Четыре пряника

- Яков Ильич женится! Яков Ильич женится! – пошла молва по селу. Засуетились, закудахтали сельские сплетницы об этой новости. Обидно только, что каждая из них не узнала это первой.

Яков Ильич мужик в селе заметный. Хороший хозяин. Земли у него много. Дом кирпичный, под железной, ярко-красной крышей. Два вола у него во дворе сено жуют. А двор, по-модному, штакетником огорожен. И ворота легкие, ажурные.

Работников не нанимал никогда. Все и везде только сам делал. Невысокий, коренастый, широкоплечий. С сильными мозолистыми руками. И жену себе выбрал под-стать, такую-же бойкую и работящую. Дела у них не только по хозяйству шли хорошо, но еще одну за другой четверых девочек родили. Таких же, как они сами шустрых и смышленых.

Но тут в селе такие дела пошли… Вернулся из армии в село некий Василий. В армии он в партию большевиков вступил. Так теперь начал в родном селе линию партии в жизнь проводить. Колхозы стал создавать. Первоначально каждый колхоз из пяти дворов состоял. «Пятидворки» называли. Пятеро крестьян с семьями хозяйства в одно объединяли, вроде и не страшно. Гурьбой и батька веселее бить, говаривал местный Щукарь.

Потом партия решила, что колхозы надо укрупнять, чтобы буржуазные пережитки частнособственнические из крестьян выбить. Появились «десятидворки», затем «двадцатидворки» и так далее. Скоро пришла пора «раскулачивания». Это у тех, кто в колхоз вступать не хотел, все имущество насильно отбирали и в колхоз передавали.

Яков Ильич наемного труда вроде не использовал в хозяйстве, потому в сельском совете записали его в «твердые середняки» и не трогали. Да беда пришла откуда не ждали. Болеть его жена стала. Тогда диагноз просто ставили – «животом мается». От живота и умерла, никакие травки, припарки не помогли. Взяла Якова за руку и тихо прошептала,

– Ты, Яша, только девочек наших сбереги…

Остался один с четырьмя девочками-подростками, Яков Ильич. Очень трудно ему. И хозяйство, и дом теперь на нем. Ровесники его, степенные мужики и бабы, советуют – надо, мол, тебе Яков, жену подыскать. Чтобы и хозяйка была в доме, и девочкам мамку заменила. А где ее взять жену?

Это вон парни молодые, неженатые с девушками милуются. На самой крайней улице, у двора вдовы Пелагеи, груда бревен лежала. Вот парни с девицами и унадились вечерницы там устраивать, под гармошку танцевать, а потом парочками по сельским улицам расходиться.

И вдруг новость по селу – Яков Ильич женится!

Нашел-таки Яков подходы к незамужней вдове Марфе, что жила в хатке-пятистенке прямо у извилистого ручейка, что через село весело струился. У Марфы тоже дочка одна была. Но все сельские бабы ее поступок оценили – пошла за вдовца с четырьмя детьми. Это же надо, вот какой Марфа оказалась. И зажили вместе. Яков, Марфа и пятеро девочек. И все было хорошо. И Марфа к падчерицам не совсем плохо относилась. Но девочки разницу в отношениях всегда чувствовали.

Регулярно Яков с Марфой ездили на базар. Мало было крестьянину хлеб вырастить, его еще и продать надо уметь. Едут на рынок рано. Еще темно на дворе, а Яков волов запрягает. Торговали, «деньги счетом принимали» и все необходимое для дома, для хозяйства покупали. Марфа, обычно, говорила:

- А давай, Яков, твоим девочкам гостинчиков вкусненьких купим?

- Ой, какая ты у меня заботливая, как девочек моих любишь, - радовался Яков.

И Марфа покупала четыре пряника. Самых сладких и красивых.

- Почему четыре? У нас же пятеро девочек! – разводил руками Яков Ильич.

- Ох, Яша, это только твоим девочкам, сиротинкам. Они же без мамки родной живут. Кто их пожалеет? Я, Яша, только и стараюсь для них. А моя, чай, обойдется и так.

Солнышко заходит. Тени от волов длинными стают. А волы шкандыбают, за копытом-копыто. Телега поскрипывает. У Якова овчинная высокая шапка на голове все норовит на глаза съехать. Он дремлет одним глазом. Каждый глаз по очереди спит, а другой за дорогой наблюдает. А Марфа оба глаза сразу прикрывает и клевать носом начинает. Просыпается и головой крутит, сон прогоняет. К дому подъезжают, во двор въезжают.

Яков начинает быков распрягать, а Марфа его за рукав в дом тянет.

- Вот тебе четыре пряника. Угости своих девочек. Им приятно будет, что папка родной им пряников сладких привез с базара.

Взял Яков Ильич пряники и дочкам своим роздал. А сам пошел на двор волам уставшим и запыленным в дороге корм задавать, водички свежей налить.

Марфа к дочерям Якова обращается,

- Так, девочки. Папка ваш моей Сонечке пряников не купил. Так вы уж пожалейте сиротинушку и по половинке своего пряника ей отломите.

И строго посматривает, чтобы по половине пряника дали Сонечке, не обидели, бедненькую. Уселись на лавке в рядок и пряники жуют. Каждой из дочек Якова по половине пряника досталось. А Сонечка Марфина четыре половинки за обе щеки уплетает, довольная.

Уже под осень, ранним студеным утром, подъехал на тарантасе к дому Якова Ильича бригадир колхозный, по прозвищу Артемка-безлошадный, и стал кнутовищем по штакетному забору стучать. Вышла Марфа,

- В чем дело, Артем Иванович?

- Тут дело такое, Марфа. Соньку твою мы на правлении в колхоз записали. Вон уже как выросла! Пойдет в полеводческую бригаду. Вот, с понедельника пусть и выходит.

Осерчала страшно Марфа. Это что такое за порядки! Ее рыбоньку Сонечку, дитя малое, да в полеводческую бригаду? Не бывать этому!

Прокралась темным вечером с четвертью самогона под мышкой к секретарю сельсовета. И тот, на свой страх и риск, выдал справку. Где указал, что так мол и так, предъявитель сего документа София такая-то, является сиротой, дочкой сгинувшего в пламени Гражданской войны героя, борца за счастье народа.

И скоренько, втихаря, свою Соню на поезд вместе со справкой Марфа посадила и в Москву отправила. Родственники у нее там были. Так, седьмая вода на киселе. Но приняли Соню приветливо. И на работу на кондитерскую фабрику устроили.

Все там Соне нравилось. И работа хорошая, и подружки дружелюбные. Вот, в комсомол ее приняли. Только по мамке скучать стала. Год-два проработала и запросилась в отпуск. В чемодан фанерный сладости уложила, билет на поезд купила. Едет в родные края. Пассажиров вот только в вагоне мало. Да и не разговорчивые все такие.

Вышла на своей станции – а там пустота. Ветер обрывки бумажек гонит. На лавочке красноармейцы сидят, винтовки между ног поставили и на Сонечку смотрят. Нашла мужичка с лошадью и упросила до родного села ее довезти.

В село въезжают – а там тихо-тихо. Собаки не лают. Нигде не видно ни собак, ни кошек. И даже вороны не каркают и воробьи не щебечут. Идет по улице, со своим фанерным чемоданом, и ни одного человека не встречает. К дому подходит. Дверь настежь открыта. Стала звать,

- Мама, мама! Это я Сонечка.

Никто не вышел. Видит, на лавке Яков Ильич, смертельно исхудавший, на нее смотрит.

- Где моя мама, где мама, - заплакала, зарыдала Сонечка от горького предчувствия.

Рассказал ей тихонечко ее отчим Яков Ильич, что в селе у них случилась голодовка. Зерно все из колхоза и от частников изъяли и вывезли. Есть стало нечего. И многие умерли. И Марфа скончалась вот на этой лавке. Похоронная команда ее потом забрала.

А как же девочки ваши? Рассказал Яков, что каким-то непонятным чутьем почувствовал он заранее, что тяжелые времена настают, что будет беда. Посадил перед собою девочек. Вот, говорит, надо вам уезжать. Надо обязательно. И отправил их далеко-далеко, в другую южную страну, за морями-за горами. С котомками через плечо. Там они сначала побирались, милостыню просили. А потом в богатые семьи устроились. Кто няней, кто кухаркой, кто просто домработницей. Выжили, наверное…

Как же так, плачет Софья, а мы и не знали в Москве ничего. Якову стала конфеты-пряники предлагать. А он не может уже есть ничего. Через пару дней умер.

Софья в Москву вернулась. И даже по комсомольской линии карьеру сделала. Замуж вышла и ребятишек нарожала.

Четыре Якова девочки, все Яковлевны, благополучно все пережили. Только замуж ни одна из них не вышла. Мужья им какие-то странные попадались. Как только познакомится - цветочки приносит. Или пряниками угощает. А как вместе жить станут – так пьянствовать начинает. Или еще хуже – колотить чем ни попадя, когда в нетрезвом состоянии.

Разъехались сестры по разным концам большой страны. Иногда письмо напишут друг-другу. Или посылочку пришлют, с нехитрым угощением. Два раза в год – на Первомай и на Октябрьские открытки друг-другу посылают. На одной стороне открытки нехитрое поздравление от руки написанное, а на другой пионер и пионерка в красных галстуках, под красным флагом, вместе с усатым рабочим честь портрету Ленина отдают.

Все письма и открыточки в специальных красивых шкатулочках хранили.