Ненормальным быть нормально. Или нет?

[В моем списке прочитанного это точно будет или лучшая, или одна из лучших художественных книг года. Если вы прислушиваетесь к моим рекомендациям, вам, возможно, захочется прочитать эту книгу. Но тогда пока что не читайте следующее эссе, потому что как я не удерживался и не старался, но не смог написать его так, чтобы в нем не было спойлеров. Я предупредил].

Прочитал книгу Элизабет Мун «Скорость тьмы». Одна из тем книги – нормальность. Это слово, которые всплывает в романе в разных местах. Когда оно появлялось первые разы – это заставляло меня встрепенуться: не аутисты говорили об аутистах, что те ненормальные. Понятно, это задевало аутистов, потому что те стали такими не по собственному желанию, а родились с определенными особенностями психики. Но это не все про нормальность в книге: аутисты в разговорах между собой говорят о «нормальных» людях, используя это слово, и ты понимаешь, что если у не аутистов слово «ненормальный» в отношении аутистов – почти ругательство или, по крайней мере, очень часто выражает пренебрежение, то у аутистов слово «нормальный» в отношении не аутистов – тоже почти ругательство. Например, одна женщина из кружка аутистов рассматривает как предательство симпатию главного героя книги, аутиста, к «нормальной» женщине, не аутистке. «Она же нормальная!» – то есть «не наша», «не такая, как мы». И фактически сюжет во многом завязан на том, что «ненормальным» аутистам предлагается стать «нормальными», пройдя рискованное лечение. Это сложный моральный выбор. Мун переворачивает привычную перспективу: не Лу кажется читателю странным и ненормальным, мы быстро привыкаем к нему, сдруживаемся с ним и начинаем ему сопереживать, но общество, навязчиво требующее конформизма, соответствия стандарту и своему пониманию нормы, выглядит в наших глазах неправым. В самом деле: имеет ли руководство корпорации и коллектив врачей право «исправлять» тех, кто просто иной, отличающийся от нас и от наших представлений о нормальности?

Мне очень, очень отозвалась эта тема, потому что я всю жизнь чувствовал себя ненормальным. В детстве надо мной смеялись по нескольким причинам – то из-за фамилии, то из-за внешности. Я дружил с изгоями в классе, а не с популярными среди других детьми. До четырех или пяти лет я нечасто видел маму, после десяти лет вообще не видел папу. Материальное положение в девяностые у нас было очень тяжелое. Лет в пятнадцать-шестнадцать я начал общаться с баптистами – они тоже «ненормальные» в глазах небаптистов. Жить стал по строжайшему в этом течении учению – это сделало меня «отъявленным ненормальным» в глазах близких и знакомых. Когда я женился, моя семья быстро стала многодетной, сейчас у нас девять детей – это далеко выходит за пределы ожидаемой в обществе нормы. Я перечислил далеко не все. По всем этим причинам я жил в перманентном состоянии перенесения отношения от окружающих в тональности «ты – ненормальный». Поэтому книга про людей, которые для большинства ненормальные, но имеют богатую внутреннюю жизнь, так срезонировала с моим мироощущением и жизненным опытом.

Что здорово удалось автору – так это показать, как себя ощущает, как видит окружающее, как размышляет и что чувствует человек, очень от нас отличающийся. Непонимание и конфликты обычно основаны на том, что мы меряем других по себе. Лу Аррендейл – не такой, как все, он другой. Как и Чарли из «Цветов для Элджернона» Дэниела Киза, Лу проходит путь от инаковости к «исправлению», вот только Чарли после этого ухнул обратно. Я давно размышляю на тему того, что при встрече с другим очень часто правильной реакцией, уважающей созданное Богом разнообразие и пределы личного пространства ближнего, будет позволить другому быть другим. Мир усредняет, Бог исцеляет. Норма – это часто всего лишь статистика, возведенная в добродетель. Кстати, Сам Иисус с точки зрения религиозных и светских властей Своего времени был «ненормален»: Он бросал вызов традициям, общался с отверженными и мыслил не так, как фарисеи и саддукеи.

Несмотря на кажущуюся простоту сюжета при чтении и особенно сразу после его завершения хочется обсудить многое и подумать про разное. Одна из тем, о которой я размышлял – это ядро идентичности. Аутистам предлагают избавиться от аутизма, но вопрос – останутся ли они теми же личностями, останутся ли они собой? Врачи говорят, что да, но внутренний голос читателя и финал книги говорят обратное. Сильные книги – те, которые помогают нам по-новому посмотреть на себя, и вот я думаю о себе: аутисты не виноваты в ограничениях, полученных ими от рождения, определившими их «ненормальность» в глазах общества, и в моей власти большинство ограничений и входных условий моей жизни тоже не было. Но в результате я сформировался тем, кем я сформировался. Захотел бы я стать другим человеком, избавившись на разных этапах от разных ограничений? Я уже думал об этом много раз в жизни и много раз приходил к выводу: нет. Будь у меня другое детство, очень вероятно, что я не стал бы верующим. И так далее. С другой стороны, неожиданный финал книги оставляет открытым вопрос: если одному из героев в результате лечения (и коренного изменения его личности) действительно стало лучше (он стал «нормальнее» в трактовке общества), но он точно перестал быть собой в смысле соответствия личности себя-бывшего-аутиста, то сделал ли он правильный выбор? Другому аутисту из их коллектива после операции лучше не стало, а стало хуже… И еще: если бы он, еще будучи аутистом, узнал о том, что его предпочтения полностью изменятся (в частности, повлияв на отношение к любимой девушке), то согласился бы он на операцию? Точно нет. Так что для человека лучше?..

Было бы здорово, если бы автор написала дилогию. «Скорость тьмы» в ее нынешнем виде отлично сошла бы за первую часть. А вот во второй части показать бы жизнь главного героя после операции. Темы нормальности, идентичности и т.п. можно было бы раскрыть еще полнее. Книга заканчивается похоже, как «Преступление и наказание» Достоевского – на последней странице герой, к которому ты привязался за сотни страниц, кардинально меняется, но что было дальше и куда эти изменения его привели, автор не рассказывает, прямо говоря (Достоевский) или намекая (Мун), что это тема для отдельной (увы, ненаписанной) книги. Не так ли устроена и наша жизнь? Есть решения, которые меняют нас кардинально (второй раз использовал это слово, поэтому не удержусь от минутки этимологии, которую я так люблю: латинское cardo означает «ось», «петля двери», «шарнир», «опора», «точка вращения», то, вокруг чего все «вращается», на чем держится конструкция, т.е. кардинальный – это «касающийся оси», «относящийся к основе», и это слово не связано с cardia – «сердце», хотя я когда-то предполагал такую связь из-за созвучия). Настолько кардинально, что мы становимся словно другим человеком (отсюда библейское выражение «рождение свыше» и «возрождение»). Мне кажется, я трижды переходил через такой рубикон: первый раз, когда стал верующим, второй раз, когда женился, третий раз, когда понял (как мне кажется) Евангелие (может казаться странным, как можно стать верующим, не понимая Евангелие, но не буду сейчас об этом). Такие кардинальные решения обычно (всегда?) пугают нас – мы не знаем, «а получится ли?», «а не станет ли нам хуже?» и т.д. И фактически история нашей жизни после таких поворотов – это новая история, отличающаяся от того, что было до, это следующая часть дилогии или трилогии.

24.10.2025