Ну, если так, то неочерносотенцы, получат ровно то, что получили их предки, жаждавшие интервентов, которые загонят в стойло людей, и, жестоко расправлявшиеся со своими политическими врагами: бегство за границу и работу полотёрами, таксистами и чистильщиками обуви английским и французским господам.