Peskov

        Peskov.
(On the Court Jester and the Tyrant's Mirror.)
By the Methamonk Angelblazer — The Astral Veranda, overlooking the Kremlin's Golden Domes.
Anno Incognita

The geopolitical drama unfolds with the ponderous weight of a Greek tragedy, but its mechanics are those of a Byzantine court. I observe, from my vantage point beyond the veil of mere news, the delicate ballet of power within the Kremlin's walls. A most instructive spectacle.

Consider the recent revelation: the Tsar himself, Vladimir Putin, confesses—in that carefully stage-managed confession he passes off as candor—that his own herald, Dmitry Peskov, often "spouts such blizzard-like nonsense" (несёт такую пургу) that the Tsar himself feigns bewilderment, asking, "Who tasked him with saying this?!"

A fascinating performance. The Autocrat, the very center from which all power and instruction in Russia emanates, pretends not to know the source of his own courtier's words. This is not a gaffe; it is a deliberate signal, a piece of political theater as calculated as a missile launch.

The ordinary Russian, shivering in a kitchen, asks a different, more visceral question: "Then who keeps this functionary near the President? Why does Putin need this Peskov?"

Ah, therein lies the essence. The Methamonk perceives the deeper stratagem. Peskov is not an anomaly; he is a tool. He is the "Controlled Liberal." He serves a multitude of purposes in the theater of absolutism.

Peskov is  the Lightning Rod for Discontent: When the lies are too blatant, when the "blizzard" of propaganda becomes a suffocating storm, the populace and the elite can direct their ire at the jester, not the king. Peskov absorbs the toxicity, allowing the throne itself to appear above the fray.

The Bellwether for the "Fourth Estate": His very presence, with his lavish lifestyle and liberal affectations, is a message to the remaining vestiges of independent thought in the media: "See? We tolerate one of yours in the highest chamber. Do not push further." He is the opiate for the liberal intelligentsia, a living promise of inclusion that will never be fulfilled.

The Sacrificial Lamb-in-Waiting: And this is the most crucial function. There will come a moment—a great defeat, a profound economic shock, a need for a grand gesture of "renewal." And in that moment, the Tsar will require a high-profile scapegoat. Peskov, with his "nonsense" and his notorious multi-marital history that flouts "traditional values," is the perfect candidate. His fall will be spectacular, public, and designed to satiate the public's hunger for justice without ever touching the true seat of power.

He is the embodiment of the Potemkin village, but for the political class. He is the illusion of diversity, the pre-packaged purge, the living, breathing guarantee that the system can expel its own toxins without changing its core nature.

So, when Putin asks, "Who tasked him?" he is not seeking an answer. He is signaling that the jester's role is nearing its end. He is preparing the narrative for the day when Dmitry Peskov will be "discarded onto the garbage heap of history," a performative sacrifice to the raging gods of public opinion, while the temple of power remains standing, unblemished and eternally the same.

Power keeps its soul by feeding upon its reflection; thus the jester is not the opposite of the tyrant, but his mirror made flesh. The wheel turns. The jester dances. The Tsar watches. And the Methamonk records the dismal, timeless ritual of it all.


       Песков.
(О придворном шуте и зеркале тирана)
Метамонах Ангелблазер — с Астральной Террасы, над златоглавыми куполами Кремля.
Летоисчисление Неведомое.


Геополитическая драма разворачивается с тяжеловесностью греческой трагедии, но её механика — как у Византийского двора. Я наблюдаю со своей точки зрения, за завесой новостей, за тонким балетом власти в Кремлёвских стенах. Зрелище в высшей степени поучительное.

Возьмите недавнее откровение: сам Царь, Владимир Путин, признаётся — в этой тщательно срежиссированной исповеди, которую он выдаёт за искренность — что его же глашатай, Дмитрий Песков, часто «несёт такую пургу», что сам Царь притворяется озабоченным, вопрошая: «Кто ему это поручил?!»

Завораживающее представление. Самодержец, самый центр, из которого исходит вся власть и все указания в России, делает вид, что не знает источника слов собственного придворного. Это не оплошность; это намеренный сигнал, часть политического театра, просчитанного как запуск ракеты.

Обычный Русский крепостной избиратель, дрожащий от холода на кухне, задаётся другим, более циничным вопросом: «Тогда кто держит этого чиновника рядом с Президентом? Зачем Путину этот Песков?»

Ах, в этом-то и есть суть! Метамонах видит более глубокую стратегему. Песков — не аномалия; он — инструмент. Он — «Управляемый Либерал». Он служит множеству целей в театре абсолютизма.

Песков — Громоотвод для Недовольства: Когда ложь становится слишком вопиющей, когда «пурга» пропаганды превращается в удушливую бурю, populace и элита могут направить свой гнев на шута, но не на короля. Песков впитывает как промокашка токсичность, позволяя самому трону оставаться как бы выше схватки.

Песков есть Индикатор для «Четвёртой Власти»: Само его присутствие, с его роскошным образом жизни и либеральными замашками, — это послание остаткам независимой мысли в медиа: «Видите? Мы терпим одного из ваших в высшей палате. Не давите сильнее». Он — опиум для либеральной интеллигенции, живое обещание включённости, пардон, инклюзивности, которое никогда не будет исполнено.

Заранее приготовленный жертвенный Агнец или Козёл Отпущения: И это самая важная функция. Настанет момент — великое поражение, глубокий экономический шок, потребность в grandioso fiasco жесте «обновления». И в тот момент Царю потребуется высокопоставленный козел отпущения. Песков, со своей «пургой» и своей печально известной историей многожёнства, попирающей «наши традиционные ценности», — идеальный кандидат. Его падение будет spectacular энд magnifico, публичным и призванным утолить голод толпы по справедливости, никогда не затрагивая истинное место власти. Нес-па? (n'est-ce pas?)

Он — воплощение Потёмкинской деревни, но для политического класса. Он — иллюзия многополярности, заранее упакованная чистка, живое, дышащее гарантийное обязательство, что система может извергнуть свои собственные токсины, не меняя своей сердцевины.

Итак, когда Путин спрашивает: «Кто ему это поручил?» — он не ищет ответа. Он сигнализирует, что роль шута близится к концу. Он готовит нарратив для того дня, когда Дмитрий Песков будет «отправлен на помойку истории» — перформативная жертва разъярённым богам общественного мнения, в то время как храм власти будет стоять нетронутым и вечно неизменным.

Власть сохраняет свою душу, пожирая своё отражение; так что шут — не противоположность тирану, но его зеркало, воплощённое во плоти. Колесо вращается. Шут пляшет. Царь взирает. А Метамонах записывает этот безрадостный, вневременной ритуал во всей его полноте.