Ревизия

И тут на пороге появляется БабаХаля, витающая в хлорке и мифах о гей-клубах Москвы.
Балконные цветы сверкнули в её глазах, словно напоминание: “Я — космическая санитарка”.

— Лелька, — сказала Хлорка, — я слышала, ты тут главврач!
— Да, я почти второй после самого главврача, — гордо ответила Леля, натягивая спецхалат синего цвета.
— Отлично, — улыбнулась БабаХаля. — Мне нужна твоя помощь. У меня тут… внезапно инкуб забыл забрать документы.

Леля хмыкнула:

— Инкуб? Это вы про ночного гостя? Не проблема, я с ним разберусь.

БабаХаля оглядела клинику: кафель блестел, швабра готова к бою, Пися еще не успела проникнуть в подсобку, а Квася мирно фоткала цветы на окне.

— Слушай, Лель, — начала Хлорка, — нам нужно провести инспекцию.
— С удовольствием, — ответила Леля, — только предупреждаю: я могу сразу выдать диагноз по артефакту.

БабаХаля приподняла бровь:

— Деревянный? А ты что, его лечишь?
— Нет, — Леля гордо показала его, — это реликвия, свидетель моей прошлой славы. А ты что принесла? Инкуба, балкон или свои легенды?

Хлорка зловеще улыбнулась:

— Всё. Я пришла за ревизией. И пусть каждый шепелявый, трусиковый и фоткающий свои ноги поймет: главная санитарка на связи с космосом, а ты… просто швабра с амбициями.

Леля тяжело вздохнула, но в глазах загорелась огненная искра:

— Тогда начнём!

Леля и БабаХаля шли по коридору, будто маршировали две императрицы клиники.
Швабра Лели блестела как меч справедливости, а хлорка БабыХали пахла так, что даже кафель начинал нервничать.

— Сначала проверим палату №3, — сказала Леля, — там Квася устроила фотосессию натюрмортов с кофе.
— Отлично, — ответила Хлорка. — И пусть она знает: космос следит!

В палате Квася стояла с камерой, на пальце ноги висели трусы, а на столе — три тарелки с «утренней романтикой».
— Ах, Леля! — взволнованно закричала Квася, — вы пришли как врач!
— А я почти главврач, — парировала Леля.
— А я — легенда! — вмешалась Хлорка, крутясь .

Вдруг из подсобки показалась Пися.
Под столом она пыталась снять на телефон чужого молодого сотрудника, выдавая его за своего «запасного жениха».
— Леля! — прошептала она, — вы не видели мою камеру? Я тут проверяю компетентность пациентов.

Леля тяжело вздохнула:

— Пися… опять под столом?
— Это мой метод, — ответила Пися с серьёзным видом, — соцработник всегда должен знать, кто за что отвечает!

БабаХаля при этом кружилась по коридору, периодически подмигивая потолку и шепча:

— Инкуб, не забудь про инспекцию!

Квася, чувствуя, что внимание разрывается между Лелей, Хлоркой и Писей, начала фоткать всё подряд: швабру, хлорку, деревянный артефакт Лели — и даже кафель, который, по её мнению, мог бы стать «главным героем фотосессии».

Леля подняла швабру и, с достоинством ветерана свингерских и санитарных баталий, провозгласила:

— В клинике вы можете быть врачом, санитаркой, фотошпионом или космо-легендой.
— Главное, — перебила Хлорка, — чтобы артефакты прошлого оставались при нас!

Пися, наконец, вылезла из-под стола, Квася нервно поправляла трусы на пальце, а кафель в коридоре блестел так, словно говорил:

«Здесь происходят самые важные события вселенной»

И все четыре женщины, совершенно разные, но одинаково эпичные, медленно вышли из палаты — оставляя за собой шлейф хлорки, рассола, кофейного хрючево и фотографий.

Мораль:
Кто владеет шваброй, балконом и артефактами — тот управляет не только клиникой, но и вниманием всей планеты (или хотя бы соцсетей).