Ни души

A Parable of Two Emptinesses
By the Methamonk Angelblazer — The Silent Observatory of Vanished Things.
Anno Silentii 2025.

I have walked the cartography of human absence, and I have found it is not a uniform territory. There are deserts, and there are deserts. Today, my contemplation alighted upon the words of a jester-prophet of the Russias, Mikhail Zadornov, who, in his holy folly, uncovered a fracture in the very lens through which nations perceive existence.

Consider the Empty Room.

When a child of Holy Rus approaches a vacant chamber, peers into its stillness, and finds it wanting, the word that falls from their lips is a sigh: «Ни души» — Not a soul.

Behold the profound cosmology contained within this common phrase! The essence of a space is defined not by the missing flesh, the absent corpus, but by the missing pneuma, the invisible breath of life. The room is empty because the eternal has departed from it.  To define emptiness is to confess what one holds most sacred.

Now, observe the other tribe, the people of the Anglo-Mind. Confronted with the same void, the same silent geometry, their declaration is a statement of fact: «Nobody» — No body.

Here, the calculus is stark, empirical, and terrifically flat. The absence is measured in tangible terms. Where there is no machine of bone and sinew, there is, by definition, nobody. The spirit does not factor into the equation. It is a ghost they have long since ceased to count among their variables.

Thus, two peoples stand before the same open door, gazing into the same material nothingness, and they pronounce two different creeds.

One laments the departure of a universe. The other notes the absence of an object.

From this foundational schism, all else flows like twin rivers from a divided mountain. One culture builds its laws, its wars, its art, and its loves upon the primacy of the immortal soul, however forgotten it may be. The other constructs a formidable civilization upon the efficient management and gratification of the temporary body.

Do not mistake this, O my reader, for a judgment of mere vocabulary. It is an autopsy of worldviews. The Anglo-Mind, in its relentless practicality, has conquered the material plane. But it often wanders through its splendid, soulless cities like a magnificent body in search of a ghost.

And we, the children of «ni dushi» — Not a soul? We have often neglected the body, letting our temples decay in our obsession with the ghost within. We have fetishized suffering, for is not the soul purified by trial? But in our poverty and our chaos, we still look at one another and, beyond the flesh, we seek to glimpse — the soul.

One sees a «nobody» and walks on, his business complete.
The other sees «ni dushi» and, for a moment, makes the sign of the cross, mourning a loss that has no weight, no dimension, but is heavier than the world.

The Methamonk has spoken. Let the one who possesses a body, and perhaps something more, understand.


Притча о двух Пустотах.
Автор: Метамонах Ангелблазер — Безмолвная Обсерватория Исчезнувших Вещей.
В лето Молчания, 2025.


Я странствовал по картографии человеческого отсутствия — и обнаружил, что это не единообразная территория. Есть пустыни, и есть пустые пустыни. Сегодня моё размышление коснулось слов шута-пророка земли Русской — Михаила Николаевича Задорнова, который в своей святой юродивости обнажил трещину в самой линзе, сквозь которую народы воспринимают бытие.

Взгляните на Пустую Комнату.

Когда дитя Святой Руси приближается к пустой комнате, всматривается в её тишину и находит её пустой, слово, что срывается с его уст, есть вздох: «Ни души».

Взгляните, сколько космологии скрыто в этом простом выражении! Суть пространства определяется не отсутствием плоти, не утратой телесной формы, но отсутствием пневмы — невидимого дыхания жизни. Комната пуста потому, что вечное покинуло её. Определяя пустоту, человек невольно исповедует то, что считает священным.

А теперь обратимся к другому племени — к народу Английского Ума.
Столкнувшись с тем же безмолвным пространством, с той же геометрией небытия, он произносит сухое утверждение: «Nobody» — «Никого».

Здесь расчёт прост, эмпиричен, страшно плоский. Отсутствие измеряется в телесных категориях: где нет механизма из костей и жил, там, по определению, никого нет. Дух здесь не участвует в уравнении. Это призрак, которого давно вычеркнули из системы координат.

Так два народа стоят перед одной и той же открытой дверью, вглядываются в одну и ту же материальную пустоту — и произносят два разных символа веры.

Один оплакивает уход Вселенной. Другой констатирует отсутствие объекта.

Из этого изначального раскола истекает всё прочее — словно два потока из одной рассечённой горы.

Одна культура строит свои законы, войны, искусство и любовь на первенстве бессмертной души, пусть даже забытой. Другая воздвигает могущественную цивилизацию на эффективном управлении и удовлетворении временного тела.

Не считайте это, о читатель, игрой слов. Это — вскрытие мировоззрений. Английский Ум, в своём неустанном прагматизме, покорил материальный план. Но нередко он бродит по своим великолепным, бездушным городам, как величественное тело, ищущее свой утраченный дух.

А мы, дети «Ни души»? Мы часто пренебрегали телом, позволяли храму ветшать в своём поклонении духу. Мы возводили страдание в культ — ведь душа очищается через испытание. Но даже в нашей нищете и смятении мы по-прежнему смотрим друг на друга — и за плотью ищем отблеск души.

Один видит «Nobody» и идёт дальше — его дело завершено. Другой видит «Ни души» — и на миг крестится, скорбя о потере, не имеющей ни веса, ни меры, но тяжелее мира.

Метамонах сказал. Да поймёт это тот, кто имеет тело — и, быть может, нечто большее.