1. Комсомол - не просто возраст...

ВЫШЕ ЛЕЙТЕНАНТА
ИЛИ
КУРС НА ГЕНЕРАЛЬСКИЕ ВЫСОТЫ


БЛАТ ИЛИ ПРОТЕЖЕ?

В кадрах решают всё...


Фраза в эпиграфе, в отличие от сталинского «Кадры решают всё!», не является общеизвестной цитатой. Это скорее разговорная и ироничная интерпретация, которая отражает определённые реалии жизни и трудоустройства. Она используется в ситуациях, когда формальные требования и личные связи оказываются важнее профессиональных качеств, что является проявлением несправедливости, кумовства или бюрократических препон.
В народе эту систему метко окрестили словом «блат», которое несёт в себе корни польского слова «взятка» и немецкого «бумажные деньги». Существуют различные версии о времени его возникновения: от эпохи дефицита и теневой экономики до советской лагерной системы. Вместе с тем, этимология слова восходит к более ранним периодам, в частности, к эпохе правления Петра I и Екатерины II. Слово «блат» впервые зафиксировано в 1908 году в словаре В. Ф. Трахтенберга «Блатная музыка - жаргон тюрьмы».
В русском языке, это слово приобрело устойчиво негативную коннотацию, обозначая использование связей и привилегий в корыстных целях.
В советское время, начиная с середины 1960-х годов, это было уже не просто слово, а целая философия жизни, которая стала активно проникать во все сферы нашей жизни. От устройства на работу без опыта до получения дефицитного товара - всегда находился тот, кто «помогал по знакомству» и небескорыстно. Это такая невидимая паутина, которая связывала людей и позволяла им обходить очереди и формальности.
Я столь подробно остановился на характеристики слова «блат» для того, чтобы противопоставить ему другое слово, с которым его зачастую путают, применяя как синоним. Это слово «протекция», - поддержка, покровительство, которые оказывают при продвижении по службе и в карьерном росте. Лицо, которому даётся протекция, называется по-французски «протеже», а человека, оказывающего кому-то протекцию, называют покровителем или покровительницей.
Но блат и протекция - это абсолютно разные понятия.  И основное отличие между ними в том, что блат связан с использованием связей в негативных целях, а протекция - с поддержкой и содействием в карьерном росте.
И то, о чём пойдёт дальше речь - это и не служебный протекционизм ради предоставления преимуществ по признакам родства с целью получения каких-то доходов или корыстной выгоды. 
В моём случае назначение на командно-политическую должность в самом училище не являлось моим преимуществом перед выпускниками, убывающими в другие воинские части. Почему? Потому что специальность, которую они получали по окончании училища, была и остаётся одной из наиболее востребованных как в военной, так и в гражданской сферах, не зря конкурс при поступлении в училище был одним из самых высоких в СССР:10-15 человек на место.
Поэтому никто и не стремился остаться в училище и продолжить службу на командно-политической должности, предпочитая служить в войсках по дипломной специальности.
Действиями сторон не руководила корысть, ведь финансовая выгода не была целью ни для кого. Более того, я наивно полагал, что училище в моём лице получит молодого, полного амбиций офицера, который вдохнёт жизнь и свежие идеи в работу с курсантами.

.................................

ПЕРВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Генерал - это не звание, а сказка,
а лейтенант - это красивая сказка.

Итак, после окончания училища меня зачислили в резерв управления Министерства обороны, которому подчинялось учебное заведение. Отгуляв первый офицерский отпуск, я отправился в отдел кадров этого управления для получения назначения. Туда же прибыл и мой тесть - отец Ольги. Начальником отдела кадров управления был полковник, который ещё до моего поступления в училище возглавлял его политотдел. Он принял моего тестя с большим радушием. Полковники, обнявшись как старые приятели, скрылись за дверями кабинета.
Через несколько минут дверь кабинета распахнулась, и офицер-сотрудник отдела кадров пригласил меня войти. Я, слегка нервничая, шагнул внутрь. Начальник отдела кадров жестом указал мне на стул, стоявший у небольшого приставного столика. Я послушно устроился, стараясь не выдать своего волнения.
- Николай Фёдорович, - обратился кадровик к моему тестю - а может быть ему в войсках обтереться, чтобы понять дух армейской службы?
- Так он из служивых - ответил тесть. - Два года в учебном полку в Солнечногорске: до старшего сержанта дослужился.
Кадровик задумчиво погладил свою гладко выбритую щеку. Его взгляд скользнул по моему лицу, словно пытаясь прочитать там что-то важное.
- Старший сержант, говоришь? - протянул он, и в его голосе послышалась нотка интереса. - Это уже кое-что. А в училище на какой должности числился?
Я почувствовал, как напряжение немного отступает, уступая место уверенности.
- Заместителя командира взвода, товарищ полковник, - ответил я, стараясь говорить чётко и ровно. Тесть кивнул, подтверждая мои слова.
 - Да, и с отличием закончил училище - добавил он.
Кадровик снова кивнул, теперь уже более одобрительно.
- Понятно, понятно, - пробормотал он, делая пометки в какой-то карточке. - Значит, опыт руководства и обучения у вас уже есть. Это ценно. А как вы относитесь к дисциплине? Строгому порядку?
Я не колебался ни секунды.
- Я считаю, что дисциплина - это основа всего, товарищ полковник. Без неё ни в армии, ни в жизни ничего не добиться. Я привык выполнять приказы и требовать того же от подчинённых.
В кабинете повисла короткая пауза. Я чувствовал, как моё сердце бьётся чуть быстрее, но старался сохранять спокойствие.
- Это очень важно, поскольку мы вас назначаем командиром курсантского взвода. А командир - всему голова и пример.
- Уже согласовано с руководством училища и лейтенанта будут рекомендовать на должность секретаря комитета комсомола вновь организованного батальона - пояснил тесть.
- Решил перейти на политическую работу - это весьма похвально - сказал начальник отдела кадров и одобрительно кивнул головой.
Я слегка наклонил голову, стараясь не выдать своего волнения.
- Благодарю за доверие, товарищ полковник, - произнёс я, обращаясь к начальнику отдела кадров, стараясь придать голосу уверенности. - Я приложу все усилия, чтобы оправдать возложенные на меня надежды.
Начальник отдела кадров снова кивнул, его взгляд был проницательным, и в нём читалось удовлетворение.
- Именно так. Политическая работа - это одна из основ боеспособности армии. Поверь мне, как бывшему фронтовому комиссару. Твоя задача будет не из лёгких, но и награда будет велика - служение Родине и партии. Мы рассчитываем на твою зрелость и ответственность.
Я почувствовал, как напряжение немного спадает, уступая место новому, более глубокому осознанию. Это был не просто карьерный рост, это было приглашение стать частью чего-то большего, чем просто военная служба.
- Понимаю, товарищ полковник, - ответил я, уже более твёрдым голосом. - Готов к этой работе и сделаю всё, что в моих силах, чтобы достойно выполнять поставленные задачи.
Тесть улыбнулся, его глаза светились гордостью.
- Вот это правильный настрой. Я уверен, что и в этой роли ты себя проявишь. А мы поможем тебе в карьерном росте.
- До полковника дорастим,Николай Фёдорович, а дальше - пусть сам. - Тесть кивнул в знак согласия. - В училище ведь есть и генеральская должность. Добро пожаловать в ряды тех, кто формирует будущее. Уверен, мы с Николаем Фёдоровичем не пожалеем о твоём назначении.
Начальник отдела кадров встал, протягивая мне руку. Я пожал её, чувствуя тёплое рукопожатие и ощущая вес новой ответственности, которая легла на мои плечи. Впереди был новый путь, полный вызовов и возможностей, и я был готов его пройти.

.................................

...Отправленный в распоряжение начальника родного училища, на следующий день уже в восемь часов утра я дежурил у его кабинета, чтобы представиться по случаю назначения на должность.
- Смирно! - донеслась команда дежурного по училищу. Это значило, что через несколько минут, поднявшись по лестнице, генерал появится в коридоре.
О моём существовании он знал - был самым почётным гостем на нашей с Ольгой свадьбе. До сих пор помню его тост, когда он, подняв перед собой правую руку с перебинтованным указательным пальцем произнёс шутливую, но предупреждающую фразу:
- Помни, сынок, - прогремел он, окатив меня взглядом своих пронзительных, серых глаз, - офицерская жена - это не просто красивая кукла в мундире. Это стальной тыл, верный соратник и, если потребуется, - добавил он, понизив голос до хриплого шёпота, - самый надёжный защитник. Береги её, цени её, и тогда она будет твоей опорой до конца дней. А если нет… - он многозначительно посмотрел на свой перебинтованный палец, - то пеняй на себя.
Гости разразились смехом, но я почему-то не смеялся. В словах генерала чувствовалась не только шутка, но и стальная решимость, закалённая годами службы. Я посмотрел на Ольгу. Она улыбалась, но в её глазах тоже мелькнул какой-то странный, едва уловимый блеск. В тот момент я понял, что моя жизнь больше никогда не будет прежней. Я стал частью чего-то большего, чем просто семья. Я стал частью фронтовой офицерской семьи, со своими неписаными законами, традициями и, как я начинал подозревать, - своими секретами. И генерал, с его перебинтованным пальцем, был хранителем этих секретов.
После свадьбы мы несколько раз ещё встречались с генералом и его супругой в гостях у моего тестя с тёщей. Но это были встречи за праздничным столом, а сейчас мне впервые в жизни надлежало представляться по-офицерски по случаю назначения на должность.
Сердце колотилось, как у пойманной птицы. Я чувствовал, как предательски потеют ладони, несмотря на прохладу коридора. Поправив китель, я ещё раз одёрнул ремень, стараясь придать себе максимально собранный вид. В голове снова и снова прокручивал слова представления, боясь запнуться или перепутать порядок слов: «Товарищ, генерал! Лейтенант Шиловский, представляюсь по случаю назначения на должность командира взвода».
Шаги! Чёткие, уверенные, отдававшиеся гулким эхом в тишине коридора. Они приближались, и вместе с ними нарастало напряжение. Я вытянулся в струнку, словно натянутая тетива лука, готовый выстрелить безупречным докладом.
Вот он! Генерал. Невысокий, но подтянутый, с волевым лицом, обрамлённым сединой волос. Взгляд его был пронзительным, оценивающим. Он скользнул по мне, задерживаясь на погонах, на лице, словно сканируя.
Я выдохнул и, собрав всю волю в кулак, выпалил было:
- Товарищ генерал! Лейтенант Шиловский...
- Вольно, лейтенант - остановил меня генерал. Он протянул ко мне руку.
- Здрав жлам тарщ грал! - словно автоматной очередью выстрелил я, произнеся всего четыре слога из полагавшихся двенадцати, и ухватившись за генеральскую руку как за соломинку. Ещё со срочной службы в школе сержантов я знал, что приветствие, состоящее из четырёх слогов, звучит более мощно и выразительно, чем его уставной аналог.
Мой первый командир взвода фронтовик капитан Соколов, преподававший нам азы командирского тона, демонстрировал этот феномен на практике. В ленинской комнате на столе он ставил зажжённую свечу и предлагал каждому произнести перед пламенем свечи с одинаковым усилием «Здрав жлам!» и «Здравия желаем!». В первом случае свеча чуть ли не гасла, а во втором - лишь слегка отклонялась.
Я полагал, что краткое приветствие, как учил капитан Соколов, придётся генералу по душе. Однако я упустил из виду, что наставления капитана касались группового приветствия, исполняемого целыми подразделениями. Поэтому реакция генерала на моё одиночное «Здрав жлам!» была вполне предсказуемой.
Его взгляд, словно прожектор, пронзил меня насквозь, заставив почувствовать себя не более чем пылинкой, случайно залетевшей в его безупречно отполированный мир. Тишина, повисшая в воздухе, стала оглушительной, и я уже готов был провалиться сквозь землю, когда из его уст раздался низкий, рокочущий голос, который, казалось, мог сотрясать стены казармы.
- Лейтенант, - произнёс он, и каждое слово было отчеканено с такой точностью, что казалось, будто оно высекается из гранита, - вы, кажется, забыли, что в армии существует определённый порядок. И этот порядок начинается с уважения к форме, к званию, и, осмелюсь заметить, к самому приветствию. Ваше… «здрав жлам»… - это что, новый вид боевого клише?
Я почувствовал, как краска заливает моё лицо, и только смог выдавить из себя:
- Никак нет, товарищ генерал! Ошибка моя! 
Генерал лишь приподнял бровь, и в его глазах мелькнул едва уловимый огонёк, который мог означать как гнев, так и, возможно, даже лёгкое, очень лёгкое веселье. Я лишь мог надеяться на последнее. И не зря. Генерал обнял меня за плечи и произнёс:
- Я вижу, ты волнуешься. Всё нормально.  Поздравляю, ты вновь в родных стенах - очень дружелюбно, как-то по-отечески сказал он.
Я почувствовал, как напряжение, сковавшее меня с момента появления генерала, начало медленно отступать. Его слова, его тон - всё это было так неожиданно, так не соответствовало моим ожиданиям. Я готовился к суровому допросу, к чему угодно, но не к такому приёму.
- Спасибо, товарищ генерал, - пробормотал я, всё ещё не веря своим ушам. - Я… я очень рад вернуться.
Генерал слегка улыбнулся, и эта улыбка смягчила суровые черты его лица. Он отпустил мою руку и жестом пригласил пройти в кабинет.
Беседа в кабинете была непродолжительной, но весьма поучительной. Он расспрашивал меня о моей семье. Очень внимательно слушал мой рассказ об отце-фронтовике и дедушке - руководителе подполья в Молдавии в период немецко-фашистской оккупации.
Генерал кивал, задумчиво поглаживая подбородок. В его глазах мелькало что-то, напоминающее уважение, смешанное с лёгкой грустью.
-  Сильные у тебя корни, - пробормотал он скорее себе, чем мне. - Такие корни трудно сломить.
Он перевёл взгляд на лежащую на столе книгу.
- А теперь, о твоём ближайшем будущем, лейтенант. Оно будет строиться под руководством начальника политотдела. В перспективе не исключаю, что когда-нибудь ты возглавишь училище или станешь одним из его руководителей. Семейную традицию надо же продолжать, не правда ли?
Он замолчал, давая мне время осознать услышанное. В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь тихим тиканьем часов на стене. Я ждал, затаив дыхание, готовый принять любой вызов. В конце концов, я был сыном и внуком тех, кто не отступал перед лицом врага.
- Если заслужу, то почему бы и нет, товарищ генерал - осмелев произнёс я. - Стать генералом - это нормальные амбиции лейтенанта, находящегося в начале офицерского пути. Я не лишён профессионального честолюбия. Но это если буду достоин такой чести.
- Прекрасно, Виталий Петрович. Именно такого ответа я и ожидал. Честолюбие - это двигатель прогресса, но оно должно быть подкреплено усердием и преданностью делу. Твоя семья и семья Ольги - это пример того, как служение Родине может стать делом всей жизни. И я уверен, что ты продолжишь эту славную традицию. Начальник политотдела уже проинформирован о твоём назначении. Он поможет тебе освоиться, введёт в курс дела. Не стесняйся обращаться ко мне с любыми вопросами. Помни, что твоё будущее в твоих руках, но и мы готовы поддержать тех, кто готов служить и развиваться.
Генерал кивнул, его взгляд стал более мягким, но не менее проницательным. Он встал из-за массивного стола, протягивая мне руку. Я пожал её двумя руками.
- Разрешите идти?
- Да, в добрый путь, лейтенант Шиловский.
Я отдал честь, стараясь, чтобы рука двигалась чётко и уверенно, хотя внутри меня всё бушевало. Генерал, казалось, уловил это, едва заметно улыбнувшись уголками губ.
- И помни, Виталий, - добавил он, когда я уже повернулся к двери, - я буду за тобой следить. Удачи тебе. И вперёд, к начальнику политотдела!
Я кивнул, вспомнив его забинтованный палец, которым он мне грозил на свадьбе. Улыбка невольно расцвела на моём лице, когда я вспомнил эту ситуацию. Взгляд генерала, полный озорства и искренней заботы, мгновенно заразил меня. И вот уже я смеюсь в штабном коридоре, не в силах сдержать этот порыв.
Мимо проходивший старший офицер в недоумении спросил:
- Ты от генерала?
Я кивнул головой.
- Он что, смешной анекдот рассказал?
- Нет.
- А что же тогда? Обычно оттуда все выходят с красными ушами и дрожащими конечностями, а ты заливаешься смехом.
Я вытер слезы, которые выступили от смеха, и, пытаясь отдышаться, ответил:
- Он просто... он просто пригрозил мне пальцем и напомнил, что даже в самые серьёзные моменты жизни есть место для чего-то светлого. И это, знаете ли, куда ценнее любого анекдота.
Старший офицер задумчиво почесал затылок, его брови слегка приподнялись. В его глазах промелькнуло что-то похожее на удивление, смешанное с лёгким любопытством. Он, казалось, пытался разгадать какую-то сложную военную стратегию, но вместо карт и планов перед ним была лишь моя необъяснимая радость.
- Светлого, говоришь? - протянул он, словно пробуя слово на вкус. - Ну, что ж, если генерал умеет дарить такое «светлое», то, может, и мне стоит заглянуть к нему на огонёк с докладом о проделанной работе. Только, боюсь, его палец меня пригвоздит к стенке - он усмехнулся, намекая на свою собственную, возможно, менее удачную встречу с генеральским гневом.
Я лишь пожал плечами, чувствуя, как волна позитива, исходящая от генерала, продолжает согревать меня. Ефим Егорович - так позволил мне генерал себя называть в неслужебной обстановке, -  несмотря на свой двухзвёздочный генеральский чин и суровый вид, обладал редким даром - видеть в людях не только исполнителей приказов, но и живых существ, способных на искренние эмоции. И эта встреча, завершившаяся воспоминанием о забавном свадебном случае, превратилась в напоминание о том, что даже в армейской казарме, среди строгих правил и дисциплины, можно найти место для человечности и доброго юмора.

.................................

 «Буду за тобой следить» - как оказалось, эта фраза была произнесена генералом не для красного словца.
С тех пор моя жизнь превратилась в постоянное поле зрения, где каждый мой шаг, каждое моё движение, каждое произнесённое слово проходило через невидимую призму его неусыпного контроля. Информация обо мне стекалась к нему отовсюду: как от случайных наблюдателей, так и от офицеров, слывших в училище его глазами и ушами. Нередкими информаторами были представители гражданского персонала: преподаватели и иные работники учебных кафедр.
Особенно преуспела в этом молодая сотрудница одной из кафедр, испытывавшая ко мне недвусмысленные чувства. Я не знал об этом. Мы много раз встречались с ней в различных местах и компаниях, но она, что называется, ни сном, ни духом, ни разу не заговорила со мной, не попыталась объясниться. Всё, как бы исподтишка... Чего она добивалась, информируя генерала обо мне, до сих пор непонятно.
Как потом выяснилось - это она звонила мне в день нашей свадьбы с предупреждением о неверности моей невесты.

.................................
 
Мне тогда стало понятно, что генерал, ввиду дружеского расположения с моим тестем, взял надо мной опеку. Его методы, отточенные годами службы, были столь изощрёнными, что я до сих пор не могу вычислить многие источники информации. Он умел находить лазейки там, где их, казалось бы, быть не могло, и использовать самые неожиданные ресурсы для достижения своих целей.
Я вдруг стал замечать странные совпадения, необъяснимые утечки информации о моих личных делах, которые, казалось бы, не могли выйти за пределы узкого круга моих доверенных лиц. Мои новые знакомые, с которыми я делился самыми сокровенными мыслями, вдруг начинали вести себя настороженно, их взгляды становились уклончивыми, а ответы - расплывчатыми.
Получается, что генерал не просто следил. Он формировал. Он направлял. Он, словно искусный кукловод, дёргал за невидимые ниточки, чтобы моя офицерская жизнь развивалась по сценарию, написанному им самим вместе с моим тестем.

.................................

Продолжение http://proza.ru/2025/11/14/901