Он же Гога...

Московское наречие не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается, а особливо выговор буквы «о» без ударения, как «а», много приятнее…
М. В. Ломоносов

Жаркий июньский полдень.

На волнах у причала покачивается паром, готовый отправиться к находящейся в трёх километрах бело-голубовато-синеватой Статуе Свободы. Синяя кобальтового оттенка вода искрится на солнце и намекает на серьёзную глубину.

Панорама города пестрит разноплановыми небоскрёбами, отражающими яркие солнечные лучи неисчислимым множеством оконных стёкол.

Запись на экскурсию.

К остановившейся около собирающейся группы туристов паре молодых людей, по виду европейцам, – юноше и девушке c длинными светлыми волосами, которые треплет своенравный бриз, – подходит экскурсовод. Это темнокожий типичный абориген сих мест. Крупный по телосложению, огромного роста, он блестит лицом на солнце, на вид ему сильно за пятьдесят.

Он здоровается и профессионально предлагает услуги.

У него типично бруклинский выговор: все произносящиеся звуки сосредоточены в передней части рта. Он спрашивает о том, как гостям нравится город, и new у него звучит не иначе, как noo.

Он словоохотлив, сообщает много информации, говорит громко, уверенно и категорично. Его фразы обильно снабжаются словечком like и полны разных сокращений. Всё это не оставляет сомнений в том, что перед туристами коренной горожанин.

Держится он очень сводобно и раскованно – как рыба в воде.

Предлагает экскурсию по бухте и реке. Программа включает и осмотр 225-тонной каменной женщины, символизирующей свободу. Он подробно рассказывает об условиях и ценах. Всё очень по-деловому и чётко.

Но вот экскурсия заказана. Надо немного подождать, когда соберётся необходимое количество пассажиров. Группа уже достаточно велика, и многие развлекаются тем, что снимают виды и делают селфи.

В конце разговора гид праздно интересуется у клиентов:

– Откуда вы?

– Из Латвии, – коротко отвечает молодой человек, готовый к тому, что ему придётся объяснять, где это.

– О! – радуется вопрошающий и сразу с заметным удовольствием перескакивает на чистейший русский. – Я был в Риге!

Дальше он с большим энтузиазмом и симпатией поясняет экскурсантам – как родным:

– Я в Москве восемь лет жил. Учился в МГИМО, потом работал. Давно, конечно, – в восьмидесятых-девяностых.

Артикуляция кардинально меняется, и речь звучит совершенно иначе – теперь она по-настоящему русская – с типично московским выговором, вызывающе акающим и насыщенным редуцированными звуками, с долгим «ш», украшенная характерными певучими московскими интонациями.

Его даже не надо просить произнести тестовую далевскую фразу «С МАсквы, с пАсАдА, с кАлАшнАго ряда». По речи он – стопроцентный москвич, ну, отчасти с немного приобретённым речевым фонетическим бруклинским оттенком.

В ходе дальнейшей беседы всё с тем же недиссимилятивным аканьем, с растягиванием ударных гласных он поясняет, что в девяностых из-за изменившейся ситуации вынужден был уехать из России, где прекрасно жил и замечательно работал, на родину – в одну из африканских стран в центре контитента. Но и там в родных местах всё было сложно. Поэтому он перебрался за океан, обосновался здесь, открыл своё дело, занимается туризмом, доставляя желающих к огромной 93-метровой (с постаментом) девушке – символу свободы, правосудия и демократии с факелом в поднятой правой руке, скрижалью в левой и с семью лучами в короне.

Его рассказ пестрит московскими сленговыми словечками.

– Ну чё, как вам здесь? – ещё раз интересуется он словами истинного москвича.

В ответ молодой человек весело цитирует «Роллинг Стоунз»: Go ahead, bite the Big Apple («Давай, кусай Большое Яблоко»).

Услышав о Большом Яблоке как сленговом названии города, негр широко улыбается:

– Здесь классно!

Он на секунду умолкает и, спохватившись, добавляет:

– А я Москву люблю!

Воспоминание о Москве сразу энергетически сплачивает и объединяет много раз гостивших у родственников в российской столице молодого человека и девушку с их новым знакомым.

В конце разболтавшийся афроамериканец ностальгически сообщает, что жил на Соколе, и улыбается:

– Нормально так было! Зимой дубак только, а так – всё путём!

И по-свойски добавляет:

– Меня Гоша зовут! Можно Гога.

Он заговорщически улыбается, потому что привычку цитировать классические советские фильмы тоже унаследовал стойко. Чем окончательно подкупает экскурсантов.

Затем Гоша, припоминая, поднимает глаза к пронзительно синим небесам и луи-армстронговским баритоном с едва заметной хрипотцой напевет:

«Друга я никогда не забуду,
Если с ним подружился в Москве».*


*В. Гусев «Песня о Москве» из кинофильма «Свинарка и пастух»


«Комплимент» – Рига, 2025.