Квестер. Часть 2. Глава 16

Пахан, очнувшись ото сна, даже не поглядел в ту сторону, где ещё недавно была «спираль». Он поднялся на ноги и побежал напролом, через сплетения сосновых веток и кустарников, разрывая и так уже некрепкую одежду, не зная ни цели, ни направления своего бега. Минут через пятнадцать, после бесчисленных случайных поворотов, он наткнулся на дерево с зарубкой на стволе. Пахан остановился и долго смотрел на зарубку, испытывая странные ощущения: после всего произошедшего, вчерашняя отметина воспринималась им почти как наскальный рисунок какого-то очень древнего человека – казалось, что давным-давно, годы назад шли они по этим зарубкам туда, на поиск иных людей, шли сильные, вооружённые, уверенные…. И вот, снова он у этой зарубки – без охраны, без «луча», одинокий и совершенно беззащитный. А ведь прошла только одна ночь. Одна ночь…. Наконец он опомнился, осмотрелся, определил направление и пошёл на юг, выискивая на стволах сосен другие зарубки. Он возвращался той же дорогой, что и шёл сюда, но возвращался побеждённый, лишенный прежней силы, дрожащий от страха…

А в лагере его наверняка ждал Шамиль. «Конечно же, – думал Пахан, – этот гад не преминет воспользоваться положением и захватить власть. Хорошо ещё, если он сохранит мне жизнь!». С другой стороны, Пахан понимал: не возвращаться в лагерь нельзя: одному, да ещё безоружному, здесь долго не протянуть. 
Выбора не было, и это было плохо, и гадкий оскал чеченца всё время стоял у него перед глазами, и никакой идеи не приходило в переполненную недавними страхами голову. Пахан просто шёл, стремясь как можно дальше удалиться от того жуткого места, где погибло всё его могущество.

***

За то время, пока Пахана и его ребят не было, «бараны» по приказу Шамиля построили высокий забор из срубленных сосновых стволов, окружив им территорию, значительно большую, чем требовалось для лагеря. Эта огромная работа не была бессмысленной: во-первых, «бараны» строили укрепление, создавали себе защиту, и это уменьшало их страх перед Слугами Сатаны, а во-вторых, сам процесс строительства, сама работа не давала страху перед «шайтановыми слугами» вновь перерасти в панику. «Бараны» работали неистово и частокол был полностью готов уже через четыре дня. За это время они вырубили изрядное число деревьев, очистив проход к реке, что и сыграло роковую роль в их дальнейшей судьбе.

«Земляное цунами», набрав скорость и мощь в степи, подошло к лагерю волной огромной высоты и страшной силы. Если бы стоянка каравана находилась подальше от Реки, то эта волна, как высока она не была, прошла бы под ними, не причинив особенного вреда. Но близость к отвесным берегам реки оказалась для каравана губительной. Вначале людей и строения подняло на огромную высоту, а затем понесло на гребне земляной волны к Реке. Удержать людей было нечему: деревья по всей площади лагеря были срублены. Поэтому всё, что находилось за частоколом: гражданских и солдат, строения, оружие, припасы, единственную лошадь – со скоростью поезда донесло до берега и бросило в бурлящие воды. Сомкнувшиеся над ними пласты почвы с правого и левого берега Реки обрушили на головы людей камни, стволы деревьев и остатки их же собственных построек, всё смешивалось в водоворотах, людей затягивало на дно, уносило вниз по течению, било о берега и бревна…. Через пару минут только несколько тел, застрявших в прибрежных кустах, осталось на месте катаклизма. Остальных унесла взбесившаяся Река.

Река в Бестерленде появлялась из ниоткуда и впадала в никуда. В проекте ландшафта Нового мира, естественно, было море, куда должна была впадать Река. Реки вообще обязаны в конечном итоге впадать в моря. Но Бестерленд находился в стадии создания, его территория прирастала сразу со всех сторон, прибавляя в день по несколько фрагментов по окружности, да ещё – расширяясь изнутри. И «море» Бестерленда увеличивалось медленно, представляя на то время только узкую полоску воды, после которой начиналась пустота. Река впадала в эту полоску и, даже не завершив своего бега, обрывалась в Ничто, бесследно исчезая. Вместе с ней отправлялось в небытие всё, что доплывало по волнам до «моря».

Дико кричащие, молящие о помощи обитатели лагеря, сброшенные земляной волной в волны речные, неслись в бушующей реке навстречу морю уже много часов.

***

Деда Пихто, уже несколько дней наблюдавшего чудо рождения моря у самого «края земли», катаклизм, конечно, напугал не на шутку: старик решил, что пришёл его последний час, и Слуги Сатаны добрались-таки до его несчастной душонки. Но на «краю земли» волна «цунами» была значительно ниже, а Пихту-то и вовсе не задела. Он оторопело наблюдал, как невдалеке вздыбливается лес, как сталкиваются берега реки, как по её руслу, будто огромный ошалевший зверь, в море несётся огромная волна. Но колоссальная стена воды, со страшным грохотом в один прыжок перелетев созданную уже небольшую часть моря, беззвучно канула в Ничто, словно крошечная капля, не оставив после себя ничего, никакого следа.
 
Пихто перекрестился и собрался было уходить прочь от этого места. Однако Река не прекращала бурлить, и через вскоре старик, услышав отчаянные крики о помощи, вновь побежал к берегу. Он увидел, как за завесой брызг, в стремительном потоке грязной воды проносились мимо него отчаянно барахтавшиеся люди. Узнав нескольких из них, в том числе, орущего благим матом Ленина, Пихто понял, что Река несёт навстречу неминуемой смерти жителей Последней Обители. С ужасом наблюдал дед, как волны реки выбрасывали людей через узкую полоску моря в чёрное Ничто, где один за другим они бесследно исчезали.
 
На Пихту будто столбняк напал: он понимал, что надо помочь, но не мог двинуть ни ногой, ни рукой от сковавшего его страха. Наконец, пересилившие ужас сострадание и желание спасти хоть кого-нибудь сделали своё дело, и он бросился к воде. Подхватив здоровенную палку, выкинутую течением на узкую песчаную косу, он вытянул её поперек реки, крича: «Цепляйтеся, цепляйтеся, соколики! Вота, за палку ету, ага! Цепляйтеся, матерь вашу!» Но многие из несущихся по течению, объятые отчаянием и страхом, не видели и не слышали Пихту. Наконец кто-то, невидимый в мутных брызгах и пене, попытался ухватиться за конец палки... Увы, единственная его попытка оказалась неудачной и через минуту незнакомца не стало.

Другой житель Обители (боец, судя по камуфляжной форме), увидев Пихта и его палку, смог уцепиться за самый конец скользкой деревяшки. Но на него налетели ещё двое и своим весом сорвали беднягу со спасительного шеста. Рывок был такой силы, что Пихто упал на колени и едва не выпустил палку из рук. Он вновь развернул своё спасательное средство поперек течения, и, как только он это сделал – палку сильно рванули. Пихто среагировал моментально и потянул её на себя. Из воды показалась вначале рука, судорожно вцепившаяся в деревяшку, а затем – голова (пока ещё непонятно чья), которая крикнула: «Тяны!». Дед перехватил палку обеими руками и, словно волжский бурлак, пошёл вместе с ней, вытягивая того, кто повис на том конце. Взглянув вверх по течению, он вдруг увидел ещё двоих «братьев» из Обители, которых течение несло прямо на его спасательное средство. Пихто остановился, надеясь, что и они смогут уцепиться за палку. «Лишь бы дубина не сломалася! А я-то вытяну их, вытяну, ага!» – решил он, и, напрягши все силы, ждал момента. Однако и этим двоим не суждено было спастись: тот, кто держался одной рукой за конец палки, второй рукой вытащил пистолет и несколько раз выстрелил по приближающимся головам. Пули, хотя и не смогли убить плывущих «братьев», всё же сыграли свою смертельную роль: люди на несколько секунд потеряли ориентацию в пространстве, погрузились в воду, и их пронесло под палкой. Всплыв, они уже видели перед собой только чёрную полосу неизвестности…

А тот, кто так крепко держался за палку, снова крикнул: «Тяны!», и в этом крике Пихто уже явственно услышал кавказские интонации. Но… снова пошёл вперёд, хотя уже почти точно знал, КОГО он вытащит на берег.

Кроме Шамиля Пихто никого больше не спас.

***

– Ты что, скатына, мэнэ утапыть хатэл? – очухавшись, взревел Шамиль и засветил деду в ухо. Пихто упал, закрыл голову руками. – Старый баран, я тэбя… – чеченец долго орал, матерно ругался, угрожал, замахивался на Пихту, всячески оскорблял его, но больше ни разу не ударил. Слив свой страх в гнев, а гнев – в ругательства и угрозы, Шамиль, наконец, остыл. Он сел рядом с дедом, долго смотрел на реку, а потом сказал:
– Спасыбо, старык, канэшна!
Пихто пошевелился. Затем приподнял голову, сел. Они с Шамилем, ничего не говоря, посмотрели друг на друга. Дед медленно встал на ноги, отряхнулся, и пошёл прочь, вверх по течению. Здесь, на облюбованном им и безопасном «краю земли», он был уже не один. А это деда Пихту совсем не устраивало. Шамиль, увидя, что Пихто покидает его, вскочил и заорал в спину деду:
– Старык! Стой! Куда пошёл?
Пихто не остановился и не обернулся. Шамиль зарычал от злости и тяжёлыми быстрыми шагами пошёл вслед за дедом.

***

Тестер долго не мог догнать двух оставшихся «чистильщиков». Пока он вспомнил, что бежать практически без остановки в Бестерляндии можно сколько угодно, «чёрные рыцари» уже были далеко: они-то бегать умели. Но ярость и жажда мести прибавили Тестеру сил и через несколько часов он, возможно, уже смог бы «достать» ближайшего к нему «чистильщика» жёлтой стрелой делейтора. Однако, приглядевшись, Тестер увидел и в руках одного из «рыцарей» это смертоносное оружие. «Чистильщик» не бросил делейтор во время «земляного цунами», но и не использовал его для добивания оставшихся «райцев». Видимо, страх после произошедшей природной катастрофы был настолько силён, что напрочь стёр из памяти приказ об уничтожении «леваков».

Теперь Тестер понимал, что спешить со стрельбой в такой ситуации не нужно: он мог промахнуться, а вот «чёрный рыцарь» с его опытом – вряд ли. Бить надо было наверняка. И Тестер снова поднажал, понемногу сокращая расстояние до своей цели. Следующие полтора часа решили судьбу погони: Тестер приблизился к «рыцарям» практически вплотную и был готов стрелять, когда, внезапно остановившись, оба «чистильщика» синхронно повернулись к нему. Они стояли в каких-то десяти – пятнадцати шагах, и один из них держал в руках делейтор, оружие, способное в доли секунды смести с лица Бестерленда и Тестера, и любое другое цифровое создание. Правда, держал он его как-то не по-военному и ствол «пушки» был направлен в землю. Тестер остановился.

Они долго, нестерпимо долго смотрели друг на друга: пылающий жаждой мести Тестер и ошеломлённые неожиданно обуявшим их страхом «чистильщики». Затем один из них, тот, что был без оружия, медленно протянул руку к делейтору своего напарника. Тестер в ответ поднял свой децифровщик и прицелился. Ещё мгновенье – и оба «чистильщика» исчезнут в дьявольской пляске ядовито-желтого огня…
Но «чёрный рыцарь», взяв свой делейтор за ствол, коротким движением отбросил его в сторону, за низкие дорожные кустики. Тестер, чьё внимание всецело было поглощено движениями «чистильщика», проследил взглядом полет неопасной теперь уже «пушки», и вновь посмотрел в глаза «рыцарей».
 
Они были… полны слез: слезы каплями стекали по щекам, оставляя неровные бороздки на покрытой пылью коже. Взгляды обоих «чистильщиков» молили о пощаде, их трясущиеся губы шептали что-то неясное, руки дрожали. Один из них вдруг упал на колени и начал по-немецки... молиться, что ли?

Тестер опустил ствол. Расслабился. «Поздно! – подумал он. – Их смерть уже никого не вернёт!» И, видимо, маска гнева сошла с его лица, уступив место брезгливости: уж очень гадко выглядели эти растоптанные страхом вояки… «Чистильщики» уловили эту перемену и тот, что остался стоять на ногах, медленно-медленно начал пятиться назад, потянув за собой другого.
Тестер отвернулся и сделал вид, что рассматривает лес, находящийся справа от тропы. Когда он вновь повернулся к «рыцарям», их чёрные силуэты маячили достаточно далеко, у подножия одинокого холма. Они бежали что было сил, поднимая пыль своими большими сапогами.

На душе у Тестера было плохо. Совсем недавно он обрёл замечательных друзей. Несколько часов назад он их навеки потерял. А сейчас – отпустил их убийц. Он не понимал себя и не знал, что делать и как жить дальше. Находясь в каком-то глубоком ступоре, он поднял брошенный «чистильщиком» делейтор и медленно побрёл дальше по тропе – туда, куда умчались прощённые им «чёрные рыцари». Но, сделав несколько шагов, Тестер вдруг остановился, и упав на колени в дорожную пыль, зашёлся в рыданиях.

***

Была глубокая ночь. Тестер уже давно успокоился и то сидел у края тропы, слепым взором глядя в небо, то вставал и медленно шёл на запад, на немерцающий свет белой звезды. Он вспоминал. В его памяти оживал каждый день, прожитый им в Бестерленде, каждое здешнее место, где он успел побывать: Обитель с её сопливыми психами и жестокими охранниками, героический Дед Пихто, изрешеченный пулями охранников, дуб-великан, сражённый странной горизонтальной молнией, необыкновенный остров Филгудыча, невидимый ни на каких мониторах, красивые пейзажи «Лучшей земли», и, наконец, «Рай» с его удивительными обитателями.
Тестер вспоминал пережитые им события: горечь собственной «смерти» и бурную радость «воскрешения», сумбурный побег из Обители и удивительное спасение от погони, незабываемое конное путешествие и долгие задушевные беседы с новыми друзьями, весёлое строительство крепости и трагические сражения с «чистильщиками». Он вспоминал всё это, и в душе его воскрешались чувства и эмоции, и он то улыбался, то хмурился…, и как будто проживал всю эту короткую жизнь в Бестерленде снова и снова…

Всё-таки она была удивительна – эта «цифровая» жизнь. Удивительна не своим отличием от земной, не своими фантастическими возможностями и даже не бессмертием. Удивительной эту жизнь сделали люди, встретившиеся Тестеру здесь: Дед Пихто, Тюлефан Филгудыч, Хась, Док, Гласс, Шарль, Мэни и Омар, Тофик и Рафик, красавица Изабелла… Эту жизнь, эти новые возможности именно они наполнили новым смыслом, новым содержанием. Они искали и уже нашли здесь то, что безуспешно пыталось найти всё человечество в течении долгих веков жизни на Земле: они нашли вечное счастье чувствовать себя людьми.

Тестер вспомнил «лекцию» Гласса о «великой мечте человечества», о «свободном творчестве свободного разума», вспомнил ту неистовую уверенность, ту бескрайнюю радость с которой Гласс говорил им о том, что настала, наконец, эпоха торжества истинного прогресса, истинного интеллекта и истинного созидательства. Тестер вспомнил (с горькой улыбкой) о своём скептическом отношении к словам друга и о том, как они втроём с Хасем и Доком своей приземленно-жизненной философией развеяли по ветру глассовы надежды. Он вспомнил свою тоску по земной жизни, вспомнил о том, как не хватало ему в первые дни пребывания Бестерленде раскритикованных Глассом, но таких милых сердцу недостатков земного бытия…, и вдруг понял, что это была не его тоска, а тоска того, земного Тестера, с которым он, здешний Тестер имел всё меньше и меньше общего. Она, эта земная тоска по земному просто какое-то время ещё жила в нем, будучи уже не серьёзным чувством, а всего лишь привычкой.
 
А его тоска была иной… Она поселилась в сердце после страшной гибели очень близких ему людей – вместе с осознанием того, что он потерял не просто друзей – с их смертью исчез для него смысл жизни в этом мире.
Факелы, факелы, факелы… Линда и Павел, Жюль, Филгудыч, Гласс, Хась и Док, Шарль, Мэни, Омар, Тофик и Рафик, Изабелла… Они все мертвы. Даже больше – их просто нет, нет даже могилы, где они были бы похоронены… 

Вспоминая, оплакивая, рассуждая и вновь вспоминая, Тестер не заметил, как наступило утро. И только первый луч солнца, отражённый от ствола делейтора ослепительным «зайчиком», заставил Тестера вернуться к реальности. Он встал и почему-то первым делом осмотрел оружие. Оба делейтора были в порядке.   
После этого он, наконец, осмотрелся: местность была незнакомая, пустынная – только песок и редкая растительность. Далеко-далеко позади, за зелёной полосой равнины темнел лес. Впереди смутно угадывались очертания гор. Этот силуэт Тестер помнил: Филгудыч показывал ему эти горы, когда они на аватарах Трубка и Огонь путешествовали по окрестностям реки. И несмотря на то, что происходило это всего каких-то несколько дней назад, Тестеру казалось, что с того часа, когда они стояли на краю этой степи и глядели вдаль, на эти горы, прошло много-много лет …. Вновь в памяти возник дед Тюлефан, и вновь грусть о нем вызвала слезы в глазах Тестера.

И тут он вспомнил, что именно в тех далёких горах, чьи силуэты он едва видел, по словам Филгудыча и находилась та самая База, с которой начался Бестерленд, и из которой же в Новый мир пришло зло.



Продолжение: http://proza.ru/2025/10/24/1444