Пазл третий. Между нами осень

Для Игры Светлой Ночки "Этюды 7"
тема 4, "Мужчина и Женщина"
http://proza.ru/2025/09/19/178


               Здравствуй, Пашка.
               Написала и подумала: много ли осталось тех, кто когда-то так называл тебя…
               Спасибо за письмо. Честно сказать, не ожидала.

               У меня за окном – поздняя осень. С почерневших веток деревьев падают тяжёлые капли дождя, дворники собирают в огромные кучи скукожившиеся, в коричневых пятнах листья. Потом приедет грузовик, вывезет их за город, на мусорный полигон…

               А я вспоминаю весну. Мы сидели в кинотеатре на последнем ряду, ты держал мою руку. Или это я держала твою ладонь, водила пальцем, нащупывая бугорки ума, воли…
               Много позже ты написал: «Я тогда уже много знал «об этом». Понимал, что могу поцеловать тебя, и сдержанно гордился своим благородством, тем, что не делаю этого».
               Дурак ты, Пашка.  И чёрт бы побрал твоё благородство…

               Лето, жара… Выгоревшие на южном солнце волосы, короткий, ничего не скрывающий ситцевый сарафанчик; волны Чёрного моря, разбивающиеся о поросшие мхом прибрежные валуны… Ласты и маска для подводного плавания в руках – для форса, чтобы ты посмотрел и позавидовал.
               Такую фотографию я послала тебе в армию.

               Потом выяснилось: из армии ты написал всем девчонкам–однокурсницам, и только одна из них тебе ответила…  Она вздыхала и замирала от ужаса, когда ты писал о снежных буранах в степи, о дежурствах на Новый год и пропавшем с поста, когда ты заснул, телефонном аппарате. Впрочем, несколько суток гауптвахты за утерю казённого имущества произвели на тебя значительно меньшее впечатление, чем восемнадцатилетние девчонки в шуршащих атласных юбках с дочерна подведёнными глазами, приглашающие солдатиков на танцы.
 
               «Прикинь, они думали, что я их ровесник. Боюсь, пять лет учёбы в институте никак не повлияли на мой интеллект и не отразились на лице…» — писал ты.
               А я смеялась: от чего ты точно не умрёшь, это от избытка скромности. Впрочем, мы оба тогда, не в пример сегодняшним, казались себе такими умными… И отчаянно спорили не о любви, а об Анне Карениной, Мастере и Маргарите.

               Я восхищалась эпизодом, когда Маргарита летала на метле и крушила всё в квартире Латунского.
               В ответ получила: «Анастасия, я ещё в институте подозревал: ты немножечко ведьма, но что до такой степени кровожадна – не ожидал».

               Прости, Пашка, ты был отчаянным бабником. Но глубоко запрятанный в твоей душе романтик восхищался тем, что Маргарита готова ради любви даже умереть. До сих пор помню, ты писал: «Она ведь даже почти не испугалась, когда Азазелло отравил ее с Мастером, сердце на секунду дрогнуло, но только на секунду. Да что смерть – она даже решилась первой заговорить с незнакомым мужчиной, спросив, нравится ли ему ее букет цветов. Одного не могу понять: что они обе, Каренина ли, Маргарита нашли в объектах любви?»

               Ну нет, букетиком цветов меня тогдашнюю было не пронять…

               «Что нашли, спрашиваешь? И правда, красивы, обеспечены, вся вина Каренина в том, что «трещит пальцами», а о муже Маргариты Булгаков и этого не пишет… Только душа жаждет чего-то другого. Маргарита день за днем придумывает себе это «другое», да вот беда – нет объекта. В конце концов, раньше или позже он все равно должен появиться. И, не выдержав томления «отсутствия любви», она спрашивает первого встречного: «Вам нравятся мои цветы?». Разве не ты когда-то писал, что «просто хотелось считать себя влюбленным». Думаешь здесь решимость нужна, смелость? Скорее, порыв, отчаяние, что этого вообще никогда не дождешься.
               Так бывает: нашла женщина себе звезду на небе, поверила в нее, а потом не звезду, сама себя потеряла. И не просто пустота внутри, вакуум такой, что удивляешься, как это тебя на кусочки не разрывает… Волшебный крем Азазелло несёт освобождение от всего наносного: от быта, всяких «можно», «нельзя»…  Он словно метла, которая долго пылилась в кладовке, а потом вдруг с треском вышибает дверь. И окружающие шепчутся: «Да как же она могла…»

               Ты удивлялся: «Анастасия, неужели ведьмы так проницательны? Ты-то откуда это знаешь?»
               Ты же не знал, что я уже давно придумывала свой большой и толстый роман, герои которого были для меня не менее реальны, чем однокурсники. И про любовь моих героев я, ещё ничего толком не зная о жизни, знала всё…

               Из армии ты вернулся с женой.
               Сегодня уже не страшно признаться, что крем Азазелло – весьма дефицитная вещь, и без него ведьмам очень плохо. Хотя со временем всё проходит.

               Тридцать пять лет прошло с тех пор. И твоей старшей, Леночке уже тридцать шесть… Мои помладше, но, в общем, тоже – давно не дети.

               В твоём сегодняшнем письме - отсканированные фотография девочки с ластами в руках и пожелтевшее, порванное на сгибах моё письмо в армию.
               Ты наконец собрался с духом, разобрал коробку оставшихся после мамы писем и фотографий. Среди других писем, ваших с братом детских фотографий, рисунков твоя мама хранила и фотографию девочки, и её письмо, на которое ты всё «собирался ответить, да так и не ответил»… «Скорее всего, завалялось в рюкзаке среди всяких дембельных альбомов и прочей чепухи», – пишешь ты. Паша, я очень благодарна твоей маме за то, что сохранила нашу далёкую юность. Светлая ей память.
               Вот и всё, Пашка. Будь счастлив.


Иллюстрация: Анна Ковальчук в фильме "Мастер и Маргарита", 2005 г., режиссер и сценарист Владимир Бортко.