Святые мученицы просвещения 3

Смех и лёгкость первых курсов постепенно уступали место сосредоточенному покою мастерских. Мы с подругами всё чаще сидели над иконами, и в этой тишине слышно было только дыхание и скрип кистей по доске. В какой-то момент мы перестали шутить о «святых с идеальными нимбами, отполированными до блеска». Слишком ясно стало, что перед нами не просто краска и дерево, а сакральная традиция, требующая уважения и смирения. Учителя говорили: «Икона — это молитва в красках». Сначала мы повторяли ту фразу, как красивую метафору, но постепенно начали понимать её смысл. Слой левкаса, линия санкиря и отблеск золота требовали внутренней собранности. Мы учились молчать, воздерживаться и видеть в земном вечное.

— Какое счастье, — прошептала я, — что нам доверено прикасаться к этому. Я каждый раз думаю: ведь мы могли бы выбрать любую дорогу, но пришли именно сюда.
— И я благодарна, — откликнулась Лариса, — что рядом вы. Одной было бы невозможно выдержать эту практику терпения, а вместе она становится наполненной.

Альбина и Марина тихо улыбнулись, разделяя её мысль.

На практику наш курс направили в старый храм под Питером, полуразрушенный, с облупившимися стенами и потемневшими фресками. Это был уже настоящий опыт реставрации. Мы приехали туда холодной весной, в апрельском воздухе стоял запах сырости и свечного воска, сквозняки носились по пустым коридорам. Стояли в молчании, и казалось, что стены сами ждут прикосновения кисти. Работа была тяжёлой, приходилось счищать копоть, укреплять штукатурку, подбирать краски, которые не нарушат древний слой. Мы замерзали, уставали, но впервые ощутили: это не просто учебное задание, а возвращение жизни храму.

Марина, обычно легкомысленная, стала серьёзной и часами могла сидеть над крошечным фрагментом росписи. Альбина, философ, находила в каждом мазке подтверждение своим мыслям о Боге. Лариса, с её петербургской иронией, неожиданно проявила железную дисциплину, она первой приходила в храм и последней уходила. А я училась видеть в каждом оттенке отражение любви, обращённое к душе.

Когда мы закончили работу, настоятель храма вышел к нам и сказал:
— Вы, мастерицы, вернули храму дыхание. Он снова звучит!

И в подтверждение его слов над селением разлился торжественный колокольный звон. Стены храма светились обновлённой краской. В высоких сводах разливалось эхо. Было ощущение, что сам воздух внутри храма стал чище и прозрачнее.

Годы учёбы пролетели, и вот настал выпускной. Мы стояли в зале академии, уже не девочки с наивными шутками, а мастера, каждая с индивидуальным почерком. Наши дипломные работы — иконы, написанные с благоговением и трепетом, — сияли на выставке. Строгие и требовательные преподаватели улыбались с неожиданной мягкостью. Академию мы вчетвером окончили на «отлично». Важнее было другое: мы осознали, что искусство — не только ремесло, но и путь к самому себе.

После выпуска мы разлетелись из Петербурга, как птицы из одного гнезда. У каждого оказалась своя дорога, своя страна, свой ритм жизни. Марина — единственная из нас, кто осталась верна иконописи. Она живёт в Канаде, среди северных просторов, и, как сама смеётся: «пишет святых на экспорт». Но в её иконах по-прежнему чувствуется тот самый свет, который мы когда-то искали в мастерских и на природе. Альбина перебралась на Кипр и учит детей в художественной школе. Она рассказывает, что её ученики больше всего любят рисовать море, котов и роботов, но обязательно с сердечком на груди, чтобы было видно, что они добрые. Я же оказалась в Центральной Азии. Сначала работала художником по хлопковым тканям, превращая простое полотно в узоры и орнаменты. А потом живопись привела меня в журналистику, ведь и там, и там главное — видеть и рассказывать. Только вместо кисти и красок у меня ноутбук и слова.

И лишь Лариса не успела ничего в профессиональном плане. Она ушла из жизни слишком рано, вскоре после окончания академии. Мы долго не могли поверить, что больше не услышим её тёплый голос. Её принц ещё несколько лет оставался один. Потом он всё-таки женился, но на его странице в социальных сетях до сих пор можно увидеть несколько картин. В основном это их любимые кони, в линиях и цвете чувствуется её рука, нежность и голос, который мы так и не перестали слышать сердцем. Каждый раз после встречи выпускников в Санкт-Петербурге, мы с подругами, теперь втроём, заезжаем к её родственникам, а в гостиной нас встречает икона, написанная Ларисой. На ней ангел с закатившимися глазами, именно такого она и обещала изобразить. Небожитель поднял глаза к небу так трогательно и чуть насмешливо, что кажется, он тихо посмеивается над временем и нашими страхами, превращая их в невесомые белоснежные облака. А мы снова и снова улыбаемся сквозь слёзы.

Может быть, тайна искусства в том, что оно остаётся, когда нас уже нет. Оно хранит дружбу, радости и ту грусть, что становится светлой в его сиянии.