Новые струны

Жилища холостяков известны в своих крайностях - или в виде берлог, или дешёвых гостиничных номеров со следами казарменного порядка.
Квартира Радюшина выбивалась из этой нормы: завянувшие цветы в горшках на подоконниках выдавали недавнее присутствие женщины. Прибавить к этому меховые накидки на креслах, порожние флакончики на трельяже. Взбитую нечистую постель, в которой можно было увидеть сейчас сонного Радюшина. Подперев голову рукой, он с тоской глядел на гитару, лежавшую на полу.
Только что лопнула струна, он проснулся от этого громкого щелчка, и теперь слушал, как гитара умирает.
Когда гул вовсе стих, он почувствовал себя в совершенном одиночестве.
Каждый день начинался с того, что эта прелестница оказывалась в его объятиях, тешила наигрышами, а он отвечал ей сладкими подпевками.
Сегодняшнее утро длилось в угрюмом молчании, как будто в доме и вправду появился покойник.
Что-то гнало из дома.
Он встал, и принялся одеваться.
Джинсы были заправлены в ковбойские сапоги на высоком каблуке. Потёртая кожаная косуха повисла на острых плечах, из рукавов были видны только кончики пальцев. И шляпа была надета не столько для поддержания артистического имиджа, сколько для покрытия плеши, озерца на черепе, из которого через край стекали до плеч жидкие струйки волос.
Он вышел, запер квартиру на ключ, и в коридоре у лифта на стене наткнулся на  послание от жилищной компании. Это был список злостных неплательщиков. Рука потянулась, чтобы сорвать мерзкую бумажку, как он делал не раз прежде. Но за мгновение до этого он всё же пробежал глазами по списку и не нашёл своей фамилии. Он не поверил глазам и прочитал внимательно. Его фамилии в списке не было.
Хотя ещё месяц назад в таком же объявлении хозяева стращали его отключением от света и канализации.
Он вошёл в лифт и показал кулак собственному  отражению в зеркале. Ему было приятно думать, что он обхитрил компанию, выставив свою квартиру на продажу с оплатой долга, и поэтому они не включили его в чёрный список.
И по бульвару он пошёл уже вполне бодро, пиная ворохи жёлтых листьев.
В конце бульвара, на площади у супермаркета как всегда играл блюзы на электро-гитаре Мишка Милорадов. Последний джазист на районе. Одышливый толстяк в очках-линзах. Он был мастер блюзовых стандартов.
Любителей такой музыки находилось не много. В коробке для донатов лежало не больше двух сотен.
Радюшин сел рядом с ним на асфальт у забора, и когда прозвучала финальная каденция, сказал:
-Слушай, Миш, у тебя струн не найдётся? Хотя бы каких - нибудь бэ-у.
Мишка добыл из сумки комплект струн, отдал Радюшину. А потом снял с плеча гитару и тоже протянул ему.
-На, отрабатывай!
Выгреб деньги из коробки и ушёл пить кофе в «Шоколадницу».
Радюшин пробно погонял гаммы и заиграл советские песни, хиты на все времена. «Прощание славянки». «Я назову тебя зоренькой». «Ламбада».
Деньги понесли живее.
Благодарно кивая каждому дарителю, Радюшин играл и думал, как хорошо это он затеял - с продажей квартиры. Купит какую-нибудь однушку на окраине, пусть и комнату в коммуналке, ему достаточно, да ещё приплатят. И нон-проблем. А иначе как?
Где взять денег? Петь в переходе у метро? Там надо регистрироваться в управе. Там очередь. Молодые все хлебные места заняли. Да и голос окончательно сел. А чистые инструменталки гонять, как здесь на подхвате у Мишки, не прокатит. В метро публика ходом идёт. Чтобы зацепить, надо выдавать что-то шедевральное, выкладываться на разрыв аорты. Здоровье надо иметь бычье.
+++
Люди подходили, наклонялись, опускали в коробку бумажки, ссыпали мелочь и шли дальше. А кто-то один вдруг подошёл и остановился.
Радюшин поднял голову.
Это была его дочь Алёна, - статная молодая женщина. Настолько красивая, что он всякий раз, глядя на неё, думал, неужели это его дочь?
От неожиданности он прервал игру на середине.
-Папа, дай ключи, - сказала Алёна. - Я продукты занесу.
Он передал ей ключи от своей квартиры. Она ушла, а он от волнения не сразу смог попасть в тональность…
Она стала навещать его, как только съехала сожительница. Стала появляться у него совсем новая, незнакомая, и следа не осталось от хмурой девчонки, угнетённой разводом родителей. Цветущая женщина, в счастливом браке с двумя детьми. С хорошим местом в аудиторской фирме. Она смущала его своим цветением. Ласковыми взглядами, улыбками добра и спокойствия...
Когда Мишка  вернулся из кафе и получил гитару назад, Радюшин вскочил на ноги и торопливо пошагал к дому, желая как можно скорее оправдаться перед дочерью за нечистоту и запущенность жилища.
Он застал её стирающей в ванной, вручную – машина давно стояла сломанная.
Торопливо прибрал постель. Подмёл пол. И тут в дверь позвонили. Пришла риэлтер. Невзрачная дама неопределённого возраста, замученная побегушками. Села за стол в кухне и потребовала паспорт для заполнения договора о продаже.
Радюшин услышал как перестала бурлить вода в ванной при полоскании, и на пороге появилась дочь.
-Папа, что ты делаешь? Ну-ка дай сюда паспорт! – строго сказала она.
И видя нерешительность отца, сама подошла и выхватила паспорт у Радюшина.
-Можете быть свободны, - распорядилась она перед риэлтером, проявляя такую властность, какую можно было наработать только на руководящих должностях.
Дама ушла.
Радюшин стоял растерянный.
-Но как же теперь быть, Алёна? На твоих подношениях мне жить неудобно. Ко мне уже приставы приходили.
Жалкий вид отца растрогал дочь. Она обняла его и, не отпуская, стала говорить ему за спину:
-У моих соседей мальчик хочет на гитаре учиться. Я родителям твои старые клипы показала. Они в восторге. Они помнят тебя молодым. Помнят ваше трио. Будешь уроки давать.
Она разжала руки и отступила на шаг, чтобы посмотреть на него.
Он улыбался виновато словно в детстве за плохую оценку.
-Алёна, но у меня перед коммунальщиками долг неподъёмный!
-Я всё оплатила, папа...
+++
Старые струны, протёртые до жил, умирали на гитаре не по щелчку, как первая утром, а с долгими стонами при развинчивании колков.
Ох-ох-ох…
И ему передавалось их слезливое, похоронное настроение.
Он едва не плакал.
Его нервы тоже были совершенно развинчены.