По волнам памяти. ч. 2

Глава 1.  Школа.

       Москва встретила солнцем, теплом и запахом разогретого асфальта.
Получив в багажном отделении чемодан,   подхожу к веренице такси, стоящих у здания   аэропорта.    Водители с интересом разглядывают мою флотскую экипировку и весело предлагают свои услуги. Останавливаю выбор на пожилом   таксисте в форменной фуражке и называю адрес.
       -Далековато едешь, морячок,- произносит он и заламывает двенадцать рублей.
       -А в Балашихе  конкретно куда, она не малая?
       Называю   адрес.
       -Это никак к "зеленым человечкам?» - вопрошает водитель,- так бы и сказал.
       Я не знаю, каких человечков он имеет  в виду, но часть, куда мне надлежит прибыть для сдачи экзаменов, по описанию имеет зеленую ограду, тянущуюся вдоль автострады.
       Еще через минуту мы следуем по назначению, и я с интересом рассматриваю открывающиеся перед глазами пейзажи  Подмосковья. После Заполярья они здорово впечатляют обилием лесов и рощ, разнообразием весенних красок и запахов.         
       В Балашиху въезжаем через несколько часов,  минуем ее, и, следуя вдоль автострады, окаймленной густым сосновым бором добираемся до нужного  места. Такси останавливается на небольшой стоянке, у встроенного в зеленое  ограждение закрытого КПП. Расплачиваюсь, забираю вещи, открываю массивную дверь, вхожу.
       В помещении  меня встречает подтянутый  моложавый прапорщик с кобурой на портупее. Докладываю о   прибытии.
       Он внимательно  изучает предъявленные документы   и куда-то звонит,  после чего предлагает пройти в расположенную рядом с КПП курилку и подождать сопровождающего.
       За почти трехлетнюю службу мне пришлось повидать немало флотских подразделений, которые, как правило, отличались благоустроенностью и чистотой. Здесь же с первого взгляда было видно, что в этой части все на порядок выше.               
       Впечатляло само ограждение, выполненное из тщательно подогнанных трехметровых досок, окрашенных в зеленый цвет, помещение КПП из красного кирпича, территория курилки с удобными скамейками и бетонным покрытием, окаймленная цветочной клумбой. Параллельно ей тянулась асфальтированная аллея, исчезающая за раскидистыми соснами. И воздух был по настоящему свежий, лесной.
       Через несколько минут на аллее показался  коренастый  моряк в синей робе, топающий в мою сторону. Знакомимся. Парня зовут Александр Екименко. Он главстаршина с Тихоокеанского флота, по специальности шифровальщик. Как и я приехал поступать в ВКШ несколько дней назад. Сегодня дневалит, встречая прибывающих из армейских и флотских частей абитуриентов.
       Оставшись довольными состоявшимся знакомством, выкуриваем по  сигарете и   идем по аллее в сторону виднеющихся вдали зданий. Они расположены в сосновом бору метрах в трехстах от КПП и представляют собой окрашенные в ярко - зеленый цвет  аккуратные щитовые  дома, в каждом из которых может разместиться около полуроты.         
       Здания расположены в два ряда, по четыре в каждом. Площадка между ними заасфальтирована. Перед домами, справа, под сенью высоких раскидистых сосен, обширная курилка со скамейками и «грибком». В дальнем конце открытый умывальник  человек на пятьдесят, и рядом с ним  спортивная площадка, оборудованная различными физкультурными снарядами.
       В курилке, усиленно дымя сигаретами, расположилась группа сержантов и старшин самых различных родов войск. Здесь пограничники в зеленых фуражках, десантники в голубых беретах, танкисты артиллеристы и пехотинцы в пилотках, а также несколько моряков в корабельных робах. Как  всегда в таких случаях идет оживленная травля, прерываемая раскатистым хохотом.
       Все ребята как на подбор, рослые, крепкие и подтянутые, в ладно подогнанном обмундировании.
       При нашем появлении разговор прерывается - знакомимся. Аборигены сообщают, что жить здесь можно - казармы удобные, кормежка неплохая и с дисциплиной не досаждают. Но ухо следует держать востро, поскольку за малейшую провинность откомандировывают в часть.
       Принимаю полученную информацию к сведению и вместе с моряками иду в отведенную для нас казарму. Там сдаю командировочные документы дежурному офицеру, и мне определяют спальное место, после чего переоблачаюсь в робу, сдав вещи на хранение в баталерку.
       Еще через пару часов, строем шагаем по уже знакомой аллее на ужин. Столовая расположена примерно в полукилометре от казарм и представляет собой одноэтажное кирпичное здание с вычурной крышей. В ней довольно просторно и уютно – кафельный пол из метлахской плитки, разноцветные пластиковые столики на четверых, на окнах кисейные занавеси, под стенами  раскидистые фикусы в вазонах. Здесь же, в смежном зале, находится кафе с обширной стойкой и витриной.
       Вопреки ожиданию обед оказывается довольно скудным и не идет ни в какое сравнение с флотским. Тем не менее, наши сухопутчики наворачивают его с аппетитом и даже хвалят.  Мы же прикупаем в кафе несколько бутылок кефира, вареной колбасы и булок. Теперь нормально.
       После ужина, до отбоя проводим время в курилке, продолжая знакомиться и обмениваясь новыми впечатлениями.
       В последующие два дня на объект прибывают все  остальные абитуриенты из самых различных регионов СССР и армейских группировок, расположенных за границей.
Нас примерно четыреста человек. Контингент - сержанты и старшины срочной службы всех родов войск. 
       Кроме того, имеется группа  офицеров и прапорщиков госбезопасности, направленных для поступления  в ВКШ территориальными подразделениями КГБ.
Ранним утром третьего дня, одетых в парадную форму нас выстраивают на плацу перед штабом части, из которого появляется группа старших офицеров во главе с  представительным полковником. Мы уже знаем, что это начальник объекта полковник Г.I.Бояринов. Впоследствии он стал Героем Советского Союза и погиб в одной из спецопераций в Афганистане.
       - Товарищи абитуриенты!, - обращается он к нам, - поздравляю   с прибытием на объект Балашиха, Высшей Краснознаменной школы КГБ СССР имени Феликса Эдмундовича Дзержинского, куда вы имеете честь поступать. Не сомневаюсь, что нашими коллегами на местах для этого отобраны наиболее достойные сержанты и старшины.
       Однако это не значит, что экзамены станут для вас простой формальностью.
Наоборот, они будут предельно строгими, что позволит объективно осуществить необходимый набор слушателей для обучения в  Школе.
       С сегодняшнего дня начинается самоподготовка, помощь в которой вам окажут опытные педагоги. Через месяц экзамены, по результатам которых определится дальнейшая ваша судьба. У меня все.
       После этого нас разбивают по учебным группам, формируемым по родам войск: пограничная, морская,    несколько  общевойсковых  и офицерская.   
В нашей морской группе порядка сорока человек.
       В их числе, впоследствии  зачисленные в ВКШ черноморцы Юрий Свергун, Сергей Семенов и Константин Бобков; балтийцы Семен  Иванов,  Борис Рыбаков и Александр Петрушкин; тихоокеанцы Сергей Токарь, Александр Екименко и Евгений Худяков; североморцы Василий Нечай, Владимир Мазаев, Виталий Мельничук, Иван Харин и я.
       Из названных рябят, практически все старшины и старшие матросы. Мы с Нечаем служили на подводных лодках; Мазаев, Токарь,  и  Бобков - на надводных кораблях; Харин и Петрушкин - в морской авиации; Екименко на узле связи ВМФ;  Рыбаков - в подразделении морских диверсантов; Худяков - в морской пехоте; Свергун, Иванов и Семенов - в морских учебных отрядах.
       Срок службы у всех от двух до трех лет. За плечами у ребят   морские походы, учения и сборы. Все - отличники ВМФ и классные специалисты.
 Впечатляют и физические данные. Парни в подавляющем большинстве рослые и тренированные, многие имеют спортивные разряды. Боря Рыбаков даже мастер спорта по самбо.
       Есть у нас еще одна группа абитуриентов. Очень необычная. 
       В ней три десятка студентов МВТУ имени Баумана и выпускников московских школ с математическим уклоном. В полевой солдатской форме эти пацаны выглядят уморительно. Обмундирование на них висит как на вешалках, тонкие ноги болтаются в тяжелых сапогах, пилотки налезают на оттопыренные уши. Зовем мы этих ребят «биномами». Из них будут готовить офицеров оперативно- технических подразделений госбезопасности.
       При всей своей неброской внешности они очень умны, и постоянно беседуют о биноме Ньютона, теории относительности Энштейна и других, малопонятных нам вещах. Командует «биномами» сержант с университетским «поплавком».
       Однажды в курилке мы слышим, как один из них жалуется другому. – Представляешь, Андрюша, я проспал подъем, и товарищ сержант вечером приказал мне вымыть туалет. Я спрашиваю чем? А он отвечает, руками.
Разве так можно?
       - Да, Витя, тут много странного. Все сержанты  кушать ходят строем и поют какие-то дикие песни, а разговаривают только о службе и девушках. А еще они сапоги утюгами гладят,  я сам видел…
Мы так и повалились со скамейки.
       В учебных корпусах, расположенных напротив казарм, с девяти часов утра и до обеда, преподавателями Школы с нами проводятся регулярные занятия по русскому языку и литературе, истории СССР, а также иностранным языкам. После обеда, до ужина - самоподготовка. Заниматься тяжело, поскольку за время службы многое мы здорово подзабыли.
       Примерно через неделю, среди многочисленных абитуриентов я встречаю своего  земляка и приятеля Юру Павленко, с которым учился в Кадиевском горном техникуме у себя на родине. Нашей радости нет предела.
Это ж надо, встретиться при таких обстоятельствах и в таком месте. Вот уж точно, тесен мир!
       Юра сержант-артиллерист, приехал для поступления из Южной группы войск.               
       Уединившись на скамейке в отдаленной аллее, долго вспоминаем друзей и знакомых, оставшихся на гражданке, рассказываем, друг другу   о прошлой службе, делимся насущными впечатлениями. А они не радуют.
       С каждым днем мы все больше убеждаемся, что поступаем в действительно уникальное учебное заведение, которое готовит необычных специалистов для тайной войны. И это не голословные предположения.
       Мы уже давно не наивные мальчишки. Армейская и флотская школы приучили нас к наблюдательности и анализу.
       Повседневно общаясь с командным и профессорско - преподавательским составом Школы мы отмечаем их   высокую эрудицию, широкий кругозор, особое поведение с абитуриентами и между собой. Чувствуем, что они знают и умеют неизмеримо больше, чем в настоящее время делятся с нами. Это здорово интригует.
       Кроме того, являясь как все молодые люди нашего возраста  любознательными, мы довольно неплохо изучили объект и убедились, что он используется не только для занятий с абитуриентами.
       Помимо тех зданий и сооружений, которые нам разрешено посещать, на его обширной, покрытой густым сосновым лесом территории располагаются удаленные друг от друга одно и двухэтажные  коттеджи, в которых проживают какие - то  необщительные люди, явно не гражданского склада.
       В глубине леса скрыт хорошо охраняемый полигон с проложенной по нему узкоколейкой, складами и ограждениями из колючей проволоки. В кафе периодически появляются  небольшие группы загорелых до черноты вооруженных офицеров в выцветшем камуфляже, не походящих на армейских.
       Мы понимали, эти необычные люди - действующие сотрудники контрразведки и попасть в их число нам будет чрезвычайно трудно. Затем узнали, что они были офицерами КУОС  (курсов усовершенствования офицерского состава), на базе которых  и была создана  впоследствии знаменитая «Альфа».
       Месяц самоподготовки прошел в поте лица. Занимаемся как проклятые. Многие остаются в аудиториях после ужина до отбоя. Я в их числе. Голова забита темами сочинений, историческими датами, иностранными словами и фразами.
       Первый экзамен - история СССР. Облаченные в парадную форму со всеми заслуженными регалиями, нервно тремся у дверей аудиторий. Приглашают сразу по несколько человек. Я попадаю в первую партию. Вхожу, представляюсь, беру билет. В глазах темнеет - тринадцатый.
       - Все, кранты, - проносится в сознании,- чертова дюжина к добру не приведет. Называю номер билета миловидной   преподавательнице, ловя сочувствующие взгляды вошедших вместе со мной ребят.
       Сажусь за стол, нервно читаю вопросы билета. Первый - возникновение, рассвет и падение Киевской Руси. Второй - предпосылки, развитие и поражение первой русской революции 1905 года. Третий - этапы построения социализма в СССР. Ни по одной из этих тем, ничего существенного на ум не приходит. Однако беру себя в руки и пытаюсь сосредоточиться.
       Внезапно осознаю, что знаю ответы на все вопросы. Спокойно, опасаясь спугнуть неведомо откуда появившиеся в голове знания, начинаю подготовку. Все получается и постепенно укладывается в конспективные записи. Мой ответ длится около получаса. Время от времени преподавательница благосклонно кивает головой, затем останавливает меня и констатирует - отлично. Я гляжу на нее и бормочу,- сколько?
      -Пять баллов,- повторяет педагог. - По какому пособию вы готовились?
      -По учебнику Соловьева.
      -Налицо и результаты,- улыбается она. - Это очень редкий учебник, берегите его.
      Из аудитории выхожу с чувством переполняющей меня радости.
      -Сколько? - вопрошают стоящие у двери потные абитуриенты. - Пять баллов! - чеканю я и с чувством выполненного долга следую в курилку.
      Там уже сидят несколько проэкзаменованных. Результаты написаны на их лицах. Сдавшие радостно возбуждены. Получившие "неуд"- молчаливы и подавлены. Сразу же после окончания экзамена, учебник истории под редакцией профессора   Соловьева, не смотря на ее протесты, я подарил педагогу.
      Этот и последующие экзамены, опустошили наши ряды на добрую половину. Не сдавшие возвращались в свои части для последующей службы или демобилизации. Ко времени сдачи последнего  предмета - иностранного языка мы знали, что поступившими в ВКШ будут считаться абитуриенты, набравшие не менее восемнадцати баллов в общем зачете. Из морской группы таких счастливчиков оказалось всего четырнадцать человек и в их числе Ваш покорный слуга.
      Не добрал двух баллов и мой друг Юра Павленко.
      Наше расставание было тягостным и невеселым. Так как он подлежал демобилизации и уезжал на родину, я попросил Юрия сообщить моим родителям, где нахожусь в настоящее время и мы обменялись адресами. Пожимая мне руку на прощание, он заявил, что все равно  вернется   в Москву, что впоследствии и сбылось.
      Ветра в голове у нас тогда еще было достаточно и мы с  Серегой Токарем и   Юрой Свергуном  после отбоя рванули в «самоход», решив отметить это событие.       
      Мероприятие удалось. Перемахнув через забор в глухом месте, мы немного потолкались на городской танцплощадке, и, прикупив несколько бутылок портвейна, без помех вернулись в часть. Правда по дороге к нам привязалась какая-то местная шпана, но быстро отстала, определив по робам, что мы из-за зеленого забора. Видать наши предшественники чем-то их здорово напугали.
      На следующий день, на торжественном построении, сдавшие экзамены и прошедшие конкурс абитуриенты, руководством ВКШ были поздравлены с зачислением на первый факультет Школы, готовивший оперативных работников и следователей для органов контрразведки.
      Из нас вновь были сформированы шесть учебных групп, в четырех из которых предполагалось готовить оперативников и в двух следователей.
      Группы комплектовались с учетом их последующего целевого использования: одна - пограничная, для оперативной работы в погранвойсках, вторая - морская, для аналогичной работы в ВМФ, третья - сухопутная, для оперативной работы в армейских частях, четвертая – офицерская - для работы в территориальных органах госбезопасности,   пятая и шестая - следственные. 
      Состав групп двадцать пять-тридцать человек. Общее количество слушателей факультета - сто восемьдесят.
      Поскольку в нашей флотской группе после экзаменов осталось всего четырнадцать моряков, она была доукомплектована ребятами из других родов войск. К нам пришли десантник Евгений Аферов, авиаторы Владимир Слепнев и Виталий Мартыненко, артиллеристы Сергей Николенко  и Николай Штец, танкист Раис Хузин, связист Юрий Мамадалиев,  ракетчики Вячеслав Кузнецов и   Николай Хрящев.
      Через несколько дней всех  сфотографировали, отобрали подписку о неразглашении секретных сведений и выдали удостоверения установленного образца, в которых значилось, что имярек - сержант или старшина такой-то, является слушателем Высшей Краснознаменной школы КГБ при СМ СССР им. Ф.Э. Дзержинского, что удостоверялось подписью начальника Школы и гербовой печатью. По внешнему виду и оформлению этот документ практически не отличался от удостоверений оперативного состава органов государственной безопасности и предоставлял нам ряд определенных прав.
      В этот же период нас переобмундировывают: сухопутчиков в форму курсантов высшего военного училища связи, моряков - курсантов  инженерного военно-морского училища.
      «Де юре» - наше учебное заведение   называется Школой, «де факто» - это Академия, со всеми ее атрибутами. Срок обучения в ВКШ, в зависимости от факультетов составляет от четырех до пяти лет. Обучающиеся именуются слушателями и могут проживать как в общежитии, так и в служебных или  на съемных квартирах.    
      Размер стипендии составляет от семидесяти пяти  до ста пятнадцати рублей, в зависимости от курса обучения. По окончании Школы   выдается  диплом о высшем юридическом образовании, академический жетон и присваивается воинское звание - лейтенант.               
      В конце августа, из  Балашихи  нас перевозят   в Москву к постоянному месту жительства, расположенному на тихой  улице, в районе  Шаболовского телецентра. Оно  представляет собой довольно обширную территорию, обнесенную  глухим забором с КПП. Внутри, по периметру, располагаются добротные жилые и учебные корпуса, а также   сооружения инфраструктуры.
      В центральной части несколько спортивных площадок и  действующий фонтан. Все пространство между ними засажено деревьями и цветами.В жилых корпусах располагаемся небольшими группами, в просторных светлых комнатах с одноярусными койками и тумбочками.
      В этих же зданиях находятся умывальники и душевые,   столовая  и  кафе-бар, за  столиками которого в непринужденных позах расположились несколько групп иностранцев, оживленно переговаривающихся на различных языках и смакующих пиво.
      Мы приятно удивлены всем этим великолепием и, косясь на них, намериваемся воспользоваться гостеприимством бара, однако не успеваем.Всех собирают в клубе, где начальник   курса полковник Н.М. Андреев знакомит нас с правилами поведения на объекте и вне  его.
      Как следует из  сообщения, с сегодняшнего дня мы будем постоянно проживать в отведенных  нам помещениях и пользоваться всеми бытовыми услугами, какие здесь имеются. 
      Занятия начнутся с сентября и будут проводиться непосредственно в ВКШ,  которая в то время располагалась в районе Белорусского вокзала,  куда нам предстояло добираться самостоятельно на общественном транспорте.
      Выход в город после занятий свободный, до двадцати трех часов, в выходные и праздничные дни разрешается выезжать к  родственникам, в том числе за пределы Москвы. В свободное  время можно носить гражданскую одежду.
      Помимо названного, полковник сообщает нам о том, что на объекте проживают и обучаются офицеры  госбезопасности Кубы, ГДР, Польши и Монголии,  контакты с которыми, по возможности, должны быть сведены до минимума.
      Далее нам представляется старшина курса капитан В.Н.Черных, которого мы знаем по совместному поступлению в Школу. Одновременно он является командиром обучающейся с нами офицерской группы. Назначаются командиры и нам.
      Бразды правления в морской группе передаются главному старшине Сергею Семенову, ранее служившему на строевой должности в учебном отряде Черноморского флота. Он невысок, сухощав и явно любит  командовать. Данное   воспринимается с пониманием.
      Первого сентября   впервые попадаем в стены Высшей школы. Добираемся туда трамваем с последующей пересадкой на метро. Время в пути около двадцати минут, что по столичным меркам немного.
      ВКШ в то время располагалась неподалеку от Белорусского вокзала   и представляла из себя комплекс зданий, главное из которых, затененное высокими  деревьями, выходило фасадом   на Ленинградский    проспект. Никаких табличек, говорящих  о ведомственной  принадлежности на нем не было,  широкая входная дверь была затенена изнутри и охранялась вооруженной охраной из прапорщиков.               
      В   отделанном мрамором обширном вестибюле, под стеклом стояло бархатное знамя Школы,   с застывшим у него часовым из числа слушателей младших курсов. На стенах висели мраморные   плиты с именами выпускников, погибших в годы Великой Отечественной войны, а также окончивших учебное заведение с золотой медалью.
      На верхних этажах располагалось руководство, во главе с начальником Школы генерал-майором И.С. Розановым и начальником парткома контр-адмиралом  А.М. Тихоновым, а также руководители факультетов, курсов и кафедр.
      Вестибюль был проходным и вел на внутреннюю территорию Школы, по периметру которой располагались многоэтажные учебные корпуса с обширным плацем между ними и различными хозяйственными постройками вроде гаражей, мастерских, складов и котельной на заднем плане.
      В учебных корпусах находились актовые залы, аудитории, спецкабинеты и библиотеки, а также столовая и буфет. В расположенных под зданиями подвалах, располагались стрелковый тир, склады и архивы. Практически все эти помещения  были оборудованы по последнему слову техники. Доступ в отдельные из них осуществлялся по спецпропускам.
      Занятия начинаются сразу же после принятия   Присяги. Это мероприятие  происходит на плацу   в торжественной обстановке и  сопровождается выносом знамени Школы, а также выступлениями различных именитых гостей.
      Учебная программа была предельно насыщенной и на первом курсе   включала в себя такие дисциплины как история КПСС, марксистско-ленинская философия,  политическая экономия, научный коммунизм, логика, общая и социальная психология, иностранный язык, военная и физическая подготовка.
      На последующих курсах нам преподавались все правовые  науки в  объеме программы юридического факультета МГУ, а также специальные  чекистские дисциплины, носившие кодовые названия 1А, 1Б, 2, 3А, 3Б, 5, 9 и 17.
      Помимо этого, весь период обучения в ВКШ сопровождался регулярной огневой подготовкой и обучением приемам рукопашного боя, а также самыми различными практическими занятиями оперативного плана, проводимых  как в стенах Школы, так и за ее пределами.
      Кроме того, мы несли  внутренние караульные наряды по охране  ее объектов и, являясь действующим резервом КГБ СССР, использовались для различного рода специальных  мероприятий, в том числе связанных с охраной руководителей партии и правительства,  а также обеспечением безопасности встреч   иностранных правительственных делегаций.
      Без преувеличения можно сказать, уровень подготовки слушателей ВКШ, в то время не имел аналогов ни в одном высшем   учебном заведении Страны, будь то престижные гражданские ВУЗы или элитарные военные училища.
      По моему глубокому убеждению, весь этот идеологический и специальный конгломерат,  в первую очередь направлялся  на   выявление и максимальный отсев более слабых слушателей на начальной стадии обучения, с последующей подготовкой   фанатично преданных коммунистической идее и своей корпорации, высококлассных  специалистов тайной войны.
      На достижение этой же цели была  направлена и существующая в ВКШ система поведения слушателей в стенах учебного заведения и за его пределами. Поскольку оно являлось военизированным, мы носили   форму и имели специальные звания.
      В Школе существовала достаточно высокая дисциплина и определенная субординация.
      В то же время отношения   слушателей между собой и с профессорско-преподавательским составом были достаточно  демократичными, и строились на основе доверия. В ВКШ отсутствовали как таковые   запреты и ограничения, за исключением режима секретности. Это было свято.
      Слушатель обязан был исправно посещать   занятия  и вести их   конспектирование. Однако никто не принуждал нас заниматься самоподготовкой и  ходить на факультативы. В свободное время мы могли посещать любые просветительные и культурные учреждения столицы, рестораны, бары и кафе, студенческие и молодежные вечера, общаться с неограниченным континентом сограждан, по возможности исключая иностранцев.
      В Школе имелась великолепная библиотека художественной литературы, в которой можно было получить практически любое   произведение, когда-либо издававшееся в   России. Здесь же находился спецфонд, где были собраны диссидентские издания, запрещенные к публикации. При необходимости, начиная со второго курса обучения,  каждый слушатель мог знакомиться с ними  и  читать в полном объеме.
      Указанная система формировала у нас самостоятельность   мышления, поведения и принятия   решений, ответственность за них. Она же помогала наставникам выявлять реальные идеологические качества слушателей, используя это в целях последующей подготовки.
      При внешне кажущейся демократии нам не прощалось невыполнение учебной программы и правил поведения. Если слушатель «заваливал» какой-либо экзамен, пересдача допускалась только один раз. В случае повторной неудачи он отчислялся из учебного заведения. Аналогичная мера следовала за дисциплинарные проступки. При этом никакие предшествующие заслуги во внимание не принимались.
Не спасало даже наличие влиятельных родственников.
      Необходимо отметить, что с учетом престижности   учебного заведения, в нем обучалось немало отпрысков руководящих партийных, советских и хозяйственных работников, деятелей науки, культуры и искусства, а также крупных военачальников. Никакими привилегиями они не пользовались, и их рейтинг в ВКШ определялся общепринятыми критериями, важнейшим из которых являлась успеваемость.
      Наиболее трудным для нас оказался первый семестр первого курса. Утром вставали в семь, делали зарядку на спортплощадке, умывались, завтракали и уезжали на занятия. Они длились до шестнадцати часов с небольшим перерывом на обед.
Затем следовала самоподготовка и примерно в девятнадцать часов мы возвращались в общежитие. Там ужинали и вновь самостоятельно занимались допоздна.
      В мозгах стоял сплошной сумбур и мешанина.  Казалось мы никогда не освоим тот материал, который вбивался    в наши несчастные головы многочисленными мастистыми преподавателями. Появились первые потери.
      Не выдержав нагрузки, в нашей группе подали рапорта об отчислении Юра Мамадалиев и еще два слушателя, фамилии которых по прошествии времени я запамятовал. Такое же отмечалось и в других группах. Все рапорта   были незамедлительно удовлетворены.
      Обстановка нормализовалась после первой зимней сессии, которую к своему удивлению мы сдали без потерь. После нее съездили в двухнедельные отпуска к родителям, которых не видели более двух лет. Оттуда вернулись физически отдохнувшими и морально  обновленными.
      Учеба пошла легче  и, обзаведясь гражданской одеждой,   мы стали чаще выходить в город, знакомясь со столицей.               
      Этап становления прошел.               
      Как ни странно, наиболее интересной   на первом курсе для нас была марксистско-ленинская философия.  В то время  этот предмет являлся обязательным во всех гуманитарных ВУЗах СССР, однако в силу сложности и заумности изложения, студентами он практически не воспринимался.
      Все изучение сводилось к зазубриванию определенных догм и постулатов, а также конспектированию работ классиков марксизма. Применительно к этому предмету действовал принцип: сдал экзамен и забыл.
      В ВКШ было обратное, что на первый взгляд являлось само собой разумеющимся, поскольку органы государственной безопасности неразрывно были связаны с партийной системой  Страны, а она являлась практическим воплощением данной науки в жизнь. Однако главное заключалось не в этом. Все дело было в необычности изложения предмета и неординарности лектора. Им был кандидат философских наук, доцент В.И. Газенко. 
      Ко времени нашего обучения это был преклонного возраста  изможденный  и практически слепой старик, фанатично преданный своей науке. У него был целый ряд учеников, ставших  известными профессорами, но не разделявших взглядов своего учителя.
      По нашим сведениям, в тридцатые годы Газенко руководил одним из секторов ЦК  ВКПб,  готовившим политические доклады непосредственно И.В. Сталину. Впоследствии  он написал и опубликовал несколько  работ по теории марксизма-ленинизма не вписавшихся в общепринятые рамки и стал подвергаться гонениям.
      В конечном итоге оказался в нашем учебном заведении, где и продолжил свою научную деятельность, одновременно читая соответствующий курс.
      Лекции Газенко были блестящими и резко отличались от материалов, имеющихся в   учебниках. На многие, ставшими догматическими понятия, у него были свои, порой диаметрально противоположные взгляды.
      В процессе занятий   преподаватель вызывал слушателей на полемику и она увлекала настолько, что мы забывали о перерывах. Дискуссии были бурными и откровенными. После них о многих, ранее очевидных   для нас  политических категориях, думалось несколько иначе.
      И только по прошествии значительного времени, встречаясь в своем кругу, мы единодушно констатировали, что еще тогда, ныне покойный Владимир Иванович эзоповым языком предрекал крах нашей политической системы, в силу неверного толкования и применения основ теперь опороченной науки.
      Сразу же увлекла всех отлично налаженная в Школе физическая и специальная подготовка. Она включала в себя регулярные занятия  рукопашным  боем  и стрельбой.
      При этом на нашем факультете культивировалось боевое самбо, на втором и третьем- каратэ.
      В то время в СССР,  для широкого круга лиц они были практически неведомы и официально запрещены. Названные разновидности боя в том или ином виде существовали только в спецподразделениях Комитета государственной безопасности, Главного разведывательного управления Министерства обороны,   Воздушно-десантных войсках  и Военно-морском флоте. 
      Занятия по самбо с нами проводили преподаватели спортивной кафедры, как правило, являвшиеся мастерами спорта и призерами СССР и Европы в этом виде.      Занимались в специально оборудованных залах несколько раз в неделю, весь период обучения и сверх того, на дополнительных тренировках.
      Уже после первого курса любой из нас мог профессионально обезвредить самого агрессивного нападающего, а после четвертого – готовить боевых самбистов, что подтверждалось  выдаваемыми  нам  удостоверениями инструкторов-общественников по этому виду спорта.
      Замечу, что наиболее подготовленными бойцами в тот период были слушатели морских групп. У нас - Боря Рыбаков, пришедший в Школу из подразделения боевых пловцов ПДСС Балтийского флота и к моменту поступления имевший разряд мастера спорта по самбо, в морской группе третьего курса - Леша Ковалев, являвшийся лучшим каратистом ВКШ и выступавший на первенство КГБ.
      Серьезное внимание уделялось также занятиям легкой атлетикой и плаванием. Они проводились на стадионе «Динамо» и в плавательном бассейне «Москва».
В зимнее время постоянно организовывались лыжные кроссы в районе Водного стадиона.
      Огневую подготовку с нами осуществляли преподаватели военной кафедры в специально оборудованном тире Школы, на спецобъекте Балашиха и   стрелковом полигоне отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Ф.Э.Дзержинского (ОМСДОН). Стреляли регулярно, изо всех видов короткоствольного отечественного и   зарубежного оружия,  а также автоматов и пулеметов Калашникова.
      Боеприпасов в то время не жалели и к моменту выпуска слушатели имели достаточно высокие практические  навыки в этом деле. Кстати, в  стрельбе из автоматического оружия, я  и сейчас дам фору любому мотопехотинцу.               
      На одном из занятий в  тире, которое проводил с нами преподаватель военной кафедры капитан 3 ранга  В.А. Спиридонов, в целях ознакомления с  боевыми свойствами, зарубежных образцов короткоствольного оружия, мы упражнялись в стрельбе из «Кольта», «Браунинга», «Парабеллума»,  «Вальтера П-38» и «Зброевки».   
      В открытые кабины для стрельбы  входили по пять слушателей, с пистолетами этих систем и делали несколько выстрелов по мишеням. Затем менялись оружием и снова стреляли. Огонь велся поочередно, слева направо. Причем каждый последующий слушатель, начинал стрельбу только после ее завершения предыдущим.  И здесь со мной произошел казус.
      В порядке очередности  я получил  для стрельбы польскую «Зброевку», с очень легким спуском, а находившийся в смежной кабине Саша Екименко американский «Кольт» 45-го калибра. Эта «машина» палила громоподобно. Когда очередь дошла до Сани, он дважды выстрелил в мишень, а третий выстрел задержал.
      Я же,  проявив невнимательность и, считая что он отстрелялся, держа «Зброевку» стволом вверх, стал опускать ее  в сторону цели. Выстрелить не успел. Над ухом грохнул «Кольт», палец на спуске непроизвольно дрогнул и пуля «Збруевки» с визгом отрекошетировала от бетона свода тира. 
      По этому поводу, обычно спокойный наставник, выдал незадачливому стрелку  по полной программе, и самым мягким эпитетом, которым он меня наградил, было ласковое слово «мудак».
      Преподавателями военной кафедры, и в первую очередь капитаном 1 ранга Э.А. Ивановым, с нами проводились занятия и по противодиверсионной деятельности, включавшие в себя теорию и практику.
      Для этого слушатели вывозились в Балашиху, где надлежащим образом экипировались и в течение месяца на полигонах ОМСДОНа обучались навыкам ориентации на местности, скрытому передвижению, маскировке и наблюдению, способам выявления, преследования и захвата диверсионных групп противника. Для проведения занятий с нами привлекались офицеры и бойцы спецподразделений дивизии.
      Здесь тоже не обходилось без «хохм», ребята мы были молодые и веселые.
Как-то, раз, загрузившись в Школе в армейские грузовики, экипированные в пятнистые маскхалаты, увешанные оружием, противогазами и прочей амуницией, во главе  с капитаном 3 ранга Спиридоновым и еще несколькими преподавателями, мы выехали на очередные занятия в Балашиху.
      Наша флотская группа  находилась в последней машине и орала  морские песни. К этому располагали быстрая езда, недельная жизнь в лесу и возможность «повоевать». Это дело мы любили.У заднего борта грузовика сидели Сережа Токарь, Юра Свергун, Виталик Мартыненко и я.
      Мы с интересом наблюдали  за проносящимися рядом легковыми авто, а их пассажиры, с неменьшим, пялились на нас. Тогда военные в камуфляже встречались не часто. Да и ребята в ВКШ у нас были на подбор.
      Ну так вот, едем  и откуда не возьмись, колонну догоняет шикарная иномарка со здоровенным бугаем за рулем. А рядом с ним хорошенькая блондинка.
      Свергун тут же помахал ей рукой. Она в ответ своей. Мартыненко  на языке жестов показал девице, что не прочь с ней развлечься. Бугай в ответ погрозил нам кулаком.
       Тогда Токарь, всегда предпочитавший действия словам, вытащил из подсумка взрывпакет, поджег его запал и метнул  изделие под колеса авто. Раздались визг тормозов, взрыв и наш веселый хохот.  Грузовик сбавил ход и приткнулся к обочине. Из кабины вышел Спиридонов и подойдя к заднему борту поинтересовался, что там у нас гремит.
       - Это не у нас, товарищ капитан 3 ранга, - вякнул кто-то из ребят,- это у  капиталиста сзади скат лопнул.  Спиридонов оглянулся на стоявшую вдалеке иномарку, что-то хмыкнул и мы двинулись дальше.
       Очень нравилось слушателям «зачищать» перед занятиями «в поле» обширный лесной массив, в котором те проводились.
       Он находился в ведении ОМСДОНа и охранялся. Тем не менее, жители окрестных деревень нередко проникали туда, занимаясь сбором грибов и ягод, имевшихся в лесу в изобилии. Вот их то, по соображениям безопасности, и надлежало выдворить из массива.
       Делалось это просто.
       После выгрузки из автомобилей, нас разворачивали в цепь, с интервалом  в десяток метров друг от друга и начиналось прочесывание.
       Оно сопровождалось непрерывной пальбой из автоматов холостыми патронами и метанием взрывпакетов  в лесные озерца, болотца и буреломы. Грохот стоял адский и все живое, что там находилось, естественно, уносило ноги. 
       Через пару часов, на опушке леса, оказавшись «в мешке», как правило,  задерживались перепуганные грибники, которых после  небольшого «внушения»  наши инструктора отпускали. Затем следовал короткий отдых, выдавались боевые патроны и начинались боевые упражнения.
       Стреляли мы из автоматов и ручных пулеметов Калашникова, в том числе, только принятого тогда на вооружение и еще не поступавшем в войска  АКМ калибра 5,45мм, отличавшегося повышенными боевыми характеристиками.
       Огонь велся из стационарных окопов, стрелковых ячеек и открытых позиций по неподвижным и движущимся мишеням. Кроме того, стреляли из положений лежа, с колена, стоя  и в движении.
       Проводились и ночные стрельбы «с подсветкой». Боеприпасов инструктора не жалели и каждый слушатель  отрабатывался до тех пор, пока не выполнял необходимые нормативы. Причем были они жесткие, выше армейских. Обучали нас и метанию боевых гранат, наступательных  РГД -42 и оборонительных Ф-1.
Последние, насколько помнится, мы метали из окопов по трофейному немецкому «Тигру».
       Знаменитой «Альфы» тогда еще не было, но наши преподаватели, отдельные из которых раньше служили в спецподразделениях войск КГБ и прошли не одну «горячую точку», демонстрировали слушателям такие навыки стрельбы, которые и сейчас мало кто видел. 
       Отрабатывались и приемы рукопашного боя с оружием и подручными средствами, навыки поиска, пеленгации, а также захвата диверсионно-разведовательных групп вероятного противника. Причем роль таковых, исполняло спецподразделение ОМСДОН.
А руководил всем этим, ставший впоследствии Героем Советского Союза, полковник Бояринов, погибший при штурме дворца Амина в Кабуле.
       К концу занятий, которые длились не одни сутки, мы  были черны как эфиопы, покрыты многочисленными ссадинами, и готовыми ехать хоть к черту на рога. Но это все было еще впереди.
       А пока мы возвращались в Балашиху, где до одурения драили свое оружие, после чего расставались с ним до следующих занятий.               
       Навсегда остались в памяти лекции по судебной медицине, которые блестяще читал нам главный судебно - медицинский эксперт Вооруженных Сил СССР, профессор  Томилин. В то время он считался ведущим специалистом в этой  области и  достаточно глубоко познакомил нас с основами этой науки.
       Более того, под его руководством мы выезжали в одну из московских клиник, где нам демонстрировалась практика паталогоанатомического исследования трупов.    Этот процесс выдерживали  не все,   наивно полагая, что  присутствовать при вскрытиях, в будущей деятельности нам не придется.
       Как показала жизнь, это суждение было ошибочным. Уже через несколько лет мне например,  пришлось провести в моргах  не один десяток часов, участвуя в исследованиях самых различных криминальных трупов.
       К концу первого курса каждый слушатель морально и физически был подготовлен для дальнейшего, теперь уже специального обучения и воспринимал его осознанно, как свое второе «я».
       К этому времени наши учебные группы превратились в довольно сплоченные коллективы, в которых существовала настоящая мужская дружба, поддержка и взаимовыручка. При наличии здоровой конкуренции в учебе, считалось в порядке вещей оказание помощи товарищу в изучении тех или иных дисциплин и решении любых, порой самых личных проблем.
       Такие же взаимоотношения существовали и между слушателями других групп. Конфликты между нами возникали  крайне редко и, как правило, разрешались самостоятельно.
       Как я уже отмечал, пройдя период становления, мы более часто стали бывать в городе, понемногу осваивая интересующие нас в столице места.
       В первую очередь досконально был изучен район проживания, вблизи которого располагались Донской монастырь и рынок, кинотеатр «Алмаз»  и общежитие университета имени Патриса Лумумбы. Последнее нас интересовало  в первую очередь, так как в нем проживало множество  студенток - иностранок  и там постоянно устраивались танцевальные вечера.
       Кинотеатр привлекал широкоформатным экраном, что тогда было редкостью и отличным буфетом, в котором всегда имелось свежее пиво в неограниченном количестве. На Даниловском рынке по воскресеньям, когда  у нас не работала столовая, мы покупали молоко, французские батоны и недорогую колбасу. Местные хулиганы нас всегда обходили стороной, поскольку знали, что в противном случае будут жестоко биты.
       Донской монастырь мы посещали неоднократно, так как на его территории захоронен прах легендарного  разведчика Абеля, ставшего прототипом известного фильма «Мертвый сезон», ныне незаслуженно забытого.   
       Он умер незадолго до нашего поступления в Школу, где неоднократно выступал с интереснейшими лекциями перед слушателями. В моем личном архиве поныне хранится фотография скромной могилы этого человека, увенчанная небольшой надгробной плитой.
       В период нашей учебы, перед нами неоднократно выступал  с лекциями  из своей практики другой знаменитый разведчик «Бэн», в свое время возглавлявший  подразделение ЦРУ, работавшее против СССР.
       Как не парадоксально, но, начиная со второго курса, учиться   становится значительно легче. И это при  том, что учебная программа предельно насыщена специальными и юридическими дисциплинами. Спецкурс нам читают преподаватели,  имеющие значительный оперативный опыт работы в органах контрразведки, юриспруденцию – профессора права, за плечами многих из  которых годы следственной и прокурорско-судебной практики. Поныне с чувством благодарности мы вспоминаем фамилии профессоров А.И. Цветкова,  В.Н. Струнникова, И.И. Васильева, В.Я. Дорохова и В.М. Калеандровой,   кандидатов юридических наук Героя Советского Союза  И.И. Ларкина, С.В. Корнакова  и    Э.Ф. Мичулиса. 
       Курс международного права у нас читали бывшие разведчики, долгое время  работавшие за рубежом  нелегально или под дипломатическим прикрытием.
Лекции перемежаются семинарами  и практическими занятиями. Причем все это осуществляется в комплексе, позволяющем достигнуть максимального усвоения  изучаемого предмета.
       Например, по курсу оперативной деятельности органов госбезопасности, нам вначале излагается довольно обширный  теоретический материал. Затем он иллюстрируется учебными фильмами, с последующими семинарами по конкретным темам, чем окончательно закрепляется в сознании слушателей.
       Финалом служат максимально приближенные к действительности практические занятия, проводимые в специально оборудованных кабинетах Школы или на территории столицы и принимаемые в зачет только в случае их отличного  выполнения. При этом возникали трагикомичные случаи, которые мы нередко вспоминаем на встречах выпускников.
       Так, навсегда запомнились слушателям морской группы наши первые учебные приобретения негласных сотрудников, которые во все времена и во всех спецслужбах являлись основным средством их оперативной деятельности.
       Получив определенные теоретические познания в этой области на лекциях и семинарах, пообщавшись с профессионалами, а также просмотрев целый ряд учебных фильмов по данной тематике, мы с трепетом готовились    к первым  практическим занятиям. Они должны были проходить в Школе и за ее пределами, в конспиративных  номерах, расположенных в гостинице «Россия».
Суть занятий заключалась в следующем.
       Каждому слушателю определялся объект приобретения, в качестве которого выступал   находящийся в отставке опытный сотрудник госбезопасности, ранее специализировавшийся в работе с негласным аппаратом. По легенде он являлся сотрудником режимного учреждения, располагающего государственными секретами.
       Мы, выступая в роли оперработников, получали заранее подготовленные преподавателями  в отношении таких лиц  сведения, необходимые для  изучения и приобретения последних. При этом предполагалось, что с указанными гражданами мы уже ранее встречались и проверили их на   выполнении ряда конфиденциальных поручений. Очередная встреча должна быть завершена дачей согласия  кандидата на сотрудничество
       Первое такое мероприятие осуществлялось непосредственно в Школе, в специально оборудованном кабинете,  интерьер которого отображал жилую комнату.
Ее передняя стена была выполнена из специального материала, позволяющего всей группе, находящейся  в смежном кабинете, наблюдать за происходящим   и слышать ведущийся там разговор.
       Предварительно нас знакомят с легендой кандидата на сотрудничества, его деловой и психологической характеристикой, особенностями личности. После этого вызывается желающий испытать себя. Возникает минутное замешательство и первым поднимает руку Вася  Нечай. Что ж, кандидатура достойная. Он один из лучших слушателей в группе и на курсе.
       Следует подробный инструктаж, после чего Василий выходит из кабинета и через минуту появляется в «хитрой» комнате. Держится   непринужденно. Еще через  несколько минут,  туда же входит объект-преподаватель спецкафедры, и начинается необходимый процесс.
       По существующим канонам Нечай устанавливает с объектом психологический контакт, берет инициативу общения в свои руки, получает от кандидата информацию о выполнении   очередного поручения. Далее он высказывает мнение о целесообразности сотрудничества  кандидата с органами госбезопасности на постоянной  основе и ловко дезавуирует его попытки уклониться от такового.
       Примерно через полчаса объект, как говорят «созрел» и Василий переходит к завершающей стадии беседы, венцом которой должно стать согласие кандидата на сотрудничество с оформлением соответствующей подписки.
Мы следим за разворачивающимся перед глазами действом, затаив дыхание.   
       Находящиеся здесь же начальник кафедры и преподаватель одобрительно  его комментируют. И тут первопроходца, что называется «понесло». Внезапно, нарушая сценарий общения, он предлагает собеседнику выпить по чашке кофе. Тот с готовностью соглашается.
       Нечай достает из  шикарного серванта пустые кофейник,  чашки и делает вид, что наливает в них кофе. Одну из чашек подает кандидату. Тот  недоуменно заглядывает в нее, делает круглые глаза и  вопрошает, - А где же кофе?
Минута тягостного молчания.
      -Ну, вы ж понимаете,- бормочет наконец Вася и делает несколько пассов руками в воздухе.
      -Наоборот, я ничего не понимаю! – возмущается  объект и делает обиженную мину.
      В конечном итоге он замыкается в себе, и приобщить его к постоянному сотрудничеству, на этой встрече Василию не удается.
      Далее следует разбор мероприятия, где основным тактическим просчетом слушателя признается отступление от плана беседы, потеря инициативы на ее завершающей стадии и утрата психологического контакта с собеседником. Мы принимаем полученную информацию к сведению и два последующих наших товарища, действуя в поте лица, с грехом пополам добиваются успеха.
      В конечном итоге, через «хитрую» комнату, с внутренним мандражом, проходят все слушатели. На втором этапе аналогичные мероприятия мы проводили самостоятельно в конспиративных номерах гостиницы «Россия».
      Нам назывались апартаменты и время, к  которому в них надлежало быть. Перед этим изучалась легенда кандидата, в качестве которого выступали как женщины, так и мужчины, являвшиеся профессиональными агентуристами.
      Далеко не всегда эти встречи были успешными, что влекло их повторение.
      Достаточно комично заканчивались иногда занятия по практике наружного наблюдения. Это было целое искусство, включающее в себя умение конспиративно  брать объект под наблюдение и сопровождение, с фиксацией интересующих нас действий.
      Такие отработки  проводились непосредственно в городе,  порой в самых непредсказуемых местах, куда нас таскали за собой инструкторы из числа бывших  кадровых сотрудников, выступающих в качестве наблюдаемых.
      Приведу два таких случая. В первом, в нашу задачу входило  взятие под наблюдение объекта, легендированного в качестве разведчика, действующего под    прикрытием  сотрудника посольства одной из капстран.
      По сценарию он должен был встретиться со своим агентом из числа советских граждан в заранее определенном месте и конспиративно получить от него документы секретного характера. Наша задача заключалась во взятии его под наружное наблюдение, с последующим выявлением места встречи и лица, пришедшего на нее, а также фиксацией момента передачи материалов.
      Перед этим с нами был проведен самый тщательный инструктаж и во главе с руководителем занятий на небольшом автобусе с затененными окнами мы выехали  в город. Наблюдение за объектом должно было осуществляться  так называемыми бригадами, то - есть группами слушателей в количестве  трех человек, один из которых являлся старшим.
      При этом использовался метод «цепочки», в соответствии с которым  первый из нас должен был следовать за объектом на  расстоянии от пяти до десяти метров, второй на расстоянии до десяти метров от первого и третий на таком же расстоянии от второго. По условному сигналу мы должны были меняться местами в целях исключения расшифровки наблюдения.
      Следует отметить, что до начала занятий мы были ознакомлены с целым рядом специальных приемов, которые использовались разведчиками и их агентами в целях выявления слежки, а также ухода  от нее.
      Первой бригаде слушателей «шпион», оказавшийся довольно пожилым и тщедушным старичком, был передан под наблюдение в многолюдном здании ГУМа, где он, не спеша, прогуливался перед  расположенным на первом этаже, окруженным зеваками, фонтаном.
      - Да, такого дедулю мы уж точно не упустим, главное, чтоб он не развалился за время сопровождения, - самонадеянно подумали мы и глубоко ошиблись.
      Бригада потеряла объект через несколько минут наблюдения и, несолоно хлебавши,  вернулась в стоящий неподалеку от универмага автобус. После этого, по указанию инструктора, мы подъехали к скверу напротив Большого театра, где узрели нашего  старичка,  мирно читающего газету на одной из садовых скамеек.
      Из автобуса незамедлительно была выпущена вторая бригада, которая к ее чести, в течение примерно получаса сопровождала объект, двигавшийся в сторону улицы Горького, где тоже потеряла его в районе  подземного перехода.
      Очередной бригаде, в которой находился и я, коварный старикан был передан под наблюдение на станции метро «Площадь революции», где стоя на платформе, он с интересом рассматривал бронзовую фигуру революционного матроса.
      Наученные горьким опытом своих предшественников, которые по нашему  мнению слишком далеко отпускали объект от себя и,  пользуясь царящим на станции столпотворением, мы приблизились к старику практически вплотную. Судя по его поведению, он явно собирался удрать от нас на очередной, въезжающей на платформу электричке.
      Так на первый взгляд все и выглядело. Поезд с гулом ворвался на станцию, лязгнули открываемые двери, и в них хлынул поток пассажиров. Одним из последних в вагон втиснулся и объект. Наша тройка едва успела заскочить в  следующий.
      - Осторожно, двери закрываются!,- пропела магнитофонная запись, и в этот же миг наш сопровождаемый, придержав ногой сходящиеся створки дверей, шустро выскочил из вагона. Плавно набирая ход, поезд унес проклинающую все на свете бригаду к следующей станции.
      Примерно через полчаса мы добрались к нашему автобусу, и он перевез группу на станцию метро «Маяковская».
      Следующую бригаду объект с позором расшифровал при посадке на эскалатор. Двигаясь в потоке пассажиров следующих на выход, у самой кабины дежурной, он внезапно отошел в сторону и стал внимательно рассматривать столпившихся за ним пассажиров.
      Поскольку  подниматься по эскалатору старичок не спешил, а потерять его в очередной раз и «расшифроваться», слушатели не желали, они  попытались выбраться из движущейся в соответствующем направлении толпы, что повлекло возмущение и брань пассажиров. В конечном итоге, поддавшись неумолимому давлению граждан, ребята оказались на эскалаторе, который унес их от ухмыляющегося объекта.   
      Последнюю   бригаду слушателей зловредный старик навел на наряд милиции, которому сообщил, что они преследуют и оскорбляют  его. Бдительные стражи порядка не  поленились проверить документы у ребят, и пока шло разбирательство, объект вновь испарился.
      К вечеру все мы были предельно измотаны    и наскоро перекусили в автобусе заранее припасенными бутербродами.
      - Вот таков хлеб сотрудников наружного наблюдения, - улыбаясь, сообщил нам преподаватель. - А этот, как вы его называете старичок,- подполковник в отставке, в прошлом «оттоптавший» не одного разведчика- дипломата.
      Далее начался завершающий этап занятий, на котором мы должны были зафиксировать момент получения объектом  секретных документов от  его помощника. Он происходил в час «пик» в экспресс – кафе на улице Горького и тоже      оказался для нас плачевным.
      Ни одна из запускаемых в зал бригад не смогла уловить этот момент. А ларчик просто открывался. В руке помощника, в роли которого выступала миловидная и тоже пожилая женщина, находились две свернутых в трубку газеты, одна из которых была вставлена в другую и немного выступала из нее.
      После завершения встречи, отходя от стойки, за которой они пили кофе, женщина проходила мимо объекта, держа руку с газетами опущенной вниз, а тот в этот момент   выдергивал внутреннюю газету из внешней. Причем делалось это виртуозно и ни в одном из повторов нами не фиксировалось. Вот что значит класс работы.
      Но, как говорят, опыт и практика дело наживное, а мы их только нарабатывали и верили в свои силы.
      Как я уже упоминал ранее, на занятия мы, как правило, ездили в форме. Но если слушатели других групп, облаченные в щегольские мундиры курсантов – связистов, обычно не привлекали особо пристального внимания москвичей, а тем паче, комендантских патрулей, то  с моряками дело обстояло намного сложнее.
      Москвичи, как известно, народ ушлый и дотошный. И нередко в трамвае, метро, а то и просто на улице к нам приставали самые разные личности, пытаясь выяснить, что за  военно-морское училище мы представляем. Обычно  мы отделывались шутками и никаких конкретных пояснений по этому поводу не давали.
      Сложнее обстояло дело с патрулями. Они в то время в столице имелись во множестве и обязанности свои исполняли рьяно. Появление морских курсантов в поле зрения блюстителей военного порядка воспринималось ими как мулета для быка.  В итоге нас довольно часто «тормозили» и проверяли документы.
      При этом предъявляемые  красные «корочки» с наименованием системы, к которой мы принадлежали,  всегда производили один и тот же эффект - у офицеров выпучивались глаза и на лицах отражалась напряженная работа мысли. В конечном итоге нас отпускали и так до очередного патруля.
      Но однажды все слушатели морских групп чуть не попали под тяжелую пяту московской комендатуры.
      Было это осенью 1975 года. Шла очередная демобилизация, и через Москву  ехало множество отслуживших свой срок солдат и матросов.
      Это были не те изможденные и забитые пацаны в форме, которых мы видим сейчас, а крепкие  и разбитные парни, которых воспитала советская военная система.  В период  демобилизации им был сам черт не брат.
      И вот солнечным ноябрьским утром мы втроем - Володя Мазаев, Вася Нечай и я, как обычно, облаченные в морскую форму ехали на занятия в Школу. В районе Белорусского вокзала решили купить свежие газеты в киоске, располагавшемся тогда в подземном переходе под Ленинградским проспектом.
      Но не пришлось, рядом с киоском стоял патруль, который на наших глазах остановил следующего по переходу в сторону вокзала моряка.
      Тот был явный «дембель», со старшинскими  лычками на погонах, аксельбантом и небольшим баулом в руке. Какой диалог состоялся между  ними мы так и не поняли.   
      Моряк  опустил на землю баул, резко выпрямился и врезал   офицеру - начальнику патруля  по физиономии. Тот  загремел под киоск, а стоявшие  рядом патрульные – курсанты  общевойскового училища на мгновение остолбенели. Пока суть да дело, моряк сгреб свою кисУ и рванул по переходу в сторону второго часового.  А мы в обратную, к Школе, от греха подальше.
      Там рассказали ребятам, в какую историю едва не влипли. Парни посмеялись, но самый рассудительный из нас - Саня Екименко заявил, что комендатура это так не оставит и моряков будут отлавливать по всей Москве. Так оно и случилось.
      После занятий  и самоподготовки мы стали собираться на Хавскую и кто-то из парней увидел из окна аудитории, выходящей на  проспект, что перед Школой прохаживается патруль, в составе майора и двух  курсантов училища имени Верховного Совета, которых за их высокий рост дразнили «фитилями».
      В это время из подъезда Школы появились несколько наших сухопутных слушателей, поприветствовали патрульных и  беспрепятственно двинулись в сторону вокзала. За ними вышли двое моряков - третьекурсников, которых патруль задержал и повел за угол здания.
      Затем снова вышли армейцы и их пропустили, а очередного слушателя-моряка задержали.
      Кто-то из ребят сбегал в ту часть здания, которая окнами выходила в переулок, и сообщил, что там стоит автобус комендатуры, куда препровождают  всех задержанных. Возмутившись, мы доложили об этом руководству курса и с нетерпением стали ждать возмездия.
      Оно не заставило себя ждать.
      Минут через десять из подъезда Школы вышел дежурный офицер  и о чем - то переговорив с начальником патруля, увел его в здание. Примерно через полчаса тот выскочил из подъезда и зарысил к своему автобусу, откуда незамедлительно появились задержанные.
      По слухам, майор попал на расправу к заместителю начальника Школы по строевой подготовке    капитану 1 ранга Л.Г. Александрову и тот выдал ему по «полной программе», чтоб служба раем не казалась. С той поры, насколько я помню, нареканий на слушателей ВКШ со стороны комендатуры Москвы не было. Наоборот, однажды нас даже похвалили.
      Героем дня стал наш одногрупник,   Сережа Токарь. К тому времени он был женат и снимал комнату в районе Арбата, неподалеку от Министерства обороны. Как на грех, ежедневно его путь в Школу пересекался с многочисленными старшими офицерами, следующими в свои пенаты на службу.
      - Не поверите, мужики, - сетовал Сергей,-  как только выхожу из подъезда, приходится брать «под козырек» и рубить строевым мимо всех этих «полканов» до самого метро. И обязательно кто-нибудь «прихватит».  Пора съезжать оттуда, а то с ума сойду от этой шагистики.
      Но съехать без последствий Токарь не успел. Когда его в очередной раз стал мордовать какой-то полковник, главстаршина надерзил ему, за что был задержан патрулем и доставлен в комендатуру Москвы.  Там он попал в ласковые руки помощника коменданта, который определил Сереже четыре часа строевых. Кто служил, тот знает, что это такое. 
      Здесь следует  отметить, что до поступления в Школу Токарь три года прослужил на сторожевом корабле Тихоокеанского флота,  где был строевым старшиной. А эта должность напрямую была связана с тем, чем сейчас предстояло заняться Сереге.
      И он отдался этой стихии. Лихо выполняемые здоровенным Серегой строевые приемы вызвали восхищение офицеров комендатуры, старший из которых предложил ему позаниматься с другими нарушителями воинского устава, которые в поте лица отрабатывали строевые приемы на плацу.
      - Ну, я и дал им копоти, - рассказывал потом Серега. - Все эти салаги в сапогах прыгали по плацу как ужаленные.
      Начиная со второго курса,  слушатели ВКШ постоянно привлекались к разного рода оперативным мероприятиям, проводимым органами КГБ в столице. В их числе было обеспечение безопасности руководителей партии и правительства на проводимых в то  время парадах и демонстрациях на Красной площади 1 Мая и 7 Ноября,  и обеспечение безопасности встреч правительственных делегаций зарубежных стран, прибывающих в Москву.
      Задействовались мы и для других, более целевых мероприятий, таких как поиск лиц, распространявших   антисоветские листовки в столице, совершивших ряд взрывов  на ее улицах и в метро, а также участия в студенческих выступлениях  у посольств капстран, в случаях их недружественного поведения в отношении СССР.
      Парадоксально, но факт, диссидента длительное время распространявшего антисоветские листовки и активно разыскиваемого московским управлением КГБ, задержал слушатель второго курса ВКШ, находившийся в ночное время в одной из засад, в районе вероятного появления злоумышленника.
      Почуяв неладное, тот бросил свои листовки и пытался скрыться, но через несколько кварталов был настигнут и задержан. Впоследствии оказалось, что в прошлом этот деятель активно занимался  спортом и был призером столицы по бегу на длинные дистанции.
      А вот пример участия наших слушателей  в одной из студенческих демонстраций, происходивших в то время у стен Китайского посольства в Москве, по поводу агрессивных действий КНР в отношении СССР.
      На первом факультете были отобраны лучшие метатели диска и толкания ядра, проинструктированы и отправлены на Ленинские горы выразить свой протест в числе московских студентов.
      Из нашей группы туда попал Боря Рыбаков, который мог метнуть на значительное расстояние не только эти железяки, но и любого среднего обывателя.
Как он потом рассказывал, на месте  демонстрации по каким-то причинам, наверное, случайно, оказалась пара машин булыжника, часть из которого каким-то образом влетела в окна посольства.
      Участие в обеспечении парадов и демонстраций на Красной площади мы считали для себя двойным праздником. Кто из советских граждан не мечтал в то время побывать на них? Таких, несомненно, были единицы.  Там же мы как говорят «вживую» могли в непосредственной близости увидеть первых руководителей Страны, крупных военачальников, космонавтов, спортсменов и других именитых людей.
      За неделю до этих торжеств, руководством Школы при участии представителей девятого Главного управления КГБ СССР с  нами проводился подробный инструктаж.
      При этом мы получали информацию об оперативной обстановке в столице на время проведения названных мероприятий, определялся порядок несения службы и наши действия в экстремальных ситуациях. Далее, в течение нескольких дней, в вечернее время мы выезжали на  Красную площадь, доступ на которую к тому времени закрывался, где совместно с военнослужащими ОМСДОН и Кремлевского полка отрабатывали свои действия.
      Они заключались в следующем. Слушатели ВКШ, которые задействовались на мероприятии в значительном количестве, занимали  исходную позицию у  Исторического музея. Подразделения ОМСДОН, в полной экипировке  и с  автоматическим оружием, располагались в Спасской и Никольской башнях Кремля.
      По сигналу, подаваемому руководителем мероприятия  с трибуны мавзолея, цепью с интервалом в один метр между собой, мы шли по кромке площади вдоль кремлевской стены в сторону собора Василия Блаженного.
      Затем в строго определенное время  останавливались напротив центральной трибуны мавзолея, выполняли левый поворот и оказывались лицом к площади и спиной к трибунам.
      По сценарию наше перемещение синхронизировалось с движением праздничных колонн, входящих на площадь и со стороны, особенно с телевизионных экранов, было совершенно незаметным.  В цепи, через каждого десятого слушателя, находился действующий офицер  госбезопасности. Далее наступала очередь подразделений ОМСДОНа, которые должны были задействоваться в случае необходимости.
      Под ней понималось несвоевременное предотвращение возможного террористического акта на площади силами оперсостава и находящихся на крышах ГУМа снайперами.
      В этом случае, из ранее названных башен Кремля на предельной скорости и практически вплотную друг к другу выбегали вооруженные бойцы, целью которых было расчленение демонстрантов на квадраты размером десять на десять метров с их последующим плотным оцеплением. Далее в них должны были запускаться оперативники для поиска и локализации террористов.
     Слава Богу, за все советское время, таких инцидентов на Красной площади допущено не было. Однако когда во время тренировок за нашими спинами раздавался грохот кованых сапог стремительно несущихся поперек площади бойцов, каждый из которых был под два метра ростом, чувствовали мы себя довольно неуютно.
     За сутки до торжеств, каждому из нас выдавался именной пропуск на Красную площадь, выполненный особым типографским  способом.                К месту сбора мы выезжали самостоятельно, ранним утром на метро, облаченные в гражданскую одежду.
     Москва в этот час была практически безлюдна, подходы к Площади перекрывались тройным кольцом оцепления из работников милиции и сотрудников госбезопасности. Предъявляемые нами удостоверения и пропуска тщательно проверялись.
     У Исторического музея  уже  работали   буфеты, в которых продавались различные бутерброды, свежая выпечка, шоколадные  наборы, лимонад и кофе с коньяком. Съедали по нескольку бутербродов, запивая их обжигающим кофе.
     Вдоль Площади в гордом одиночестве, заложив руки за спину, величаво прогуливался старший наряда  от ВКШ   капитан 1 ранга Л.Г.Александров, которого слушатели называли между собой «черным полковником» и боялись как огня.  К этому обязывала должность – он был заместителем начальника Школы по строевой части, внешний вид – ростом  Леонид Григорьевич был за два метра, могучее телосложение и громогласный голос.
     К тому же обладал свойством неожиданно появляться  в   момент, когда  тот или иной слушатель находился в неустановленной форме одежды, курил в неположенном месте или использовал ненормативную лексику. Провинившиеся подвергались самому жестокому разносу, который запоминался надолго. Жертвами  капитана 1 ранга, как правило, были слушатели младших курсов. Более зрелые всегда успевали вовремя исчезнуть.
     Примерно к девяти часам на Площади появлялись первые гости,  многие из которых тоже пользовались услугами буфетов, отдавая предпочтение кофе и активно раскупая  красочные шоколадные наборы фабрики «Большевичка».  Больше всех нам нравились космонавты, обычно следовавшие единой группой.
     Они всегда были веселыми, шутили и неизменно приветствовали состав наряда.
Ровно в десять   на трибунах мавзолея появлялись руководители Страны, и торжество начиналось.
     Описывать его нет нужды, ибо старшее поколение отлично помнит насколько красочными и впечатляющими были в ту пору демонстрации и парады на Красной площади. Примерно за час, перед нами  проходили до ста тысяч трудящихся столицы  с   различными  транспарантами,  воздушными шарами и цветами в руках, скандирующих лозунги, поющих и просто радостно смеющихся. Все это время над Площадью гремела музыка, прерывающаяся  комментариями диктора Центрального телевидения.
      Нам же было не до веселья. Приходилось непрерывно наблюдать за шествующими вдоль нашей цепи согражданами, выискивая возможно шагающих в их рядах злоумышленников. К концу действа от музыки, криков и непрерывно мелькающих перед глазами лиц, в головах шумело, но бдительности мы не утрачивали, поскольку за спинами прохаживался вездесущий Александров, изредка порыкивающий на нас.
      По завершению наряда возвращались на Хавскую, где вскладчину организовывали скромное застолье,  что слушателям не возбранялось.
      Ко второму курсу в нашей и других группах сформировались микрогруппы  слушателей, наиболее близко друживших между собой. Они состояли из трех-четырех человек. Основным объединяющим признаком служило совместное проживание и общность интересов. Я сдружился с Васей Нечаем, Володей Мазаевым и Виталием Мартыненко.      
      Первые двое тоже ранее служили на Северном флоте, а Мартыненко был моим земляком. Проживали мы вместе в одной комнате.
      Наиболее эрудированным из нас был Нечай, происходивший из старинного   рода запорожских козаков, отец которого был известным украинским  журналистом и писателем. Володя Мазаев был непревзойденным спортсменом, охотником и рыбаком, а Виталька Мартыненко просто хорошим парнем, обладавшим недюжинной силой, любящим дружеское застолье и симпатичных девчат.
      Вместе с нами, в этой же комнате располагалась вторая микрогруппа, в которую входили тоже ранее служившие на флоте Саша Екименко, Женя Худяков и Виталий Мельничук. Здесь же проживал, но держался особняком бывший армейский сержант, а теперь старшина 1 статьи Николай Штец,  попавший  в морскую группу после вступительных экзаменов. С ним у меня произошел неприятный конфликт, едва не закончившийся отчислением из ВКШ.
      В то  время мы обустраивали свой быт и вскладчину купили   эспандер, гантели, гири  и  подержанный магнитофон «Комета». По утрам, перед занятиями и вечером, после них, все без исключения активно занимались гиревым спортом и слушали эстрадную музыку.
      В воскресенье  общежитие пустело и, проводя время в городе, мы возвращались в него затемно.
      Одним таким днем я приехал несколько раньше. Верхний свет в нашей комнате был погашен и в дальнем ее конце почивал Саша Екименко.  На первой от входа кровати, заложив руки за голову и уставившись в потолок,   при свете настольной лампы, о чем - то мечтал Штец. На стоящем рядом столе дымился включенный магнитофон со вращающейся вхолостую кассетой.
       Я быстро его отключил и сделал Николаю замечание. В ответ он обматерил меня и обозвал салагой. На флоте это слово всегда являлось оскорбительным и применялось только в отношении молодых необученных  моряков. Таковым я себя не считал, к тому же ни одного дня на кораблях Николай не служил, что возмутило меня вдвойне.
       Будучи по натуре вспыльчивым, не долго думая я сгреб обидчика за грудки и врезал по физиономии, а когда он попытался сопротивляться – схватил  прикроватную тумбочку и насадил ее сослуживцу на голову. Тот обмяк и сполз на пол. В этот момент вовремя проснувшийся Саня растащил нас, и разборка закончилась.
       На следующий день по этому поводу в группе состоялись бурные дебаты, и о моем проступке было доложено начальнику курса, принявшему решение рассмотреть этот вопрос на комсомольском собрании. Следует отметить, что партийное начало в Школе в то время было главным и решения, принимавшиеся на партийных или комсомольских собраниях, как правило поддерживались руководством.
       Собрание состоялось после занятий в одной из пустующих аудиторий. Участвовали в нем все комсомольцы, а также бывшие к тому времени членами КПСС  Семенов и Мазаев.
       Руководил действом Нечай,  являвшийся нашим комсомольским вожаком. В качестве приглашенного от руководства,  выступал старшина курса, капитан Черных.
       Настроение   было подавленное, хотя я и знал, что часть  ребят,  из числа бывших моряков,  потерпевшему не сочувствовали. Была надежда и на Василия, бывшего тогда моим ближайшим другом, который, как комсомольский босс, мог что -  нибудь  предпринять в мою защиту. Обнадеживало и то, что по успеваемости я был одним из первых на курсе и незадолго перед дракой, парткомом   ВКШ был награжден почетным знаком  ЦК ВЛКСМ, врученным  мне  у ее Знамени.
       Однако надежды не оправдались.  Нечай  разнес меня в пух и прах, потребовав исключения из комсомола.   Я покрылся  холодным потом, поскольку это автоматически влекло изгнание из Школы. С таким же предложением выступил и командир группы   Семенов. За ними слово взял   Рыбаков, предложивший мне повиниться, а собранию ограничиться более мягким взысканием. Я отказался.   
       Последней надеждой оставался  Мазаев, но он не проронил ни слова.
Спас меня тогда Ваня Харин.
       - Ребята, что же мы делаем, ведь   топим своего же товарища. Да, он поступил необдуманно. Но в той ситуации  Штецу накостылял бы, наверное, каждый из нас.
       Его мнение поддержали  Саша Екименко, Серега Токарь и Юра Свергун.
       В итоге постановили ограничиться обсуждением. Руководство курса с этим мнением согласилось, и наказан я не был. Но моя дружба с Василием и Володей, с этого момента дала  первую трещину.
       В мае мы сдавали свою вторую сессию, после которой потеряли Виталия Мартыненко.  Виноват в произошедшем он был сам. Высокого роста и атлетического телосложения, с голубыми глазами и вьющимися русыми волосами, всегда веселый и жизнерадостный, Виталий пользовался    неизменным успехом у слабого пола. В столовых общежития и Школы, млеющие под его взглядом  юные работницы кухни, неизменно подкармливали неотразимого старшину.
       На молодежных вечерах Мартыненко  был непревзойденным танцором   и душой  компании. Это его и сгубило. Виталик стал серьезно приударять за одной из преподавательниц иностранного языка, но вместо взаимности получил «неуд» на экзамене, который повторился при   следующей  пересдаче. В результате он  был отчислен из Школы.
       Впрочем, оптимист по жизни, Виталий здорово не унывал и в ближайшее время был принят на службу в знаменитый МУР.
       Примерно в это же время   нашу группу пополнили   слушателями, ранее обучавшимися на втором факультете. Это были  старшины 1 статьи Леша Цаплин и Миша Тимошин, которые в свое время тоже служили на флоте.
В период этой сессии произошел довольно забавный случай, который многим из  нас памятен поныне.
       В числе других мы сдавали экзамен по военной подготовке, которую у нас – моряков, вел капитан 1 ранга Э.А. Иванов. Это был бессменный опекун и наставник всех без исключения морских групп, со времени их создания в ВКШ. При всей своей любви к нам, Эдуард Андреевич был достаточно строгим преподавателем и по флотским наукам гонял нас как сидоровых коз.
       Особенно доставалось бывшим сухопутчикам,  которым они давались с  трудом.  В  числе последних был и бывший авиатор Володя Слепнев, по прозвищу «казак», поскольку он  действительно был таковым и происходил из знаменитой станицы Вешенской, что на Дону. Обладая взрывным темпераментом и недюжинной силой, Володя, тем не менее, был одним из самых доброжелательных   слушателей нашей группы,  всегда готовым прийти на помощь товарищу, за что пользовался   уважением.
       Накануне экзамена, в нашей комнате  откуда-то появилось несколько литров медицинского спирта, скорее всего полученного кем-то из ребят из дому. Так как экзамен по военной подготовке был завершающим, мы решили спирт употребить после его сдачи.
       Первыми «отстрелялись» мы с Нечаем и, вернувшись на Хавскую в самом радужном настроении, наполнили веселящим напитком графин, в котором обычно находилась вода. Нашелся в общих запасах и солидный шмат сала, который приехавшие вслед за нами   Екименко и   Мазаев дополнили привезенными с собою хлебом и овощами. Наскоро организовав стол, мы без промедления выпили по четверти стакана, закусили и стали ждать остальных. Каждый вновь прибывший встречался  радостными возгласами и той же мерой спиртного.
       Последним, весь в мыле приехал взъерошенный Слепнев, который заявил, что «Эдик» (так между собой мы звали Эдуарда Андреевича), гонял его до седьмого пота, но поставил «хорошо».
       В комнате раздались бурные овации и, поскольку Володя явно нуждался в допинге, казаку  набулькали полный стакан. Едва он  его взял, как открылась входная дверь  и в комнату неспешно проследовал   начальник первого факультета полковник В.Г. Кузнечиков, сопровождаемый начальником нашего курса полковником  Н.М. Андреевым. Все вскочили со своих мест, а Слепнев  застыл у стола с судорожно зажатым в руке стаканом.
        - Сидите, сидите, - благодушно пророкотал  Кузнечиков.  - Ну, как экзамен, надеюсь на уровне?
        - Точно так, товарищ полковник,- проблеяли мы, с трепетом ожидая неизбежного разоблачения.
        Однако начальники продолжали  доброжелательно улыбаться, ошибочно отнеся наши раскрасневшиеся физиономии к трудностям военной подготовки.
        - Слепневу наверное досталось больше всех, вон как вспотел,- включился в разговор Николай Михайлович, - чего тянешься, вижу, что в горле пересохло, выпей водички,- кивает он на стакан.
        -А-ага,- просипел Вовка и неотрывно глядя на полковников, высосал все содержимое до да.
        - Ну отдыхайте, ребята, заслужили,- подвел итог Кузнечиков и начальство покинуло нас,  величественно направившись  дальше.
Несколько минут в комнате стояла мертвая тишина, нарушенная заплетающимся голосом Слепнева.
        - А все - таки,  наука  «Эдика», это поэма.
        Впоследствии, в экстремальной ситуации в море,  Володя проявил недюженные мужество и  стойкость и кто знает, не заслуга ли в этом нашего Учителя.
        После сдачи экзаменов мы пришили на рукава форменок по третьему золотому шеврону, достойно отпраздновали это событие в только что открывшейся на Октябрьской площади  «Шоколаднице» и выехали на первую оперативную стажировку  на Флот.
       Половина группы проследовала на Балтику   в Ленинград, остальные были отправлены на Черное море в Севастополь. Добирались туда самостоятельно, в гражданской одежде, имея в чемоданах форму  морских курсантов – сверхсрочников.
Высадившись на Московском вокзале, наша часть группы проследовала в Особый отдел КГБ СССР Ленинградской военно-морской базы, руководством которого была распределена по флотским частям и учреждениям.
        Мазаев и я попали в Балтийский учебный отряд, располагавшийся  рядом с площадью Труда и готовивший моряков различных специальностей для надводных кораблей. Нечай – в одно из высших   военно -  морских училищ. Нашим с Володей   куратором   стал обслуживавший подразделение оперуполномоченный В.П. Пшеничный.   
        Он был в звании старшего лейтенанта, примерно тридцати лет, отличался броской южной внешностью и оказался моим земляком из Донецка. С первых же дней между нами и  Валерием установились самые дружеские отношения. Свои обязанности наставника он выполнял ненавязчиво и без амбиций, передавая нам тот опыт работы, которым обладал сам. А он оказался  немалым. 
       Дело в том, что находясь в названной должности и считаясь одним из наиболее перспективных  работников отдела, Пшеничный не имел высшего и даже среднего специального образования. По тем, и даже нынешним беспредельным временам, это было немыслимо. Но так было.
        Вот его история, рассказанная лично.               
        В середине шестидесятых годов Валера проходил срочную службу в одном из флотских подразделений Кронштадта. На   танцевальном вечере в базовом матросском клубе познакомился с симпатичной  девушкой, с которой решил связать свою судьбу.    
        Она оказалась дочерью начальника Особого отдела  кронштадского гарнизона, который не только  не «отшил» простого моряка, но и дал благословение на их брак.
После демобилизации, в звании мичмана Пшеничный поступает на службу в кронштадский  Особый отдел в качестве начальника секретной части, а по прошествии некоторого времени его переводят в Особый отдел ЛенВМБ, где присваивают звание младшего лейтенанта и назначают на оперативную должность.
        В этот же период тесть Валеры погибает в Финском заливе при трагических обстоятельствах. Спустя много лет я увидел фото этого офицера у своего учителя, Э.А. Иванова, знавшего его.
        - Представляете  мужики, каково мне было? Тестя нет, соответственно нет и поддержки. Образование десять классов и флот, оперативного опыта никакого. Думал,  выбросят за борт, как балласт. Однако оставили, да и я  все это время работал как одержимый и вот, теперь даже передаю опыт вам, - смеется Пшеничный.  -  В этом году, кстати,   заканчиваю юрфак Ленинградского университета, чтоб не выглядеть белой вороной.
        Со своими помощниками, старший лейтенант работал артистически, как бы играя. А они у него были самыми разнообразными, начиная от старших офицеров и заканчивая женщинами из числа вольнонаемных. Поначалу мы только присутствовали на встречах, но уже через несколько дней  Валерий разрешил нам принимать участие в работе с отдельными помощниками, вместе с  ним.
        Не считаясь со временем,     наставник  знакомит нас с целым рядом тактических приемов, используемых в работе с негласными помощниками в корабельных условиях на берегу и  в   дальнем плавании, особенностям  конспиративного получения информации от них, способам зашифровки конспиративных источников.
        Один день в неделю Пшеничный посвящает работе непосредственно в Отделе, который находится в здании УКГБ по Ленинградской области на Литейном проспекте, именуемым в народе Большим домом. При этом он исчезает в  его замысловатых лабиринтах порой до вечера, а мы изучаем и штудируем те оперативные материалы, которые наставник предоставляет в наше распоряжение.
         По воскресеньям целые дни проводим в городе, посещая Эрмитаж, Петропавловскую крепость, Исаакиевский собор и другие исторические места, купаемся в заливе и загораем на пляже в Кировском парке.
         Ленинград того времени  отличался чистотой, покоем и немноголюдностью. Практически весь его центр состял из различных архитектурных ансамблей, являвшихся памятниками истории и содержался в образцовом порядке.
         Особенно впечатляли разводные  мосты через Неву и грохот полуденной пушки в полдень, раздающийся с равелинов Петропавловки.  В это время как раз наступил период белых ночей и мы с Володей вдоволь смогли насладиться  этим чудным явлением природы, до утра катаясь на прогулочных судах по Неве и Финскому заливу.
         В одну из суббот, после работы, Валера предложил нам посетить базовый Дом офицеров флота, славившийся своим рестораном и танцзалами. Переодевшись в штатское, примерно в двадцать часов встречаемся в фойе этого заведения. По нему с задумчивым видом дефилирует десяток помпезно  одетых  молодых дам.
         - Это местные   путаны из начинающих,- комментирует наставник,- пришли подцепить флотских офицеров на ночь. Наверх, в ресторан, их пускают только в паре с военными, которых они здесь и отлавливают. Настоящие жрицы любви уже давно там и ведут свою охоту более   избирательно. Связываться с ними не советую - многие из этих особ профессиональные  сексоты.
         О чем -  то переговорив с хмурым швейцаром,  Пшеничный  проводит нас в зал первого этажа, где расположены кафе, бар со сверкающей стойкой и обширный танцзал, в котором уже гремит музыка.
         - Он у нас называется «лейтенантским»,- сообщает наш гид,- здесь обычно проводят досуг младшие офицеры. Более серьезная публика  «заседает»    наверху.
         По широкой, отделанной мрамором лестнице поднимаемся на второй этаж и попадаем в зал ресторана. Он довольно просторный, с высоким лепным потолком и отделан в классическом стиле: вверху массивные бронзовые люстры, на стенах такие же бра и мягких тонов гобелены. Массивная мебель выполнена из темного мореного дуба. На столах белоснежные накрахмаленные скатерти и отливающие тусклым серебром приборы. По периметру зала, у стен – несколько раскидистых декоративных пальм в кадках.
         - Как вам апартаменты ? - вопрошает наставник.
         - Впечатляют,- дружно отвечаем мы.
         Словно из – под земли возникает худосочный дядя неопределенного возраста в белой куртке  с бабочкой и смешных круглых очках с зелеными стеклами, очень похожий на Паганеля.
         - Валерий Петрович, сколько лет, сколько зим!? - радостно вопрошает он, всплескивая руками. - Вы по работе, или отдохнуть?
         - То и другое,- подмигивает наставник.
         - Понял,- умиляется Паганель и щелкает пальцами.
 Тут же возникает официант с продувной рожей и в таких же очках.
         - Виктор,  обслужишь гостей по полной программе. Столик как обычно, под деревом?
         - Под ним ,- смеется Пшеничный.
         Проходим через зал и усаживаемся за угловой стол, под одной из раскидистых пальм. Отсюда отлично виден весь зал. Взяв в руки лежащее на столе меню и  бегло обозрев  его, Валера вопрошающе глядит на официанта.
         - Рекомендую взять икру паюсную, только что получили, солянку сборную по питерски и телятину в винном соусе  соусе.   На десерт - ананасы со льдом. Горячительное – русская водка, кубинский ром, или армянский коньяк, - самозабвенно поет Виктор.
         - Остынь, кормилец,- осаживает его наставник.- Ты же видишь, что мы местные, а не с северов. Тащи нам  поесть и выпить.
         - Водочку прикажете по - флотски или ординарно?
         - По флотски, конечно, - смеется Валерий.
         Мы не знаем, что такое водка по - флотски и получаем следующие разъяснения. Традиционно этот напиток в   ресторане ДОФа, морским офицерам подается не в бутылках, а в граненых массивных графинах. Такие штатно  используются  на всех военных  кораблях   и далеко не всегда заполнены   водой.
         А ресторан между тем начинает наполняться гостями. По той же традиции, большинство из офицеров в гражданской одежде. Многие в сопровождении дам. В противоположном конце зала размещается шумная компания иностранцев в неведомой  нам форме.
         - Эти ребята военно – морские атташе. Среди них есть наши собратья по оружию,- поясняет Пшеничный.
         Недалеко от иностранцев, за двумя сдвинутыми столами  устраивается вторая компания, но уже в парадной форме старших офицеров нашей родной Советской Армии.   
         -   Эти обучаются в военной академии.  Судя по всему, будут отмечать  выпуск или очередные звания, - кивает Валерий на сухопутччиков. - Под шафе обязательно поскандалят с моряками.
         - А вот эти, кто?,- спрашивает  Володя, указывая глазами на сидящих парами   за несколькими столами  смазливых девиц. Выглядят они довольно эффектно и с выражением скуки на лицах смакуют шампанское.
         - Я ж вам говорил, питерские жрицы любви,- улыбается наставник. – А вон там, - указывает на вторую группу не менее привлекательных дам, -  юные жены седых адмиралов. Когда те в отлучке,  мамы культурно отдыхают.
        Появляется Виктор с заказом и быстро накрывает стол. Валера разливает водку из запотевшего графина по стаканам. 
        - За нас! Дружно выпиваем и наваливаемся на еду.
        А веселье в зале набирает силу. С эстрады   голосит  цыганский романс волоокая певица с пышным бюстом, вокруг звучит смех, стук приборов и звон бокалов. Над головами отдыхающих витает табачный дым.
        Вся эта какофония  периодически заглушается зычным рыком: - Господа  офицеры!- под который слушатели академии пьют  стоя.
        - Ох и докричатся они сегодня, -  неодобрительно заявляет наставник. Наши не любят   гусарства и точно набьют морды академикам.
        По традиции выпиваем за тех, кто в море и закуриваем.  Неожиданно у нашего стола появляется рослый капитан – лейтенант в  потертом   кителе и заключает Пшеничного в объятия. Несколько секунд они хлопают друг друга по спинам и явно довольны встречей.
        Валера знакомит нас. Верзила оказывается его давним приятелем и в настоящее время на Севере командует малым ракетным кораблем, который накануне привел в ремонт на Кировский завод.
        - Ну и как говорится с корабля на бал, даже китель менять не стал,- растроганно басит  каплей. Где еще, как не здесь, встретишь старых друзей?      
        Выпиваем за встречу, и он приглашает нас за свой стол, где расположилась компания офицеров его корабля. Мы с Володей  не прочь пообщаться с северянами, но под каким – то предлогом Пшеничный отказывается от приглашения, и они договариваются о встрече на следующий день.
        Еще через минуту, после очередного громогласного тоста здорово подгулявших «академиков», между ними и североморцами возникает потасовка, которую довольно быстро гасит кем-то вызванный офицерский   патруль. Сухопутных дебоширов уводят и веселье продолжается. Свободных столов      в зале уже нет.
        Все путаны и скучающие жены нашли себе пары. Среди посетителей ресторана полное единение.
        - Ну, посмотрели, как «загнивают» офицеры флота?,- спрашивает наставник.
        - Посмотрели,- отвечаем мы,- впечатляет.
        На десерт выпиваем по чашке кофе и Валера расплачивается. Пытаемся войти в долю, но он категорически отказывается взять деньги.
        - Вы мои гости. В следующий раз, при встрече, расчет за вами. Пока спускайтесь вниз и подождите меня в фойе,   скоро буду.
        На первом этаже  веселье тоже в самом разгаре. В танцзале гремит музыка, в кафе дым коромыслом. И только в пустом фойе на мягких диванах одиноко скучает офицерский патруль.
        Минут через двадцать появляется наставник и по пустынной улице, над которой сияет Луна, мы неторопливо следуем домой.
        -Как вам вечер,- спрашивает Пшеничный.
        - Здорово, отлично отдохнули.
        - Не только отдохнули, но и поработали, -   произносит он.
        - Как это?
        - А вы не догадываетесь?  Так понравившийся вам каплей, мой помощник. Он в самом деле с корабля, пришедшего накануне с Севера. Со вчерашнего дня стоит в доке. Сегодня я принял его на связь и получил интересную информацию. Так что, учитесь парни совмещать приятное, с полезным.
       Через несколько дней Валерий сообщает нам, что в Ленинград с дружеским визитом прибывает эскадренный миноносец флота ее Величества королевы Нидерландов и нам предстоит участвовать в оперативном обеспечении его  встречи.
       - Наша задача в цивильном платье находиться в толпе встречающих корабль восторженных горожан, большая часть из которых будет представлена путанами и  фиксировать их поведение,- инструктирует нас наставник. - В случае каких – либо эксцессов, что маловероятно, принимать  участие в их задержании, совместно с милицией  и флотскими патрулями. Далее работаем в отряде по своему плану и по завершению визита, в числе тех же  горожан, провожаем гостей. Вопросы?
       - А будут ли моряки эсминца сходить на берег?
       -Непременно, но это уже не наша забота. Наблюдение за ними прерогатива другого подразделения.
       В назначенное время прибываем в порт и смешиваемся с толпой встречающих. В своем большинстве она действительно состоит из молодых девиц явно не комсомольского типа. Здесь же наряды милиции и несколько флотских патрулей, ограждающие доступ  зевак к месту швартовки корабля. Она  происходит торжественно, под звуки гимнов обеих стран и радостные вопли встречающих.
       После короткой церемонии обмена любезностями, сошедшие с эсминца чопорные офицеры в сопровождении командования базы и руководителей города на автомобилях  убывают в Смольный.
       Еще через некоторое время с эсминца на причал спускается весело балагурящая  группа моряков, уволенных на берег. Все скандинавы рослые, упитанные и в очках. На груди фотоаппараты, за плечами или в руках объемистые спортивные сумки. Держатся нагло  и развязно.
       Сразу же за линией оцепления моряки попадают в руки восторженно визжащих девиц, вместе с которыми усаживаются в такси и уезжают в город. Еще немного поглазев на заморский корабль, толпа расходится и причал пустеет.
       Этот визит для  Валерия далеко не первый и он рассказывает нам, что сейчас потомки викингов пройдутся  по всем лучшим ресторанам  Питера, где немеряно выпьют русской водки. Затем набьют свои кисы спиртным  и сувенирами, позабавятся со своими случайными подружками, после чего вернутся на корабль.
       - Это будет целый спектакль, рекомендую посмотреть,- резюмирует Пшеничный.
Примерно в двадцать часов мы вновь навещаем место стоянки эсминца.
       К этому времени из увольнения начинают возвращаться моряки. Все они приезжают на такси, в сопровождении тех же девиц, с которыми  отправлялись в город. Парни здорово навеселе, но на ногах держатся   устойчиво.
       Оживленно переговариваясь и перемалывая во рту жвачку, они прощаются со своими подружками и поднимаются  на корабль.    Но не для всех из них  увольнение заканчивается благополучно.
       Из очередного подъехавшего такси  несколько девиц с трудом извлекают что-то орущего моряка.  Он пьян в стельку и едва передвигает ноги.  Кое - как добравшись до трапа, двухметровый детина с трудом взбирается на палубу.
Там его встречает дежурный офицер    и вахтенные.
       Что-то  коротко пролаяв, офицер с ходу врезает пьянице по физиономии и тот  валится на палубу. Подхватив бесчувственное тело, вахтенные утаскивают его вниз.               
        - Вот вам наглядный пример капиталистической демократии,- многозначительно подняв кверху палец, изрекает Валера. - Далее этого малого посадят в карцер, у них на «коробках» они есть, а затем  подвергнут солидному штрафу. У НАТО ведь  моряков срочной службы нет, только контрактники.
       Еще через несколько дней срок нашей командировки истекает, и мы прощаемся с Пшеничным, который дарит нам на память пару выполненных на дереве линогравюр с изображением крейсеров, несколько блоков сигарет «Кэмэл», а мне  лично,   свои  первые лейтенантские звезды, отлитые из какого-то золотистого сплава, полученные им от тестя.
       - Они счастливые, носи, а затем передай своему стажеру.
       Так впоследствии, я и сделал.
       Далее наш путь лежит в Кронштадт, где в течение следующего месяца предстоит пройти  морскую практику на сторожевом корабле с грозным названием «Россомаха».
       Туда мы прибываем на пароме, вместе с остальными ребятами, находившимися на Балтике. Сюда же должны приехать и остальные наши однокашники, стажировавшиеся на Черноморском флоте.
       В Кронштадте небывало знойное  лето, что не характерно для этих мест. На КПП  небольшого морского вокзала предъявляем документы вахтенным и выходим в город. Он такой же, каким запомнился мне      по службе в учебном отряде, только с поправкой  на сезон.
       Те же, мощеные гранитом безлюдные улицы, массивные  форты  и казармы из потемневшего от времени кирпича, немногочисленные группы  военных моряков, следующих  в сопровождении  хмурых старшин  по своим  делам.
       В  гавани Усть Рогатка, у пришвартованного к пирсу сторожевого корабля, нас уже поджидает группа черноморцев. Следуют радостные возгласы и объятия, обмен новостями, после чего все вместе поднимается на борт.
«Росомаха» далеко не первой молодости, однако выглядит внушительно.
       Встретивший нас старший лейтенант, представившийся помощником командира, не проявляет особой радости, и после проверки документов препоручает группу пожилому  мичману, который размещает слушателей по жилым помещениям.
       Токарь, Свергун, Нечай , Мазаев  и я, попадаем в небольшую пятиместную каюту, остальные ребята устраиваются в кубриках. На следующее утро встречаем прибывшего из Ленинграда руководителя практики, капитана 1 ранга Э.А. Иванова. 
С этого момента, с участием  офицеров корабля, с нами проводятся занятия по его устройству.
       Помимо  прочего изучаем штурманское, артиллерийское и минное вооружение  СКРа, его главную энергетическую установку и  организацию корабельной службы, в которую с первых же дней вносим   посильную лепту.
       Следует отметить, что в отличие от слушателей морских групп старших курсов, в которых обучались такие солидные ребята как Зданович, Дувалов, Ковалев, Милютин, Водяный, Гетя, Сладков или Шабрин,  к нам Эдуард Андреевич  относился более прохладно, что было  вполне объяснимо.
       При достаточно высокой успеваемости  мы  нередко бузили. И в этот раз, наши  «черноморцы», находившиеся в Севастополе, что-то не поделили с местной милицией и учинили с ней разборку. Чем она закончилась – чуть позже. А пока о нашей лепте в организацию службы на «Росомахе» .
       Уже с первых часов пребывания на ней выяснилось, что в море корабль давно  не  ходит и имеет на борту половинный экипаж, очень смахивающий на анархистов. В свободное от   вахт время командование «припухает» в Питере, а оставленная без должного надзора   команда пьянствует и дебоширит. 
       В первый вечер нашего пребывания на судне, несколько вернувшихся в сильном подпитии из увольнения  старшин,  ничуть не стесняясь незнакомых курсантов, пытаются выкинуть за борт, сделавшего им замечание мичмана. Последнего мы отстояли, но связываться с бузотерами пока не стали. Однако на этом дело не закончилось.
       Как и на других надводных кораблях, на СКРе существовала бачковая система питания для  моряков срочной службы. Она заключалась в том, что каждое подразделение – боевая часть или служба, получали на камбузе пищу в бачках и потребляли ее в кубриках. Для доставки харчей  назначались дневальные из числа   матросов первого года службы.
       По такой системе надлежало питаться и нам, с той лишь разницей, что сами на камбуз мы не ходили, а как будущие офицеры пользовались услугами   вестовых.
       На следующий день эти кормильцы в замызганных робах, притащили нам  кашу без масла и чай без сахара на завтрак, борщ без мослов и макароны без мяса на обед.
       Дожидаться ужина с портянками мы не стали и проведя небольшое дознание выяснили, что весь приварок с камбуза попадает старослужащим, именуемым  на флоте годками. Со слов вестовых, таких на корабле было с десяток и жировали  они в наглую, объедая и третируя молодых.
       Так как многие из нас сами служили на кораблях, незамедлительно решаем проучить наглецов, для чего формируем карательную группу. В нее входят Токарь, в прошлом строевой старшина на однотипном корабле и большой любитель мордобоя, любящий это дело Свергун,  наш  тяжеловес  Рыбаков и я.
       Дождавшись отбоя, навещаем кубрик старослужащих. В нем человек пять, половина из которых явно в подпитии. Один, лежа на рундуке, бренчит на гитаре, остальные, матерясь, азартно забивают козла. В помещении непередаваемый  запах сивухи и табачного дыма. Борис остается у входа, а мы подходим  к играющим.
       - Встать! - оглушительно рявкает Токарь и пинает ногой стол. Он отлетает к переборке и сшибает двоих игроков. В это же мгновение Свергун бьет в челюсть опешившего  гитариста, а я опускаю кулак на бритый затылок сидящего к нам спиной старшины. Ушибленные столом годки пытаются удрать, но лучше бы им этого не делать. У   трапа  они натыкаются на Рыбакова и валятся на палубу.
       Бить больше некого. Мы втроем  усаживаемся на рундуки, а  Серега подходит к годкам, выпучивает глаза и вновь орет – Встать!    Подвывая и тихо матерясь, парни выполняют команду.
       После этого Токарь выстраивает их вдоль борта и обращается  со следующей проникновенной речью.
        -  Салаги! Уведомляю вас, что на «коробку» прибыла группа курсантов    военно-морского училища из Москы. Все мы оттрубили   по три года на флотах и были путевыми годками.   Вы же плесень, видели море с берега – корабль на картинке. И если не дай Бог в наших бачках снова будет постный клев,  я вас  на части порву. Усекли?!
        Годки  со страхом взирают на   Серегу и   бормочут что - то нечленораздельное.
        - Не слышу!- багровеет он  и сжимает здоровенные кулачищи.
        - Так точно, ясно, товарищ главстаршина! вытягиваются моряки.
        - То-то же, -  рычит Токарь.  С завтрашнего дня будете выходить на зарядку и дневалить у нас бачковыми. Свободны.
        После этой разборки  дисциплина и качество пищи на корабле существенно улучшились. Первогодки стали выглядеть бодрее, а старослужащие еще долго находились в прострации. Скажете непедагогично? Может быть.  Но как говорили в то время флотские острословы – битие, определяет сознание.
        Поскольку время после восемнадцати часов у нас считалось личным, его проводили в городе.  Хотя  в историческом плане Кронштадт не уступал Ленинграду,    по части досуга он в точности соответствовал   местному  названию  «Город Трех  Б». Посвященные меня поймут. 
        Посетив базовые матросский и офицерский клубы, не вызвавшие у нас особых  эмоций, свободные вечера  мы стали проводить в пивном баре, расположенном в центре,   по соседству с городским отделом милиции. Бар располагался на первом этаже  старинного здания и был довольно экзотичен.
        Стены   двух небольших залов отделаны морской галькой и украшены засушенными представителями океанских глубин, с потолков свисали медные корабельные светильники, столы из тяжелого мореного дуба, вместе стульев небольшие бочонки.
       Пиво было отменным и подавалось с наборами из различных сортов вяленой рыбы. Вход платный. Однако уже после первого   визита, с учетом объема выпитого, радушные официантки  стали пускать нас  в заведение беспошлинно, узрев настоящих клиентов.
       В один из таких вечеров, прихватив с собой  бутылку коньяка, решаю навестить учебный отряд, в котором начинал службу. На его КПП пожилой мичман долго изучает мое удостоверение, явно его смущающее. Я разъясняю ветерану, что начинал здесь службу в роте торпедистов и по возможности хотел бы увидеться с кем-либо из ее командования. Мичман оживляется и сообщает, что сейчас в роте как раз находится ее командир, капитан 3 ранга Иванов.
       После его звонка, на КПП появляется разбитной старшина, вместе с которым   мы проходим на территорию части. Она ничуть не изменилась. Тот же просторный и пустынный в это время плац, с расположенной на его противоположной стороне    массивной казармой. Справа, в окружении сосен,  клуб и остатки древнего крепостного вала.
       По чисто вымытым истертым ступеням поднимаемся в роту.
       Александр Иванович находится в своем кабинете. При моем появлении встает из-за стола и делает несколько шагов навстречу. Он ничуть не изменился – та же эспаньолка, ладно подогнанная форма, сухощавая стройная фигура. Вот только ростом вроде стал пониже, да волос на голове поменьше. В горле у меня першит.
       - Здравия желаю, товарищ капитан 3 ранга!   Курсант роты торпедистов выпуска 1972 года Ковалев. Пользуясь случаем, прибыл Вас навестить.
       - Ну что ж, добро пожаловать. Давненько у меня   бывшие  воспитанники появлялись, а вот поди ж ты, помнят, оказывается, - улыбается Иванов.
       Мы пожимаем друг другу руки,   усаживаемся на старый клеенчатый диван и я коротко рассказываю ему о себе. Услышав фамилии командира и старпома  лодки  на которой я служил,   Иванов оживляется и заявляет, что знает их.
       - Отличные офицеры, у них есть чему поучиться. После этого наша беседа принимает   более душевный характер.
       В кабинете появляется  крепко заваренный чай с баранками и лимоном, поданный сопровождавшим меня  старшиной, пригодился и захваченный мною коньяк. Засиживаемся   допоздна. На корабль возвращаюсь переполненный воспоминаниями и около часа сижу на скамейке в  безлюдном в это время Петровском парке.
       На следующий день Эдуард Андреевич организовывает для нас выход в залив на морском яле. Это большая весельная  шлюпка, являющаяся необходимой принадлежностью каждого надводного корабля. Устройство яла и теорию управления им, мы изучали в учебных отрядах.
       Однако в море на этой посудине выходили только Семенов, Свергун и Токарь, который назначается старшим. Усаживаемся в ял,  разбираем   тяжелые весла и с грехом пополам отваливаем от стенки.
       Видя наши жалкие потуги, Эдуард Андреевич приказывает далеко не ходить и,  расхаживая по причалу, о чем-тобеседует  с офицером, который руководит аналогичными занятиями группы курсантов военно - морского училища, прибывшей из Ленинграда. В отличие от нас эти ребята лихо носятся вдоль акватории под парусами.
       Примерно через час, благодаря потугам Токаря,  изрыгающего на наши головы лавину перемежающихся матом команд,   начинаем справляться с ялом и, забыв о приказе, лихо   выгребаем  на  фарватер. Там решаем передохнуть и  немного  принять солнечные ванны. Однако не тут - то было.
       С первого же проходящего   метрах  в двадцати от яла судна нас облаяли и потребовали убраться с фарватера. Такие же сентенции  в мегафон высказал  и  капитан чумазого буксира, тащившего за собой баржу с углем.
       Не став испытывать судьбу, чертыхаясь, погребли к виднеющемуся в  паре милях от фарватера небольшому острову с заброшенным фортом, на котором  по слухам хранились орудийные стволы, демонтированные еще с царских дредноутов и  крейсера «Киров», совершившего в 1941 году свой небывалый  переход из захваченного немцами  Таллина, в Кронштадт.
       Как нам рассказывали очевидцы в период службы в Палдиски, из Таллина легендарный корабль уходил одним из  последних, под непрерывными бомбежками, имея на  борту помимо команды семьи армейских и флотских офицеров.
В этот момент в порт прорвалась группа немецких танков, которые он разнес в щепки залпами   главного калибра.
       Досталось и «братьям эстонцам», палившим по крейсеру из зданий порта, навсегда затаившим смертельную обиду на балтийских моряков.               
       На   покрытых мохом бастионах форта действительно оказалось множество  старых  демонтированных орудий, хранящихся под открытым небом. Таких калибров ни до, ни после этого, встречать нам не приходилось. В стволы некоторых из них свободно влезал   миниатюрный  Екименко. Не помню по каким причинам, но к общему огорченью, наши   фотографы   Харин и Мазаев, в тот день оказались без фотоаппаратов. А  жаль…
       Как и оперативная, морская практика проходит  очень быстро, и в августе мы возвращаемся в Москву. Там нас ожидает неприятное известие - за драку с милицией в Севастополе, из Школы отчисляется   Токарь. Он уезжает в Ленинград и  судьба Сергея нам неведома поныне.
       Третий курс для меня, Нечая и Мазаева,  тоже едва не становится последним. Дело в том, что уже почти год мы встречаемся с тремя девушками – медичками. Как и наша тройка, они близкие подруги и вместе проживают  в общежитии в Тимирязевском районе Москвы.
       Мою девушку зовут Татьяна, ее подруг - Людмила и Валентина. Это миловидные и добрые  создания, в отношении которых мы питаем самые серьезные намерения. Практически все свободное время проводим одной компанией, вместе посещая кинотеатры, музеи и другие интересующие нас места.
       В одну из таких встреч,  после  затянувшейся вечеринки, решаем не возвращаться  в общежитие  и остаемся ночевать у девчат, в выделенной для нас комнате. В эту же  ночь в гостинице «Россия» случается  наделавший тогда много шума   в столице пожар,  унесший многие жизни. Слушатели Школы, проживающие на Хавской, поднимаются по тревоге и привлекаются для участия в оцеплении гостиницы. Наше отсутствие   незамедлительно устанавливается, о чем докладывается руководству.
       Последствия очевидны - отчисление.
       Спасает нас контр-адмирал  А.М.Тихонов, к которому я попадаю на прием и честно рассказываю, где мы находились.
       -  Встречаетесь давно ?
       - Почти год, товарищ адмирал.
       - А девчата  хоть стоящие?
       - Вполне, после выпуска собирались жениться.
       - Ну вот и женитесь, выгоним вас к ядреной фене!,-  внезапно обозляется он. - Ладно, девушки через час должны быть у меня, сам с ними поговорю. А вы пока ждите.               
        Через полчаса на такси доставляем перепуганных подруг к адмиралу и маемся в приемной. Воображение рисует самые мрачные картины. Беседа у начальника парткома длится кажется целую вечность. Наконец   он выходит из кабинета, мы вскакиваем.
        - Я к начальнику Школы,- бросает адмирал секретарше и удаляется. Возвращается довольно скоро и приглашает нас зайти.
        - Присаживайтесь,- указывает на стулья. Садимся. В кабинете возникает напряженная тишина. Несколько долгих мгновений Тихонов смотрит на нас.
        - Все, отчисляют,-  проносится в головах.
        - Девчата, подождите пока в приемной, сейчас эти герои вас проводят,- слышится словно издалека голос адмирала.
        - А вы задержитесь.
Остаемся в кабинете.
        - Так когда вы решили бракосочетаться?, - вопрошает он.
        Мы  переглядываемся и понимаем, что пронесло.
        - Когда прикажете, товарищ адмирал!
        - Ну что ж, чем скорее, тем лучше. А девчата  действительно стоящие.  Свободны. Идите на занятия.
        Свое обещание мы сдержали и в течение третьего курса сочетались законным браком с нашими подругами. Сначала была свадьба у Нечая, затем у Мазаева, я завершил  эту эпопею. У нас с Татьяной, кстати была не свадьба а вечер, на который мы пригласили самых близких своих друзей. В качестве свидетеля бракосочетания, с моей стороны выступал Юра Свергун, а  почетным гостем был Юра Павленко.
        Да, именно тот самый    земляк  из Донбасса с   кем мы поступали в ВКШ и который дал слово вернуться в столицу. К моменту нашей встречи он    работал мастером на автозаводе имени Лихачева и заочно  учился в одном из ВУЗов. Эта встреча была не последней и судьба впоследствии не раз сводила меня с этим  интересным человеком.
       Бракосочетались мы в   ЗАГСе Тимирязевского района Москвы, а затем катались по столице на самой настоящей «Чайке», которую мне удалось заказать в свадебном бюро. Вечер прошел весело и непринужденно, в теплой дружеской обстановке. Общежитие на Хавской потеряло еще трех своих постояльцев.
        К тому времени, кстати, большинство слушателей нашей группы были уже женаты и проживали на съемных и  в служебных квартирах. Закончились и мои скитания по казармам, плавбазам и общежитиям.
       Таня оказалась очень практичной    женой и буквально через несколько дней  нашла для нас хорошую комнату в доме, расположенном рядом с ее работой. Сразу же за ним располагался старый Тимирязевский  парк с его тенистыми аллеями и чистыми  прудами.
       Хозяева оказались пожилыми милыми людьми из коренных москвичей, с которым у нас установились самые теплые отношения. Тот год, прожитый  в старой московской квартире, без сомнения, был самым счастливым в нашей жизни.
       В этот период у меня происходит встреча с еще одним земляком - Володей Винником, с которым мы вместе росли, ходили в школу  и жили по соседству.
Закончив институт радиоэлектроники  на Украине, он был распределен в Подмосковье и работал инженером на Апрелевском заводе грампластинок. 
       Володя  привез мне в подарок только что вышедшую тогда и пользующуюся небывалой  популярностью пластинку Тухманова «По волнам моей памяти». Узнав где и на кого я учусь, посетовал, что выбрал не самую интересную профессию, а я,  шутя, посоветовал ему переквалифицироваться в контрразведчика.  И как в воду глядел. 
       Впоследствии,   работая в одном из областных  управлений КГБ Украины,  друг детства не забыл о той встрече и здорово прикрыл мои тылы в   жестоком противостоянии  с   крупными    партийными  бонзами, опекаемыми Москвой.
       А пока я учусь на четвертом курсе и в числе других слушателей корплю над выполнением   практических работ по спецдисциплинам, выезжаю на такие же  занятия  в Балашиху. Все это - прелюдия перед  последней оперативной стажировкой, после которой нам предстоят государственные экзамены.
       На стажировку убываем   в полном составе ранней весной. Ее срок два месяца. Пункт назначения - Особый отдел КГБ СССР по Балтийскому флоту, расположенный в Калининграде, бывшим Кениксберге.
       На Белорусском вокзале практически все появляются в сопровождении   жен и подруг, навьюченные чемоданами и сумками со снедью. Настроение приподнятое. Обещая женам не посещать вагон - ресторан и зря не транжирить деньги, в ближайшем киоске покупаем несколько ящиков «Жигулевского» и загружаем его в вагон.
       Еще десяток  минут и под мелодию «Сиреневого тумана», записанного у кого - то из ребят на магнитофон, поезд   уносит нас  в эту самую даль. Группа занимает четыре смежных плацкарты. Поначалу  переодеваемся  и занимаемся травлей, а затем организуем ужин из домашних гостинцев.
       На десерт смакуем пиво с янтарными лещами, презентованными всей компании Мазаевым. Далее начинаются занятия по интересам.
       Несколько наших холостяков отправляются в обход поезда в надежде на романтическую встречу, остальные играют в дорожные шахматы, карты или читают  прихваченные с собой журналы. К числу последних относимся и мы со Свергуном. Однако это занятие   скоро надоедает  и, прихватив с собой Сашу Екименко, мы отправляемся на разведку в вагон - ресторан.
       Он довольно уютен - с блестящей никелем стойкой, тихо льющейся  из динамиков музыкой и запахом хорошего кофе. Решаем выпить по чашке и усаживаемся за первый от входа столик, украшенный розеткой с  живыми подснежниками. Пока официант выполняет заказ, я изучаю меню и к своему удивлению обнаруживаю в нем известный по службе в Эстонии  и очень почитавшийся  моряками на Балтике ликер «Вана Таллин». Цена невысока и мы заказываем бутылку этого напитка.
       Прихлебывая кофе с ликером и покуривая московскую «Яву», с удовольствием слушаем музыку.
       Иллюзия прерывается подошедшим официантом, который сообщает, что ресторан закрывается и предлагает его покинуть. Зная, что до закрытия заведения еще несколько часов, мы выражаем недоумение и просим разъяснений.
       - Вот они,- официант кивает на сидящую в центре зала явно подгулявшую компанию,- оплатили время работы ресторана  до закрытия и желают отдыхать самостоятельно.
Гуляк человек десять.
       Это рослые загорелые парни постарше нас,  в импортных   спортивных костюмах,  с бритыми головами и в наколках. Столы перед ними ломятся от изобилия бутылок и  еды.
       - Какие - то блатные,- сквозь зубы цедит Свергун и,  не сговариваясь, мы принимаем решение остаться. 
       Официант рысью возвращается к весело гогочущей компании и что- то шепчет   на ухо самому здоровому из них. Тот багровеет, встает  и обозвав нас салагами предлагает убраться из ресторана по хорошему. В ответ демонстрируем международный жест отказа и чувствуя, что без мордобоя не обойтись, посылаем Саню за подкреплением.
       Оно незамедлительно прибывает в лице Слепнева, Ермакова, Мазаева  и еще нескольких ребят. Зная свои возможности, за исход разборки мы особо не переживаем и намериваемся измордовать блатных по полной программе. Однако подраться не удается - в зале появляется солидный дядя в морской форме, который что - то прорычав сразу сбавившим  обороты  бритоголовым,   подходит к нам.
       - Какие проблемы, парни?
       - У нас никаких, а у этих  дебилов сейчас будут,- флегматично произносит  Рыбаков.
       - Это не блатные,- смеется дядя,- а команда    траулера. Я их капитан. А вы кто будете?
       - Ну, а мы не салаги, а курсанты военно – морского училища,- бурчит Свергун.
       На этом конфликт исчерпывается. Оскорбивший нас здоровяк, оказавшийся боцманом, извиняется, а капитан приглашает всех нас разделить с ними трапезу.
Нам интересно пообщаться с рыбаками и приглашение принимается.
       Пьем мировую и завязывается непринужденная беседа, из которой выясняется, что эти парни более года   ловили рыбу по контракту в Индийском океане  для  Индонезии. Теперь получили расчет и через Москву добираются в родной  Калининград. Ну и как все моряки, долго не видевшие суши, в дороге немного расслабляются…
       Часу в третьем ночи мы прощаемся с радушными рыбаками и возвращаемся в свой вагон. На прощание они дарят нам несколько  блоков импортных сигарет  и  пару бутылок виски. Однако спать в эту ночь не приходится. Дело в том, что за время учебы  помимо дружбы, среди     нас возникли и  некоторые трения. Например, некоторые в группе недолюбливали нашего командира Семенова, парторга Тимошина и отдельных, очень уж идейных партийцев. Короче мы здорово подрались между собой.  Удивительное  дело, но по  физиономии  досталось  и святому человеку - Екименко, пытавшемуся  нас  образумить. Прости нас, Саня.
       На Калининградский вокзал поезд пришел ранним утром.  Встретивший нас представитель Особого отдела в чине капитана 1 ранга  справедливо остался недоволен видом  слушателей, физиономии которых украшали синяки и ссадины. Коротко отчитав нас, он приказал грузиться в стоящий неподалеку  от вокзала автобус, который быстро доставил группу в гостиницу Калининградского морского пароходства.
       Здесь нам было приказано привести себя в порядок и к  четырнадцати часам самостоятельно явиться  в Отдел.
       К назначенному времени  и в отутюженной форме мы предстали перед грозные очи начальства, ожидая серьезного разноса. Однако его не последовало. Тот же офицер, оказавшийся начальником кадрового сектора,  выдал нам командировочные предписания, согласно которым   надлежало явиться в различные  гарнизоны Балтфлота для стажировки. В их числе были Каунас, Лиепая, Быхово, Остров.
       Мне предписывается  явиться  в  приграничный с Польшей гарнизон  Мамоново,  в распоряжение старшего оперуполномоченного, капитана 3 ранга В.П.Сильницкого, обслуживающего учебный отряд, в котором готовятся специалисты для надводных кораблей ДКБФ.
       Выяснив, что этот гарнизон находится в часе езды  от Калининграда и туда ходит электричка, я прощаюсь с ребятами и во второй половине  дня отбываю к месту назначения. В Мамоново приезжаю вечером и быстро нахожу необходимое мне подразделение. На КПП предъявляю документы и прошу доложить о прибытии Сильницкому,  который  появляется через полчаса.
        Это высокого роста рыжеватый мужчина, с залысинами на высоком лбу, в ладно сидящей на нем форме старшего  офицера. Он весело приветствует меня  и проводит на территорию части. Сразу же за КПП сворачиваем на мощеную булыжником аллею, обсаженную старыми липами и через несколько минут  оказываемся перед несколькими двухэтажными зданиями, выстроенными в готическом стиле.
        - Сегодня переночуешь у меня, жена как раз на несколько дней уехала к родне в Каунас, а с  утра я тебя размещу и займемся текущими делами.
        Квартира Сильницкого на втором этаже, состоит из трех комнат,   кухни,  ванной с необычным титаном и туалета. В зале высокий камин, облицованный  изразцами.
        - Это все еще немецкой постройки,- увидев мое удивление, поясняет хозяин. – Давай мой руки, будем ужинать. Оставив чемодан в прихожей и, сняв бушлат, привожу себя в порядок и прохожу на кухню, где уже накрыт стол. На нем  исходящий паром отварной картофель, какая –то незнакомая мне копченая рыба, мясо   и зелень.
       - По сто граммов для знакомства ?
       - Не возражаю, товарищ капитан 3 ранга.
       - Ну и отлично, тем более, что мы однокашники, я тоже заканчивал  ВКШ.
       За ужином, который затягивается у нас далеко за полночь, Вадим Петрович рассказывает мне о своей учебе, существовавших в то время порядках, соучениках и преподавателях. Спать ложимся, когда за окнами уже  сереет рассвет.
       Утром пьем крепкий чай с пряниками и следуем в часть.
       Со слов Сильницкого, ранее на ее территории находилась немецкая танковая школа,  которую фашисты   не успели взорвать при отступлении. Город с ходу был взят нашими танкистами   под командованием полковника Мамонова, имя которого  с тем пор и носит.
       - Так что, все эти казармы, учебные классы, танковый плац с ангарами и прочая инфраструктура нам достались как трофеи, - улыбается наставник. Далее он представляет меня командиру отряда и двум его заместителям, с которыми у Сильницкого явно неплохие отношения и мы следуем на завтрак в офицерскую столовую. Она располагается на втором этаже штаба части, в небольшом стильном зале, стены которого украшены разноцветными витражами.
       В столовой практически пусто, если не считать нескольких девиц, оживленно болтающих у стойки. На них темно - синие морские курточки с погонами сверхсрочников и такие же короткие юбки. Военная форма дополняется кокетливыми фартучками и туфлями на шпильках.
       - Доброе утро, красавицы, чем кормите ? – спрашивает девушек наставник.
       - Для вас все самое лучшее, товарищ капитан 3 ранга, весело откликаются они, поглядывая на меня.
       - Знакомьтесь, это мой заместитель, будет питаться у вас по полной программе. Вопросы имеются ?
       - А вы женаты?- лукаво обращается ко мне одна из девиц.
- Женат малышка, можешь не сомневаться, - демонстрирую ей свое    обручальные  кольцо на безымянном пальце. Девчата явно разочарованы.
       После завтрака, состоящего из мясного гуляша, какао и булочек, следуем в расположенную рядом со штабом казарму, где нас уже поджидает пожилой упитанный мичман. Меня поселяют в отдельную небольшую комнату рядом с баталеркой.  В ней находятся платяной шкаф, пара стульев и металлическая   койка с постелью. 
       - Ну а теперь пройдем в наши пенаты, - говорит наставник и мы выходим из казармы. Пенаты находятся в  здании напротив, в котором располагаются учебные классы и представляют из себя два смежных кабинета с отдельным входом в  торце коридора.
       В первом стоит массивный  двух тумбовый стол, несколько стульев с высокими резными спинками,  два    сейфа, явно не отечественного производства и платяной шкаф.
       У боковой стены видавший виды кожаный диван и небольшая вычурная этажерка со стоящим на ней ламповым радиоприемником неизвестной системы. Все это дополняется выцветшими бархатными шторами на   окнах и портретом  Дзержинского.
       - Обстановка тоже  от бывших хозяев, - поясняет Вадим Петрович,- вот даже «Телефункен», обрати внимание, работает. Щелкает клавишей, шкала приемника загорается зеленым кошачьим глазом и раздаются позывные «Маяка». Смежный кабинет значительнее меньше первого и явно необитаем. Окно в нем зашторено, мебель покрыта слоем пыли. В углу замечаю  прислоненную к стене винтовку и автомат ППШ без диска.
       - Руки все не доходят сдать на утилизацию, - смеется наставник. – Этого добра тут предостаточно. Постоянно находим в подвалах зданий, старых развалинах и изымаем у населения. А в лесах до сих пор полно трофейной техники. Туда, кстати, не вздумай ходить, они не разминированы.
       -   А теперь познакомлю тебя со смежниками. В моем ведении, как ты понимаешь, учебный отряд. Город находится в оперативном обслуживании территориалов и милиции. Имеется еще пограничная комендатура, там, кстати,   наш однокашник заправляет.
       Выходим  в город. Он небольшой и тянется вдоль залива, на свинцовой глади которого застыла пара сейнеров. Дома из красного кирпича, одно и двухэтажные, в основном старой постройки. Улицы вымощены булыжником и обсажены деревьями.
В центре несколько административных зданий, магазины, кинотеатр и ресторан. Вдали расположен небольшой рыбоперерабатывающий завод с крохотным портом. Короче, типичный прибалтийский городок с населением в несколько тысяч.
       Первым посещаем коллегу - территориала. Его кабинет находится в одноэтажном особняке и в отличии от нашего обставлен стильной мебелью. На полу ковровая дорожка, на стене все тот же портрет.
       За столом сидит плотный крепыш, примерно тридцати с небольшим лет в модном костюме и  с кем - то тихо беседует по телефону. При нашем появлении он оживляется и жестом предлагает сесть.
       - Все, вечером увидимся, не скучай.
       - Так это и есть твой стажер? Спрашивает он у Сильницкого, пожимая нам руки.  Будем знакомы - Гапурин Юрий, по должности старший опер, по званию капитан. Обслуживаю город и по мере сил защищаю обывателей от поползновений его подопечных, - показывает на наставника.
       - Каких еще поползновений?,- удивляется тот. В отряде карантин, увольнения отменены.
       - Но только не для твоих морячек. Мне сейчас  отзвонилась Марьяна, они вчера вечером в кабаке учинили драку с комсомолками, приехавшими на встречу с польскими  харцерами. Милиция и патруль еле растащили.
       - Так какое же это поползновение,- смеется Сильницкий. Весь город знает, что все эти «комсомолки» самые настоящие б…, наезжающие сюда на отработку поляков. И правильно мои девчата им всыпали. Если подумать,   они предотвратили целый ряд нежелательных для нас с тобой контактов этих стерв с иностранцами. Так, что ты меня благодарить должен, а не подначивать, да еще в присутствии стажера, - подмигивает мне  наставник.
       - А ведь точно, Петрович, это же можно обыграть в  плане взаимодействия  и даже в отчет включить! Как ты думаешь?, - загорается Гапурин. – У меня как раз показатели по этой линии низковаты.
       -Вот-вот,- многозначительно поднимает вверх палец Сильникий. Ты слушайся старших, капитан, тогда может и до майора созреешь.  А теперь признавайся, хорошая рыба у тебя есть?
       - Зубан вяленый, несколько «хвостов».
       - Пойдет, давай сюда, за науку.
Из шкафа появляется увесистый пакет, который передается в руки наставника, а от него мне.
       - Бывай капитан, будет что по моей линии, звони. Марьяне пламенный привет.
       По дороге в милицию Вадим Петрович рассказывает мне, что Гапурин выпускник средней школы КГБ,  с хорошими оперативными способностями и перспективами. Чем могут, помогают друг другу и общаются семьями.
       - А что за морячки были в ресторане ?, - интересуюсь я.
       - Те самые, которые тебя утром кормили. Всего их в части пятеро. Двое  в санчасти – фельдшера. Девчата, палец в рот не клади. Вернемся, выясню у них детали.
       - А кто такие  харцеры?
       - Польские пионеры. В основном великовозрастные.  Через нашу погранкомендатуру они регулярно наезжают в область по каналам культурного обмена. Практически все фарцовщики, есть данные, что интересуются и военными объектами.
       - А Марьяна?
       - Много вопросов, старшина, надеюсь сам понял, - обрывает разговор наставник.
       Мы подходим к  городскому отделу милиции, который находится  в здании новой постройки, приветствуем дремлющего за стеклянным барьером дежурного и поднимаемся на второй этаж. Начальника на месте нет. Уехал с отчетом в область.
Петрович знакомит меня с заместителем по оперативной работе -  хмурым прибалтом, который в общих чертах рассказывает о работе милиции, и примерно через час мы возвращаемся в отряд.
       - Считай, что до обеда я немного  познакомил тебя с оперативной обстановкой в части наших сил и средств. Ты представлен командованию и коллегам, а также нескольким моим помощникам.
       - С первыми двумя категориями мне понятно, а вот с последней не совсем.
       - Угадай с двух раз, - смеется капитан 3 ранга.
Подумав, называю  одну из девушек - матросов и пожилого мичмана.
       - Это двое из четырех, констатирует Сильницкий,  для начала неплохо. Ну а теперь двигаем на обед, его мы заработали.
       Теперь столовая более многолюдна. В ней неспешно подкрепляют свои силы несколько старших офицеров, приветствующих наставника. Усаживаемся за тот же столик и через несколько минут уплетаем салат из редиса и  наваристый флотский борщ. За ними следуют макароны по флотски и  компот из сухофруктов.
       - Как тебе питание?
       - Не хуже чем в Школе.
       - Еще бы, у нас свое подсобное хозяйство и теплицы. Добавки хочешь?
       - Спасибо, сыт.
       - Добро. Вот тебе ключи от кабинета, жди меня там. Я через часик подскочу.
       Поблагодарив хлебосольных девчат за обед, следую по назначению. В кабинете усаживаюсь за стол и первым делом закуриваю, благо на подоконнике обнаруживаю пепельницу, выполненную из стакана артиллерийского снаряда.
Более детально осматриваю помещение.
       На одном из сейфов стоит портативная пишущая машинка. На полках этажерки, под радиоприемником, множество журналов  «Огонек» и  «Морской сборник». Рядом с ней, на полу, пудовая гиря. Зеленое сукно крышки стола накрыто большим листом прозрачного плексигласа, под которым на белых машинописных листах отпечатаны должности и фамилии командования части, а также все ее подразделения и службы, с номерами телефонов. Аналогичные сведения имеются и по городу.
       Телефонный аппарат у Вадима Петровича старого образца,   из  матового черного эбонита. Поднимаю трубку, из нее раздается  сигнал готовности. Мое внимание привлекает объемистая, лежащая на столе папка, с надписью на ней «Материалы для выступлений». Раскрываю.
       В ней несколько десятков отпечатанных  на машинке лекций по вопросам борьбы со шпионажем, идеологической диверсией, антисоветской агитацией и пропагандой. Исполнены они в популярной форме и проиллюстрированы   примерами из практики органов госбезопасности. Лекции явно предназначены для выступлений перед военными.
       Когда я дочитываю вторую из них, в кабинете появляется Сильницкий.
       - Знакомишься с лекторскими материалами? Похвально, однако теперь немного поработаем с документами. Я тут пока оформлю агентурное сообщение,- вынимает из папки лист бумаги, исписанный убористым почерком, - а ты почитаешь литерное дело. Из сейфа извлекается толстенный, листов на четыреста фолиант в глянцевой картонной обложке, с грифом  «Совершенно секретно» и многочисленными оттисками разноцветных  штампов на нем.
       - Обрати внимание, ведется с 1945 года, можно сказать, предмет истории.
В соответствии с канонами контрразведки, литерные дела заводятся на все объекты, обеспечивающиеся оперативным прикрытием, и сосредотачивают в себе материалы, получаемые в ходе оперативной деятельности.
       Поскольку ведутся они непрерывно, каждый оперативный работник, принимающий объект в обслуживание, изучив такое дело, имеет самое полное представление,  как о нем, так и обо всех мероприятиях, проводившихся на объекте, силах и средствах, использованных при этом, текущих и конечных результатах работы.
       Литерное дело, как правило, состоит из двух частей. В первой сосредотачиваются сведения непосредственно об объекте,  В частности, характеристика и особенности его деятельности, места  использования  и хранения изделий, материалов и документов, представляющих интерес для противника, вероятные каналы проникновения противника на объект и в его ближайшее окружение, меры по их перекрытию, а также многое другое.
       Во второй части отражаются данные о негласных помощниках, других силах и средствах, используемых контрразведкой  на объекте, а также результаты работы с ними. Важно отметить, что литерное дело не является простым накопителем материалов.
       Основная цель его неустанного и кропотливого ведения – непрерывный анализ и отслеживание складывающейся на объекте оперативной обстановки, и проведение с ее учетом всего необходимого комплекса оперативных мероприятий.
       Кроме того, оно с достаточной   объективностью позволяет определить, насколько   квалифицированно обеспечивается безопасность объекта подразделением контрразведки и его  оперативными работниками.
       Как следует из литерного дела  отряда, мой наставник опекает  его по высшему разряду. Обращает внимание дифференцированный подход к подбору секретных сотрудников, в числе которых имеются   все категории  военнослужащих не только постоянного, но и переменного состава. Созданы негласные позиции и в ближайшем окружении. Для встреч с помощниками на территории части имеются явочные места, а в городе - квартиры.
       Судя по многочисленным копиям сообщений, справкам о встречах и другим документам, негласный аппарат используется  достаточно активно. – Ну а результаты? В деле имеются материалы нескольких профилактик, связанных с утратой служебных документов и разглашением сведений секретного характера  - неплохо.   
       Переворачиваю очередную страницу. Передо мной копия постановления о заведении дела оперативной проверки с кодовым названием «ВАБА». Оно датировано текущим годом. Это уже серьезно, ибо дела такой категории в оперативных подразделениях заводятся при наличии   достаточно наработанных материалов, свидетельствующих о фактах подрывной деятельности, отнесенных к компетенции   органов государственной безопасности.
       К ней тогда относились   измена Родине, шпионаж, вредительство, антисоветская агитация и пропаганда, а также некоторые другие. Выезжая на стажировку, в то время все мы мечтали принять участие в работе по таким делам, так как по ним проводились уже не отдельные, а целый комплекс оперативных мероприятий, позволяющих получить серьезные профессиональные навыки.
       - Вадим Петрович, так у вас оказывается и «ДОП» имеется?
       - А почему бы и нет?- отвечает Сильницкий, продолжая  писанину,- вот по нему после обеда я как раз и получил неплохое сообщение, потом ознакомишься. Через некоторое время   он подшивает исполненный документ в объемистую папку и прячет ее в сейф.
       - Как тебе литерное дело? Впечатляет?
       - Да, читается как песня, однако многое   непонятно.
       - Ничего, не все сразу. Давай его сюда. Дело тоже исчезает в сейфе.
       - А теперь попробуем зубана. Он вроде леща, только обитает в море. Кстати, у меня и пиво имеется. Жирный зубан по вкусу действительно напоминает леща, а пиво у наставника какое - то импортное, я такого раньше не пробовал. 
       - Баварское,- бормочет Петрович, -  я его у замполита реквизировал, как идеологически вредный продукт. А теперь рассказываю о заинтересовавшей тебя разработке.
       Полгода назад в отряд прибыли четверо курсантов – литовцев. Ознакомившись с их личными делами я установил, что все они бывшие студенты Вильнюсского университета, откуда были исключены за какие - то прогрешения.
       Через некоторое время от своего доверенного получаю информацию о том, что на политзанятиях ребята высказывают довольно нелестные суждения о положении прибалтов в Союзе и ратуют за  предоставление им особых прав. Внедряю к ним своего помощника, тоже литовца и тот выясняет, что из университета они исключены якобы за какое - то студенческое выступление политического характера.
       Согласись, такая информация уже заслуживает нашего внимания. Связываюсь с нашими коллегами в Вильнюсе  и от них получаю   информацию, подтверждающие мои сведения.
       Более того, смежники сообщают, что во время выступления, один из этих парней нес флаг буржуазной Литвы и выкрикивал националистические лозунги. Через некоторое время тот же агент сообщает, что   на перекурах и после отбоя, эта четверка на литовском языке активно пропагандирует  среди других курсантов -  прибалтов   образ жизни в Скандинавии, куда эмигрировали в период войны  родственники одного из них. Провожу по ним установку по месту жительства и знаешь, что получаю?
       У одного действительно родственники в Швеции, у второго отец во время  войны находился в подразделениях «Даугавас Ванаги» - это литовские  «лесные братья». Был осужден и получил  десять лет лагерей. Вот такой букет. Фамилии этих парней Виркшалас, Абрайтис, Будрайтис и Альгидарс.  Вот тебе и  «ВАБА». Материалы доложил начальству, которое санкционировало заведение ДОПа с окраской антисоветская агитация и  пропаганда.
      - А можно будет с ним ознакомиться?
      - Отчего же нет? Ознакомишься по полной программе и не только, Сильницкий многозначительно подмигивает, - будешь привлечен мной к работе по нему. Я внутренне ликую.
       На следующий день Вадим Петрович вручает мне заветное дело, и  я погружаюсь в его изучение. Затем участвую в составлении плана оперативных материалов по разработке. Они включают в себя  подбор и приобретение еще одного помощника из числа близкого окружения фигурантов, установление  и изучение их связей в отряде, получение дополнительной информации с прежнего места жительства, спецпроверку и   многое другое.
       - Хорошо бы поставить на перлюстрацию их корреспонденцию, - с умным видом заявляю я.
       - И организовать прослушку,  - смеется наставник. Ты же знаешь, это возможно только  при разработке, а у нас с тобой, пока проверка.  Впрочем, за   корреспонденцию можешь не беспокоиться. Оперативные позиции на почте у нас имеются, и их переписку возьмем на контроль самостоятельно.
      В течение следующей недели я участвую в целом ряде конспиративных встреч с помощниками, проводимых капитаном 3 ранга, как в части, так и за ее пределами. В отряде Вадим Петрович работает, как правило, с помощниками из числа старшин и курсантов, в городе – с офицерами, мичманами и членами их семей. Имеются у него помощники и из числа вольнонаемных.
      Затем мы выезжаем в Особый отдел флота в Калининград, где Петрович уходит на доклад к руководству, а я встречаюсь с проходящими там практику Аферовым и Кузнецовым.
      Мы рады встрече и живо обмениваемся впечатлениями. Как и у меня, стажировка у них проходит нормально, но имеются проблемы бытового плана. Ребята проживают в многоместном номере той же гостиницы, где мы останавливались в день прибытия. Основной контингент обитающих в ней - моряки  торгового и рыбного параходств, возвратившиеся из плаваний или уходящие в них.
      - Ну и сам, понимаешь, -  удрученно басит Аферов, нам со Славиком все время приходится с ними бухать, хорошо еще хоть не за наш счет. Так что  спиваемся потихоньку.
      - Кстати,- включается в разговор Кузнецов,- тут Юрка Свергун   недавно заезжал, он неподалеку, в Быхово, в полку морской авиации. Договорились встретиться в следующее воскресенье, приезжай, если сможешь.  Заодно и Кениксберг посмотришь.
      Я с удовольствием соглашаюсь и мы расстаемся.
      По дороге в Мамоново, в электричке рассказываю наставнику о встрече с ребятами и выясняю возможность их посещения.
      - Отчего ж, поезжай, встреча с друзьями святое дело, заодно и город посмотришь, там много интересного.
      Очередное воскресенье Аферов, Кузнецов, Свергун и я проводим вместе. Посещаем памятник Иммануилу Канту, старинный костел и некоторые другие исторические места древнего города.
      Женя и Слава рассказывают, что в Особом отделе флота по настоящее время ведется разработка по розыску Янтарной комнаты, с которой они знакомились. Кстати, с легкой руки Сильницкого, мне  тоже удалось ознакомиться с некоторыми ее материалами, которые я помню поныне.
      Сам город, отстроенный после  войны заново, имеет под собой массу подземных лабиринтов, сооружений и коммуникаций, затопленных немцами при отступлении. В окружающих его старых фортах и развалинах, до сих пор находят оружие, боеприпасы, а также различные документы вермахта и спецслужб фашистской Германии.
      Далее ребята, и присутствующий при этом их куратор, поведали о случае, произошедшем в городе незадолго до нашего приезда, проиллюстрировав рассказ документальными материалами.
      Из них следовало, что городской  порт частично сохранился со времен войны и после восстановления используется поныне. В тот день, в нем, команда танкера осуществляла перекачку нефти из емкостей судна в одно из подземных хранилищ. После откачки первой сотни тонн, механик танкера позвонил специалисту порта, принимавшему горючее, интересуясь количеством принятой нефти.
      Тот в свою очередь заявил, что по показаниям приборов, она в хранилище не поступает. Посоветовав коллеге проверить приборы, моряки продолжили работу и выключили насосы только после очередного сообщения с берега о не поступлении горючего.
      Тут же были проверены все измерительные приборы и магистральные системы танкера и порта, задействованные в цикле. Они оказались исправными. Общее количество перекачанной судном в хранилище и неизвестно куда девшейся нефти составило солидную цифру. Никаких разливов в районе порта и     в водной акватории не обнаружили. Поудивлявшись, происшествие заактировали и откачку завершили в другое, такое же хранилище.
      Аналогичные мистические  случаи отмечались на городской электростанции, тоже  оставшейся от немцев.
      При ремонтных работах на ней, электрики обнаружили ряд подземных, ранее не установленных кабелей, оказавшихся под напряжением. Их обесточили, после чего в одном из приграничных с Калининградом польских городов исчезло освещение.
А узел связи, до замены его телефонной станции, регулярно выдавал   калининградцам    звонки из Западной Германии.
      Полный впечатлений от услышанного, на следующий день я поделился   ими  с   Петровичем, и он не только  все подтвердил, но и показал мне расположенный в нескольких километрах от гарнизона подземный немецкий аэродром, который наша авиация так и не смогла обнаружить до конца войны.
      - Во все времена немцы были непревзойденными специалистами по устройству различных фортификационных и прочих сооружений с секретами,- констатировал он.
В течение месяца разработка по «ВАБЕ»   значительно продвинулась вперед.
      Был приобретен так необходимый  нам второй агент – литовец, ибо работавший по делу помощник, в ближайшее время увольнялся в запас, понемногу накапливались    оперативные материалы, с достоверностью подтверждавшие идеологически вредную деятельность фигурантов.
      Я в очередной раз побывал у наставника в гостях, где он показал мне свою коллекцию янтаря.
      Она состояла из множества различных по величине и форме осколков этого солнечного минерала, встречаемого у нас только на побережье Балтики.
Имелось в коллекции   несколько художественно выполненных поделок, и в их числе  фигурка какого - то неизвестного нам   животного, напоминавшего белку, но с небольшими перепончатыми крыльями.
      - Ее я нашел на побережье после шторма, - рассказал Петрович. Показал специалистам. Все сошлись во мнении, что вещь древняя и очень ценная, но что это за зверь, не знает никто. У нас тут янтарь собирают многие, находят на берегу после сильного волнения. Интересное хобби и никаких затрат не требует. Кстати, как твоя жена относится к янтарю?
      - Не знаю, у нас его нет.
      - Напомни мне перед отъездом, мы с Гапуриным организуем для нее пристойное ожерелье. Юра часто бывает в Янтарном у друзей,  а там единственный в Союзе комбинат по его добыче и обработке. Кстати, режимное предприятие, поскольку продукция в основном идет на экспорт, за валюту. Внутрь Страны попадает мизерная часть и практически все изделия производятся из так называемого «каленого» янтаря, который получается методом переплавки отходов от обработки естественного сырья.
      - Так значит в ювелирных салонах Москвы янтарь «туфтовый»?
      - Практически да, хотя установить это может только специалист. Твоя подруга будет иметь настоящий.
      Свое обещание наставник сдержал и до настоящего времени у женщин  моей семьи  хранится ожерелье из настоящих   зерен этого необычного минерала.
В очередной раз навещаем Особый отдел, где Вадим Петрович получает «втык» за пассивную работу по подбору кандидата для поступления в ВКШ.
      - Понимаешь, в оперативно плане я практически все выполнил - спецпроверку, изучение на отдельных поручениях и через помощников, а вот оформить  документы, руки не доходят, - сокрушается  Вадим Петрович.
      - Давай, подключайся, тем более, что это пойдет тебе в зачет, да и в будущем пригодится.
      Я подключаюсь и на следующий день знакомлюсь с кандидатом, приглашенным в наш кабинет.
      Это здоровенный улыбчивый главстаршина. Зовут его Николай Ярцев. 
      Парень  занимает должность заместителя командира одной из учебных рот  и служит по последнему году. В разговоре держится непринужденно, на поставленные вопросы отвечает обстоятельно и толково. Общая эрудиция на уровне.
      - Каким видом спорта занимаешься?
      - Тяжелой атлетикой. Кандидат в мастера спорта по штанге.
Пообщавшись с Ярцевым около часа отпускаем его, и наставник интересуется моим мнением о кандидате.
      - Мне понравился. Разбитной и  неглупый. Оценки в аттестате хорошие, к тому же спортсмен, если серьезно будет   готовиться, должен поступить.
      - Добро. Вот папка с материалами на него, там,  кстати, перечень всех документов, которые необходимо  подготовить.
      С завтрашнего дня займись их оформлением, с моим участием,  естественно.
Последующую неделю,   после выполнения текущего плана, мы допоздна задерживаемся в кабинете и довольно быстро готовим все необходимы бумаги, которые сдаем в кадровый сектор Отдела при очередном вояже в Калининград.
      Со слов Сильницкого начальство остается довольным их качеством, и Ярцеву отдается предпочтение перед другими кандидатами, подобранными еще несколькими оперработниками.
       В ВКШ он поступил, и я встретил  Николая в 1989 году в Москве   амбициозным подполковником, поднаторевшим в «хлопковых» делах в Узбекистане.
 Стал ли он генералом, не знаю.
      В мае срок командировки заканчивается  и Сильницкий оформляет отзыв на меня. Впоследствии этот документ я видел в своем личном деле и был приятно удивлен массой положительных качеств,  о которых раньше  в себе не подозревал. 
На прощание Вадим Петрович дарит мне щегольскую мичманку с шитым крабом. - Носи на здоровье! 
      В Калининграде мы получаем проездные документы, в городском «Океане» затариваемся различными дарами моря и вечерним поездом убываем в Москву.
На этот раз без приключений.
      Уже через сутки, в Школе составляем отчеты о стажировке.
      Благодаря Петровичу, у меня в дебите работа по делу оперативного учета, участие в двух мероприятиях по приобретению помощников и более двадцати конспиративных  встречах, подготовка кандидата в Высшую школу  и…  одно самостоятельное приобретение.
      Помимо этого я привез с собой практически все перепечатанные по вечерам лекции Сильницкого, которые по достоинству были оценены нашими преподавателями и размножены для желающих.
      Результаты моей стажировки оказались лучшими в группе, а за самостоятельное приобретение помощника, я едва не был наказан.
Дело в том, что согласно ведомственным документам, это ответственное мероприятие вправе были проводить только оперативные работники.   
      Впрочем, все обошлось и мы с новыми силами стали  крушить гранит науки.
Примерно в это же самое время у нас произошла встреча с Председателем КГБ СССР Юрием Владимировичем Андроповым.
      Отмечался очередной юбилей органов ВЧК-КГБ, и нам приказали прибыть в ведомственный клуб им. Ф.Э. Дзержинского на Большую Лубянку, облаченными в парадную форму.  Дополнительно выдали аксельбанты, белые ремни и перчатки.
Как только началось торжественное заседание, в актовый зал клуба, печатая шаг, по ведущим к сцене  проходам, двинулись две шеренги слушателей со знаменами  частей и подразделений КГБ СССР.
      Одна в парадной форме курсантов-связистов, вторая в морской парадной форме. Грянул гимн Советского Союза и все сидящие на сцене и в зале офицеры встали  по стойке «смирно».
      Затем с речью выступил Юрий Владимирович, который помимо прочего пожелал и нам - слушателям достойно закончить учебу и влиться в ряды действующих чекистов.
После этого  нас отпустили и, выйдя из зала  мы спустились в фойе, решив выпить в буфете кофе с пирожными.
      Там увидели одиноко сидящего у одного из столиков за рюмкой коньяка, Героя Советского Союза Бабанского, который несколько лет назад, отразил с группой товарищей-пограничников нападение китайских  милитаристов на остров Даманский.  У него тогда были какие-то трения с начальством, которые он понемногу глушил спиртным.
      К весне 1978 года я уже был кандидатом в члены КПСС и вторично столкнулся с коварством близких друзей. Дело в том, что рекомендации для вступления в Партию слушатели, как правило, получали от своих сослуживцев уже являвшихся таковыми.
      В нашей группе к тому времени коммунистами были    Семенов, Мазаев,  Нечай, Тимошин   и еще несколько ребят. Один  из них доверительно сообщил, что партийцы договорились отказать мне в рекомендациях.   Это явилось для меня неожиданностью, поскольку никаких поводов к этому не имелось. К тому же, такое их решение, могло повлечь самые негативные последствия при выпуске.
      Выяснять отношения и унижаться перед заговорщиками я не стал и, не афишируя своих действий, получил необходимые рекомендации у начальника парткома ВКШ  контр-адмирала А.М.Тихонова, начальника факультета полковника В.Г. Кузнечикова и нашего наставника, капитана 1 ранга  Э.А. Иванова. Дали они мне их без лишних вопросов, поскольку отлично знали каждого из слушателей. 
      До дня  собрания   коммунисты группы так и оставались в неведении, чьи же рекомендации у меня имеются, хотя и пытались это выяснить.   Когда  же оно состоялось, ни один из них не высказался  против. Молчали и блудливо отводили глаза. Тогда, впервые, я задумался над библейской заповедью «Убереги, Господи нас, от друзей наших, от врагов мы  и сами как-нибудь убережемся…».
      За несколько месяцев до выпускных экзаменов  в ВКШ прибыла группа начальников Особых отделов крупных    соединений родов войск и флотов, которые прочли нам курс лекций по специфике их обслуживания. В числе выступающих был и начальник Особого отдела  КГБ СССР 3   флотилии ракетных подводных крейсеров стратегического назначения   контр-адмирал В.Е. Худяков, по направлению которого я поступал в Высшую Школу.
      Лекции были интересными,   вызвали массу вопросов   и длились несколько дней. Мне очень хотелось увидеться с адмиралом, так как я мечтал вернуться на атомный подводный флот. И видимо кто-то за меня молился. Буквально в последний день этих занятий последовал вызов в партком, где в кабинете А.М. Тихонова находился В.Е. Худяков.
      - Здравствуй, старшина, смотрю сам не приходишь, решил пригласить тебя через партийные органы,- ворчливо заявил он.
      - Здравия желаю, товарищ адмирал. Неудобно было   беспокоить.
      - А когда в Школу просился, помнится беспокоил. Не забыл, как ловко ты ко мне прорвался?
      - Помню, товарищ адмирал.
      - Ну, да ладно, это я к слову. Вот Александр Михайлович говорит, что ты слушатель не из последних.
      - Руководству виднее, товарищ адмирал.
      - Это верно, а мне, как раз, раз пару оперативников  требуется, пойдешь ко мне?
      - Почту за честь, Василий Ефимович.
      - Добро,- произносит  Худяков,- смотри экзамены не завали.
      - Экзамены он сдаст,- включается в разговор Тихонов. При желании мог стать медалистом, да много ветра в голове. Кстати, как семейная жизнь, ты ведь женился?
      -Точно так, Александр Михайлович, с Вашей легкой руки. Женой доволен.      
      Адмиралы переглядываются и смеются.
      - На этом все, вызов я организую, - подает мне руку Худяков.
      Все государственные экзамены, за исключением уголовного права,  сдаю на «хорошо»  и «отлично». Этот же, не сложный для меня предмет  - на «удовлетворительно». До сих пор  помню   один из его экзаменационных  вопросов –  понятие преступления и его объективная сторона. Мог ли я тогда предположить, что именно борьбой с преступностью  вплотную буду  заниматься много лет, но в несколько ином качестве. 
      По результатам  экзаменов мы потерь не имели,  а мой земляк Сережа Николенко  даже стал золотым медалистом.
      Еще через несколько дней,  в актовом зале, руководством ВКШ нам были вручены дипломы о высшем образовании, в которых указывалось, что имярек такой-то, «В 1974 году поступил в Высшую Краснознаменную школу КГБ при Совете Министров СССР имени Ф.Э. Дзержинского и в 1978 году окончил полный курс названной школы по специальности правоведение и решением Государственной экзаменационной комиссии от 19 июля 1978 года ему присвоена квалификация юриста. К дипломам  прилагался академический жетон  и морской кортик.
      Далее был зачитан приказ Председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова     № 334  от 19.07.78  о присвоении нам воинского звания «лейтенант». Мероприятие завершилось исполнением Гимна Советского Союза.
      Еще через несколько дней состоялось распределение вновь испеченных офицеров по местам будущей службы.
      Оно проходило менее торжественно и вызвало немалый трепет в наших   сердцах, так как каждый тешил себя надеждой попасть в определенное место.
Для нас - морских контрразведчиков, таковым был только Флот, в его четырех эпостасиях: Северный, Тихоокеанский, Балтийский и Черноморский.
      Наиболее перспективным, в то время, считалось распределение на Северный и Тихоокеанский, поскольку их  оснащенные по последнему слову техники  корабли     господствовали  на всем пространстве Мирового океана. Здесь можно было получить серьезный оперативный опыт, да и денежное содержание было самым высоким в Вооруженных Силах.
      К сведению, оперуполномоченный в звании лейтенанта, обслуживавший ракетный подводный крейсер, по первому году службы получал 600 рублей в месяц, без учета валютных сертификатов, выплачиваемых ему в дальних походах. Такую же примерно сумму, получал на суше командир полка.
      По результатам распределения  Женя Аферов, Володя Мазаев,  Виталик Мельничук, Вася Нечай, Володя Слепнев, Ваня Харин и я, направляемся в распоряжение Особого отдела КГБ СССР по Краснознаменному Северному флоту.
Сережа Николенко, Саша Екименко, Семен Иванов, Валик Гребенщиков, Миша Тимошин, Леша Цаплин, распределяются в Особые отделы Тихоокеанского; Юра Свергун,  Сережа Семенов, Володя Шишкин  Черноморского;    Саша Петрушкин, Костя Бобков, Раис Хузин,   Коля Штец и Коля Хрящев – Черноморского флота.
       Вся последующая неделя проходит в лихорадке оформления командировочных и проездных документов к месту будущей службы,  и получении так называемых «подъемных» денежных сумм, выдававшихся молодым офицерам после окончания ими учебных заведений, кстати немалых.
       Одновременно мы получаем немыслимое количество форменной одежды и обуви.
Без преувеличения скажу, что в то время офицеры Вооруженных Сил, а в особенности моряки и летчики, при выпуске экипировались как невесты на выданье.
По таким  же нормам обеспечивались и офицеры контрразведки.
       Мы, в частности, получили помимо парадной, сшитой в  Кремлевском ателье, парадно - выходную и повседневную форму. К ней прилагались корабельные кителя с несколькими комплектами брюк. Дополнялось все это двумя шинелями и шапками, осенним пальто и плащом, а также целой кипой рубах, тельняшек и обуви.
       Короче, той прорвой  добротного обмундирования, которую мы тогда получали, свободно можно было одеть десяток современных офицеров.   
       Следующим этапом был выпускной вечер, состоявшийся в очередную субботу в ресторане «Золотой колос» на ВДНХ.   В советские времена это было одно из самых красивых и посещаемых мест столицы.
       На банкете присутствовали выпускники нашего факультета с женами,  его руководство, многие преподаватели и наши друзья. В их числе  - Виталик Мартыненко с женой, к тому времени тоже получивший офицерский чин.
       Было произнесено множество тостов, сказано теплых слов и спето душевных песен.
       Это была наша  последняя встреча в полном составе. Выпускное фото морской группы, к сожалению, получилось неважным.   Сделать его наши  «летописцы» перепоручили кому-то из сухопутчиков.  А чего ждать от них? Только тумана.               
       После выпускного вечера, вместе с женами  и друзьями,  до утренней зари бродили по столице и пели задушевную песню «Подмосковные вечера».
       Кто знает, когда доведется   побывать  здесь снова?
 В последующие дни, отпраздновав «междусобойчики» и распрощавшись, мы разъехались по отпускам, по завершению которых надлежало явиться к новому месту службы.