Выбор - часть I - Глава 10

                Глава 10.


Я брёл, потерянный в лабиринтах собственных дум. Обещание позвонить друзьям, сообщить о благополучном прибытии, выветрилось из головы. Звонок телефона пробился сквозь пелену моей рассеянности, как далёкий крик в ночи. …Вадим!

— Да, — прохрипел я, прижав трубку к уху.

— Серый, вы добрались? Всё в порядке? — в голосе друга звучала неприкрытая тревога.

— Да. Всё хорошо, доехал. Я уже почти дома.

— Что с твоим голосом? Точно всё в порядке? Не случилось ли чего? — Вадим не унимался. — Мы ждём, а от тебя ни слуху ни духу. Уже начали волноваться. Или ты настолько убит отъездом Ани, что забыл о друзьях?

— Убит, если честно. Это и для меня стало громом среди ясного неба, — признался я. — Только начал привыкать к её присутствию… и вдруг командировка. Сердце сжимается от одной мысли.

— Да не терзай себя так, она вернётся. Вечных командировок не бывает. И мы тоже будем скучать. Твоя Аня – словно солнечный луч, озаряющий всё вокруг.

— Надеюсь, — я горестно вздохнул, и этот вздох был полон безысходности. Оптимизм Вадима казался мне сейчас жестокой насмешкой. — Ладно, Вадь, пойду тосковать. Буду на связи.

— Ну-ну, — задумчиво отозвался он. — Держись там. До связи.

Я отключил телефон, отгородившись от мира. Не хочу больше звонков, вопросов, сочувствия – всего того, что бередит мою душу. Нужно собраться с силами, принять эту жестокую реальность, унять боль и попытаться забыть. Сначала шарахался от неё, как от чумы, а теперь… эх… Эн, Эн, … и что я теперь должен делать?

На скамейке у подъезда дома, из двора которого мы с Эн совсем недавно так чудесно сбежали, я заметил три знакомые фигуры. Видимо, их четвёртый товарищ где-то потерялся. А может, его просто мама не пустила (ехидно усмехнулся я про себя)?

Безумная мысль, как искра, вспыхнула в моей голове, и я, ведомый отчаянием, решительно направился к этой троице.

— Привет, пацаны! Выпьем? — выпалил я сходу, глядя в их осунувшиеся, серые лица, словно выцветшие от безысходности.

Троица, словно по команде, вскинула головы. В их потухших взглядах робко блеснул огонёк надежды — будто я принёс не предложение, а последнюю спичку в промозглом мире.

Первым подал голос щуплый паренёк, сидящий с краю. Невысокий, с острыми лопатками, торчащими под заношенной футболкой. Кожа бледная, почти прозрачная, с сеткой мелких вен на висках. Глаза — мутно-серые, с красными прожилками, будто он не спал неделю. Движения дёрганые, нервные: то теребит край рукава, то нервно облизывает губы. Голос — сиплый, с хрипотцой, словно каждое слово даётся с трудом. Видно, что жажда мучит его сильнее прочих: едва услышав про выпивку, он встрепенулся, как загнанный зверёк, почуявший воду.

— А чё, есть чё? — просипел он, и в его взгляде мелькнуло что-то жадное, почти детское.

— Нет, ничего нет. Но могу поучаствовать, — ответил я. — Скинемся?

— Да чем скидываться, мы пустые, как барабаны. Разве что в долг? — пробормотал второй, плотный, с широкими плечами, но словно обрюзгший от беспробудного пьянства. Лицо опухшее, с багровыми пятнами на щеках, будто его постоянно обдаёт жаркой волной. На подбородке — недельная щетина, неровная, с проплешинами. Говорит он медленно, растягивая слова, периодически кашляет и сплёвывает в сторону. В его манере есть что-то демонстративно развязное, будто он пытается казаться круче, чем есть на самом деле. — Сигаретки не найдётся?

Его голос показался мне знакомым с прошлой встречи.

— Не курю, — ответил я, разведя руками.

— Бля, — горестно вздохнул он, словно потерял последнюю надежду. В воздухе повисла тяжёлая пауза, нарушаемая лишь далёким гулом проезжающих машин.

Я достал из кармана пятисотрублёвую купюру.

— Что возьмём?

— Беленькой! — тут же встрепенулся щуплый, словно его окатили ледяной водой. Его пальцы дрожали, когда он потянулся к деньгам.

— И сигарет, на что хватит! — немедленно добавил «знакомец», криво ухмыляясь.

Я протянул ему купюру.

Он уставился на меня с недоумением, словно я предложил ему нечто немыслимое. Потом опомнился, схватил деньги и передал их щуплому.

— Сашок, метнись по-братски.

Тот недовольно поморщился, но спорить не стал. С трудом оторвался от скамейки — она скрипнула под его весом — и поплёлся в сторону «Пятёрочки».

Третий персонаж так и молчал, понуро опустив голову и разглядывая свои стоптанные кроссовки, словно пытаясь найти в них ответы на все свои вопросы. Он самый тихий из троицы: худощавый, с впалыми щеками и тусклыми, бесцветными волосами, прилипшими ко лбу. На нём — заношенный спортивный костюм с обтрёпанными манжетами, а на запястье — потрёпанные часы без стекла. Его движения замедленны, будто он находится в полусне. Когда остальные говорят, он лишь изредка поднимает глаза, но тут же снова опускает взгляд, словно стесняется или боится встретиться с кем-то взглядом. В нём чувствуется какая-то безнадёжная покорность, будто он давно смирился с тем, что его жизнь — это бесконечный круг из пустых скамеек, дешёвой выпивки и молчаливых раздумий.

Совсем не такой реакции я ожидал от этих молодчиков. В глубине души я надеялся, что общение с «элитой» двора неизбежно приведёт к конфликту, и кто знает, может, тогда, в этой суматохе и хаосе, я хоть мельком увижу своего ангела. Но нет. Всё чинно, благородно… Почти. Бить меня, во всяком случае, в ближайшие пять минут никто не планирует. Обидно. Прямо хоть сам начинай…

— А ты кто? — вдруг прервал молчание любитель табака. Его голос прозвучал резче, чем раньше, будто он только сейчас всерьёз заинтересовался моей персоной.

— Сосед ваш, из соседнего дома. Не помнишь меня? — несколько развязно ответил я.

— Не, а, — мотнул он головой. — Не помню. Но спасибо, братан, выручил. Болеем мы. Как звать?

— Серый… Сергей!

— Я Саня, это Толик, а тот тоже Саня, — он кивнул в сторону «Пятёрочки», протянул мне руку и констатировал. — Познакомились.

Толик тоже протянул руку — вяло, без энтузиазма, словно это движение отняло у него последние силы. Совсем обессилел бедняга в неравной борьбе с алкоголем… точнее, с его безжалостным уничтожением путём употребления.

Мы посидели в тишине, каждый погружённый в свои мрачные мысли. Воздух пропитался запахом сырости и дешёвого табака.

Вернулся мелкий Сашок. С гордостью добытчика начал выкладывать свои покупки на скамейку — бутылку водки, две пачки дешёвой «Примы», полуторалитровую бутылку какой-то ядовито-сладкой химии под названием «Лимонад», шесть пластиковых стаканчиков из кофейного автомата, две круглых упаковки плавленого сыра «Президент», кольцо колбасы «Краковская», два свежих огурца и батон хлеба.

По мере того, как он выкладывал эти сокровища, мои глаза округлялись от изумления.

— Это всё на пятьсот рублей? — удивлённо спросил я, разглядывая этот довольно внушительный набор продуктов.

— Эта… нет, — смутился Сашок. — На сыр, колбасу и огурцы не хватило. Я это… ну… так взял.

— Это называется — спиз… украл, — пробурчал я, почувствовав, как меня пронзает волна стыда. Воруют они, а стыдно мне.

Саня хмыкнул, но ничего не сказал. Толик поёрзал на скамейке, будто ему стало неуютно.

— Так эта…, — промямлил Сашок, оправдываясь.

— Серый, а ты чё, правильный такой? — вступил в разговор второй Саня. Его голос звучал нарочито громко, будто он хотел заглушить собственное смущение. — Не пойман — не вор. Да и не обеднеют эти буржуи, а пацанам праздник.

М-да, только горячих приключений мне сейчас и не хватало, вдобавок к моей тоске по потерянному ангелу. Нафиг, нафиг такие эксперименты. И вообще, не мой это круг общения, мерзко как-то на душе от всего этого. Что придёт им в голову потом, в их затуманенные алкоголем мозги, одному Богу известно. И на кой чёрт мне это было нужно? Эн, Эн… мысли о тебе толкают меня на безумства.

— Ладно, пацаны, отдыхайте, — я поднялся со скамейки. Под ногами хрустнул мелкий щебень.

— Серый, ты чего? — услышал я удивлённый возглас, но даже не обернулся.

Я ощущал на себе их растерянные, мутные взгляды, но не замедлял шаг. С каждым движением, уносящим меня прочь от этой сомнительной компании, я словно стряхивал липкую, удушающую паутину разочарования. Каким же наивным было предположение, что в этой пропитанной грязью среде я смогу отыскать хоть какую-то нить, ведущую к Эн, хоть слабое подобие приближения к ней.

Достигнув угла дома, я всё же посмотрел назад. Троица жадно разливала водку по пластиковым стаканчикам. Сашок нервно хихикал, Саня что-то громко объяснял, размахивая рукой, а Толик просто смотрел в одну точку, будто уже отключился от реальности. Их убогий «праздник» набирал обороты.

С отвращением сплюнув под ноги, я решительно направился дальше. Возможно, стоило бы поискать иной путь, более разумный и перспективный. Бессмысленное скитание по грязным дворам и навязчивые приставания к местным завсегдатаям — явно не лучший.

Поглощенный мыслями, я бесцельно бродил по улицам, пока не стемнело. Решив, что на сегодня самоистязаний хватит, да и мама наверняка давно ушла, я вернулся домой.

Когда ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась, сердце бешено заколотилось, готовое вырваться из груди. На зеркале в прихожей, словно в призрачном танце, мерцала надпись, выведенная слабой фосфоресцирующей краской: «Сергей. Прости за внезапность… Помни мои слова – тебя ждет светлое будущее. Живи полной жизнью. Ты ничего не потерял, ты лишь готовишься обрести». А ниже, словно сотканные из лунного света, трепетали два белых крыла. Казалось, они оживают, медленно взмывая вверх, унося с собой бремя моей печали и тоски, словно хрупкие посланники надежды в ночи отчаяния.

Я стоял, заворожённый, и перечитывал эти слова снова и снова, пока буквы не исчезли совсем, растворившись в темноте, а потом ещё какое-то время повторял их вслух, словно пытаясь постичь их глубинный смысл.

Странное дело, я не мог понять этот текст. Это было прощальное послание? Тогда где слова «Прощай» или хотя бы намёк на сожаление, что мы больше не увидимся? А может, мне просто нужно оставить надежду и принять то, что очевидно? Одно было ясно – движущиеся вверх крылья давали мне слабую надежду, что мой ангел на стороне добра. В этом я, почему-то, был твёрдо уверен.

Я закрыл входную дверь, которая всё ещё оставалась открытой, пока я медитировал у зеркала, и пошёл на кухню искать, чем решила порадовать меня мама.

— Ох, мама! Куда же столько? Я же не совсем безрукий и не лентяй. Готовлю, и, смею надеяться, неплохо. Пусть без изысков, но сам. Дошираком и шаурмой не перебиваюсь, фастфудом не злоупотребляю. Куда же столько? — с нескрываемым удивлением я разглядывал содержимое холодильника.

И было чему удивляться. Огромная кастрюля борща, глубокая тарелка с голубцами, куриные отбивные в хрустящем кляре, кастрюлька рассыпчатого риса, картофельное пюре и нежные тефтели в сметанном соусе. Когда и как она успела столько наготовить? И это что, всё мне одному? Приятно, конечно! Но успею ли я это всё съесть, не пропадёт ли?

Я взял телефон, набрал номер родителей. Поблагодарил маму за её безграничную заботу, поклялся, что всё съем. Обязательно ВСЁ съем! Да, да, начну прямо сейчас. И пожелал ей спокойной ночи.

Разогрел голубцы. Поужинал. Ну что сказать? Сам я такое не приготовлю. Божественно вкусно.



Следующая  глава  — Эпилог - http://proza.ru/2025/10/23/1794