Чужаки. Выживание - 2

Чужаки.

Ещё живой. Я это понял, едва открыв утром глаза и увидев, как февральский морозный узор на стекле стал гуще и причудливее. Зима вцепилась в Интернешнл-Фолс с упорством обречённого, не желая сдаваться. Но по крайней мере, одна рана на моём теле наконец-то зажила. Живот больше не ныл с каждым движением, оставив лишь плотный, некрасивый шрам как напоминание о Джимми и его «Смит-Вессоне». И теперь наша жизнь в городке текла по заведённому, суровому распорядку, и эта предсказуемость была лучшим лекарством.

Я проснулся от того, что в щель между штор ударил луч зимнего солнца, яркий и беспощадный. В нашей маленькой комнатке, бывшем кабинете учителя, было на удивление тепло. Печка-буржуйка, которую мы затопили с вечера, ещё отдавала жар. Я лежал на спине, и моё правое плечо затекло и отяжелело. Скай спала, уткнувшись лицом мне в шею, укутавшись почти с головой в одеяло. Из-под него выбивалась прядь пшеничных волос.

Я замер, боясь пошевелиться, и просто смотрел на неё. В сером утреннем свете, без привычного дерзкого макияжа, она казалась хрупкой, почти девочкой. Ресницы, светлые, полупрозрачные, слегка подрагивали. В этой тишине, в этом тепле, среди всеобщего хаоса, она была самым невероятным чудом из всех, что случились со мной с того дня, как я нашёл мёртвого Стива.

Я осторожно, буквально по сантиметру, попытался приподняться, чтобы размять онемевшую руку. Да и хватит лежать. Часы показывали начало девятого. Следовало заниматься делами, как бы мне этого и не хотелось.

— М-м-м… — вздохнула она протестующе, не открывая глаз, и вцепилась пальцами в мою майку. — Куда?

— Никуда, — прошептал я, замирая. — Просто рука затекла.

Скай потёрла лицо о моё плечо и наконец подняла на меня взгляд. Глаза, ясные и голубые, были полны ещё сна. Она потянулась, и одеяло сползло, обнажив тонкую шею, ключицы и чёрное кружево лифчика. В комнате было действительно тепло.

— Опять ты как доска, — хрипло пробормотала она, садясь и сгребая волосы назад.

Чёрные трусики низко сидели на её бёдрах. Длинные ноги поджаты под себя.

— Что ты имеешь в виду?

— Спишь, как на посту.

— Привычка, — усмехнулся я, глядя, как солнечный свет играет на её коже. — А ты храпишь.

Она метнула в меня короткий, испепеляющий взгляд, но тут же смягчилась, проведя ладонью по моей щеке, по проступающей щетине.

— Врёшь, русский шпион. Я, как леди, только тихо посапываю. А ты вот реально, как часовой. Даже во сне.

— Зато живой, — парировал я, ловя её руку и целуя в ладонь.

Она пахла теплом, сном и едва уловимо, её собственным, ни на что не похожим запахом.

— Это главное, — стал серьёзным её голос.

Скай отпустила мою руку и потянулась за своими вещами.

— Живой. И я жива. Пока всё по плану, вроде бы.

Я встал и подошёл к окну, раздвигая шторы. Мир снаружи ослепил меня. Солнце, низкое и холодное, висело над крышами, превращая снег в искрящееся покрывало. Дым из труб поднимался ровными, почти неподвижными столбами в бездонное синее небо. Воздух, сухой и морозный, должен был звенеть за стеклом. Идеальный день, чтобы замерзнуть насмерть, если потерять бдительность.

И глядя на эту ледяную, неподвижную красоту, я вдруг снова подумал о них. О Краснодаре. О тёплом ветре с Кубани, о запахе спелых яблок в саду у родителей, о смехе Вероники. С осени, ни одной весточки. Спутниковая связь работала урывками и только для нужд администрации. Я представлял, что там, в моём старом, тёплом мире. Они живы? Город захлёстнула та же волна безумия? Или Россия, за тысячи километров и океанов, всё ещё держится, отгородившись от этого кошмара стальными границами и приказами «стрелять на поражение»? Мысли об этом глодали изнутри.

Чувство вины было тупым и постоянным, как та старая боль в животе. Я здесь, в относительной безопасности, с новой женщиной, а что там с ними, моей семьёй? Я даже не знал. И ничего не мог поделать.

Почувствовал, как Скай встала рядом, уже в джинсах и тёплой толстовке. Она прислонилась ко мне плечом, словно угадав мои мысли.

— Красиво, да? — спросила она, глядя на заснеженные улицы. — Как на открытке. Прямо хоть ёлку ставь.

— Только Деда Мороза не хватает, — хмыкнул я, отгоняя от себя образы прошлой жизни. — Но он, наверное, тоже зомби и где-нибудь замёрз.

— У тебя, как и у твоего дружка пьяницы Мэтта, юмор становится всё глупее, — повернулась она и пошла к двери. — Ладно, пошли завтракать. А то весь твой русский героизм испарится без утренней порции овсянки и кофе.

Я потянулся за своей курткой, натянул свитер. Мы вышли в длинный, тёмный коридор, пахнущий деревом, пылью и слабым дымом от печек. Из-за других дверей доносились приглушённые голоса, звук посуды. Обычное утро после конца света. Скай шла впереди, и я смотрел на неё, на знакомый, уверенный изгиб её спины, на пшеничный хвост волос, качающийся в такт шагам. Она обернулась, поймав мой взгляд, и её губы тронула лёгкая, почти невесомая улыбка. Я ускорил шаг, чтобы догнать её, оставив тревожные мысли там, в комнате, за дверью. Сейчас нужно было просто идти дальше. Шаг за шагом.

Мы вошли в столовую, бывший школьный спортзал, теперь заполненный длинными столами и скамьями. Воздух гудел от голосов и пах от еды и кофе. Спустя секунду, мы встали в очередь к раздаточной стойке, где две поварихи, сестры близнецы с усталыми лицами, безразлично накладывали в миски пресную овсянку и разливали мутный чай из огромного бака.

— Я буду кофе, — сразу предупредила Скай.

— аналогично, — кивнул я.

Именно здесь, у стойки, я и подслушал разговор. Не специально, конечно. Они стояли чуть в стороне, и их голоса, низкие и гудящие, выделялись на общем фоне утреннего гула.

Шериф Барлоу. Его лицо, изборожденное морщинами, было ещё суровее обычного. Рядом с ним доктор. Я узнал его. Дональд Картер, один из выживших медиков, парень лет тридцати, с уставшими глазами за толстыми стёклами очков. Он был в застиранном халате и что-то горячо и тихо говорил шерифу.

— Не просто крысы или вороны, Эл, — бормотал Картер, понижая голос. — Речь совсем о другом. О полной мутации штамма.

Шериф нахмурился, скрестив руки на груди.

— Объясни по-простому. Я лесник, а не учёный.

— По-простому? — снял очки Картер и устало потёр переносицу. — Сразу хочу сказать, что это только мои предположения пока. Вирус ZO, тот, что превращает людей, оказался умнее, чем мы думали. Он не просто заражает животных. Он встраивается в их ДНК. Мутирует. Создаёт новые, устойчивые формы. Мы наблюдали это на мелких грызунах. Они не просто ходячие мертвецы. Они становятся агрессивнее, выносливее. И, кажется, теряют инстинкт самосохранения. Становятся… идеальными переносчиками.

— То есть, если раньше мы боялись только укуса зомби-человека, теперь надо бояться укуса белки? — недоверчиво покачал головой шериф.

— Хуже, — снова надел очки доктор, и его взгляд стал острым. — Представь стаю заражённых волков. Или лося. Холод их замедляет, да. Но если они выживут и адаптируются… Они не будут просто стоять столбами, как те, кого мы находим в городе. Их метаболизм иной. Угроза изменилась, Эл. Она стала разнообразнее. И оттого ещё опаснее.

Шериф тяжело вздохнул. Его мощные плечи опустились.

— Понятно. Спасибо, что предупредил. Буду иметь в виду.

— Говорю же, пока это неподтверждённые данные.

— Окей. Я тебя понял.

Они отошли, продолжая разговаривать уже шёпотом. А нам в это время наложили в миски ту самую овсянку без соли и сахара и налили по кружке горячей, почти бесцветной жидкости, лишь отдалённо напоминающей кофе. Мы нашли свободный столик в углу и устроились за ним.

Я ел механически, почти не чувствуя вкуса. Слова доктора засели в мозгу, как заноза. Мутировавший вирус… Животные… Значит, даже этот холодный покой был обманчив. Угроза не исчезла, она просто эволюционировала, приняла новые, ещё более ужасные формы. Я смотрел на людей вокруг, на их относительно спокойные лица, и думал, что неведение — это действительно счастье.

— Не понос, так золотуха.

— Что? — не поняла Скай.

— Говорю…

Внезапно шериф Барлоу, отойдя от доктора Картера, стукнул ложкой по своей кружке, призывая к тишине. Гул постепенно стих. Ссе взоры обратились к нему.

— Внимание, народ.

Голос мужчины, хриплый и громкий, легко разносился по залу.

— Обстановка всем известна. Запасы тают. Медикаментов, инструментов, топлива, критически не хватает. Поэтому завтра, на рассвете, собираю группу добровольцев. Цель, посёлок Хейвен-Спрингс, в двенадцати милях к югу. Там была аптека, склад и заправка. Задача, провести разведку, собрать всё, что можно, и… зачистить территорию от любой неживой угрозы, если таковая встретится. Оружие, только холодное. Тишина, наш главный союзник.

По залу пронёсся одобрительный гул. Несколько мужчин сразу же подняли руки, вызываясь. Рой, коренастый бывший механик, Эл, молчаливый охотник, и ещё пара ребят. Я отпил из своей кружки, чувствуя, как Скай напряглась рядом. А потом я медленно поднял руку.

— Дэн, — кивнул мне шериф, записывая что-то в свой потрёпанный блокнот.

Я опустил руку и встретился взглядом со Скай. Её глаза, ещё минуту назад спокойные, теперь полыхали голубым огнём.

— Ты что делаешь, болван? — прошипела она так, что слышно было только мне, сжимая свою ложку до побеления костяшек.

Я пожал плечами, стараясь выглядеть невозмутимым, хотя внутри всё сжалось в комок. Старая рана отозвалась призрачной болью.

— А что тут такого? — произнёс я, отодвигая пустую миску. — Рана зажила, окреп. Так что и мне пора уже заняться настоящим делом. Не могу же я вечно овсянку есть и печки топить, пока другие рискуют.

— Герой, тоже мне… — фыркнула она. — Давно с простреленным животом лежал?

— На этот раз всё будет нормально.

— Ну-ну.

Скай злилась, я это прекрасно видел. Она не хотела меня отпускать, и признаться, это было довольно приятно. Ну согласитесь, кому не понравилось бы, если бы о нём не беспокоилась такая вот красотка. С другой стороны, правда ведь, что я не могу сидеть безвылазно в городке.

— Ладно. Не злись.

— Я не злюсь.

— Злишься.

— Нет. С чего ты взял.

— Я тебя отлично знаю. Когда ты злишься, ты поджимаешь губы.

— Я, поджимаю губы?

— Верно. Как сейчас.

Я протянул руки, беря подбородок Скай в ладони. Та не сопротивлялась. Потом поцеловал её в губы, раз, другой. Она не перестала злиться, но немного смягчилась. Это стало видно по глазам.

— Ладно. Но смотри, если ты погибнешь, то можешь не приходить.

— А-ха-ха! Эта шутка довольно актуальна в наше время.

На следующее утро мы выдвинулись задолго до рассвета, когда мороз был особенно злым и кусачим. Городишко Интернешнл-Фолс, который в прошлой жизни гордо носил прозвище «Холодильная столица нации» и хвастался гигантским уличным термометром «Big Vic» туристам, теперь оправдывал своё имя с мертвенной буквальностью. Он и впрямь был гигантской морозильной камерой, только вместо продуктов в нём хранились остатки человечества. Даже сейчас, когда бумажная фабрика на берегу Рейни-Ривер давно стояла, в воздухе витал её въевшийся, кисловатый призрак, запах, смесь серы и гниющей древесины, теперь приправленный нотками дыма из сотен импровизированных печек-буржуек.

Мы стартовали с площади перед зданием администрации, тем самым, что теперь служило нам и ратушей, и школой, и крепостью. Возле замёрзшего фонтана, облепленного толстым, грязным льдом, стояли наши «стальные кони». Семь машин, всё, что механик Рой смог собрать и поставить на ход из брошенной техники дилерского центра и гаражей местных жителей. Это был наш ледяной патруль.

Шериф Барлоу, как лидер, оседлал тяжёлый утилитарный Ski-Doo «Scandic». Широкая гусеница, мощный двигатель. К нему прицепили самые большие грузовые сани, пока пустые. Я, сел на старенькую, но вёрткую Yamaha «Viper». Рой, наш механик, выбрал Arctic Cat «Bearcat», настоящий трактор, к которому он прицепил вторые сани. Эл, охотник, которому мы доверяли фланги, взял лёгкий и проходимый Ski-Doo «Tundra», способный пролезть меж деревьев. Мэтт завёл свой Polaris «Indy». Отец Фрэнк получил надёжный, как молитва, Yamaha «Viking», к нему прицепили третьи сани, для медикаментов. Последним был Кевин, молодой парень, что напросился в группу. Ему достался форсированный Polaris «XCR», ревущий громче всех, выдавая нервозность владельца.

Каждый снегоход обвешан оружием. Топоры в специальных креплениях, ломы, примотанные к багажникам, мачете. Семь всадников ледяного апокалипсиса.

Команда оказалась пёстрой. Мэтт, как всегда, сиял, как начищенный медный самовар, несмотря на ранний час и холод, от которого трескались зубы. Он проверял крепление своего топора, насвистывая какую-то мелодию из восьмидесятых. Похоже, его роман с Бэтти, миленькой бывшей кассиршей из «Уолмарта», грел его лучше любой куртки.

— Эй, Дэн, — подмигнул он мне, заметив мой взгляд. — Бэтти говорит, если я замёрзну, она меня лично отогревать будет. Так что я сегодня, парень, мотивирован вернуться быстро!

Отец Моррисон, напротив, был тенью. Сосредоточенный, молчаливый, он проверял содержимое аптечки. На нём был надет камуфляж, поверх которой натянут армейский бушлат. Он по-прежнему служил в местной церквушке, став для многих выживших не только пастырем, но и единственным психологом, и, как ни странно, одним из самых эффективных «чистильщиков». За его спиной, притороченный к рюкзаку, торчал пожарный топор с ярко-красным топорищем. Этот инструмент в его руках выглядел странным, но пугающе уместным контрастом.

Остальные были не менее колоритны. Рой, механик, невысокий кряжистый мужик лет пятидесяти, с лицом, вечно перепачканным мазутом, пинал гусеницу.

— Ржавый хлам, — пробурчал он. — Молюсь не твоему богу, Фрэнк, а богу карбюраторов, чтоб эта дрянь не встала посреди леса.

Эл, охотник, был молчалив, как и положено человеку его профессии. Он единственный не суетился, а просто стоял чуть в стороне, вглядываясь в серый рассветный сумрак поверх крыш. Тёмные глаза привычно искали движение там, где его быть не должно.

Кевин, самый молодой из нас, лет девятнадцати, нервно проверял застёжки шлема. Это должен стать его первый серьёзный рейд за периметр.

— Мистер Барлоу, а они точно замёрзли? — спросил он, и голос его слегка дрогнул. — Ну, совсем?

Шериф даже не повернулся к нему.

— Они не живые, сынок. Они не чувствуют холода. Но физика, упрямая сука. При минус тридцати любая жидкость, включая ту, что у них в мозгах, превращается в лёд. Они, статуи. Но это не значит, что они не опасны.

— Ну чего, русский, готов к утренней прогулке? — крикнул мне Мэтт, пытаясь перекричать рёв своего «Полариса». — Говорил же, тебе как-то, что в Миннесоте тебе понравится! Почти как в Сибири, только медведи вежливее и зомби более хрустящие!

Я лишь кивнул, опуская забрало шлема. Я проверял, надёжно ли закреплён мой собственный топор и упакована ли аварийная аптечка с обезболивающим. Боль в животе, там, где меня зацепило, почти прошла, но на таком морозе старая рана начинала ныть, напоминая о себе тупой, неприятной болью.

У каждого из нас имелся при себе огнестрел. Я засунул «Глок» во внутренний карман куртки, под разгрузку. Но правила были жёсткими. Шериф Барлоу встал на полозья своего «Ски-Ду» и обвёл нас тяжёлым взглядом.

— Слушайте меня все! И слушайте внимательно!

Его голос не был совсем громким.

— Мы не на охоте. Мы, сборщики утиля. Винтовки и пистолеты, это ваш последний шанс. Не первый. Не второй. А последний. Если я услышу хоть один выстрел, не санкционированный мной, стрелок пойдёт обратно в Фолс пешком. Я понятно объясняю?

Он помолчал, давая словам вмёрзнуть в наше сознание.

— Патроны — это валюта. Это жизнь. А звук выстрела в этой тишине — это колокол, зовущий на обед. Он разносится на мили. Они конечно замёрзшие, но мало ли что? Чего ещё хуже, на него придут живые. А живые сейчас страшнее мёртвых. Работаем тихо. Ломы, топоры, молотки. Эл, ты идёшь впереди со мной. Твои глаза нам нужнее всего. Дэн, Мэтт, Фрэнк, вы ядро, прикрываете друг друга у аптеки. Рой, Кевин, вы на заправке и складе, ваша задача, топливо и инструменты. Рой, ты старший. Кевин, ты делаешь то, что скажет Рой, и не лезешь на рожон. Вопросы?

Вопросов не было.

— По машинам!

Семь двухтактных двигателей взревели, выплюнув в морозный воздух облака сизого, едкого дыма. Барлоу махнул рукой, и мы, один за другим, выехали с площади. Мы двинулись по заснеженной главной улице, мимо гигантского термометра, который показывал что-то около минус двадцати по Фаренгейту (-29°C), мимо тёмных витрин бывших магазинчиков и занесённых снегом домов, оставляя за собой семь глубоких следов на нетронутом снежном покрове.

Дорога на Хейвен-Спрингс вела сначала по тому, что раньше было шоссе № 11. Теперь это являлся просто широкий белый коридор. Мы покинули условный «периметр» безопасности, обозначенный баррикадами из перевёрнутых лесовозов и школьных автобусов, и погрузились в мёртвый мир. Вскоре Барлоу свернул на занесённую лесовозную дорогу, где снег лежал плотным, нетронутым одеялом. Здесь мы выстроились гуськом, держа дистанцию в двадцать ярдов, след в след за шерифом.

Мы мчались через национальный лес Кучичинг. Воздух был сухим и обжигающе холодным. На скорости в сорок миль в час он превращался в физическое препятствие, в стену ледяных игл. Он больно щипал те немногие участки кожи, что остались открытыми, и мгновенно превращал выдыхаемый пар в иней на подшлемнике. Ресницы слипались от льда.

Снегоходы ревели. Их гул был единственным звуком в этом мире, он эхом отражался от заснеженных деревьев, разрывая звенящую, гнетущую тишину. Этот рёв был нашим единственным спутником, нашим щитом от безмолвия. По бокам тянулась бесконечная белая стена сосен, елей и берёз. Ветви низко сгибались под тяжестью снежных шапок, напоминая молящихся гигантов. Временами мы проносились мимо замёрзших болот, где из-под снега торчали мёртвые, скрюченные стволы тама;рака. Пару раз Эл, шедший вторым, указывал рукой в сторону, на снегу виднелись свежие следы оленей или волков. Животные выживали. Это давало странную, извращённую надежду.

Где-то на полпути Барлоу резко поднял руку в сжатом кулаке. Сигнал «Стоп». Вся колонна остановилась. Двигатели стихли, перейдя на холостой ход.

— Что там? — прохрипел я.

— Тихо, — ответил шериф.

Мы прислушались. В лесу что-то треснуло. Громко, как выстрел.

Эл снял с плеча бинокль и стал медленно осматривать чащу.

— Дерево, — наконец сказал он. — От мороза ствол лопнул. Просто дерево.

— Принято, — ответил Барлоу. — Продолжаем движение.

Ещё через двадцать минут езды лес расступился, и на горизонте показались первые строения. Хейвен-Спрингс. Если это можно было назвать строениями. План называл это «городком», но на деле это был просто перекрёсток на старой лесовозной дороге. Несколько зданий, вросших в сугробы: заправка «Gas-N-Go» с одной-единственной колонкой, приземистое здание бара «Springs Tavern» с выцветшей неоновой вывеской форели, и через дорогу, «Pete’s Bait & Tackle» (Наживка и снасти Пита), который, судя по вывеске, служил одновременно и аптекой, и складом стройматериалов. Типичный медвежий угол.

Мы сбросили газ и медленно, веером, въехали на главную улицу. Барлоу заглушил свой «Скандик». По цепочке, один за другим, затихли и наши моторы.

Наступившая тишина была абсолютной. Она не просто оглушила, она надавила на уши, залезла внутрь, заполнив вакуум, оставленный рёвом двигателей. Было слышно, как скрипит снег под нашими ботинками и как потрескивает остывающий металл глушителей.

Городок предстал перед нами ледяным царством, нетронутой диорамой конца света. Дома стояли с тёмными, заиндевевшими окнами. По крышам висели гирлянды гигантских сосулек, некоторые достигали земли. Несколько автомобилей, старый «Форд» F-150 и пара седанов, навсегда вмёрзли в сугробы, превратившись в бесформенные белые холмики, из которых торчали лишь крыши и остатки стёкол-глазниц.

И тут мы их увидели. Они находились здесь. Замёрзшие. Прямо у бензоколонки, уткнувшись лбом в стекло аппарата, стояла фигура в спецовке заправщика. Он будто пытался рассмотреть цифры на счётчике. Его кожа, покрытая инеем, имела синевато-серый оттенок. Дальше, у входа в бар «Tavern», на крыльце сидела пара, мужчина и женщина, обнявшись. Их волосы превратились в ледяную корку, а открытые глаза были мутно-белыми. Они застыли в последнем объятии, как жуткая садовая скульптура. Ещё один, в форме почтальона, лежал на боку.

Мы спешились, закрепив снегоходы в укрытии за зданием бара. Шериф Барлоу жестами распределил задачи. Мэтт, отец Моррисон и я должны были зачистить ближайшие дома и аптеку. Остальные двинулись к заправке и складу.

Я снял с крепления на «Ямахе» свой топор. Рука привычно легла на рукоять. Холодный ветерок гулял по пустынной улице, шевеля иней на волосах застывших фигур. Они не шевелились. Не дышали. Стали частью пейзажа. Вот только опасной частью. С наступлением весны и тепла, твари снова оживут.

— Ну что, красавчики, вскрываем консервы? — глухим голосом бросил Мэтт, подходя к почтальону.

Он занёс топор и одним точным ударом обрушил лезвие на затылок лежащей фигуры. Раздался негромкий, сухой хруст, словно ломали сухую ветку. Череп поддался не сразу, смявшись, а потом треснул. Ни крови, ни брызг. Только осколки замёрзшей ткани и лёд. Мэтт выдернул топор, и голова почтальона отвалилась, покатившись по снегу, оставляя за собой грязную борозду.

— Да уж, — флегматично констатировал Томпсон. — Практически поленья.

— Ладно. Я вон туда.

Я кивнул и направился к первому дому, небольшому бунгало с покосившимся крыльцом. Дверь оказалась не заперта. Лёгкий толчок плечом, и я внутри.

Воздух стоял спёртый, морозный, с примесью пыли и тления. В гостиной царил хаос, характерный для первых дней: опрокинутая мебель, разбросанные вещи, бурые пятна на ковре, давно превратившиеся в лёд. И они. Трое. Сидели на диване, прижавшись друг к другу, словно смотрели телевизор. Отец, мать и их дочка, лет восьми. Все трое, и у всех во круг ртов засохшая чернота. Видимо, кто-то из взрослых решил проблему радикально, но не нашел в себе сил уйти дальше.

«Глупо, — подумалось мне. — Очень глупо себя травить. Можно было ведь попробовать спастись. Хотя… Все люди разные, и психика тоже…»

К счастью, они не успели превратиться. Морозы пришли раньше. Возможно, эта семья покинула этот мир не так уж и давно, пару месяцев назад.

«Но, блин, все равно… Ради дочери можно и попытаться, а не сдаваться».

Я на секунду остановился. Мой взгляд скользнул по стенам. Там висели фотографии. Яркие, живые. Пляж. Улыбки. Девочка с воздушным шариком в парке аттракционов. Это являлось окном в другой мир, который больше не существовал. Мир, где эта семья дышала, смеялась, любила.

Но сейчас это не имело значения. Эмоций не было. Для меня это не люди, просто замёрзшие куски мяса, как бы это страшно не звучало. Я подошёл к отцу. Его лицо, покрытое инеем, было обращено к пустому экрану телевизора. Я занёс топор и рубящим ударом сверху обрушил его на макушку. Топор вошёл с тем же сухим хрустом. Череп раскололся. Я наступил ногой на плечо твари, чтобы вытащить лезвие, и повторил то же с матерью. Удар, хруст, падение. Мозг, тёмный и пористый, как губка, был покрыт коркой льда.

Последней осталась девочка. Её маленькая головка была запрокинута на спинку дивана. Я на мгновение закрыл глаза, мысленно стирая с её лица улыбку с той фотографии. Потом открыл и нанёс удар. Быстро. Чисто. Без хруста. Её череп был тоньше, он просто смялся под сталью. Всё. Гребаная тишина.

Я вышел из дома, хлопнув дверью. Морозный воздух обжёг лёгкие, но не смог очистить их от запаха смерти. Мэтт и отец Моррисон уже заканчивали с парой у бара. Священник, прежде чем размозжить голову, тихо читал над ними короткую молитву. Его лицо было каменным.

Мы методично, дом за домом, прошлись по улице. Аптека «Pete’s Bait & Tackle» оказалась настоящей сокровищницей. На полках, среди удочек и банок с дохлыми червями, мы нашли запас антибиотиков в герметичных упаковках, обезболивающие, йод. Всё это отец Моррисон аккуратно сложил в свой рюкзак. На складе сзади Рой и Кевин уже грузили на сани ящики с гвоздями, топоры, пилы и даже бензопилу.

Примерно через час мы вновь собрались у снегоходов. Работа была сделана.

— Ну что, ковбои, довольны? — прислонился к своему снегоходу Мэтт», доставая сигарету. — Я, например, четырнадцать штук привёл в негодность. Личный рекорд.

— У меня восемь, — мрачно сказал я, всё ещё чувствуя на топорище хрупкость детского черепа.

— А я нашёл кое-что получше ржавых пил, — похлопал по канистре Рой. — На заправке, в подвале. Дизель. Видимо, в тепле хранился. Десять канистр. Наш «Биркэт» теперь до весны продержится.

— И консервы, — добавил Кевин, заметно посмелевший. — В баре. Обычные бобы, но целая коробка. А ещё различные крупы.

— Видел кто-нибудь следы, кроме наших? — спросил Барлоу, оглядывая окрестности. — Свежие?

Все промолчали. Посёлок был мёртв.

— Тогда по коням. Солнце уже высоко. Назад тем же путём, тем же строем.

Мы быстро погрузили трофеи на сани, надёжно пристегнули их. Я в последний раз окинул взглядом Хейвен-Спрингс. Теперь здесь не было даже намёка на движение. Только безмолвные, разбитые статуи, которые больше никому не угрожали.

Один за другим моторы взревели, нарушая ледяную тишину. Барлоу дал газ, и наша колонна тронулась в обратный путь, оставляя позади ещё один очищенный клочок мёртвого мира. До дома было двенадцать миль. Мы везли с собой ресурсы для выживания и тяжёлую, невысказанную правду о цене, которую за него приходится платить.

***

Мы двигались обратно тем же путём, уже проторенной колеёй. Солнце, поднявшееся выше, слепило отражённым светом от белоснежных просторов, но не грело. Мороз лишь окреп, и теперь ветер, долетавший до открытых участков, сек кожу, будто острой бритвой. Я сидел на своём снегоходе, стараясь не замечать, как через слои одежды начинает понемногу пробираться ледяная дрожь. Память вновь и вновь возвращала к тому дому, к тем фотографиям. Это была опасная роскошь, вспоминать. В этом мире нужно было смотреть только вперёд, на следующий сугроб, на спину впереди идущего.

Колонна замедлилась, приближаясь к развилке, где наша лесовозная дорога упиралась в чуть более широкую, но такую же занесённую грунтовку, уходящую на восток, вглубь лесных массивов. Именно здесь Барлоу снова резко поднял руку, подавая сигнал «Стоп». Двигатели затихли.

— Эл, — коротко бросил шериф, не отрывая взгляда от чего-то на снегу.

Охотник уже слезал со своей машины. Он подошёл к месту, где колея нашей колонны пересекалась с другим, свежим следом. Не снегоходным. Широким, с чётким рисунком протектора грузовых шин.

— Машина, — без эмоций констатировал Эл, присев на корточки. — Полноприводный грузовик, судя по ширине колии. Проехал не больше часа назад. Может, меньше.

По спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с погодой. Мы знали все машины в Фолсе. И никто не выезжал за периметр сегодня, кроме нас.

— Идём проверим, — снял с плеча свою винтовку Барлоу, давая понять, что правило «тишины» теперь могло быть пересмотрено. — Эл, Дэн, Мэтт, Фрэнк, со мной. Остальные, охраняйте сани и груз. Будьте наготове.

Мы двинулись пешком, краем дороги, стараясь не шуметь. След уводил в сторону, к старому, покосившемуся охотничьему домику, почти невидимому за заснеженными елями. И тут я его увидел. Тонкую, почти прозрачную струйку дыма, поднимавшуюся из трубы. Кто-то был внутри.

Мы замерли в двадцати ярдах, заняв позиции за стволами деревьев. Барлоу собрался было что-то крикнуть, но дверь скрипнула и открылась сама.

Из домика вышли пятеро. Мужчины в потрёпанных, но тёплых куртках, с винтовками на плечах. Они не целились в нас, держа оружие просто на ремне, но их позы были собранными, готовыми ко всему. Они выглядели уставшими до предела, с впавшими глазами и обветренными лицами, но в их движениях не было агрессии. Скорее, осторожная надежда.

Их лидер, мужчина лет сорока, сделал шаг вперёд, подняв открытую ладонь в знаке мира. Его лицо было испещрено морщинами, а голос, когда он заговорил, оказался на удивление спокойным и глуховатым.

— Не стреляйте. Мы свои. Ну, в смысле, не мародёры.

— Своих тут нет, — жёстко парировал Барлоу, не опуская ствола. — Представьтесь.

— Карл, — отозвался мужчина. — Мы из-под Дулута, Миннесота. Наш лагерь… ну, был лагерь. Две недели назад его накрыли мародёры. Сожгли дотла. Выжили вшестером, вот. Идём на север, слышали, тут, в Интернешнл-Фолс, люди держатся. Порядок и безопасность. Это правда?

Он выглядел искренним. Его люди стояли сзади, и я видел в их глазах не голод волков, а усталую покорность судьбе. Но что-то внутри меня, тот самый животный инстинкт, что не раз спасал мне жизнь в Бруклине и на дорогах, заставил насторожиться. Слишком уж вовремя. Слишком уж гладко.

— Слышали от кого? — спросил я, прежде чем Барлоу успел ответить.

Карл перевёл на меня свой спокойный взгляд.

— От таких же, как мы. Беженцев. Встретили парня на старой заправке, он и сказал, что на северо-востоке, в Фолсе, есть сообщество. Шериф Барлоу, кажется. Это вы?

Шериф не подтвердил и не стал отрицать.

— У вас при себе только то, что вижу?

— Винтовки, немного патронов, да вот этот грузовик, — кивнул Карл в сторону заснеженного «Форда», спрятанного за домом. — Бензина в обрез. Еды почти нет. Но мы не попрошайки. Мы готовы работать. У нас есть навыки.

— Например? — встрял Мэтт, и его голос прозвучал с привычным скептицизмом.

— Я был подрядчиком, строил дома, — пояснил Карл. — Джек, вот тот рыжий.

Он кивнул на одного из своих.

— Он медик. Фельдшер. У него ещё кое-какие инструменты и препараты сохранились. Может, вашему поселению пригодятся.

Медик. Это было серьёзным аргументом. Я видел, как Барлоу задумался. Как-никак, в нынешней ситуации, одна из важнейших профессий на планете.

— Почему не остались в Дулуте? — спросил я снова. Мне не нравилась эта картинка. Идеальные незнакомцы с нужными навыками.

Карл усмехнулся, и в его глазах мелькнула тень.

— В Дулуте сейчас ад. Не те «ходячие», о которых вы думаете. Там банды. Хуже любых зомби. Они сожгли нас не ради забавы. Они системно очищают территорию. Мы были следующей мишенью.

Один из его людей, тот самый Джек, достал из рюкзака несколько упаковок сухпайка и протянул вперёд.

— В знак доброй воли. У нас немного, но можем поделиться.

Это был красивый жест. Слишком красивый. Я перевёл взгляд на Мэтта. Он стоял, скрестив руки, и его лицо было каменным. Он, похоже, чувствовал то же самое.

Отец Моррисон, до этого молча наблюдавший, сделал шаг вперёд. Его голос прозвучал тихо, но весомо.

— Не будем судить по первому впечатлению, шериф. Они выглядят честными. И если с ними медик… Может, это и вправду помощь, посланная свыше? Мы молились о выживании. Господь мог услышать нас таким образом.

Я чуть не фыркнул. Мой опыт подсказывал, что Бог, если он и есть, в последнее время раздавал подарки весьма сомнительного свойства. Но слова отца Моррисона возымели эффект. Я видел, как напряжение в плечах Барлоу немного спало.

— Ладно, — буркнул шериф, наконец опуская винтовку. — Садитесь в свой грузовик. Поедете с нами. Но предупреждаю, любое враждебное движение, и разберёмся на месте. Понятно?

На лицах людей Карла промелькнуло облегчение.

— Понятно. Спасибо. Вы не пожалеете.

— Надеюсь.

Пока они грузились в свой «Форд», я подошёл к отцу Моррисону.

— Ты уверен, Фрэнк? — тихо спросил я. — Слишком уж всё гладко. Лагерь сожгли, они чудом спаслись, идут именно к нам, да ещё и с медиком.

Священник взглянул на меня устало.

— Нет, Дэн, я не уверен. Но подозревать каждого, значит уподобиться им.

Он едва заметно кивнул в сторону несуществующих мародёров.

— Мы должны дать шанс. Иначе какая разница между нами и дикарями?

— Разница в том, что мы остаёмся в живых, — парировал я.

— Выживание, лишённое человечности, — это просто продлённая агония, сын мой, — мягко сказал он и пошёл к своему снегоходу.

Мэтт подошёл ко мне, когда мы уже садились на машины.

— Ну что, русский, как тебе наша новая сборная солянка? — криво ухмыльнулся он.

— Не нравится мне это, Мэтт. Не нравится.

— А мне то что? Я всегда рад новым лицам. Особенно если у них есть что-пожевать. Хотя…

Товарищ понизил голос.

— медик, конечно, заманчиво. У меня эта старая рана на плече по ночам ноет, как сучка.

Грузовик Карла с трудом, но выехал на дорогу и встал в хвост нашей колонны. Барлоу дал газ, и мы тронулись. Я бросил последний взгляд на охотничий домик, на тонкую струйку дыма, всё ещё тянувшуюся к небу. Внутри всё кричало об опасности. Но что оставалось делать? Оставить их тут умирать? Возможно, отец Моррисон был прав. А возможно, мы только что впустили в свой дом самых хитрых волков из всех, что встречали.

Я вздохнул, и пар от моего дыхания мгновенно замерз в иней на подшлемнике. Обратный путь обещал быть долгим. И теперь, куда более тревожным.

Колонна наших снегоходов с рёвом въехала на центральную площадь Интернешнл-Фолс, нарушив привычную дремотную тишину. Возвращение стало иным. За нами, пыхтя, тащился угрюмый армейский грузовик, из кузова которого с опаской и надеждой смотрели на новое убежище чужие лица. Люди стали выходить из домов, собираться у окон. В их взглядах читалось не только любопытство, но и настороженность. Новые рты в голодную зиму — это всегда риск.

Я заглушил снегоход, и, с трудом разгибая затекшие конечности, направился к нашему общежитию. Скай уже ждала на крыльце, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди. Взгляд моей девушки скользнул по мне, проверяя на повреждения, а затем перешёл на грузовик, из кузова которого под присмотром Барлоу и Мэтта выгружались Карл и его люди.

— И кто это такие? — тихо спросила она, когда я подошёл достаточно близко.

— Беженцы из-под Дулута, — так же тихо ответил я, снимая шлем и проводя рукой по мокрым от пота волосам. — Лагерь их сожгли мародёры. Говорят, шли к нам, слышали, что тут безопасно.

Я видел, как её цепкий взгляд изучает их. Усталые, но собранные позы, добротное, хоть и потрёпанное снаряжение, винтовки на плечах.

— Выглядит как готовая боевая группа, а не кучка беженцев, — заметила она, и в её голосе зазвучал тот самый, бруклинский скепсис.

— Среди них есть бывшие военные, — пожал я плечами, стараясь говорить нейтрально. — Морпехи. И медик. Шериф решил, что руки и навыки не помешают.

Я не стал делиться своими опасениями, тем холодным комком, что сжался у меня в желудке при первом взгляде на их лидера, Карла. Его спокойствие показалось мне неестественным, а взгляд, слишком расчётливым.

«Мало ли, — подумал я, отгоняя паранойю. — Вдруг я действительно ошибаюсь. Вдруг это и вправду просто люди, ищущие спасения».

***

Вечером мы устроились в нашей комнате, которая стала нашим островком покоя в этом хаосе. Я растопил печку и сумел даже подогреть на ней несколько вёдер воды для жестяной ванны, которую я с Мэтом притащил из магазина. Это была неслыханная роскошь.

Скай нежилась в тёплой воде, закрыв глаза, а по комнате тихо разливалась музыка из бумбокса. Играло что-то из вечного, вневременного, мелодичный и меланхоличный хит «Zombie» ирландской группы The Cranberries. Его заунывные гитары и чистый голос Долорес О’Риордан странным образом гармонировали с нашей реальностью.

На ужин в столовую мы не пошли, сэкономив свою пайку. Утрешний сухой паёк, оставшийся после вылазки, и пара найденных в Хейвен-Спрингс банок тушёнки, позволяли нам устроить настоящий пир на двоих. Программа на следующие несколько часов, судя по тому, как Скай смотрела на меня из-за полуприкрытых век, и загадочной улыбке, обещала быть более чем интересной.

Я уже уселся на кровать, собираясь присоединиться к ней, для начало избавившись от одежды, как за окном внезапно раздался шум. Вначале, испуганные крики, а потом, одинокая, сухая очередь из автомата.

«Какого чёрта! — пронеслось у меня в голове с раздражением. — Опять пьяные разборки из-за баб?»

Я мгновенно подскочил к окну, затянутому морозным узором. Прильнув к холодному стеклу, я попытался разглядеть что-то в вечерних сумерках. И тут же с испугом отпрянул, когда мимо окна, в полумраке, прошло нечто огромное, тёмное и совершенно непонятное. Исполинская, грузная тень, которая не могла быть человеком.

— Какого лешего! — вырвалось у меня.

Я метнулся назад, к тумбочке, и схватил свой «Глок». В этот миг из ванной, в полотенце, появилась Скай. Её волосы были мокрыми, по коже струились капли воды, а на лице застыла тревога.

— Что там? — спросила она, и её взгляд сразу же отыскал на столе «Ругер».

— Сиди здесь. Я скоро.

— Куда же я в таком виде?

Я выскользнул из комнаты в прохладный коридор. Из соседней двери, на ходу засовывая в кобуру револьвер, появился Мэтт. Мы переглянулись, и в его глазах я прочитал то же самое недоумение и настороженность.

— Опять эти пьяные придурки бузят? — хрипло спросил он.

— Не похоже, — покачал я головой, и перед моим мысленным взором снова встала та гигантская, неуклюжая тень. — Там что-то другое.

Мы выбежали на улицу. Мороз ударил в лицо. В свете редких прожекторов, питаемых от шумного генератора, мы увидели бегущих в панике людей. Одним из них оказался Кевин. Мы перехватили его.

— Эй, малый, что там за переполох? — поинтересовался Мэтт, хватая парня за плечо, грубо разворачивая к себе.

Тот, задыхаясь, выпалил:

— Медведь! Заражённый медведь! Забрёл с окраины, возле старого магазина «Рыбачка»!

Холод, совсем не от мороза, пробежал у меня по спине. Мутировавший вирус. Животные. Слова доктора Картера вспомнились мне с пугающей отчётливостью.

«Только этого ещё не хватало».

Мы двинулись на шум. Возле небольшого магазинчика «The Angler’s Tackle», где раньше продавали снасти и наживку, теперь царил хаос. И в центре его была Тварь.

Медведь-зомби. Он и при жизни, наверное, был стар и огромен, а сейчас и вовсе казался порождением кошмара. Шкура на нём обвисла клочьями, обнажая почерневшие, гниющие мышцы и желтоватые кости рёбер. Один глаз отсутствовал. На его месте зияла тёмная впадина. Второй, мутно-белый, слепой, бессмысленно вращался в глазнице. Морда была частично сорвана, обнажая огромные, жёлтые клыки, с которых капала чёрная жижа. Он двигался не с медвежьей грацией, а с ужасающей, механической решимостью. Его мощные лапы с когтями, словно кинжалы, с грохотом ударяли по стенам магазина, снося обшивку.

Мэтт замысловато выругался.

«Но каким образом, если мороз?» — пронеслось в голове.

Потом мне подумалось о том толстом слое жира, что был у медведя под шкурой при жизни. Возможно, именно он, как природный изолятор, позволял твари сохранять жуткую активность. Хотя достоверно я не знал. Может, вирус и впрямь изменил саму природу заражения.

Появился шериф Барлоу, а следом за ним, Курт Рассел. Конечно, не тот актёр, а просто местный механик, получивший прозвище за внешнее сходство. Они открыли стрельбу. Шериф, из своего помпового дробовика, Рассел, из старого АК-74, чудом сохранённого с допотопных времён и непонятно откуда взявшегося. Грохот выстрелов оглушал. Пули и картечь дырявили шкуру монстра, вырывая клочья гниющей плоти, но, казалось, лишь злили его. Зомби-животное с низким рыком развернулось и стало надвигаться на них, тяжёлое, неумолимое. К шерифу и механику присоединились ещё несколько человек, осмелевших при виде организованного сопротивления.

Мы с Мэттом стояли в отдалении, наблюдая. И тут я увидел его. Карл. Он стоял на крыльце соседнего здания. Его винтовка с оптическим прицелом лежала на перилах. Он был абсолютно спокоен, как скала. Раздался один, чёткий, профессиональный выстрел. Пуля, выпущенная им, пробила медвежий череп и, должно быть, достигла мозга. Огромная туша дёрнулась, закачалась и рухнула на снег, который тут же начал пропитываться чёрной, зловонной жижей.

Никто, по счастливой случайности, не пострадал. Но теперь предстояло утилизировать эту гадину, пока её смрад не привлёк падальщиков или чего похуже.

Я перевёл взгляд на Скай, которая подошла к нам, уже полностью одетая, с «Ругером» в руке. Она посмотрела на мёртвого зверя, потом на меня. В её глазах читалась та же усталость, что была и у меня.

— Ну что, герой, — горько усмехнулся я сам себе. — Похоже, о нашем романтическом вечере придётся забыть. Или, по крайней мере, отложить до глубокой ночи.

***

Первые дни пребывания Карла и его людей в Интернешнл-Фолс прошли на удивление спокойно. Они вели себя довольно образцово. Слишком образцово. Карл, бывший подрядчик, сразу взял шефство над ремонтом крыш, используя материалы, которые мы как раз привезли из Хейвен-Спрингс. Когда он говорил о пределах и упорах, его пальцы касались каждой доски по-военному, быстрым, выверенным способом. Я заметил, как он проверял крепление не взглядом, а прикосновением. Пальцы задерживались на шурупах, на стыках. Это была не привычка ремонтника. Это был счётчик прочности.

Его люди, двое из которых, Майк и Тодд, представились отставными «морпехами», добровольно вступили в патрули и даже провели несколько тренировок по обороне периметра. Их советы, признаться, оказались дельными, продуманными.

— Видите этот слепой угол у старого гаража? — говорил Карл шерифу Барлоу, разгуливая по валам из утрамбованного снега. — Здесь нужна вышка. Простая, из подручных материалов. И свет, хотя бы ручные фары. Ночью тут пролезет кто угодно. У нас есть опыт.

Их опыт был неоспорим. Они работали больше других, не жалуясь на холод и усталость. Но именно эта идеальность начинала меня бесить. Я ловил на себе их взгляды, быстрые, оценивающие, лишённые той общей усталой апатии, что была в глазах большинства обитателей Фолса. Они не просто выживали. Они что-то планировали.

И через неделю началось. Первой ласточкой стал скандал на кухне. Один из «морпехов», Тодд, здоровый детина с бычьей шеей, начал откровенно приставать к Бэтти, той самой милой кассирше, в которую был пока не серьёзно, но явно влюблён Мэтт. Она вежливо отшучивалась, но он не унимался. А когда она попыталась уйти, он грубо схватил её за запястье.

— Эй, красотка, не упрямься! Поговори со мной, я скучаю по нормальным девчонкам!

— Отпусти, немедленно!

— Не ломайся ты.

— Лапы, говорю, убрал!

Я сжал зубы. Вот оно. Первая трещина в их безупречной маске. Эта дешёвая ухмылка, этот наглый взгляд, всё это было слишком знакомо. Слишком много раз я видел, как подобные типы начинали свои игры, пользуясь хаосом и отсутствием закона.

Я видел всё это из-за угла, как раз направляясь к своему посту, и уже планируя вмешаться. Но Мэтт оказался быстрее. Он возник словно из-под земли, отшвырнул Тодда от Бэтти так, что тот едва устоял на ногах, и встал между ними, спиной к девушке. Его лицо, обычно весёлое, перекосилось от ярости.

— Сука! — прорвался его голос низким, хриплым рыком. — Ещё раз твоя паршивая лапа дотронется до неё, я оторву её с корнем и засуну тебе в глотку так глубоко, что ты будешь срать своими же пальцами! Понял, мусор?

Тодд быстро оправился. Глаза сузились. Он был крупнее Мэтта.

— Расслабься, старик. Просто болтали.

— Болтать можно и без рук, ублюдок!

Мэтт сделал шаг вперёд. Кулаки были сжаты.

— Вижу тебя насквозь! Гнида в погонах, которая думает, что после конца света все бабы должны вешаться! Нет, дружок. Тут не армия. Тут за девушек отвечают. И я за эту, отвечаю лично.

— Тише, дружище, — шагнул я вперёд, останавливая товарища.

На шум сбежались другие. Подошёл и Карл. Он оттащил своего человека, бросив на Мэтта холодный взгляд.

— Успокойся. Тодд, извинись. Не время для драк.

«Ты ведь видел это, Карл, верно? — мысленно прошипел я, но вслух ничего не сказал. — Ты наверняка дал ему установку. Спровоцировать, проверить на прочность. И, что самое мерзкое, ты стоял в сторонке, пока твой пёс лаял. Отвратительно».

Тодд что-то невнятно буркнул и ушёл. Но в воздухе повисло что-то невысказанное. Это было только начало.

***

В воскресенье мы, как всегда, находились в церкви. Вернее, в бывшем втором школьном спортзале, где на стене висел простой деревянный крест, так как сама церквушка сейчас ремонтировалась. Я сидел на скамье, чувствуя себя не в своей тарелке. Признаться, я ходил сюда только из-за Скай. Для неё это был островок нормальности, ритуал, напоминавший о прошлой жизни. Она сидела рядом, прижавшись плечом, и тёплая ладонь её руки лежала поверх моей. Я смотрел на отца Моррисона, стоявшего перед нами в своей чёрной рясе поверх тёплого свитера.

Он говорил не о грехе и спасении, а о простых вещах. О надежде. О взаимовыручке.

— …и сказал Господь Каину: «Где Авель, брат твой?» И ответил Каин: «Разве я сторож брату моему?»

Голос Фрэнка был тихим, но он нёсся под самые своды зала.

— Мы все задаём себе этот вопрос сегодня. Разве мы сторожа друг другу? Мир за стенами говорит нам: «Нет. Выживай в одиночку». Но именно в эти времена мы должны помнить, наша сила в единстве. В том, что мы, стражи своих братьев и сестёр. Что мы несём свет, даже когда кругом тьма. Не ожесточитесь сердцами вашими. Не позволяйте тьме снаружи проникнуть внутрь.

Он закончил, и в зале на мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием печки-буржуйки. Его слова какое-то время висели в воздухе, идеалистичные, красивые и в нынешних обстоятельствах звучащие для меня почти как наивная глупость.

Проповедь плавно перетекла в городское собрание, как это часто бывало. Шериф Барлоу встал рядом с отцом Моррисоном. Лицо бывшего лесника было серьёзным.

— Спасибо, Фрэнк за службу. Что ж, а теперь к делам насущным, по делу. Крыша в общежитии на Вязовой снова течёт. Ремкомплект из Хейвен-Спрингс почти израсходован. Запасы дров нужно пополнять. Морозы не отступят ещё минимум месяц. И главное, продукты. Нормы придётся снова урезать. Охотники возвращаются почти ни с чем. Дичь ушла глубже в лес.

По залу пронёсся недовольный гул. Люди устали от бесконечной борьбы с холодом и голодом.

— Опять урежут? Да мы и так скоро в скелеты превратимся!

— Где еда, шериф? Мы хотим знать, что будем есть завтра!

— Мои дети голодают! Это не дело!

— Они злятся… — прошептала Скай, склонившись ко мне. — Боятся…

И тут встал Карл. Он сделал это спокойно, почти небрежно, но все взгляды сразу обратились к нему.

— Шериф, можно слово?

Барлоу кивнул, насторожившись.

— Вы правильно говорите, проблем много. — начал Карл спокойным голосом, слышимом в каждом углу. — Но решаем мы их неэффективно. Крыша провалилась? Мы её латаем. А завтра обрушится другая. Дичи нет? Мы посылаем охотников в надежде на удачу. Это подход выживания, а не развития. Угроз, сотни. А у нас… один шериф.

Он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание собравшихся.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Барлоу.

— Один человек не может нести такую ответственность. Нужна структура. Нужен совет из тех, кто имеет реальный военный и организационный опыт. А ещё лучше, один командир. Сильная рука, которая сможет принимать жёсткие решения, не оглядываясь на мнение каждого. Мы…

Он обвёл рукой своих людей.

— Поэтому, предлагаем свою помощь. Мы можем сделать этот лагерь крепостью. Но для этого нужна дисциплина. И чёткая иерархия.

Я почувствовал, как кровь приливает к лицу. Вот оно. Кульминация. Все эти их «безупречные» действия, все эти «полезные» советы, всё, ради этого гребаного момента. Словно паук, Карл расставил свои сети, и теперь ждал, пока мы сами в них запутаемся.

В зале повисла гробовая тишина. Я почувствовал, как рука Скай сжала мою с такой силой, что кости хрустнули. Я видел, как Мэтт вскинул голову. Глаза друга загорелись холодным огнём. Всё стало на свои места. Их вежливость, их усердие, всё это была подготовка к этому моменту. Они не хотели просто присоединиться. Они желали захватить власть.

Я смотрел на их лица. Слишком много оружия. Слишком уверенные, спокойные взгляды. И эта фраза: «сильная рука». Я слышал её раньше. От различных ублюдков, которые блокировали дорогу и ставили людей перед выбором: «кошелёк или жизнь». Они тоже говорили о порядке и силе. Они со Скай чуть не убили нас тогда…

Отец Моррисон шагнул вперёд. Казалось, его лицо было печальным, но, тем не менее, твёрдым.

— Карл, мы понимаем твоё рвение. Но то, что ты предлагаешь… это путь к диктатуре. Мы выжили здесь, потому что держались вместе, как община. Мы слушали друг друга. Давайте уладим этот конфликт миром. Мы можем создать совет, но он должен быть выборным, а не назначенным силой оружия.

Карл медленно повернулся к нему. Всё его прежнее подобие вежливости испарилось. Смуглое лицо стало каменной маской, а голос прозвучал тихо, но с такой ледяной убеждённостью, что по спине пробежали мурашки.

— Мир кончился, падрэ. Ваши проповеди и выборы хороши для воскресной школы. Теперь правит тот, у кого ствол крепче. И кто имеет смелость этот ствол использовать.

В зале повисло напряжённое молчание, которое вот-вот готово было взорваться. Карл бросил открытый вызов. И все теперь понимали, обратной дороги нет.

«Может, пристрелить его прямо сейчас, — подумалось мне. — Встать, направить ствол и бах!»

Нет, не вариант совсем. Будет много жертв. Здесь женщины и дети, и не дай бог начнётся стрельба…

— Не надо, пожалуйста…»

Рука Скай судорожно сжала мою, и я понял, что она почувствовала мои мысли, или просто инстинктивно уловила нарастающее напряжение.

Вечер в Интернешнл-Фолс опустился серый и бесцветный, словно сама тьма боялась крепчающего мороза. Мы с Мэттом и Роем как раз заканчивали укреплять ворота у старого гаража, когда из-за угла, путаясь и спотыкаясь, выбежала одна из девушек с кухни, Лиза. Её лицо было белым как снег.

— Дэн! Мэтт!

Голос девушки сорвался на визг.

— Что?

— Они… Они на складе!

— Кто?

Признаться, у меня мелькнула мысль о заражённых. Что они каким-то образом, несмотря на мороз, оказались в нашем городке. Животные… Или бывшие люди.

— Карл и его люди! Заперлись внутри и никого не выпускают!

— Что?

— И… И с ними женщины! В том числе Скай и Бэтти там были!

Холодный комок сжался у меня под сердцем, затмивая собой всё, и боль в животе, и усталость. Скай. Внутри всё оборвалось. Я не помню, как бросил лом и побежал, срывая с плеча свой «Глок». Мэтт бежал рядом, и по его лицу я понял, он слышал только одно имя: Бэтти.

К складу, приземистому кирпичному зданию, уже сбегались люди. У главной двери, широко распахнутой, стояли двое людей Карла, Майк и тот самый Тодд. Они держали на изготовку винтовки. А в проёме виднелась фигура Карла. И чуть дальше, в полумраке склада, я разглядел женщин. Они сидели на ящиках. Их окружали остальные бандиты. Сердце ёкнуло. Я увидел пшеничные волосы Скай. Она сидела с прямой спиной, сжав кулаки, но на её лице был не страх, а холодная, кипящая ярость.

— Барлоу! — крикнул Карл, увидев подбежавшего шерифа. — Всё меняется. Мы берём контроль над складами. Продовольствие, медикаменты, оружие. Теперь это наше. А эти милые дамы, наша страховка.

— Карл, ты сошёл с ума! — гремел голос шерифа, но в нём впервые слышалась неуверенность. — Выпусти их, и мы это обсудим.

— Обсудим? — усмехнулся Карл. — Мы не для дискуссий тут. Новые правила просты: вы выполняете то, что мы скажем, и никто не пострадает. Особенно они.

— Да ты просто бредишь!

— Ничего подобного.

Внезапно Скай рванулась с места, но один из бандитов грубо оттолкнул её назад.

— Дэн! Не слушай его! — крикнула она, и в её голосе была не просьба, а команда. — Он блефует!

— Заткнись, сучка!

Этот крик разозлил меня. Я увидел, как её грубо оттолкнули, и что-то внутри щёлкнуло. Яростная, слепая злоба затопила мозг, выжигая всю боль, все сомнения. Они смели тронуть её. Мою женщину…

Шериф Барлоу сделал шаг вперёд, подняв руки.

— Последний раз, Карл. Отпусти заложников.

— А если нет?

— Ты окружён. Все равно вам не выбраться со склада. Так что, просто не глупи.

Ответом был выстрел. Неожиданный, оглушительный. Пуля ударила шерифа в плечо, разворачивая, отбрасывая его назад. Он с воплем рухнул на снег, хватаясь за рану. Кровь, алая и яркая, растеклась по куртке. И всё завертелось.

— Сукины дети! — заревел Мэтт, и его револьвер выплюнул первую ответную пулю.

Начался крамешный ад. Воздух разорвали крики, выстрелы, звон разбитого стекла. Кто-то из жителей встал на нашу сторону, кто-то, к моему ужасу, присоединился к Карлу. Несколько угрюмых мужиков, которые, видимо, купились на посулы «сильной руки». Они открыли огонь по своим же соседям.

Я оттащил раненого Барлоу за угол, прижал ему к плечу тряпку.

— Держи! — крикнул я ему и повернулся к Мэтту. — Прикроешь? Проберусь через окно сзади!

Мэтт, прячась за перевёрнутыми бочками из-под ГСМ, а сейчас с замёрзшей водой, уже вёл методичный огонь. Его лицо было искажено яростью.

— Давай! И её… её вытащи!

Выстрел товарища был точным. Один из людей Карла, выглянувший из-за двери, схватился за горло и беззвучно осел. Это был Тодд. Та самая «гнида в погонах». Справедливость восторжествовала.

Я, пригнувшись, побежал вдоль стены склада. Старая рана на животе горела огнём, с каждым шагом напоминая о себе острой болью. Я стиснул зубы.

«Потерпи. Для неё потерпи».

Сзади здания было небольшое запылённое окно, почти на уровне земли. Я с силой ударил прикладом «Глока» по стеклу, выбил раму и ввалился внутрь, кувыркнувшись на бетонный пол.

Я оказался в дальнем углу склада, за стеллажами с припасами. Бандиты, человек пять, укрылись у входа, стреляя на улицу. Они не заметили меня. Я увидел заложников. Те сидели в двадцати шагах. Бэтти, плача, прижималась к Скай. А Скай… Она смотрела прямо на меня. Её голубые глаза широко распахнулись. В них вспыхнула надежда. Она тихо, одними губами, прошептала:

— Я знала.

В этот момент с другой стороны в дверь вошёл отец Моррисон. Он не стрелял. Он просто шёл вперёд. Его ряса развевалась, а в руке он сжимал не пистолет, а свой пожарный топор.

— Оставьте их! — гремел его голос, заглушая стрельбу. — Во имя Господа, одумайтесь!

Это был отчаянный и идеальный отвлекающий манёвр. Все бандиты на секунду развернулись к нему. Я воспользовался моментом.

— Скай, Бэтти, Ко мне ползите! — прошипел я.

Женщины рванулись с места, пригнувшись. Я открыл огонь по бандитам, чтобы прижать их и не дать выстрелить в ответ. Пули со звоном отскакивали от металлических стеллажей. Отец Моррисон, словно ангел-хранитель, встал между бегущими женщинами и стрелками, прикрывая их своим телом. Я видел, как пули рвут его рясу, но он не отступал. Размахнувшись, он обрушил свой топор на голову одному из бандитов, почти разрубая ту на две окровавленные половинки, как чёртов арбуз. Выдернув жуткое оружие, размахнулся и снова опустил, но на сей раз на плечо уже другому, ломая ключицу, почти отрубая руку.

Вдруг я увидел движение сбоку. Карл, поняв, что игра проиграна, бросился к стоявшему у стены «Вайперу». Он вскочил на него, дёрнул стартер. Двигатель взревел.

— Стой! — закричал я и выскочил из укрытия.

Он дал газ, и снегоход рванул в проём двери, направляясь к лесу. Всё внутри меня закипело. Он пытался уйти. Уйти после того, что он сделал. После выстрела в Барлоу. После того, как он держал в страхе Скай.

«Нет. Не уйдёшь».

Я выбежал на улицу. Снегоход Карла уже удалялся, поднимая облако снежной пыли.

— ДЭН! — услышал я отчаянный вопль Скай.

Этот крик стал последней каплей. Я не думал. Я просто побежал. По глубокому снегу, против ветра, чувствуя, как боль в животе разрывает меня на части. Каждый вдох обжигал лёгкие. Каждый шаг давался мукой. Но я бежал. Я видел перед собой его спину. Спину человека, который пришёл в наш дом и попытался всё разрушить.

Злость придавала мне сил. Слепая, животная ярость. Я вспомнил бандитов из Нью-Джерси. Вспомнил страх в глазах Скай тогда. И сейчас. Я не дам ему уйти. Не дам никому больше угрожать своей женщине. Никогда.

«Будь я проклят!»

Расстояние между нами медленно, но сокращалось. Снегоход буксовал в глубоком снегу на окраине посёлка. Карл оглянулся и увидел меня. Его лицо исказилось удивлением и злобой. Он попытался развернуть машину, чтобы выехать и дать очередь, но не справился с управлением, и «Вайпер» занесло.

Я бежал, не чувствуя ног, не чувствуя ничего, кроме всепоглощающей решимости. Я поднял «Глок». Руки дрожали от усталости и боли, дыхание сбилось. Целиться было почти невозможно. Но я помнил её крик. Помнил её глаза.

Я остановился. Поймал мелькающую в снежной пелене спину. И нажал на спуск. Выстрел прозвучал глухо. Пуля ударила Карла точно между лопаток. Он дёрнулся. Его руки разжались, и снегоход, неуправляемый, врезался в сугроб и заглох. Сам Карл медленно съехал на снег и замер.

Я стоял, опираясь руками на колени, пытаясь отдышаться. В ушах звенело. Боль вернулась, острая и неумолимая. Я подошёл к нему. Он лежал лицом вниз, а вокруг него на белом снегу растекалось алое пятно. Всё было кончено. Но на всякий случай я выстрелил ему в голову, повреждая мозг.

Когда я, хромая, вернулся к складу, стрельба уже стихла. Мэтт обнимал плачущую Бэтти. Отец Моррисон, с окровавленным плечом, но на ногах, помогал другим. А посреди этого хаоса стояла Скай. Она смотрела на меня, и по её прекрасному лицу текли слёзы. Она не бежала ко мне. Она просто ждала.

Я подошёл, и только тогда она бросилась в объятия, вцепившись в меня так, словно боялась, что я испарюсь, как какой-нибудь чёртов призрак.

— Дурак… — всхлипывала она, уткнувшись лицом в мою куртку. — большой, русский дурак… Бежал за ним, как ненормальный… Я думала…

— Я обещал, что всё будет нормально, — хрипло прошептал я, гладя её по волосам и чувствуя, как дрожь покидает её тело. — И я сдержал слово.

Она отстранилась, посмотрела на меня, потом на окровавленный след, который я оставил на снегу.

— Ты истекаешь кровью, идиот.

— Пустяки, — попытался улыбнуться я, но получилось криво. — Немного задели руку. Ничего, заживёт.

Мы стояли среди руин нашего хрупкого мира. Шериф был жив, бандиты мертвы, заложники спасены. Мы снова победили. Но цена этой победы, как и всегда, была написана на наших лицах, болью, страхом и бесконечной, выматывающей усталостью. Но пока мы держались друг за друга, в этом ледяном аду оставался смысл. Оставалась жизнь.

На следующее утро воздух в Интернешнл-Фолс был чист, холоден и неподвижен, словно сама природа затаила дыхание, стараясь не тревожить память о вчерашней ночи. В церкви, она же спортзал, снова собрались почти все выжившие. Запах пыли, дыма и пота смешивался с лёгким душистым ароматом сосновых веток, которые кто-то принёс и положил на импровизированный алтарь.

Отец Моррисон стоял перед нами. Его лицо было бледным, под глазами залегла тёмная усталость, а левое плечо туго перевязано под рясой. Но голос его, тихий, достигал каждого сердца.

— Мы собрались здесь, чтобы помянуть тех, кто пал вчера, — начал он, и в зале воцарилась абсолютная тишина. — Мы молимся за наших. За Джона и Элис, что погибли, защищая свой дом. Да обретут они покой в Царствии Небесном.

Он помолчал, переведя дух. Казалось, он собирается с силами.

— И мы также помолимся за них. За Карла, Тодда, Майка и других. За тех, кто пришёл к нам с оружием в руках и ненавистью в сердце.

По залу пронёсся сдержанный ропот. Кто-то неодобрительно качнул головой.

— Да, они были нашими врагами. Да, они совершили зло. Но даже в аду… Даже в аду есть место для раскаяния. Мы не знаем, что привело их на этот путь, какие демоны терзали их души. Это судить не нам. Но в этом мире…

Отец Моррисон обвёл взглядом зал, и в его глазах горел суровый, неугасимый огонь.

— В этом мире мы должны защищать тех, кто ещё жив. И мы защитили. Ценой крови, ценою боли. Но защитили. И в этом, наш долг и наша правда.

Я стоял не внутри, а у распахнутой двери, прислонившись к косяку, и глядел на белые просторы за окном. Моя рука была туго перевязана. Пуля одного из бандитов всё же чиркнула по предплечью, когда я врывался на склад. Но это была ерунда. Гораздо сильнее ныла старая рана на животе и что-то новое, глубинное, в самой душе. Я смотрел на заснеженные ели, на бездонное синее небо, и внутри находилась пустота, выжженная вчерашним адом.

Почувствовал лёгкое прикосновение. Скай подошла бесшумно и положила руку на моё плечо. Ладонь была тёплой. Я накрыл её своей здоровой рукой.

— Ты спас всех, — тихо сказала она, глядя на меня своими ясными голубыми глазами, в которых читалась и усталость, и облегчение.

Я покачал головой, глядя на людей, выходящих из церкви, на Мэтта, который помогал идти раненому Барлоу.

— Нет, — ответил я. — Не я. Мы. Все, кто вчера взял в руки оружие. Все, кто не струсил. Барлоу, Мэтт, Фрэнк… даже тот парень Кевин, который отбил у них второй склад. Спасла не одна моя пуля. Нас спасло то, что мы были вместе.

Мы вышли наружу. У сложенной из старых кирпичей стены, где постоянно горел костёр для обогрева дежурных, уже сидел Мэтт. Он курил самокрутку, а другой рукой крепко приобнимал Бэтти, которая, казалось, совсем прилипла к нему. Увидев нас и отца Моррисона, он приподнял потрёпанную армейскую фляжку.

— Ну что, падре!

Голос бородача был хриплым, но в нём снова появились привычные нотки балагана.

— Теперь можно и выпить за победу? А то вдруг завтра опять какой-нибудь ушлёпок решит, что он тут «командир»? Хочу отметить этот исторический момент, пока не начался следующий ад.

Отец Моррисон, подошедший к костру, улыбнулся. Это была редкая, лёгкая, почти мальчишеская улыбка, которая на мгновение сгладила все морщины на его усталом лице.

— Только одну, Мэтт, — сказал он. — И только если поделишься.

Мэтт с готовностью протянул ему фляжку. Священник сделал небольшой глоток, поморщился и вернул её. Я обнял Скай за плечи, притянул к себе, чувствуя, как она доверчиво приникает ко мне всем телом. Она положила голову мне на грудь, и я уткнулся лицом в её волосы, пахнущие дымом и лёгким запахом шампуня.

Я смотрел поверх её головы. На снег, искрящийся в утреннем солнце. На тёмный частокол леса за забором. На людей, которые медленно расходились по своим делам. Чинить, нести вахту. Просто жить.

Что ждёт нас завтра? Весна. А с ней, оттепель, грязь и те, кто замёрз, снова поднимутся. Что будет через год? Сможем ли мы удержать этот хрупкий островок? Сможем ли найти другие такие же? Вопросов не было счёта, а ответов, ни одного.

Но сегодня… сегодня мы были живы. Шериф перевязан и уже отдавал приказы. Мэтт шутил. Отец Моррисон нашёл в себе силы молиться за врагов. Скай была со мной.

Я закрыл глаза, вдыхая морозный воздух. Да, сегодня мы живы. И в этом мире, в этой ледяной пустоши, где каждый день — это борьба, где будущее — это туман, а прошлое — это рана… быть живым — это уже не мало. Это, чёрт возьми, довольно много.