Мёртвый волк в коридоре

Зимний вечер. Однажды, возвращаясь со школы, я открыла дверь нашего дома. В сенях лежал огромных размеров волк, вокруг рта виднелась кровь. Мёртвый зверь вытянулся и занял весь длинный коридор нашего нового дома.
 
Зная, что волк мёртв, я обдумывала, как обойти его и попасть домой. И всё-таки я не решилась: пройти рядом с волком не смогла, а потому закрыла за собой дверь и вышла на улицу. Мне, первокласснице, подумалось: а вдруг он убит не насмерть, возьмёт и голову поднимет. Окна располагались высоко, постучаться не  было никакой возможности. Был зимний вечер, я училась во вторую смену,  и на улице быстро темнело. Я знала, что сейчас мама пьёт чай с дедом, расспрашивает о бабушке (они жили в другом селе), но все равно она вспомнит обо мне и выйдет искать. Я стояла во дворе, никто не торопился меня искать, но страх брал верх: даже в мыслях я  не допускала, что могу пройти рядом с трупом волка. 

Наконец-то скрипнула коридорная дверь,  мама вышла на улицу и стала кричать: Роза, ты где? И тут я подала признаки жизни: подлетела к маме со слезами и стала рассказывать, что стою здесь давно. Мама взяла меня за руку и повела домой. По моему тихому настоянию, мы прошли по краю коридора, подальше от волка. Мне все чудилось, что он очнётся. Не помню, или я была маленькая, или действительно это был матёрый большой зверь,  но размеры его потрясли меня. Любой, увидев дикого зверя, задался бы вопросом: как удалось победить его. Там, в снежной степи, разыгралась, наверное, нешуточная схватка.

В детстве я видела, как дед возделывает кожу, а из неё уже плетёт бишік (кнут),  курык (урга), камчу. Из-под его рук подобно девичьей косе вырисовывался узор, но при этом он так натягивал каждую струнку, что кнут получался твёрдым. Даже самый слабый удар по ладони кнутом мог оставить след. А курук – это казахский аркан в виде длинного шеста с петлей на конце. Но дед использовал его не только для поимки неприрученных лошадей, но и брал на охоту. Издали, глазом отмерив, расстояние до убегавшего зверя, дед закидывал вперёд петлю. В этой схватке каждая секунда играла роль: если голова волка оказывалась в петле, охотник быстро закручивал конец курука. За доли секунды он обездвиживал степного  зверя. Резко запрокинутая на бок голова волка говорила о конце боя.

В местной кузнице дед Жанахмет доводил до совершенства свой шокпар (булава) - ударное оружие для короткого боя. Настигая зверя, дед замахивался шокпаром. Удар, и зверь терял сознание. Второй взмах дед делал лишь для контроля. Будь он живой, посмеялся бы над сегодняшними охотниками, которые не мыслят сезон охоты без джипа. Думаю, посмеяться над охотниками с ружьями у него представилась возможность ещё при жизни: уже в его пору многие охотились с  этим оружием.

А он, будучи великолепным охотником, никогда в руках не держал ружье. У него для этого были подручные средства, изготовленные им самим,  которые его никогда не подводили. Он всегда знал, в какой последовательности использовать то или иное орудие. Знал, с какой амплитудой размахиваться на зверя. Оценивал зорким взором расстояние, возраст  зверя и какую силу необходимо применить в данном случае. Непререкаемым правилом его было не охотиться на зверёнышей.

В голодный 1932 год, когда большое семейство прадеда Анапии из рода Каржас-Ниязов двинулось с насиженных мест в Сибирь, старший сын его Жанахмет был молодым и крепким мужчиной. Обоз проделал долгий путь из Баянаульских степей в Омск в тяжелых условиях. Благодаря усилиям моего деда путь был преодолен без человеческих потерь. А те семьи, которые бежали от голода в Китай, в дороге теряли половину родственников. Известны случаи каннибализма. 

Силачи в нашем представлении сейчас - это огромные, накаченные люди. Мой дед вовсе не вписывался в этот образ. Да, он был жилистый, ни грамма лишнего веса, высокий. Но, видимо, смолоду воспитал в себе чувство ответственности за младших братьев, за родителей. А в охотничьем деле ему не было равных.  Вот таким отважным был парень, которого не сломили ни мобилизация на прифронтовые работы в 1916-1917 годах в Петербург, ни финская война, ни изнурительный труд в тылу во время Великой Отечественной войны, ни работа в Карагандинских шахтах уже в послевоенные годы.