ДВА ОРЛА. Сказ о старом солдате

               
   На высокой скале, вблизи горного аула, жил огромный одинокий орел. Когда он там появился, никто в ауле не знает, потому  рождаясь,  каждый из жителей  уже знал о его существовании. Разные истории придумывали люди.
    Одна из них гласила  о том, что он  - хранитель аула, и послан всевышними силами. Эта версия понравилась людям больше остальных. Они приветствовали летящего орла, желая ему хорошего дня и сил его крыльям. И даже  имя ему дали: Мухаммед. Одна особенность была в поведении орла: он не крал ягнят. Никто не знает, почему,  но это действительно было именно так.
В ауле жили в основном старики. Их дети переехали жить в город, или, по крайней мере, в большие аулы, где есть школы, больницы, магазины; где подведены газ, свет и вода. Но летом, с началом каникул, здесь всегда  звенели детские голоса. Внуки с большим удовольствием приезжали в этот отдаленный аул. Они с радостью выгоняли овец в долину, «дрессировали» огромных кавказских овчарок, стороживших стадо,ну и  просто бегали по горам или в долине. И никто им не говорил:  «Не кричи!». «Не шуми!» Здорово!
   Вот и к Хасану, что жил на краю аула, приехал семилетний внук Коля. Он в этом году закончил первый класс, и чувствовал себя совершенно взрослым человеком. А еще отец наказывал ему: «Смотри, сын, ты теперь  мужчина. Не подведи меня, помогай дедушке».
   Старый Хасан давно жил один, и помощь шустрого, исполнительного мальчишки ему не была лишней.
Сейчас они сидели вдвоем в тени старой яблони, и Коля, прижимаясь щекой  к дедовой ладони, спросил:
- Дедушка, почему у меня русское имя?
- Эй! Зачем называешь меня русским словом! Говори, как надо: ата! – Хасан потрепал черные кудряшки внука.
- Нравится. Послушай, как красиво: де-душ-ка! – произнес нараспев мальчик. – Понимаешь, не у всех ребят в классе есть дедушка, а у меня есть! Во! – Он вскочил, вихрем пронесся перед дедом в лезгинке, и снова уселся рядом. – Я у папы спрашивал, почему меня так зовут,он не говорит. Сказал, что только ты можешь мне об этом сказать.
  Хасан задумчиво застыл в неудобной позе, обнимая внука. Он внимательно смотрел в одну точку, будто что-то рассматривал. Вот легкая улыбка коснулась его губ, и он заговорил, осторожно подбирая звуки к словам:   
   -Друг был у меня на фронте. Коля.
   - Русский?
   - Неее! Якут. Хороший парень. Наш комвзвода. Молодой, а умный – как аксакал! А как он пел! Тогда, летом сорок второго, тяжелые бои шли под Сталинградом. Жара стояла страшная! Нас фашисты просто смешивали с землей – у немцев было много и оружия, и снарядов, - они готовились к войне, а мы – нет, мы мир строили. Немцы периодически вели массированный огонь. Головы от земли не оторвать. Некоторые наши ребята не выдерживали, выскакивали из окопов и бежали под пули.
- Зачем они так делали? В окоп надо, в окоп! – вскочил мальчик.
   - От страха. Страх ум забирал. Мамку звали и бежали. -  Хасан все так же сидел неподвижно, глядя в одну точку, как бы пытаясь рассмотреть что-то в ветвях старой яблони. - Перерывы в обстрелах были короткими, а мы садились с ним рядом, и начинали петь. Я свои песни, он – свои. Почти шепотом – шуметь-то нельзя было! Знаешь, какие у них интересные песни! Вай-вай-вай! Даже передать не могу!А когда начинал петь те, что по радио передают – так вместе с ним весь окоп пел. Тоже шепотом.Нас с ним дразнили «Кавказ-Якутия».
 И, обращаясь к внуку, спросил:
-  Знаешь такую песню: «Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч…»?
   -Знаю! Знаю! – Коля аж подпрыгнул от радости.
   Так вот с этой песней у нас такой случай был! Ни в каком кино такого не видел! Ребята наши, артиллеристы, взяли небольшую высотку, закрепились там, и вели обстрел. Выгодная позиция, хоть как-то удерживали немцев. А здесь у них закончились снаряды. Немцы окружили их, ползут молча, не стреляют, видимо, живьем хотят взять. А нам из окопов высунуться не дают. И тут Коля  начинает петь:
- Синенький скромный платочек... - Сначала тихонечко, потом громче, громче! Слышит, что его ребята поддержали, вскочил на кромку окопа – и во весь голос!
Представляешь, поднялась пехота – и с этой песней в атаку! Отбили наших артиллеристов! И потери, можно сказать, минимальные: раненых, конечно, немало, не меньше десяти человек, а убитых – ни одного!
Хасан рассмеялся, и уже сквозь смех произнес с сарказмом:
-  Немцы так растерялись, что стрелять перестали. Они же нас за дурачков считали! Думали: раз, два – и в Москве!
 С каждым словом его голос крепчал, он говорил все громче, громче! И, наконец, потрясая в воздухе кулаками, перешел на злобный рык:
   - Уууу! Шайтан вас забери!
  Мальчик  зачаровано слушал деда. Коле трудно было представить его молодым, без седой бороды, но зато в гимнастерке – запросто! Ведь дед каждый год, девятого мая  надевал свою солдатскую гимнастерку с прикрепленными наградами, брал в охапку черную бурку и папаху и шел на гору, что немного ниже орлиного гнезда.
Здесь он надевал бурку, затем – папаху, и, широко расставив ноги, медленно начинал петь лезгинку. Сильный, красивый баритон, не потускневший с возрастом,  плыл между гор,завихряясь в лощинах, впадинах и  расстилаясь в долине. Голос креп, звук становился все сильнее, гуще. Человек славил природу, солнце и жизнь! В ауле знали: старый солдат разговаривает с братьями. В такие минуты никто не смел шуметь, или кричать. К Хасану и к его памяти   относились очень уважительно.
   Лезгинка набирает силу, она летит вверх, к гнезду орла, который в это время неподвижно зависает над Хасаном. А он  резким движением плеча сбрасывает на камень бурку, и горы любуются танцем, похожим на полет орла. Ноги его двигаются резко, руки – крылья,  сам он плывет по горе в танце. Танец без музыки. Музыка в сердце. Слезы застилают глаза. Это не жалкие слезы слабого человека, - это слезы радости от того, что он жив! Слезы злости на все то, что ему пришлось перенести! Слезы отчаяния, что не может он повернуть время вспять, не может вернуть на землю своих братьев – солдат, ушедших такими молодыми!
Все это время орел, расправив крылья, парил над Хасаном, как бы вторя его танцу. Ни одного взмаха крылом, как будто на одном дыхании, он кружил, кружил, кружил…  И горы любовались  полетом двух орлов: человека и птицы, не потерявших память, не растерявших своего достоинства.
    Потом Хасан садился на бурку и мягко, красиво начинал петь:
   - Синенький скромный платочек
     Падал с опущенных плеч.
     Ты говорила, что не забудешь
     Ласковых, радостных встреч
 Песня плыла, плыла и ширилась. Ее замечательная мелодия звучала немного необычно, с кавказским оттенком. Вот песня  будто мягким покрывалом накрыла горы, долину, протекающую неподалеку горную реку, накрыла летящего орла, и все поднималась ввысь, очаровывая все вокруг своей красотой и нежностью.