Ч. 2 Глава 1. Остров смерти - мест нет

Александра с ужасом наблюдала чудовищную давку и панику, царившую на палубах парохода. Ругань солдат стояла плотной, почти физически осязаемой материей, перекрывая крики чаек, беспокойно круживших над судном. Люди никак не могли успокоиться. Даже оказавшись на борту, они продолжали ссориться и драться. Поводом для столкновения могла послужить любая мелочь вроде баула, оказавшегося у кого-то на пути. Капитан с тревогой наблюдал за ситуацией, молясь как бы рукоприкладство не перешло в перестрелку. Но оружие, похоже, выступало сдерживающим фактором. Никому не хотелось полететь в море мёртвым мешком.

– Нужно было раньше отдать концы, а не тянуть из жалости. Набилось, как сельдей в бочке. Прости меня, господи! – перекрестился моряк.
– Когда мы будем в Константинополе? – поинтересовалась Александра.
– Никогда, – ошарашил ответом капитан.
– Как? Разве «Бюргемейстер Шредер» не туда должен идти?
– Бюрге… тьфу… Шредер, может, и должен. Да только, сударыня, вы на «Саратове».
– На «Саратове»?! – вскричала Александра.
– На нём, родимая, на нём. Не сумлевайтесь! Я, посчитай, годков уже двадцать отплавал. Видишь, как штурвал блестит? Вот этими руками отполировал его! – капитан протянул мозолистые руки с въевшимся маслом.
– Так Ваня меня будет искать в Константинополе!
– Захочет, и на Лемносе найдёт. У меня такой приказ.

Александра бросилась к двери и судорожно задёргала ручку. Но дверь не поддавалась. Снаружи она оказалась заваленной вещами.

– Ты куда собралась, дурёха?
– Мне нужно назад! К мужу!
– А к солдатне в трюм не желаете? – усмехнулся капитан. – Назад пути нет!

На палубе мелькнуло знакомое лицо. Александра изо всех сил забарабанила по стеклу. Офицер, заметив женщину, принялся разгребать вещи перед дверью. Было видно, что зреет очередной конфликт – есаул дважды хватался за кобуру. Наконец, проход был кое-как освобождён, и офицер вошёл внутрь.

– Василий Орефьев-Серебряков, есаул Донского казачьего полка! – глубоким баритоном представился вошедший. – Чем могу служить?
– Захарова Александра Александровна, супруга генерала Беляева. Мне нужно срочно на берег. Я по ошибке оказалась на «Саратове». Меня понесла толпа и… И вы подхватили мой чемодан!
– Мадам, простите, я хотел лишь помочь!
– Мой супруг поплывёт на «Бюргемейстере Шредер». Я должна быть с ним!
– Сойти… сейчас? – есаул посмотрел на капитана. – Боюсь, это никак невозможно. Полнейшее безумие. Посмотрите, что творится на палубе. Меня грозились выкинуть за борт лишь за то, что схватился за чей-то чёртов сундук! Капитана расстреляют, только пароход начнёт поворачивать свой нос обратно в порт! Забудьте даже думать!
– Как же я отыщу Ивана Тимофеевича? Ведь он будет в Константинополе, а я на Лемносе!
– Сейчас главное спастись. Искать друг друга будем потом, – Серебряков повернулся к капитану. – Вы можете устроить Александру Александровну? Не к солдатам же в трюм ей спускаться. Я заплачу.
– Убери, офицер, свои деньги! Кому нужны твои бумажки? Али мы нелюди какие?

Капитан предоставил Александре свою каюту, а сам с помощником устроился в ходовой рубке, бросив матрас на пол.

Плавание проходило для женщины в раздумьях о муже и его последнем поступке. Она не замечала, что море штормило, будто состояние вечной непогоды стало частью её души. Постепенно нервное напряжение, наложившееся на усиленную опытом женскую подозрительность, перешло чуть ли не в ненависть к мужу. Беляев же никогда не задумывался о чувствах Александры, пускаясь в свои постоянные походы. Вот и сейчас ей стало казаться, что необходимость найти начальника порта стала предлогом, чтобы… Чтобы зачем? Оставить её на причале, а самому снова броситься в поиске безумного подвига? Почему он так долго отсутствовал? Думал, что в любом случае она никуда не денется и дождётся его? Так на него похоже! Наверняка, его разыскали из штаба Кутепова и сообщили о прорыве красных, который нужно срочно ликвидировать. Кому? Конечно, генералу Беляеву. Кроме него не осталось героев! Александра невольно подталкивала себя к мысли, что Иван Тимофеевич её бросил. И, не сдержав обещание вернуться, предал!

Теперь она одна среди вооружённой и неконтролируемой толпы, которая затащила её на «Саратов» и который направляется не в Константинополь, а на Лемнос. Остров! Как с него перебраться на континент? Зачем, если Беляев в Новороссийске? Есть ли у него шанс остаться в живых?

В дверь постучали. На пороге каюты стоял капитан.

– У нас беда! – заявил он.
– Что стряслось, Егор Дмитрич?
– Тиф! Ваш есаул валяется в бреду прямо на палубе! И таких горячечных, я заметил, очень много!
– Что же делать?
– Идти дальше на Лемнос, а там видно будет. Потом стоять на карантине неделю, а то и две!
– Нет, я имела в виду Орефьева-Серебрякова.
– Вам решать… У меня пароход, а не лазарет! И врачей нет, – капитан не уходил, ожидая решения Александры.

… Через полчаса матросы без стука вошли в капитанскую каюту и внесли, держа шинель за рукава и полы, Серебрякова.  Тот был в беспамятстве, метался в лихорадке и бредил, идя то в кавалерийскую атаку, то зовя кого-то. Александра наклонялась вплотную к больному, пытаясь расслышать имя, но безрезультатно. Есаул бессвязно бормотал и снова выбрасывал руку из-под одеяла, будто выхватывая шашку и ведя эскадрон в бой. Судя по обрывкам речи, казак продолжал воевать с немцами. Гражданская война уже бродила в крови тифозным импульсом, но перейти в бессознательное не успела. Александра вытирала пот со лба больного и поила его чаем. К вечеру проведать их пришёл капитан.

– Сыпняк… Вы бы подальше держались от него, – посоветовал он. – Вот принёс немного керосину и чистое бельё. Вшей надо бы изгнать. От них вся зараза.
– Поздно, Егор Дмитрич, шарахаться от жизни. Чему бывать, того не миновать.
– Ну вы уж простите меня, сами его переоденьте. А я потом пришлю за старой одёжей сжечь в топке.
– Мне? – ужаснулась Александра.
– Кому ж ещё? Никого здесь не вижу. И пусть пьёт больше, – уходя, капитан поставил на столик под иллюминатором шкалик с зеленовато-бурой жидкостью. – Отвар на хне добавляй в чай ему и себе. Я кажный день пью, и господь миловал от сей напасти.
– Когда прибудем на Лемнос?
– Намедни прошли Босфор и ваш Константинополь. Завтра к вечеру, даст бог, придём на Лемнос.

Капитан ушёл. Александра повернулась к Орефьеву-Серебрякову. Тот очнулся и смотрел на неё. Краснея, Александра сказала, что нужно переодеться в чистое бельё, а заражённое выбросить. Пока она поила есаула чаем, у него поднялась температура, и он снова впал в беспамятство. Александра смочила волосы керосином и стала втирать его в кожу. Затем предстояло самое сложное: раздеть Серебрякова. Никогда не видевшая мужской наготы, Александра, смущаясь, дрожащими руками сняла рубашку и принялась стаскивать кальсоны. Там, внизу, тоже копошились противные твари. Александра, борясь с приступом тошноты и стараясь смотреть в сторону, вылила остатки керосина. Теперь нужно было прикоснуться…

Ночь прошла в кошмарах и в кавалерийских атаках. В жару есаул рубил и колол врага, и звал… звал. Александра так и не смогла понять, до кого пытался докричаться офицер. Серебряков, метаясь в пылу, выкрикивал команды казакам, а на имя сил не хватало, и он просто шевелил губами.

Александра размышляла о том, что теперь станет смыслом и опорой в жизни. Сейчас нужно спасти молодого есаула, который поневоле стал виновником её отъезда на «Саратове» и непредвидимого расставания с мужем. Абсолютно незнакомый мужчина – не законный супруг – стал первым, кого Аля увидела нагим.

«Проклятый и загадочный беляевский платонизм! – злилась Александра, не понимавшая причину холодности и воздержанности Ивана Тимофеевича. – Ни детей, ни близости с любимым человеком. Разве это семья? Разве такого счастья я молила себе?»

Аля смотрела на горевшее жаром лицо Серебрякова, меняла ему холодный компресс на лбу.  И со стыдом ловила себя на мысли, что перед глазами постоянно стоит то, что ей пришлось увидеть, снимая кальсоны.

Что будет дальше? Как всё случилось? Не схвати Серебряков её чемодан, устояла ли она перед натиском хлынувшей толпы? Или обезумевшие люди растоптали бы её как… Боже! Чемодан Беляева! Александра осознала, что вещи мужа и её документы остались на причале в Новороссийске. И «Последний из могикан» Фенимора Купера, и карта Парагвая! Книга – не велика потеря, но карта… Она имела для Беляева какое-то сакральное значение. С ней генерал нигде и никогда не расставался. Почему? Этого Александра не знала и понять не могла.

Перед глазами встал образ Беляева с парадной форме артиллерийского полковника со шпорами и кривой саблей. Они в опере… Она была одета, кажется, в сиреневом платье. Какая шляпка? Беляев протягивал ей искрящееся шампанское и поспешно расстёгивал мундир, приближаясь к ней. Александра, пятясь назад, отталкивала мужа, но тоже раздевалась догола.

Александра очнулась то ли от звона разбившегося во сне бокала, то ли от загремевшей цепи падавшего якоря и наступивших потом пронзительной тишины.

«Саратов» прибыл на Лемнос. Но пароход всю ночь оставался на рейде, не приближаясь к острову. На палубе стояли люди, которые вглядывались в мерцавшие в темноте огни. Как-то их встретит чужбина?

Александра вернулась в каюту. Приступ лихорадки у Серебрякова временно отступил, и он спал. Измотанная и уставшая, Аля провалилась в тяжёлое забытье.
Утром её разбудил закричавший в бреду есаул. Извне доносился возбуждённый гул. Александра прислушалась, но это были не винты. «Саратов» продолжал стоять неподвижно на якоре.  Но что-то случилось. Боясь выйти наружу, Александра терпеливо ждала прихода капитана. Но тот, вопреки обыкновению, не появлялся. Единственное, что Александра могла делать, это смотреть в иллюминатор.

– Что происходит? Почему стоим? – очнулся Серебряков и попытался опереться на локоть.
– Мы прошлой ночью пришли на Лемнос, но в порт не заходим и стоим на рейде. Это всё. Капитан не приходил, и я ничего не знаю. Почему-то военные двигаются направо к носу, а гражданские – налево, видимо, собираются на корме.
– Странно, – Серебряков тоже не находил объяснения такому разделению пассажиров. – Трап расположен по центру. Не понимаю.
– Нужно разыскать Егора Дмитрича. Он должен знать.

Александра ушла. Пробиваясь к капитанскому мостику, она прислушивалась к обрывкам речи и пыталась разобраться в происходящем.

– Куда спешишь, дамочка? – послышался развязный голос. – Без мужа на берег ходу нет!
– Ты её в церковь поведёшь, Платон, али так в трюме полюбовно сговоритесь? – насмешливо сказал кто-то из солдатской толпы.
– Чего там женихаться с пехотой? Давай, милая, к нам, казакам!

Со всех сторон неслись скабрезные, с явным намёком, шутки и недобрый смех.
Александра наконец смогла подняться к капитану. Растерянная и напуганная она постучала в окно. Помощник узнал её и впустил.

– Здравствуйте, Егор Дмитрич. Ждала вас, ждала. Расскажите, что происходит?
– Ей-богу мне было не до вашего лазарета. Прибыл порученец от начальника порта, но подниматься на борт не стал, узнав про эпидемию. Передал указание английского коменданта.
– И что же в нём?
– Для вас, дорогая Александра Александровна, ничего хорошего…
– Отчего же?
– Приказ: на берег сходят только военные и члены их семей и только, если здоровые. К причалу, во избежание беспорядков, подходить запрещено. Эвакуация на шлюпках. Проверку документов и здоровья будет осуществлять специальная карантинная инспекция. Вот её-то и ждём. А пока делим пассажиров согласно приказанию. Так что вам без мужа на берег ходу нема.
– Это и есть ваши плохие новости?
– Разве мало? Сходите на корму и посмотрите на лица тех людей.
– Что с ними будет?
– И со мной и с вами тоже.

Александра терпеливо ожидала ответа.  Помощник хмурился и старался не смотреть на женщину.

– Карантин закончится, и поступит новый приказ. Возвращайтесь, Александра Александровна, к своему больному. Вы ему сейчас нужнее. А мне надо хоть как-то организовать эту безумную массу.
– Егор Дмитрич, – обратился помощник. – А с умершими как? Ещё пара дней, и вонь будет стоять такая – сами сдохнем!
– Англичане хоронить тифозных не дадут.

Помощник смотрел на капитана. Александра, ошеломлённая вопросом похорон, вставшим перед командой «Саратова», не могла двинуться с места.

– Нужно было, Степаныч, по ночам кидать их за борт, пока шли сюда, – не обращая внимания на Алю, продолжал капитан. На кой ляд тащили трупы? Будто не знали!
Александра всхлипнула.

– Вы ещё тут? – заметил её капитан. – Уходите! Вечером загляну.

Плача, Александра возвращалась в каюту к Серебрякову. На её слёзы никто не обращал внимания – все знали, что гражданских на Лемнос не пустят.
Есаул бодрствовал, ожидая Алю. Кризис, похоже, миновал, и болезнь медленно отступала. Приступы лихорадки повторялись, но реже. Жар постепенно спадал. Александра передала неутешительные новости о решении английской администрации. Время тянулось медленно. Серебряков пытался развлекать женщину байками об армейских приключениях и рассказами о загранице, неизменно сравнивая её с родными местами. И всякий раз, упомянув Дон, осекался и долго молча смотрел в потолок.

Их ностальгическое одиночество нарушил вестовой. Он доставил еду и сообщил, что погрузки сегодня не будет. Инспекции до сих пор нет. Англичане медлят. Ходят слухи, что они примут только здоровых военных и то не всех. Именно с квотой никак не могут определиться союзники.

Стемнело рано. В чёрном иллюминаторе мигали огни порта. Александра зажгла огарок свечи, и тусклое пламя озарило осунувшееся лицо спящего Серебрякова. Аля залилась краской, снова вспомнив непристойность. Мысли об оставшемся в Новороссийске Беляеве теряли яркость, как и свет от догоравшей свечи. Сил думать ни о прошлом, ни о будущем не было. Аля, как и все на «Саратове», жила даже не днём или часами, а мгновениями, которые вспыхивали бытовой мелочью: криком больного есаула, бранью на палубе, людской толкотнёй – всем тем, что тут же забывалось. И всех вновь накрывала неизвестность и безысходность.

Капитан принёс горячий чай и галеты. Заметив улучшение в состоянии есаула, остался.

– Выкарабкался, офицер? Вон её благодари. Кабы не Александра Александровна, то окочурился бы на палубе, и скинули бы тебя казачки в море. Бульк, и здравствуй, Посейдон!

Александра разливала чай по стаканам и раскрыла пакет с галетами.

– Чуть не забыл! – капитан достал из кармана коробочку и принялся читать. – Па… па… Тьфу, язык басурманский! Не разберу.
– Пате – это паштет. Мясо такое рубленное, перетёртое…
– Студень что ли?

Егор Дмитрич вскрыл коробку и принюхался.

– Чудно пахнет!

Никаких особых вестей с берега не было. Капитан ждал карантинную инспекцию, от которой зависела эвакуация.

– Выходит, что, – продолжал капитан. – Александра Александровна и ты, есаул, останетесь на «Саратове», и плавать вам по морю-окияну окаянному не знамо сколько.
– Почему это? – усомнился Серебряков.
– Потому что… – сказал Егор Дмитрич. – Ты, Василий, попробуй встань.
– И встану! – храбрился есаул.

Серебряков опёрся о край постели и спустил ноги. У него закружилась голова. Переждав, Серебряков с трудом поднялся и, покачиваясь, встал. Видно было, что ему и одного шага не сделать.

– Н-да, Василий, не наездник ты боле и даже не ходок! Забракуют тебя, казачок, как коня с треснутым копытом. Как пить дать, забракуют!
– Завтра пойду сам! Вот увидишь, Дмитрич!
– Далеко один не уйдёшь, – возражал капитан. – Грохнешься на виду у всех! И кранты твоему побегу!

Егор Дмитрич о чём-то задумался.

– Есть у меня мыслишка, – он улыбнулся в усы. – Вам нужно обмануть инспектора.
– Как?
– Сказаться мужем и женой. Главное, сойти на берег, а там пока разберутся, «Саратов» уйдёт. Но ты, Василий, должен ходить на своих двоих! Иначе никак!

Остаток вечера есаул Серебряков с помощью Александры вставал и садился, и снова вставал. Подолгу стоял, но более двух шагов самостоятельно сделать не мог. Серебряков выполз в коридор, и глянув на его бесконечность, и осознал бесполезность затеи.

– Завтра будем тренироваться! – не унимался офицер. – Мы сможем! Мы должны сойти вместе, раз судьба свела нас.

Свеча догорела, и каюта погрузилась во мрак.

Утром следующего дня Серебряков встал уже сам и даже сумел выйти в коридор. Поддерживаемый Алей, он впервые за несколько дней вышел на палубу. Они стояли и вдыхали свежий морской воздух, наблюдая за погрузкой в шлюпки. Инспектор в маске придирчиво осматривал всех и при малейшем подозрении на болезнь отправлял очередного несчастного назад. Слабому Серебрякову нечего было и мечтать проскочить контроль. Кроме того, нужно было как-то убедить англичанина в том, что они супруги. Ничего путного в голову не приходило.

– О, выбрался из лазарета, есаул! – подошёл капитан. – Инспектор лютует. Страсть, как боится допустить инфекцию на берег. Сегодня даже не пытайтесь.
– Как-нибудь проковыляю парадным шагом мимо него, – хмыкнул Серебряков. – Но как он спросит документы… Что нам делать?
– Авось не спросит.
– Василий, вам не стоит долго находиться на ветру. Вдруг просквозит – вы ещё такой слабый, – произнесла Александра.
– Да-да, идите лучше отсюда, – согласился Егор Дмитрич. – Там вам с камбуза чай должны принести. Я распорядился.

Александра увела Серебрякова обратно в каюту, где их действительно ждал чайник. С носика шёл горячий пар. Со вчерашнего вечера оставалось немного галет. Есаул обдумывал план прорыва, как он выразился, английской границы. Решили не идти в первых рядах, а подождать, пока глаз у караульных замылится, они подустанут и будут, возможно, менее дотошны и внимательны.

… Орефьев-Серебряков и Александра медленно продвигались в очереди беженцев, пытаясь уловить в действиях инспекции счастливую комбинацию – «трое прошли, а этот нет». И снова «раз-два… три? Стоп, назад!». По мере приближения к карантинному караулу Аля всё крепче прижималась к Василию, а тот напряжённо всматривался в лицо инспектора. Рядом стояли Егор Дмитрич и его помощник Степаныч. Англичанин заметил Серебрякова и Александру, окинув их надменным взглядом.  Впереди оставалось человек десять.